Librarium

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Librarium » Свободная зона Хокинса » В Лабиринте 24.09.84


В Лабиринте 24.09.84

Сообщений 1 страница 30 из 38

1

[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]

Код:
[icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon][nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status]
Код:
[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]

24.09.84

0

2

[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]
Он просыпается на рассвете из-за телефонного звонка. Над Хокинсом туман - не тот зловещий, как в начале сентября, сожравший Боба, а другой - легкая дымка над городом, скрадывающая очертания предметов, и в этом тумане солнце кажется блеклой бляшкой, какой-то ошибкой затесавшейся на небо.
В полусне Фрэнк слышит надрывающийся телефон - в первый момент ему не хочется вставать и плестись на кухню, где на стене висит аппарат, но затем к нему возвращается чувство ответственности: никто не звонит шерифу, пусть даже бывшему, на рассвете, чтобы пригласить на барбекю, так что Фрэнк выбирается из кровати и идет на трезвон.
На проводе тихо, когда Фрэнк берет трубку.
- Алло?
Тишина.
Тишина - а после всей этой чертовщины в начале сентября, после телефонной будки в лесу, после звонков Руте Фрэнк иначе относится к телефонным звонкам, особенно таким, когда неизвестно, кто звонит.
- Кто это? - спрашивает он, прислушиваясь.
Тишина - тишина, только далекий треск помех.
Фрэнк не из трусливого десятка - вовсе нет, но от этого звука у него волосы на руках поднимаются, а по позвоночнику продирает холодом.
Он уже готов повесить трубку - даже хочет это сделать, чувствуя босыми ногами прохладу деревянного пола, как вдруг сквозь треск помех пробивается нечто другое.
- Carino...
Тихо, совсем тихо.
Фрэнк замирает, а потом возвращает трубку к уху.
- Carino, estas en peligro...
- Кто это? - снова спрашивает он.
Но теперь в трубке только помехи - и Фрэнк слушает, слушает, слушает, но больше ничего.
И он вешает трубку, а затем берется за кастрюльку, в которой варит кофе.
Когда во входную дверь барабанят, он уже собран - одет, позавтракал и торчит на кухне, прокручивая в голове полученное короткое сообщение.
С того времени, когда он учил испанский, прошло больше двадцати лет - но он понял, не мог не понять.

- Фрэнк! Эй, Фрэнк!
Это Хелперт, а за ним Ходженс - оба взъерошенные, нервные.
Когда Фрэнк открывает, они смотрят на него как на спасителя.
- Фрэнк! Черт, боялся, вдруг ты умотал куда-то с утра пораньше, - Джим вытирает пот с широкого лба, сует большие пальцы за ремень. - Хорошо, что ты дома...
- Проходите, парни, что-то случилось? - Фрэнк сторонится, но ни Хелперт, ни Ходженс не пользуются приглашением.
Переглядываются, мнутся на крыльце в нерешительности. Джек стряхивает с плеча желтый лист - осень в этой части Штатов яркая, красочная, как палитра счастливого ребенка.
- У нас труп, шеф, - говорит Ходженс.
Фрэнк кивает - он ждал этого. Понял, что телефонный звонок предвещает смерть.
- Это на стоянке цирка, - продолжает Хелперт, и вот теперь Фрэнк дергается: слишком близко. - Я знаю, ты все еще не в игре, но блин, они сами сказали, что я имею право привлечь к расследованию любого человека, и я хочу привлечь тебя.
- Поехали, - он выходит на крыльцо.

Они возвращаются на пустырь в автомобиле Хелперта.
Полицейские, согнавшие циркачей в яркую стайку возле вагончика администрации, приветствуют Фрэнка, на некоторых лицах проявляется облегчение: они давно с ним работают и теперь его появление внушает им некоторую уверенность.
- Привет, шеф, - здоровается с ним вполголоса Клифф Бутчер, поглядывая на симпатичную девицу - ту, что вечером рассказывала Розите о побеге питона.    - Хорошо, что ты здесь... Нахрен Эвансвилль - тут у нас происходит какая-то фигня, и нам нужен наш шериф.
Джим Хелперт пыхтит за его спиной, но не спорит.
- Тело тут? - спрашивает Фрэнк, оглядываясь - фургона коронеровской службы еще не видно, потребуется время, чтобы добраться до Хокинса, значит, пока они сами по себе.
- Да, на месте, мы не трогали. Хочешь взглянуть? - предлагает Хелперт - может, он и исполняет обязанности шерифа, но присутствие Фрэнка и его подбадривает.
- Да, давай.
Джим кивает на вход в лабиринт.
- Его нашел администратор. Вон он сидит, его как раз опрашивает Кэти. Говорит, пошел что-то поменять - не то у них там лампочка перегорела, не то заело механизм, который вытаскивал привидение из-за угла, - и нашел тело...

Убитый - карлик. Майлз, вспоминает Фрэнк. Помощник Розиты, тот, кто велел ему не трогать стилеты.
Сейчас эти стилеты воткнуты в его тело - он буквально распят на сложной конструкции поверх чучела в тряпке, изображающего привидение. Натекшая под телом кровь уже впиталась в землю, привлекая еще не спящих мух.
- Надеюсь, его убил один из его же приятелей, - бормочет Джим. - Слушай, ты знаешь, я с этим не справлюсь. Фрэнк, черт возьми, я могу найти тачку, которую угнали перепившие подростки - но тут у нас дела посерьезнее... Я даже не знаю, с чего начать...
- С объявления о том, что они все под подозрением и не должны покидать город, пока ведется расследование, - озвучивает Фрэнк заученную формулировку на пути из лабиринта - и натыкается взглядом на Розиту.

0

3

Цирк просыпается  рано.
Цирк сонно открывает глаза.
Вяло переругиваясь, его обитатели выползают в туман, идут под навес, где у них что-то вроде умывальника. Потом, зябко ежась, к керосиновой плитке, за кипятком, и тут главное успеть, потому что последнему всегда не хватает до полной кружки ровно половины. Из тумана то и дело выныривают чьи-то лица, руки, и все это кажется каким-то продолжением сна, особенно когда Розита натыкается возле керосинки на сиамских близнецов, Дженни и Джудит, вернее, Европа и Азия – так написано на афише.
Сиамские близнецы-жонглеры Европа и Азия покажут вам чудеса ловкости.
- Не видела Майлза? – спрашивает Розита у Азии, с которой встречается карлик, та смотрит ревниво, ее вторая половина, Европа, смотрит равнодушно, у нее роман с клоуном.
Как уж сестры договариваются, Розита не знает, и не ее это дело, а вот для Майлза у нее пирог.
- Нет, не видела.
- Это потому, что ты не смотришь под ноги, детка, - остроумно, как ему кажется, шутит Фарид, подмигивает Розите – типа, зацени.
Ну да, ухохочешься.
Энтони тоже не считает шутку смешной, но Энтони по утрам вообще мрачен и лучше ему на глаза не попадаться. Он проходит к кастрюле с кипятком без очереди, высыпает себе в чашу сразу два пакетика растворимого кофе с сахаром и сливками.
- Считай, вчера себе в убыток работали, - зло говорит он. – С этим комендантским часом мы кассы не сделаем. Так что отрабатываем уик-энд и сваливаем.
Никто не спорит, и Розита не спорит, прикидывает в уме.
Сегодня среда.
В воскресенье вечером, после последнего представления, они свернут шатры, погрузят свое добро в грузовик и двинутся к следующему городу.
Не так уж много времени, но не так уж и мало, они редко где задерживаются дольше десяти дней, не настолько у них богатый репертуар, чтобы народ валил на представление снова и снова.
Раньше ее это мало волновало, вся ее жизнь – это бесконечная дорога. Но Хокинс, неожиданно, стал не просто точкой на карте...
- Ладно, пойду поменяю лампу в лабиринте... дерьмовые лампы, дерьмовый лабиринт, дерьмовое утро...

У Энтони каждое утро дерьмовое, без исключений, но на этот раз он не ошибается. Можно даже сказать, что это утро – самое дерьмовое из всех.
Это убеждение читается на лицах циркачей, да и на лицах полицейских тоже – когда они возвращаются из лабиринта.
Азия рыдает на плече у русалки, клоун обнимает Европу, Фарид выглядит потерянным и испуганным и все косятся на нее. Розита тоже заглянула в лабиринт и понимает, почему все на нее косятся, и ей хочется крикнуть: «Эй, вы, что уставились? Это не я, я его не убивала».
Потому что это правда.
Она его не убивала – Майлза не убивала. Но кто-то другой убил. Использовал как мишень для метания стилетов, прибил его руки и ноги, и голову, с какой-то математической точностью, с какой-то дьявольской симметрией.
Стилетов из ее реквизита – она с ними не работала, они лежали просто для эффекта – много острого, опасного оружия на сцене. Но кто-то другой поработал. Умело – она это понимает. Умело и жестоко, и эта жестокость поражает больше всего, потому что это же Майлз, карлик Майлз, изображающий из себя лепрекона и эльфа Санты – смотря какое время года на дворе. Кто мог сделать такое?
Судя по взглядам, этот вопрос все себе задают. Судя по взглядам – у них уже есть ответ.

Розита кутается в безразмерный свитер с вытянутыми рукавами, кофе в горло не лезет, не после всего случившегося. Равнодушно смотрит на полицейскую тачку, которая подъезжает к пустырю – копов все больше.
Колючка копов не любит, как правило, это взаимно, особенно, в таких вот маленьких городках. Но вот что неожиданно – так это тот факт, что с копами Фрэнк.
Не в форме, без значка, но ведет он себя как коп и смотрит как коп, и копы обращаются к нему как к своему.
Если что-то ходит как утка и крякает как утка – значит это утка, вспоминает Розита бабушкину присказку. Вспоминает и смотрит на Фрэнка зло и с обидой. Она же спрашивала. Мог бы сказать честно, а не сочинять эти сказочки про то, что хочет быть мэром.
Энтони – по нему видно – мысленно подсчитывает убытки.
- Но я смогу давать представления? – с надеждой спрашивает он. – Смогу открыть лабиринт, когда вы все оттуда уберете?
Розита чувствует, что ее сейчас стошнит. Не от воспоминания о Майлзе, распятом в лабиринте, а от того, что Энтони и на его смерти хочет срубить бабки. Лабиринт Ужаса и Смерти, в котором произошло убийство, торопитесь, дамы и господа!
[nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status][icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon]

0

4

[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]
Хелперт тяжело вздыхает, собирается с мыслями - он хороший коп, для маленького городка вроде Хокинса в самом деле хороший, и Фрэнк в общем-то знает, что он сработает как следует, они все сработают как следует до приезда коронеров.
Кэти опрашивает администратора, обнаружившего тело, остальные циркачи держатся настороженно - ну да, бродячие артисты не любят полицию, полиция платит взаимностью, этот тот самый стереотип, который в самом деле работает.
И судя по злым взглядам Розиты, работает даже лучше, чем Фрэнк ожидал.
Джим делает свое объявление - о том, что цирк никуда не уезжает, и администратор тут же отвлекается от Кэти, которая торопливо дописывает в блокноте, перелистывая странички.
Хелперт сурово сдвигает брови:
- Я прослежу, чтобы место преступления никто не тронул.
И торопливо сбегает в лабиринт.
Джек Ходженс заводит глаза к небу, откашливается:
- Нет, мистер... ээээ...
- Энтони. Великий Магистр, - с непередаваемым апломбом говорит администратор.
Его труппа меряет полицейских мрачными взглядами - мрачнее всего выглядит Розита.
Колючка. Точно, Колючка.
- Так вот, мистер Великий Магистр, - Джек даже бровью не ведет, - вы не можете открыть Лабиринт. Это место преступления, мы ждем прибытия коронерской службы округа, но когда они закончат - будет расследование. До особых распоряжений ваш цирк закрыт...
Энтони Великий Магистр всплескивает руками, стонет - почти ненаигранно:
- Я разорюсь! Разорюсь! Вы поймите, это передвижной цирк - когда мы стоим на месте, мы должны давать представления, иначе цирк не выживет! Нам нужно зарабатывать деньги - нужно кормить животных, нужно обновлять костюмы, нужно кормить артистов!.. Вы нарушаете наши права, запрещая давать представления! Прямо сейчас мы на федеральной земле и здесь действует Конституция!..
Клифф невозмутимо продолжает разматывать желтую запретительную ленту. Кэти Бигли с тоской смотрит на дорогу - она глубоко беременна, поверх формы на ней  свободный палатин, наверняка накинутый второпях, когда Джим дернул ее из дома, и неспособный никого обмануть. Вообще-то она уже давно должна быть в отпуске - но из-за отстранения Фрэнка ей пришлось вернуться, иначе в Хокинсе совсем не хватало рук, а патрулирование после комендантского часа по прежнему продолжается.
Она переступает с ноги на ногу, потом вполголоса о чем-то спрашивает у девушки в куцем халате, та кивает и они обе куда-то уходят.
Администратор продолжает горячиться, Джек слушает его с застывшим лицом, преграждая дорогу в Лабиринт - Энтони делает к нем шаг и Джек предупреждающе вытягивает руку, не касаясь, впрочем, приближающегося человека.
- Стойте, сэр. Не входите. Проход закрыт.
Он еще не трогает кобуру - но, как и все копы, вооружен. Может, ему не приходилось еще целиться в человека, но Фрэнк не хочет знать, как далеко они оба - и Джек, и этот Энтони-Магистр - способны зайти.
Фрэнк подваливает к ним, встает перед администратором:
- Можно с вами поговорить, Энтони?
Тот - уже красный - гневно смотрит на Фрэнка, а потом в его глазах мелькает узнавание:
- Эй, а я тебя знаю, приятель, ведь так? - Он хмурится, а потом хлопает себя ладонью о лбу. - Точно! Это же ты - тот мужик со вчерашнего представления! Тот, кто участвовал в номере Колючки - проверял ножи и прочую херню, да?
- Точно, - подтверждает Фрэнк, и Энтони несколько утихает.
- А ты что здесь делаешь? Если ты коп, то почему не в форме?
- Давайте поговорим вон там? - Фрэнк кивает на вагончик администратора.
- Я уже все рассказал той беременной красотке, - упрямится Энтонин, но Фрэнк хлопает его по плечу и мягко увлекает к вагончику.
- Я хочу поговорить о другом. Объясню вам насчет представлений в ближайшее время, хорошо? Считайте меня приглашенным консультантом - на данный момент я в отставке, но полиция имеет право привлечь к расследованию кого угодно на свое усмотрение. Джек, - поворачивается он к Ходженсу, - когда Кэти вернется, пусть присоединится ко мне. И, пожалуйста, - это уже ко всей труппе, - дамы и господа, после мистера Энтони Магистра мы с офицером Бигли хотели бы побеседовать с каждым из вас. Нет необходимости ехать в участок, правда? Будьте добры, не расходитесь. Это не займет много времени. Спасибо.
Энтони бредет к вагончику, продолжая сокрушаться об упущенной прибыли - Фрэнк идет за ним.

Администратор долго и подробно рассказывает о том, как обнаружил труп карлика, хотя Фрэнк не спрашивал - но потом все-таки отвечает на вопросы: о том, как обычно проходит день в цирке и о том, чем окончились вчерашние поиски питона. Вернувшаяся Кэти бочком протискивается в захламленный вагон, устраивается на диванчике, снова раскрывает свой блокнот - она окончила курсы стенографии, так что незаменима при допросах, когда нужно записать большое количество деталей.
За Энтони в вагончик приходит Фарид - как раз хозяин беглого питона.
Фрэнк задает ему те же вопросы - он знает, что на улице Джек не даст уже опрошенным поболтать с теми, кому разговор - Фрэнк намеренно не использует слово допрос - только предстоит.
Фарид тоже подтверждает, что стилеты из реквизита Розиты.
То же самое говорят и девушки-жонглеры, глядя на Фрэнка со смесью страха и предвкушения.
Одна из них с трудом сдерживает слезы, вторая гладит сестру по руке - Фрэнк настораживается, продолжает задавать вопросы, выясняет, что убитый встречался с плачущей Дженни.
За ними приходит очередь Розиты.
Кэти, уже некоторое время ерзающая на диване, просит прерваться на пару минут. Фрэнк пользуется этой возможностью, и когда за Бигли закрывается дверь, начинает с другого:
- Я не думаю, что это сделала ты. И если ты не захочешь разговаривать именно со мной, Кэти - офицер Бигли - сама тебя опросит. Можем поговорить о другом. Как ты?

0

5

Значит, никаких представлений. Это, конечно, херово – у них у всех контракты на определенное количество представлений в месяц, и Энтони трупом ляжет, но не заплатит им за простой. Розита прикидывает – у нее, конечно, есть запас, она деньгами не разбрасывается, но если они в этом Хокинсе застрянут, надолго ли этого запаса хватит? О том, что это дает им лишние – сколько? – три, четыре дня, Розита старается не думать. Обиделась. Нет, серьезно, обиделась на Фрэнка и смотрит на него сердито, когда он вызывает ее на разговор, хотя всем понятно, что это допрос, пусть пока и не в участке, но вполне себе допрос.
Ладно, может он ее вчера в первый раз увидел. Может у него нет привычки болтать по душам с незнакомыми девицами сомнительного толка. Но ей-то показалось что у них что-то было. Между ними что-то было. Тот короткий поцелуй, его приглашение провести день вместе, ее предложение показать ему кое-что – не в смысле татуировки, хотя ладно, и ее тоже. Поэтому да, она зла. И ждет, что он сейчас прикинется, будто они не знакомы, будто он ее в первый раз видит. Начнет задавать свои коповские вопросы – как ваше имя, где вы были ночью, кто может это подтвердить.
Но Фрэнк ее удивляет.
Снова.
Предлагает поговорить о другом, спрашивает, как она. Колючка смотрит на него насторожено, недоверчиво, но злости во взгляде чуть убавляется. И хотя это глупо, и вот сейчас вообще некстати, она рада его видеть. Вроде недавно виделись, несколько часов назад, а она все равно рада.

- Не знаю. Наверное, нормально. В голове все это не укладывается, - Розита зябко передергивает плечами, садится на край дивана, натягивает растянутый свитер на колени. – Он вчера ушел в Лабиринт. Майлз ушел. Искать там эту чертову тварь, питона. Я... я ему даже пирог отдать не успела.
Розита старательно смотрит куда-то поверх плеча Фрэнка, чтобы не расклеиться. Майлз нормально к ней относился, вот что. Хорошо ей помогал на сцене. Всегда чувствовал, когда ей пауза нужна и отвлекал зрителей всякими своими фокусами – маленький, забавный карлик, над которым Фарид любил зло пошутить. И что, теперь им думать друг на друга? Ей на Фарида, Фарид, наверняка, на нее думает. Ее же стилеты.
- Это не мог быть посторонний, вот что страшно, ковбой. Это кто-то из нас. Стилеты лежали в сундуке, среди прочего реквизита, нужно было знать, где взять. Нужно было знать, где что в Лабиринте, чужой бы там заблудился ночью, в темноте. Чужого бы вчера заметили, ты же помнишь, какая тут суета была.
Но кроме этого есть еще что-то, что Розита заметила, заглянув в Лабиринт. Майлза не просто убили... Его... да как же это сказать? Высокохудожественно убили, что ли?
- Я, может, сейчас бред несу, может у меня с головой не в порядке. Но ты же видел, да? Майлз, это все... Как будто кто-то картину рисовал, только не красками и кистью а... а вот так.
Ей не снились плохие сны. Она ничего не видела в хрустальном шаре, карты тоже молчали. Не было никаких дурных примет, на которые, случалось, была щедра дорога и которые потом работали – потому что у Розиты они работают. Потому что Розита умеет видеть и слышать. Только вот в этом случае она ничего не видела и не слышала. И это тоже странно, уж плохое, предвестие плохого, она научилась раньше всего замечать.
- Ладно, скажи лучше, что дальше будет. Нас всех арестуют? Или как?

На самом деле, ей хочется спросить о другом – в силе ли их планы, но не спрашивает. Еще чего. Да и ему, наверное, радости теперь никакой ходить по городу с девчонкой, которую чуть ли не убийцей в глаза называют. Стилеты-то ее. И все знают, что она умеет с ними обращаться.
Кэти возвращается, открывает блокнот – боже, ей с таким-то пузом дома бы сидеть...
- Мальчик, да? – кивает Розита на торчащий вперед живот.
Кэти краснеет, неожиданно густо, напускает на себя строгий вид.
- Как ваше имя?
- Розита Сурес.
- Полный возраст?
- Двадцать два года.
Вот это теперь правда похоже на допрос.
- Расскажите о том, что вы делали вчера вечером.
- Ушла после того, как закончилось представление, нашла кафе, заказала крылья и колу, потом вернулась сюда, на стоянку. Тут искали питона. Я сразу ушла к себе в вагончик и больше не выходила до утра.
- Что за кафе? – деловито спрашивает Кэти, делая пометки.
- Там работает Поуп, высоченный такой дядька.
- Ага...
Кэти вопросительно смотрит на Фрэнка – какие еще вопросы следует задать мисс Суарес?
Розита старательно не смотрит на Фрэнка. Незачем его во все это втягивать. Его только русалка с ней и видела, но вряд ли узнала – темно было. Так что если он захочет сохранить в секрете тот факт, что ее провожал – бога ради. Но прятаться за его спину она не будет, нет уж.
[nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status][icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon]

0

6

[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]
- Нет, конечно, нет, никого не арестуют, - это первый вопрос, который задают люди в подобных ситуациях, так что Фрэнк отвечает быстро, без раздумья. - Полиция найдет убийцу, остальные смогут уехать. До тех пор всем работникам цирка придется оставаться в Хокинсе. Отъезд светит административным штрафом и арестом на пару недель, имей это в виду.
Ее слова о том, что это сделал один из них, очень похожи на правду - и, теми или другими словами, об этом же говорят все, с кем Фрэнк уже успел поговорить.
Это замкнутый мирок, но вряд ли кто-то мог бы незамеченным пройти через всю стоянку, чтобы спрятаться в Лабиринте.
И вот это - то, как выглядит тело.
Так, как будто Майлза в самом деле оставили напоказ - для тех, кто на него наткнется.
Нарисованная картина, в самом деле.
Как будто им тут мало и без этого - без какого-то психа, который может так поступить с коллегой и оставить его труп как на выставке.
С возвращением Кэти разговор разворачивается в другое русло, Фрэнк тут не особенно нужен - Бигли спрашивает по стандартной схеме, фиксируя ответы, так что он думает о том, что Розита сказала о картине, не может больше ни о чем другом думать.
Стоит возле окошка, смотрит на улицу, раздвинув жалюзи - на яркую толпу циркачей, которые, будто потеряв направляющий вектор, растерянно топчутся между фургончиками.
Разговор затихает - Фрэнк оборачивается, ловит вопросительный взгляд Кэти. Ну да, он отвлекся - думал о том, что все это значит для них с Розитой. Несколько лишних дней, но если она будет одной из подозреваемых, едва ли они смогут повторить даже вчерашнюю прогулку, не говоря уж о чем-то большем.
- Ты видела Майлза вчера после возвращения? - спрашивает он.
Розита ютится на краю дивана, обдергивая края вытянутого свитера - опять кажется еще моложе своих двадцати двух. Кэти, которая на десять лет ее старше, бросает на нее почти материнские взгляды: передав инициативу допроса Фрэнку, она больше не изображает строгого копа, даже ее поза меняется.
- Хотите воды, мисс Суарес? - сочувствует Кэти - те, с кем они говорили до Розиты, называли убитого ее другом.
Фрэнк не удивлен - офицер Бигли добрая душа, а Розита выглядит по-настоящему расстроенной.
- Не знаешь, кто-либо еще был в Лабиринте? И кстати, - ну, ему все равно нужно об этом спросить, - где находится этот сундук с реквизитом? Я понял насчет того, что кто угодно мог взять стилеты, но где находился сам сундук?
Кэти торопливо строчит в блокноте, потом поднимает голову:
- Я думала, то, что используют в таких номерах, как номер мисс Суарес, не затачивают, - она кивает на плакат с Розитой в сценическом образе, приклеенный скотчем на стене вагончика. - Я имею в виду, это и так достаточно опасно, но если заточить как следует...
Она смотрит на Розиту во все глаза, от строгого вида не осталось и воспоминания.
- Как вы не режетесь? Я слышала, что сначала нужно проглотить ножны...
Фрэнк прячет улыбку - не очень-то это корректно по отношению к убитому - и кашляет.
Кэти снова краснеет, без необходимости шелестит блокнотом.

0

7

Полиция найдет убийцу – ну ладно, Колючка свои сомнения оставляет при себе. Не хочет его обижать, а то получится что-то вроде того, как он ее на сцене спросил про ножны. Про ножны спрашивает ее и беременная офицер Бигли, ладно уж, на нее-то грех огрызаться.
- Нет, никто ножны не глотает, офицер, - вежливо отвечает она. – Все взаправду. И все оружие заточено.
Фрэнк имел возможность в этом вчера убедиться.
- Майлз следи... следил за реквизитом, убирал после выступления, все такое... но затачиваю лезвия я сама. И после вчерашнего выступления я его не видела, только слышала от других, что он ушел в Лабиринт искать змею. Он Лабиринт хорошо знал. Ну, понимаете, карлик... он маленький. Везде мог пролезть. Говорил, что у него там есть тайная комната, логово.
Логово, где он прячет виски от Энтони, так Майлз говорил, врал, должно быть, в отличие от прочих он не пил вообще, завзятый трезвенник был. Говорил, что с их жизнью только начни, уже не остановишься
- Так что нет, не вдела и не знаю, может там уже кто-то был, может следом пошел, это было легко – темно, все суетятся, этого чертового питона ищут. Я сразу спать легла. Убедилась, что змея не у меня в вагончике спряталась, и легла спать.
Ага. И засыпала, думая о Фрэнке. Кто ж знал, что они встретятся по такому вот поводу. Грустно это, вот что. И несправедливо. Он ей понравился, по-настоящему понравился.

- Сундук со стилетами в цирковом шатре стоит, могу показать. Есть еще один сундук – у меня в фургоне, со шпагами.  Там шпаги старинные, настоящие, дорого стоят. Поэтому я их никому не даю трогать. Ну и знаете, люди разные бывают...
Объяснение получается туманным, но отец так ее учил. То, с чем работаешь – держи при себе и никому не позволяй к этому прикасаться. В клинке душа живет. Сумеешь с ней договориться – и ничего с тобой не случиться. Не сумеешь – тебе же хуже. Сталь ошибок не прощает.
- Посмотришь, Фрэнк? – просит Кэти. – А я пока остальных опрошу. 
Ясно, что ей уже тяжело ходить туда-обратно.
- Это мальчик, я вам точно говорю, - кивает ей Колючка и Кэти мечтательно улыбается.
Все хотят мальчиков – думает Розита. Ее отец тоже хотел мальчика – мальчика можно научить. Она тоже научилась, но ей всегда казалось, что отец будто чуточку в ней разочарован. Как будто и ждет от нее большего и понимает, что она на это большее не способна.

- Сундук со стилетами запирается, конечно – говорит она Фрэнку. – Но там такой замок... просто замок.
Просто замок. А тут просто цирк, и даже их невинная русалочка запросто вскроет замок с помощью шпильки для волос. Копов тут не просто так не любят, за каждым, если потрясти, что-нибудь противозаконное да найдется. Фарид, например, сейчас точно не о Майлзе думает, а о том, куда перепрятать свои примасы травки на случай, если копы тут обыск устроят.
Они заходят в цирковой шатер, с черного хода, проходят мимо клетки с обезьянами. Они верещат, требуют еды. Воняют ужасно – это подопечные клоуна, и не сказать, что он хорошо о них заботится.
- Слушай, мне просто интересно. Почему ты так уверен что это не я Майлза убила? Только потому что я ему пирог несла? Или потому что я не большой и сильный бугай с перебитым носом?
Она задирается, конечно, не может не задираться, хотя благодарна Фрэнку за эту уверенность. Но все же – почему? Он же коп, или типа того, гражданский консультант, а копам положено всех подозревать.
А еще, кроме обезьян, тут никого нет, пусто и тихо, и, может ей хочется, чтобы они подольше тут побыли и не возвращались, потому что вряд ли он повторит свое приглашение. Она-то скоро уедет, понятно, а ему тут еще жить – в этом Хокинсе. А в маленьких городках у людей память долгая.
[icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon][nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status]

0

8

[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]Может, нужно сказать, что он считает ее неспособной на убийство - но дело не в этом, и Фрэнк выбирает правду: речь все же идет об убийстве.
- Да, именно потому что ты не большой и сильный бугай с перебитым носом, - спокойно подтверждает Фрэнк - это что, в его огород камень? Колючка ершится, обижена? Наверняка, но смотрит уже не так сердито - отходчивая.
Такое не говорят своим потенциальным подружкам, пусть даже временным, но с темпераментными женщинами опыт у него есть, а она, вроде именно из таких. Просто маленькая.
Эта мысль возвращает его к убитому карлику.
- У вашего Майлза была эта болезнь, да? У него нормально развиты плечи, тело до пояса - он весил не меньше тебя, если не больше, и, судя по состоянию тела, не был слабым или болененным. Спецы установят, мог ли он сопротивляться убийце, но даже поместить его на эту конструкцию ты бы вряд ли смогла, Колючка, плюс учти. с какой силой нужно ударить, чтобы пригвоздить кость к доскам. Чем бы не били - требовалось по одному хорошему удару на конечность, иначе кто-то обратил бы внимание на шум. Конечно, у тебя мог быть сообщник - или ты могла быть чьей-то сообщницей, но пока все, с кем я разговаривал до тебя, говорили, что ты появилась в цирке совсем недавно и ни с кем так и не сошлась покороче - разве что с Майлзом, а его я по понятным причинам в расчет не беру. Но даже если допустить, что ты вместе с кем-то еще задумала избавиться от Майлза, то у тебя был шанс устроить себе безупречное алиби - но ты им не воспользовалась, а значит, либо у тебя не было сообщника и ты просто не могла так расположить тело, либо по каким-то причинам хотела принять личное участие в убийстве. О втором "либо" я еще думаю - но убедительным оно мне не кажется. В любом случае, нужен мотив - а еще ты сама сказала, труп выставлен на показ, именно выставлен, а не брошен, когда убийца закончил. Я бы сказал, хладнокровно выставлен. Убийство не в состоянии аффекта. Чем он мог тебе так насолить?
Они приходят к сундуку - это и правда сундук.
Под вопли растревоженных обезьян, будто чувствующих общее настроение, Фрэнк оглядывает сундук, не трогая его руками. Нужно будет прислать сюда Бутчера с набором для сбора улик, думает отрешенно.
- Ты не выглядела вчера имеющей план хладнокровного убийства, да еще с такой жестокостью. Я знаю, это не аргумент для суда, но мы - копы в маленьких городках - все немного психологи, иначе никак - слишком долго ждать настоящих мозгоправов из Эвансвилля, вот и набиваем руку за пару лет. При расследовании убийства в первую очередь нужен мотив: найдешь мотив - найдешь убийцу, правило работает не только в сериале про детектива Магнума. Если у тебя есть мотив - ты попадешь в число подозреваемых. Если нет - то нет. У тебя есть мотив?

0

9

- Мне уже и самой интересно, есть ли у меня мотив, - признается Розита.
Зря она это – про бугая со сломанным носом. Понятно, что разозлилась, но если уж так – то он, скорее, недоговорил, чем соврал, а недоговаривать и врать это очень разные вещи, Розита по себе знает. Очень разные. Хотя и все равно неприятные.
- Если что, мне нравится твой нос, - очень дипломатично, как она считает, говорит Колючка. - И я не считаю тебя здоровым бугаем, разве что в хорошем смысле. Мотив, значит… нет, ничего такого придумать не могу. Мы хорошо работали вместе, Майлз даже говорил, что хотел бы со мной и дальше ездить, как ассистент. И это его подружке не нравилось, Азии. Которая Джудит. Которая левая половинка Дженни. Ну, сиамские близнецы, ты видел?
Розита смотрит на сундук, который выглядит как обычно, и думает о том, что нужно бы спрятать свой второй сундук, с самым дорогим, что осталось от отца – с его шпагами. Бог его знает, почему, просто есть такая мысль, а Колючка своим мыслям доверяет, иногда через мысли с нами говорят духи.
- В общем, разве что я влюблена в левую половинку и все такое, но честное слово, не влюблена. И в Майлза тоже, хотя он был хороший. Классный он был. Умный, сильный – все как ты сказал, да. Из-за этой болезни ему в цирке было лучше, чем с обычными людьми. Нам всем в цирке лучше, чем с обычными людьми,  если так разобраться. Это нас и держит…
Обезьяны орут, Розита фыркает, берет из корзины рядом переспевший банан, сует им через прутья клетки. Банни Беккер – клоун – не самый лучший хозяин, не самый заботливый, но это не ее дело.

- Ладно, ты мне вот что скажи, ковбой. У вас в городе есть камеры хранения, или еще что такое? Раз уж выступлений не будет, я бы куда-нибудь в надежное место спрятала шпаги отца. Что-то мне за них неспокойно. Они особенные, понимаешь? Не просто реквизит. Не просто старинное оружие… в общем, мне важно, чтобы с ними ничего не случилось, понимаешь? Чтобы никто чужой к ним не прикоснулся.
Фрэнк сейчас такой серьезный, такой отрешенный, что Розита против воли снова начинает злиться, что совсем уж глупо. Ей хочется подергать  его за рукав – эй, вот же я! Ты вчера поцеловал меня, помнишь? И я, как бы, приняла все это как само собой разумеющееся. Я тебе даже татушку показала!
- Словом, если в городе есть что-то такое, я бы туда все отнесла, пока убийцу не поймают и нас не отпустят на все четыре стороны. А потом, наверное, съела бы порцию крылышек с картошкой, и пирог, и коктейль молочный,- задиристо перечисляет она, поглядывая на Фрэнка из-под челки.
Хороший у нее вид сейчас – длинный свитер, полосатые ирландские чулки и тяжелые ботинки, красотка, нечего сказать.
- Так что не удивляйся, когда этот Поуп выставит тебе за меня счет до Луны!
Сейчас Колючке кажется, что она себе все нафантазировала, что этот короткий поцелуй на крыльце,  он про что-то другое был. Не как приглашение к свиданию. Ничего такого, конечно, справится она и с этим разочарованием, но Розита все равно смотрит на Фрэнка, и за внешней бравадой есть другое… но что другое – она ему, конечно, не покажет. Еще чего. Все равно все это так, не по-настоящему, ровно до того дня, как ей придется уехать.
Дороги не ждут, друзья, дороги не ждут.
[icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon][nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status]

0

10

[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]
Он все про свой нос знает, чувствует себя по этому поводу нормально, так что ее слова, что ей, вроде как, нравится его нос, кажутся ему чертовски смешными - теперь она как будто не хочет, чтобы он обижался.
Фрэнк и не думает обижаться, но ему нравится ее настрой - это как будто продолжение вчерашнего с того места, на котором они остановились.
- Да, спасибо. Мне тоже нравится мой нос.
Она кажется ему очень искренней - из тех, кто говорит то, что думает, а не плетет узоры ради обмана. Возможно, это ошибочное мнение - но на что еще ему полагаться, пока он знает ее меньше суток, если не на свою интуицию?
И интуиция твердит, что с ней не так все просто. Не в том смысле, что она ему лжет насчет Майлза, а, скорее, что с ней в принципе что-то не так - из-за того, как она говорит о его болезни.
О том, что ему в цирке было лучше, чем с нормальными людьми - и что это верно для всех артистов.
Нам всем в цирке лучше, говорит она - нам.
Но пока Фрэнк не давит, хотя делает мысленную пометку: да, пока все опрошенные утверждают, что чужак добраться до стилетов и Майлза не мог, но кто знает, кому из нормальных людей мертвый карлик мог насолить так, чтобы попытаться спрятаться в цирке.
Самая крупная обезьяна первой успевает к подачке, выхватывает банан, злобно скалится - ее товарки продолжают вопить, визжать и верещать на разные голоса.
- Нет, никаких камер хранения. Есть что-то вроде у местного нотариуса, но ты разоришься держать там имущество, даже если расследование не затянется... Как насчет дома шерифа? Это надежное место. Там твои шпаги будут в сохранности.
Он не упоминает, что предлагает ей свой дом в качестве камеры хранения - не рассказывает, что до недавнего времени и был шерифом, да и до сих пор себя так чувствует.
- Пошли. Здесь закончат без нас. Пока ты не арестована как подозреваемая, можешь ходить куда хочешь в пределах юрисдикции местных копов. Например, к Поупу. Если возьмешь свои особенные шпаги, сможешь сразу решить обе проблемы. Идет? Или у вас все равно будет репетиция и мне прийти за тобой вечером?

0

11

Идея оставить шпаги отца в доме какого-то шерифа Розите не слишком нравится, ее бы воля – она от копов держалась подальше. Но подальше уже не получается, к тому же не хочется обижать Фрэнка отказом, еще решит, что она ему не доверяет. Колючка спрашивает себя – какие у нее вообще есть основания ему доверять, и признает, что никаких, кроме, разве что, своего желания ему доверять.
И он не считает ее убийцей.
И он по-прежнему не против пойти с ней – к Поупу, к шерифу этому, может даже к Ратуше, про которую он вчера рассказывал. Розита это ценит. Ценит, когда слова с поступками не расходятся. Так что да, она ему доверяет.

- Никаких репетиций, - хмыкает она. – Энтони сейчас запрется в своем вагончике и начнет накидываться, да и остальные тоже будут рады день побездельничать. Ладно, тогда подожди меня, я быстро.
Туман рассеялся, клубится еще кое-где за деревьями, солнце светит ярче, обещая погожий осенний денек. Погожий осенний денек, но Майлз его уже не увидит, кто-то вычеркнул его, зачеркнул... Розита трясет головой, отгоняя от себя эту картину – карлика, распятого на ножах.
Копы деловито огораживают желтой лентой Лабиринт, циркачи стоят кучкой, не торопятся расходиться, при виде Розиты замолкают, смотрят насторожено, и Колючке очень хочется показать им средний палец, но это уже будет форменное ребячество.
В фургончике засилье красных оттенков, от темно-бордового, до светло-розового с вкраплением аметистового и изумрудно-зеленого. Везде кисти, фигурки божков, свечи – и плакат от прежней владелицы: Мадам Этуаль предскажет ваше будущее! Прежняя мадам Этуаль сбежала с каким-то фермером и теперь предсказывает будущее на ферме в глуши, а вот фургончик, реквизит и гордое имя передаются по наследству...

Три шпаги отца и три кинжала, два с черной ручкой, один с белой, лежат на своем месте, в сундуке, задвинутом под кровать и нет никаких следов того, что кто-то пытался взломать замок или вообще прикасался к сундуку. Розита за этим следит, оставляя под крышкой, под дужкой замка и рядом с сундуком мелкие, незаметные предметы. Монетку, пуговицу, сухую соломинку. Она и сейчас так поступает, вытаскивает содержимое сундука, а его аккуратно ставит обратно. Сдергивает одну из бархатных портьер, заворачивает клинки в ткань и прячет на дно спортивной сумки. Потом торопливо одевается, но в последний момент снимает джинсы и переодевается в платье – чтобы выглядеть не совсем уж школьницей рядом с Фрэнком Может, помогла бы прическа и помада, но это уже слишком сложно для Колючки, к тому же непонятно, у них свидание или что-то другое.
Когда она появляется на крыльце, Фарид цепляет ее взглядом, хмыкает – то ли одобрительно, то ли насмешливо.
- Собралась прогуляться?
- Ага.
- Ну смотри...
Куда, блядь, смотреть – хочет огрызнуться Колючка. На него, что ли? Или у Энтони позволения спросить? Да пошли они все...
- Вечером приходи, - бросает ей в спину Фарид. – По Майлзу бдение будет... ну, если тебе не похер, конечно.
Вот мудак...
- Приду, - мрачно обещает Мэй.
Она бы иначе ответила, но ее ждет Фрэнк.

- Давай сначала занесем сумку к этому твоему шерифу, - предлагает она Фрэнку. – Он вообще как, нормальный? С ним проблем не будет?
Не хотелось бы, потому что у нее и так, похоже, проблемы. Если судить по недоброжелательным взглядам циркачей – серьезные проблемы.
[nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status][icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon]

0

12

[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]
Пока она собирается, Фрэнк удостоверяется, что Хелперт все же собрался и покинул Лабиринт, чтобы принять дальнейшее командование. По лицу Джима видно, что он от этого не в восторге, но таков долг шерифа - разгребать случающееся дерьмо. Хокинс тихий городок, должно быть, до сих пор Джиму казалось, что шериф просто служит украшением города, жупелом для местных хулиганов, и сейчас Фрэнк ему не завидует, так что в помощи не отказывает - ему нормально работать в команде и без разницы, на какой позиции.
Джим с благодарностью принимает все, что Фрэнк ему говорит - насчет своих мыслей о том, каких усилий убийце стоило именно такое расположение тела, о сундуке с реквизитом - даже записывает, торопясь, пока фургон коронера въезжает на территорию, занятую цирком.
- Зайдешь в участок после обеда? - спрашивает Джим с надеждой, когда Бутчер уходит встречать специалистов.
Фрэнк смотрит на приближающуюся Розиту - она тащит спортивную сумку, видимо, с имуществом отца, проходит мимо глазеющих на нее артистов - несмотря на то, что она сказала насчет удовольствия побездельничать, никто не расходится, так и торчат, следя за работой копов, только Энтони-Магистра не видно.
Они все одеты ярко, пусть и не в костюмы для выступлений, но Розита все равно выделяется - вместо вчерашних джинсов и майки сегодня на ней свободное платье, адская смесь красного, кирпичного и бордового, и Фрэнк думает, что это может быть вызов - не ему, но городу, или скорби, или даже смерти.
Джим тоже глазеет на девчонку - даже рот открыл. На лице Кэти застыло мечтательное выражение - Фрэнк пытается вспомнить, видел ли ее хоть раз в чем-то красном или вообще в чем-то ярком, и не может.
- После обеда или завтра, - обещает он Джиму. - Как пойдет. Все равно до того, как пришлют отчет, не будет особой работы. Вызови Энди Таска из отпуска, Джим, он, вроде, вчера вернулся с озер.

- Никаких проблем, - подтверждает он для Розиты, пока они идут к машине. - Заберешь в любой момент, как сама захочешь.
Коронер кажется ему знакомым. Отрывается от вытаскивания каталки из фургона, вяло поднимает руку в знак приветствия. Фрэнк машет в ответ - скорее бы вернуться по-настоящему.

- Для ясности. Помнишь, вчера ты спрашивала насчет комендантского часа? Так вот, во время расследования смерти одного из подростков на меня и на двух безоружных граждан напал сумасшедший. Я застрелил его. Не в-смысле, выстрелил предупредительно в плечо, а застрелил - вышиб ему мозги. Меня отстранили. Временно, пока идет внутреннее расследование насчет превышения полномочий. Пока я отстранен, мой заместитель Джим - это парень в шляпе - делает мою работу.
Фрэнк сворачивает на свою улицу - Хокинс уже проснулся, ему навстречу попадаются другие машины, он обгоняет школьный автобус на перекрестке.
- Я предлагаю оставить твои шпаги у меня. У меня есть сейф, я хранил там служебный ствол - покажу, как он открывается, все такое. Пользуйся, сколько хочешь. С этим не будет проблем? Если будут, то отвезу к нотариусу - у него сейф чуть получше, а еще готовься выложить пару баксов за каждые сутки. В общем, тебе решать, как больше нравится - если не хочешь, если думаешь, что что-то не так - окей. Но вообще я не из тех парней - не заманиваю к себе под любым предлогом каждую симпатичную девушку, остановившуюся в городе проездом, если ты об этом думаешь.
Договаривая, он неторопливо паркуется перед домом, но мотор не глушит - ей самое время передумать или обозначить, что вчера было вчера, а теперь из-за смерти Майлза и всей этой кутерьмы с полицией он больше не кажется ей славным.

0

13

Информация падает на Розиту как снег, снег в июле, поэтому некоторое время она сидит в машине молча, переваривает тот факт, что Фрэнк – шериф, ну, пусть даже шериф, которого отстранили от работы за то, что он пристрелил какого-то опасного психа. Даже ей ясно что если такое случилось, значит это был по-настоящему опасный псих.
Возможно, тот, кто сделал такое с Майлзом тоже псих – приходит ей в голову, и это ничуть ей не помогает – в цирке все немного психи, вопрос в том, кто из них опасный, самый опасный, раз так успешно притворяется.
- Ты меня разыгрываешь, - сердито говорит она. – Всем известно, что шерифы старые и толстые, всех называют «сынок» и едят одни пончики, я в кино видела, так что тебе меня не обмануть, ковбой. Ладно... ладно, никаких проблем, мне будет спокойнее знать, что все это добро у тебя и ты, вроде как, за ним присматриваешь.
Он знал ее отца и хотел убежать с цирком, а теперь вот в его доме Колючка спрячет шпаги Великого Мачете, в этом есть какая-то логика, какая-то правильность, завершенность, что ли. Эти шпаги ездили с отцом везде, и в Хокинсе он выступал с ними, и вот они снова вернулись в Хокинс. Все это не просто так... Ничего не бывает просто так.

- И я ничего такого о тебе не думаю – что ты заманиваешь девушек и все такое, - поспешно добавила она, вдруг Фрэнк думает что она всерьез там думает. – Значит, это твой дом? А кофе у тебя есть для симпатичных девушек? Кофе, если что, отличные предлог заманить к себе кого угодно – если ты не знал.
Дом одноэтажный, ничем не выдающийся, обычный такой дом. Невысокое крыльцо, трава на лужайке, которую не мешало бы подстричь, кротовая ямка под кустом барбариса. Но это дом – дом, а не фургончик, пропахший тяжелыми духами бывшей Мадам Этуаль. Дом, куда можно вернуться.
Дом, где живет Фрэнк, и Розита с любопытством оглядывается по сторонам, когда проходит внутрь.
Содержание дома вполне соответствует форме, Фрэнк, похоже, не из тех, кто окружает себя лишними вещами, а еще в доме пусто и тихо, только половицы скрипят от их шагов. Дому, как кажется Розите, не помешал бы какой-нибудь большой, шумный пес, чтобы грыз ножки стульев и гонял кротов, подкапывающих кусты. Если у нее когда-нибудь будет свой дом (что вряд ли) у нее обязательно будет такой пес.

Сейф спрятан в платяном шкафу, в спальне. Это как-то странно немного, оказаться в спальне Фрэнка, чужой же дом, и они почти не знакомы. Конечно, ничего такого тут нет – она сама спросила куда можно пристроить оружие отца, так что Фрэнк услугу ей, вроде как, оказал. Но все равно, странное чувство щекотит под ребрами – смесь неловкости, любопытства и еще чего-то, чего-то, о чем Колючка пока думать не решается. Об этом было легче думать в темноте осеннего вечера. Так что нет, она ни о чем таком не думает, а то что щеки горят – это ее, наверное, в цирке сейчас обсуждают вдоль и поперек, небось, за ее спиной уже убийцей окрестили.
Это обидно, но не смертельно, потому что для Колючки важнее что Фрэнк о ней думает. А Фрэнк уже сказал что не думает будто это она убила Майлза.
Клинки под красным бархатом кажутся теплыми, тяжелыми, почти живыми. Розита бережно поднимает их на вытянутых руках, показывает Фрэнку.
- Вот... Фелиция, Тристана, Каллада. Счастливая,  Грустная, Безмолвная. Мама говорила, что это три подружки отца, что он любит их больше, чем ее. Шутила, конечно, но отец и правда их любил и берег. А теперь вот я с ними выступаю. С Фелицией. Она легче всех.
Но она научится. Обязательно научится всему, что умел отец. Для нее это важно, это как будто доказать ему, что дочь не хуже сына, что дочь тоже может продолжить дело отца.
«Это не твое дело, розочка», - говорила ей бабка. – «Не твое. У тебя свой дар, свое призвание, иди за ним». Но Розита выбрала для себя другую дорогу, в чем-то она была труднее, в чем-то проще, но у Великого Мачете была только одна дочь – единственная наследница – а значит, ее долг продолжить выступать, как выступал бы отец, будь он еще жив.[nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status][icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon]

0

14

[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]
- Я ем пончики и могу звать тебя "сынок", - заверяет Фрэнк, когда она вроде как соглашается оставить свои сокровища у него. - Если тебе так будет спокойнее.
Значит, шерифы старые и толстые.
Прекрасно, Фрэнк, говорит он себе, со вторым все в порядке, но что ты сделаешь с первым? Думаешь, она считает, что тебе слегка за двадцать?
Впрочем, вчера ей это не мешало. Вчера у них все было прекрасно, и хотя он все еще не из тех парней, он знает, что хочет с ней лечь.
И думает, что она тоже не будет против лечь с ним - из-за согласия прогуляться, из-за поцелуя, из-за того, что показала ему край своей татуировки. Даже из-за этого платья - цветастого, легкого, из тонкой ткани, облегающей острые коленки, когда она сидит.
- И да, к пончикам у меня есть кофе. Кофе, молоко, сахар. Идем.
Она ничего не говорит о том, что беспокоило его больше всего - ничего не говорит о причине его отстранения от работы, как будто это несущественная деталь, ничего интересного.
Его это подкупает - вот это не то врожденное, не то приобретенное уважение к чужому личному пространству. Он коп, он себе такого позволить не может - у него работа задавать вопросы и везде лезть, но это не мешает ценить ее отношение.

- Смотри, закрываешь дверцу, нажимаешь вот сюда и вводишь шестизначный код, а потом снова нажимаешь на эту же кнопку. Я не стану смотреть, выбери любое число. Чтобы открыть, введешь код и нажмешь вот здесь. Потренируйся, если хочешь.
У клинков есть имена. Он узнает шпагу из вчерашнего шоу, смотрит на эфесы остальных.
- Это они были на фотографии, которые ты вчера показывала? - отворачиваясь от раскрытого сейфа, спрашивает Фрэнк.
Все, что у нее осталось от отца, немудрено, что она так любит эти клинки.
Фрэнк не торопит ее расстаться со шпагами и кинжалами - может, это целый ритуал, может, она еще передумает.
- Не знал, что шпагам дают имена. От веса что-то зависит? Ты обещала рассказать больше - ну, о том, как у тебя это получается. Ты сразу училась на заточенных клинках?
Они выглядят острыми - очень острыми. Очень длинными, очень опасными.
Не будь он вчера сам свидетелем того, как она проглотила шпагу больше, чем наполовину - Фелицию - сейчас бы не поверил.
- Там, в шатре, на выступлении это кажется умелым трюком. Не сердись, я серьезно. Ты кажешься другой, не такой, как сейчас - кажешься взрослее, и более... Другой. Просто не верится, что ты в самом деле можешь это сделать.

0

15

Ему в самом деле интересно – даже глаза горят, когда расспрашивает про шпаги, про то, как она это делает. Розите это как маслом по сердцу. Он ее и вчера этим взял, своим вопросом, своим желанием узнать побольше. Это потом между ними вроде как искра пробежала. Во всяком случае, ей так показалось, что пробежала.
- Дают. Ну, не все, наверное, и не всем, но циркачи – народ суеверный. Мы же рискуем, по-настоящему, зависим от случайности. Поэтому перед выходом на арену у всех свои ритуалы, свои приметы. Не знаю, откуда у отца эти шпаги, но он всегда их звал по имени. Или еще, знаешь, «мои красавицы».
Колючка кладет клинки на постель Фрэнка.
- Есть леденец?
Фрэнк кажется удивленным, но вопросов не задает, достает из кармана лимонный леденец, Розита разворачивает фантик, сует карамель в рот.
- Так вот. От веса многое зависит, да. Чем легче клинок, тем легче его контролировать, а это самое важное, контроль. Сначала тренировка, потом контроль. Учатся на тупых клинках, конечно, иначе все себе порежешь. Горло, пищевод – их нужно приучить, понимаешь? Натренировать. Сейчас покажу, ты поймешь. Из зала этого не видно...

Лимонная карамель растекается на языке кисло-сладкой начинкой. Розита  берет стилет с белой рукоятью, она всегда начинает с него, хотя кроме цвета рукояти клинки ничем не отличаются – лезвие в двенадцать дюймов, оплетка из акульей кожи, чтобы не скользила в руке.
- Дай руку... – Колючка кладет ладонь Фрэнка себе на горло. – Держи так, только не сжимай.
Может она не многое умеет делать, но то, что умеет – умеет хорошо. Отлично. Задирает голову – и клинок медленно, плавно входит в горло – тут, главное, не спешить, потому что всегда есть искушение сделать все быстрее, а быстрее нельзя, быстрее, как раз, опаснее всего, и она не торопится, не торопится, и замирает на несколько секунд, когда крестовина почти касается губ и эффектно – ну чисто театральным движением, надавив одним пальцем – заставляет клинок войти полностью. Расставляет руки в стороны. Она еще и покрутиться так может, но это все фигня, это для выступления. Главное – Фрэнк должен почувствовать, что ее горло  при этом то расслабляется, позволяя клинку скользить вниз, то напрягается, удерживая.
- Понял, да? – спрашивает она, вытащив стилет изо рта, вытирая губы тыльной стороной ладони. – Расслабить горло – напрячь горло, расслабить – напрячь. Чем тяжелее клинок, тем он быстрее в тебя входит, и тем сильнее должны быть мышцы, чтобы его удержать. Теперь шпага. Держи руку на горле, а вторую положи мне на живот.
С Фелицией они давно дружат. Отец целовал клинки каждый раз, как выходил на сцену, но Розита и Фелиция, вроде, и без этого хорошо друг друга понимают. Фелиция ее ни разу не подводила.

Она невысокая – Фрэнк выше ее, у него бы лучше получилось. У высоких это лучше получается, эффектно, они могут и почти целиком шпагу проглотить – отец мог.
У него большие руки, теплые, и Розите приходится сделать над собой усилие, чтобы думать не об этих руках, а о шпаге.
Клинок у Фелиции тоже теплый. Да, вроде должен быть холодным, но все же теплый – это потому что у нее есть душа, так отец говорил. Это потому что ее душа чувствует душу Розиты. Это тоже нужно бы объяснить Фрэнку, но вот это как раз те самые секреты мастерства, которые передаются только от отца к сыну, ну, или к дочери, тут уж как получится.
Лезвие входит. Горло у Колючки расслаблено, а вот живот наоборот, потому что важно не дать клинку соскользнуть глубже. Нужно удержать его в себе без рук. И Колючка это делает – как делала много раз на арене, но сейчас у нее только один зритель... Есть в этом что-то... что-то очень личное. Она позволяет Фрэнку смотреть – так близко, не из зала. Смотреть, чувствовать, понимать – как оно на самом деле. А на самом деле оно совсем не так легко и изящно, как кажется из зрительного зала. Не так красиво.
Фелиция ложится на бархат, блестит – спасибо тебе, спасибо, не подвела. Настоящая подруга.
- Почувствовал, да? Расслабляешь – напрягаешь – держишь. Я тренируюсь с двумя шпагами, но пока не выхожу с этим на публику. С двумя – очень трудно, нужен ассистент, одна я не справлюсь.
А отец справлялся с тремя, но она ему помогала, и это действительно было страшно – каждый раз было страшно.
[nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status][icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon]

0

16

Она просит конфету с той же непоколебимой уверенностью, что у него есть леденец, с которой держится у него в доме.
А вот Фрэнк немного взволнован - так бывает, он помнит, когда нравится женщина, но это очень отличается от его полу-дружеского недо-флирта с Рутой Лесли. Слишком отличается, чтобы он в самом деле расслабился, и то, что она собирается устроить для него приватный показ своего главного номера, тоже волнует.
Приглашение на репетицию могло быть просто проявлением дружелюбия - но теперь она в самом деле полна решимости рассказать ему больше.

Он и без ее предупреждения не стал бы сжимать пальцы - это жест доверия, подтверждение того, что она тоже чувствует это что-то между ними: они будто давно знакомы, им легко друг с другом, легко забыть о том, что в другой ситуации - с другими людьми - оказалось бы непреодолимым барьером. Разница в возрасте, кратковременность ее пребывания в Хокинсе, это убийство, которое неминуемо напоминает, что один из них коп, а вторая - возможная подозреваемая...
Но сейчас все это не важно - кажется Фрэнку несущественным, когда он аккуратно кладет ладонь ей на шею, чуть повыше ключиц, ловя большим пальцем пульс.
Она напрягает горло и расслабляет, облизывает губы, нажимая на клинок, уходящий глубже.
Это чувственно - вот то слово, которое он искал, и почему-то, хотя она не делает ничего, чего не делала бы вчера на представлении, и одета куда скромнее, второе слово, которое приходит ему на ум, это "эротично".
И сейчас им это воспринимается куда острее - может быть, дело в том, что здесь нет других зрителей, а может - в том, что он к ней прикасается, но на выступлении такого не было, в этом Фрэнк убежден, иначе бы ее номер был запрещен во многих штатах, а в других - на него не пускали бы несовершеннолетних.
Коннотации понятны, и она забирает клинок глубже, а затем разводит руки, удерживая его напряжением мышц.
И также медленно вытаскивает, расслабляя горло под его ладонью.
И, как будто этого мало, берется за шпагу.
Он встает ей за спину, кладет руку на живот - она запрокидывает голову, мажет его волосами, упирается в плечо затылком.
От нее пахнет лимоном и чем-то терпким от волос, Фрэнк давит желание обнять крепче, чувствуя, как она сжимается под его ладонью, под тонким легким платьем, чувствует тренированный пресс, удерживающий клинок от слишком быстрого и смертельного скольжения.
Это завораживает его как и в детстве - чистая магия, смертельно-опасное волшебство.
И когда она откладывает шпагу, облизывая губы, он ее не отпускает, так и держит, прижимая к себе спиной, одну ладонь прижимая к животу, а другую держа на горле.
Эта репетиция - или выступление - очень чувственна, и он думает, что это может что-то значить в контексте убийства: страсть - один из вечных мотивов.
И знает, что должен спросить, не было ли у нее дружка или поклонника в труппе, который мог бы ревновать ее к ассистирующему ей Майлзу. Не ревновала ли убитого его подружка, левая половинка близняшек, которой в убийстве вполне могла помочь сестра. Не хотел ли кто-либо занять место ее ассистента так сильно, чтобы пойти на убийство ради этой возможности - и ради того, чтобы получить доступ к старинным шпагам, которые могут стоить достаточно по меркам циркового артиста.
Он знает свою работу - он хороший коп, что бы там не думали в Эвансвилле, - но сейчас это отходит на второй план: Фрэнк наклоняется ниже, гладит большим пальцем тонкую кожу под ухом и целует ее там, где шея переходит в плечо в свободном воротнике платья.
[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]

0

17

Отполированная сталь тускло блестит на потертом красном бархате, в комнате тишина – если не считать их дыхания. Ладно – говорит себе Колючка, когда Фрэнк легко, даже осторожно гладит ее и целует, просто касается кожи в вырезе платья – ладно, признайся уже себе, что ты этого хочешь, что ты пришла сюда зная, чего хочешь, и все вот это, все это представление, только для того, чтобы дать повод. Дать ему повод подойти ближе, прикоснуться.
Розита честна с собой – все так, он коп, бывший шериф, хотя, наверное, бывших шерифов не бывает, он старше ее. У них только несколько дней и уезжая, она разобьет себе сердце, и, может быть ему тоже. Потому что Фрэнк и правда не похож на тех, кто способен трахнуть симпатичную девчонку просто потому, что случай подвернулся. И она не из тех, кто легко сходится на пару дней, а потом легко расстается. Но они здесь, в его спальне, и он ее почти обнимает – обозначает свои желания, но дает возможность ей решить, будет ли что-то дальше.
Она его тоже хочет, и она не девица, что уж, невинность с ее образом жизни скорее помеха, так что от девственности Розита избавилась при первом удобном случае, но опыт повторять не торопилась. Она его тоже хочет, но в первую секунду почти решает сбежать, но первая секунда быстро проходит, исчезает, а потом ей уже не хочется сбегать – хочется прижаться теснее, подставляя шею, и она так и делает, прижимается теснее и подставляет шею. Легкий озноб спускается по плечам, по позвоночнику, а потом сразу ему на смену приходит жар, обливающий ее с головы до ног. И это, наверное, правильно – делать то, что тебе хочется?
Сейчас Розите кажется – что да. Да, правильно.
Она поворачивается, и как-то даже в этом смысле это правильно – она обнимает Фрэнка за плечи, прижимается грудью, и такое чувство, что все идеально совпадает, ей нужно только чуть приподняться на цыпочках, чтобы дотянуться до его губ, а ему чуть наклониться. И Колючка уже знает, что это тоже будет правильно и хорошо.

Все случается не просто так, розочка – говорила ей бабка – но иногда случается то, что особенно не просто так. Будут мужчины и будет мужчина. Может, ты с ним одну минуту рядом проведешь, может всю жизнь, но это все изменит. Всю твою жизнь. Потому что вас друг к другу приведут духи.

Розита не хочет думать о духах, о предсказаниях, о будущем. Она хочет, чтобы Фрэнк ее поцеловал. На этот раз по-настоящему.
- А сейчас? – тихо спрашивает она.
Они так близко, что она чувствует его дыхание на своих губах, может рассмотреть, как меняется цвет его радужки, от коричного до оттенка темного дерева, рассмотреть и запомнить. И едва заметные морщины, идущие от уголков глаз – ей все нравится в нем, и это странно, странно, но тоже правильно.
- Сейчас я тоже кажусь другой?
Кажется ли она Фрэнку достаточно взрослой, чтобы он ее поцеловал? Чтобы снял с нее платье? Что если все же нет?
Розита девушка решительная, иногда даже себе во вред, так что она сама его целует, первая, таким образом доказывая, что она достаточно взрослая... для всего. Для всего, что они захотят.
У них всего несколько дней. Колючка и об этом не хочет думать, сейчас не хочет, но, наверное, это тоже заставляет ее действовать, а не думать. Хотя, что уж, ей всегда легче действовать, а не думать.
[nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status][icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon]

0

18

[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]
Она не возражает, наклоняет шею, подставляя ему больше кожи - только в первый момент замирает, напряженная, и ему кажется, что она вот-вот отступит, высвобождаясь, отпустит какой-нибудь комментарий, объясняющий, что он ошибся, и уйдет.
Фрэнк очень старается не быть настойчивым, хотя ему хочется прижать ее крепче, вытряхнуть из платья и уложить на кровать - но он продолжает целовать ее шею, пока она не расслабляется, не поворачивается к нему, поднимая голову.
От нее пахнет конфетой - ненатуральной лимонной отдушкой, сладкой и кислой одновременно, и Фрэнк думает, что она на вкус такая же: сладкая и кислая одновременно.
И когда она вот так смотрит ему в глаза, ему кажется, что в самое нутро смотрит - и все-все про него знает, все-все узнает, только посмотрев.
Он не сразу понимает, о чем она спрашивает - даже когда она уточняет, он все равно не понимает.
Кажется ли она ему другой - какой?
Сейчас она кажется ему самой желанной женщиной в мире - он видит опасность, чувствует эту опасность, потому что в шаге от того, чтобы влюбиться в нее, даже зная ее всего сутки, даже зная, что она уедет через несколько дней.

Он гладит ее по спине, отвечая на поцелуй, спускает руки ниже, прижимая ее к себе еще крепче, бессознательно подаваясь бедрами ближе, потому что все так - она сладкая и кислая, она мягко прижимается к нему грудью, обнимает его, и Фрэнк думает, что знал, что так будет - со вчера знал, с того момента, как они обменялись поцелуями возле ее вагончика, как другие обмениваются клятвами.
Фрэнк выкидывает из головы телефонный звонок на рассвете. предупреждающий об опасности - даже если она разобьет ему сердце своим отъездом, это стоит того: каждая минута с ней стоит того.
Он зарывает одну руку ей в волосы на затылке - они именно такие, как он думал: тяжелые гладкие пряди, шелком растекающиеся между пальцев. Она вся такая, как он думал - обволакивающе-чувственная, юная и одновременно облеченная вечной тайной сексуальности, и теперь, чувствуя ее рот под своим, ее тело, прижимающееся к нему, для него больше нет большой разницы, сколько ей лет и как скоро она его оставит.
Подцепляя ткань ее свободного платья на спине, Фрэнк тянет его вверх - невозможно сейчас отпустить ее. невозможно даже представить, что придется отпустить, и он не хочет дать ей времени передумать, решить, что у них должны быть какие-то обязательные три, пять, двадцать пять свиданий прежде, чем он сможет получить ее всю. Не хочет думать об этом, но куда от этой мысли денешься - им нужно спешить, в самом деле спешить, чтобы урвать как можно больше до тех пор, пока цирк не уедет из Хокинса.

- Не знаю, - честно отвечает Фрэнк, отпуская ее рот и все выше задирая ее платье сзади, - я как будто узнаю тебя сегодня заново. И ты мне нравишься, все сильнее нравишься, Колючка.
В зеркале на внутренней стороне дверцы сейчас открытого шкафа отражаются они оба и он только раз кинул взгляд на это отражение над ее плечом, и теперь выкинуть его из головы не может: длинные смуглые ноги, округлая задница, едва прикрытая подолом задранного платья. Картина настолько наполнена неприкрытым сексом, что он останавливает себя, удерживая поднятое платье на ее спине - все еще давая ей шанс передумать, давая шанс себе не ошибиться.
- И как бы ты сейчас не решила, не перестанешь нравиться - нам не обязательно торопиться. Не обязательно вообще делать это.

0

19

Это и хорошо, и правильно, и даже больше того – гораздо больше, но это «больше» Колючка не может облечь в слова, она, наверное, и говорить-то разучилась. Да и нужны ли им слова? Она целует Фрэнка, он целует ее, и она все смелее и требовательнее, и хочет еще больше – с ним. Хочет больше его, потому что от рук, гладящих ее по спине, гладящих по бедрам через тонкую ткань платья, она превращается в горячий воск, прижимается к нему теснее, льнет в ответ – губами, грудью, бедрами. И чувствует, что он тоже хочет. Больше.
Она чужая в этом маленьком городе, чужая в его жизни, правильной, понятной жизни, и может это и хорошо, потому что у нее своя жизнь – дорога, выступления, чужой фургон, пропитавшийся запахами тяжелых восточных духов прежней хозяйки. У нее есть «сегодня» и никогда нет «завтра», а следующий месяц или следующий год – вообще вещи настолько абстрактные, что можно усомниться в их существовании. Это хорошо, потому что на нее не распространяются правила, по которым живут в этом городке. Она может не думать о том, что скажут, что подумают… Она может стоять с ним здесь, посреди его спальни, и целовать его, и приглашать его целовать ее в ответ так же – глубоко, и просить большего, и обещать больше, и все это без слов. ну, или почти без слов…

Фрэнк говорит, что они могут не торопиться, говорит, что могут вообще этого не делать, что она все равно будет ему нравиться. Но Розита слушает другое. Его голос. Его дыхание. Его тело. Напряжение его бедер, рук, обнимающих ее – нет, он не хочет не торопиться. И она не хочет. Напротив, им нужно торопиться. Трогать друг друга, целовать, сделать это – на этой постели или еще где-то, неважно где, неважно сколько раз, но лучше как можно больше.
- Фрэнки… - у нее гортанный, хриплый голос, горячий рот от его поцелуев и она вся горячая от его поцелуев.  – Фрэнки, не надо быть таким правильным, со мной не надо.
Колючка подхватывает ткань платья, тянет наверх, протаскивая подол между ними, оно легко снимается – и вот это правильно, а не то, что им что-то там не следует. Правильно захотеть – так сильно, как она его захотела, захотеть – и дать, захотеть – и взять, и не думать о том, что будет дальше. Никогда ничего не бывает «дальше», есть только здесь и сейчас.

Платье падает на пол. Зато теперь  Фрэнк может увидеть тонкую, колючую ветку терновника, которая вырастает из ее позвоночника на пояснице, опоясывает под грудью, прячется в черных волосах на затылке. Почти полностью увидеть. Мешают только бретельки лифчика и край трусов, жаль, она не возила с собой чего-нибудь красивого, как у женщин с журнальных картинок, с кружевами и всем таким, но кто же знал, что их занесет в Хокинс, а тут будет Фрэнк, и ей захочется быть для него красивой. Но эта мысль в голове не задерживается  - зачем об этом думать, зачем думать хоть о чем-то, кроме того, что они оба хотят.
Поэтому она снова его целует, правильного Фрэнка, хорошего ковбоя, бывшего шерифа Хокинса, не давая ему передумать, чувствуя, что если они сейчас остановятся – то это будет плохо, вот это будет плохо, неправильно, и второй возможности у них не будет. Целует, гладит затылок, плечи – неумелая, но очень целеустремленная Колючка, целует и расстегивает на нем рубашку.
- Ты мне тоже нравишься, очень. И я хочу тебя узнать. И чтобы ты меня узнал.
Это узнавание останется у них, когда их пути разойдутся, а это неизбежно случится. Розита не хочет об этом думать, но понимание мимолетности всего, кратковременности, оно у нее в крови, на губах, на коже. Понимание этого делает поцелуи глубже, а биение сердца лихорадочнее.
[nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status][icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon]

0

20

[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]
Она зовет его "Фрэнки".
И просит не быть правильным - должно быть, это разрешение. Разрешение целовать ее, трогать ее тело, уложить ее в постель.
И чтобы у него вовсе не осталось сомнений, она перехватывает свое платье за подол и тянет вверх, избавляясь от него через голову, роняет его на пол.
Окна спальни полузашторены, узкая полоска дневного света ложится на ее плечо, стекает по смуглому бедру. Ветка терновника видна ему почти целиком, и Фрэнк ведет по ней ладонью, поддевая пальцами нижнюю кромку скромного, такого девчачьего лифчика, и Розита снова целует его, решительно - она все делает решительно.
Так, как будто не хочет дать им обоим шанса передумать, и так же решительно дергает его рубашку, вытаскивая ее из джинсов, берется за пуговицы.
Он тоже хочет узнать ее - узнать по-настоящему, и не только физически, но и так тоже.
Наклоняясь ниже, чтобы снова поцеловать ее, Фрэнк заканчивает с пуговицами и стряхивает рубашку, расстегивает ремень - торопливо, вот теперь действительно торопливо, потому что иногда правильно - это как раз торопиться.
От ее прикосновений к его затылку, к плечам, к голой коже по его телу как будто пробегают искры - легкий электрический ток предвкушения, и он гладит ее под грудью, по терновой ветке, по смуглому впалому животу, и снова возвращает ладони выше, стягивая лямки лифчика, целуя плечи, верх груди, тонкую шею и четкую линию скулы.
- Я сниму это с тебя, хорошо? - он не ждет ответа, но они почти незнакомы, он почти ничего о ней не знает кроме того, как сильно ею увлечен и что она дочь Великого Мачете, так что Фрэнк все равно спрашивает, нащупывая застежку на спине. - Хочу посмотреть. На тебя и на рисунок.
Татуировка хорошо выделяется на коже - когда она ее сделала, как давно?
Фрэнк садится на кровать, притягивает ее ближе, накрывая ртом крупный темный сосок, твердеющий под его языком. Гладит узкую горячую спину, поясницу, находя начало татуировки, пальцами прослеживая рисунок до груди, ведет языком ниже, через гладкий живот.
- Почему терновник? Потому что у розы должны быть шипы? - Фрэнк откидывается на матрас, тянет ее на себя - она намного легче, он боится придавить ее, ну и что скрывать, не хочет напугать или смутить: за ее бравадой вполне может скрываться неуверенность или сомнение.

0

21

Обычно ее сценические костюмы достаточно смелые – ну так что ж, Розита понимает, почему, к чему это. Опасность, секс – все это заводит людей, заводит зрителей. Ради этого они готовы снова и снова ходить на представление, это их цепляет. Так что ей не привыкать, что на нее смотрят. Обычно ей это безразлично. Обычно. Но сейчас это другое.
Она стоит рядом с Фрэнком, стоит между его ног, на ней только трусы, и ей, прямо сейчас,  хочется и спрятаться, и, в то же время подставиться под его взгляды, под его прикосновения. Ей хочется смотреть на то, как он смотрит на нее.
И побеждает последнее.
Она не закрывается, не прячется от его взгляда. Позволяет смотреть на себя, только лицо заливает краской, но смущение быстро проходит. Его смывает волной возбуждения, когда Фрэнк тянется к ее груди, втягивает в рот ее сосок… и все, и она уже едва стоит на ногах.
- Да, потому что должны быть шипы. Бабка так сказала. Она три дня спрашивала духов, они ответили. Сказали, ветка терновника сделает меня крепче, сильнее… и гибче. Тебе нравится? Правда нравится?
Она не только про татуировку.
Фрэнк тянет ее на себя, прижимает к себе, и это лучшее, что с ней было. Но с ним – это лучшее, что было с ним? Вряд ли, конечно, он старше, у него были другие женщины. Розита понимает, что были и другие, но если не сможешь быть единственной, то, может быть, станешь той, которую не забудут?
Поцелуи Фрэнка на вкус как корица и перец. Один раз попробуешь – и уже не оторваться. И она его целует. Наклоняется, целует, прижимается сама, вся.
Она его хочет.
- А ты сам? У тебя нет шипов?
У всех есть шипы. У всех. Даже у хорошего Фрэнка. Иначе не бывает. Но Розита сейчас не хочет об этом думать.
[nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status][icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon]

0

22

[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]
- Конечно, нравится. Очень красиво. Очень нравится.
Она отвечает на его поцелуи, на его прикосновения, прижимается ближе - ладно, понятно, к чему все идет. Фрэнку понятно, а ей?
Он напоминает себе, что она совершеннолетняя, что она самостоятельная, что она полгода ездит с цирком - у нее должен быть опыт, иначе бы она не пришла, не позволила снять с себя лифчик - или все как раз наоборот?
И ее вопрос кажется ему как раз об этом - спрашивая про шипы, она спрашивает, не обидит ли он ее, и хотя Фрэнк очень не хочет ее обидеть, случайно или намеренно, иногда, он знает, так выходит само.
Он прижимает ее к себе за талию, лежа на своей же собственной кровати - он думал о ней ночью, думал о том, что между ними может быть, и вот теперь у них даже больше времени, чем казалось вчера - и, может, стоит не спешить, стоит дать ей убедиться, что у него все серьезно, насколько все может быть серьезно с учетом всех обстоятельств.
Фрэнк обхватывает ее колени своими, гладит по голове, по волосам, по плечам - у нее горячая гладкая кожа, она будто горит изнутри, и у него все тело отзывается на ее внутренний огонь, со вчера отзывается, вот что с ним происходит.
- Тебе нужно время? - спрашивает Фрэнк, целуя ее плечо - очень сложно не идти дальше, но лучше обождать, чем напугать ее. - Потому что если у тебя еще не было - окей. Никаких шипов, Рози. Хочу, чтобы тебе понравилось в городе.
На самом деле, он хочет, чтобы ей понравилось здесь, с ним - хочет даже сильнее, чем узнать больше о шпагоглотании или убежать с цирком.

0

23

Зачем? Зачем ей время – не понимает Розита, для чего ей время? Все, что ей нужно сейчас, это Фрэнк и то, что они могут сделать, вместе, на этой кровати. Она приподнимается, смотрит недоуменно на Фрэнка – он крепко ее к себе прижимает, у него горячие руки, они оба сейчас горячие, об них можно спички зажигать. Но он снова останавливается и Колючка не понимает, почему – не хочет? Не уверен? С ней что-то не так? Она ему не нравится?
Розита предпочитает держаться от мужчин подальше. Обычно предпочитает. Поэтому не особо понимает, к чему это? Она сама пришла, сама разделась. Сказала, что он ей нравится. Или в Хокинсе этого недостаточно?
Время, если у нее еще не было, - уточняет Фрэнк.
Не было мужчины, - понимает Колючка.
Он все-таки очень правильный, как ему, такому правильному она вообще понравилась?

- Если ты не хочешь – я уйду, - предлагает она, хотя вот не похоже, что он не хочет.
Может опыта у нее и немного, но в некоторых вещах трудно ошибиться.
Например, если ты лежишь на мужчине, почти голая – не считая трусов – а он тебя при этом обнимает, значит, скорее всего, он тебя хочет. Очень вероятно, что оба друг друга хотят, нет? Но Фрэнки, видимо, считает ее слишком маленькой для этого всего. Хотя, вряд ли в Хокинсе девушки теряют невинность строго в двадцать один год, Розита уверена, что это случается гораздо раньше.
- Но если ты из-за этого беспокоишься, то не беспокойся. У меня уже было. Поэтому лучше заткнись и поцелуй меня, ладно? Мне нравится, когда ты меня целуешь.
Очень нравится, он и целуется как хороший парень – никакой грубости, ничего такого. Это точно опасно – так о нем думать, так его хотеть, его всего – от поцелуев до того, чем все закончится. Во всяком случае, она надеется, что все же все этим закончится. Они будут заниматься любовью на этой кровати и им обоим будет хорошо. Опасно, потому что есть вещи, которые больно ранят – расставание, например. Расставание с тем, кому ты вдруг отдала свое сердце – не думала об этом, не хотела ничего такого... Но Колючка напоминает себе, что раны все равно будут, что не бывает жизни без этого, и если так – то пусть шрамы на сердце будут напоминать ей о Фрэнке, когда она уедет.

Она обводит пальцем контур его губ – у него красивые губы, чувственные, слишком чувственные для правильного парня, шерифа, ковбоя, который спрашивает у девушки, нужно ли ей время, прежде чем снять с нее трусы. Такие губы хочется целовать – почему он один? Это просто преступление какое-то, то, что он один.
- Хороший, хороший Фрэнки... Мне уже нравится город, потому что ты тут есть.
[nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status][icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon]

0

24

[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]
Она просит его заткнуться и поцеловать ее - не отстраняется, гладит его по лицу, шутит.
Фрэнк фыркает - ему тоже нравится ее целовать, нравится держать ее в руках, чувствовать ее тело так близко, ее грудь, когда она приподнимается на нем.
- Ты сама напросилась, Рози, - ему с ней хорошо - между ними еще не было секса, а он уже хочет, чтобы она задержалась в Хокинсе как можно дольше, потому что ему с ней так хорошо, как давно уже не было. потому что ему нравится она в его доме, в его постели, со всеми своими ухватками дерзкой девчонки, выступающей с бродячими артистами. как будто она - все то, что он сам упустил в свое время, и вот сейчас это шанс многое наверстать.
Фрэнк кладет руку ей на затылок, мягко нажимая, опять целует - она отвечает на поцелуй, ерзает по нему, обжигая гладкостью кожи, и он может думать только о том, что на ней тонкие трусы, и еще о рисунке на ее теле, этой терновой ветке, гибкой и тонкой, как и она сама.
Она не хочет, чтобы он медлил, и он не хочет медлить - потирается о нее, приподнимая бедра, и перекатывается на кровати, прижимая ее к матрасу. Нужно бы не давить на нее всей тяжестью, подставить руки, но в первый момент Фрэнк слишком увлечен этим новым чувством - ощущением ее тела под его телом, и сначала все же медлит, вжимаясь в нее крепче, чем стоило.
Целует в подбородок, в шею, приподнимаясь на локтях гладит ее по лицу - кажется, как будто они знакомы уже вечность, как будто она всегда была здесь, в Хокинсе, как будто он всегда знал о ней и просто ждал этого дня.
Фрэнк приподнимается еще немного, свободной рукой расстегивая джинсы - задевает костяшками ее живот, выпуклость лобка под трусами, внутреннюю поверхность бедра.
Молния поддается с трудом, он дергает джинсы сбоку, захватывая и трусы - он тоже прямо сейчас хочет целовать ее, а не болтать. и хочет намного большего, чем целовать.
Подцепляет край ее трусов, опуская взгляд между ними, наклоняется ниже, снова целует ее под грудью, по рисунку, вокруг сосков, упираясь локтем в матрас, чтобы не слишком ее придавливать.
Он и не помнит, когда с ним в последний раз такое было - чтобы он так сильно хотел женщину, с которой едва знаком, настолько сильно, что все остальное просто перестает иметь значение - но знает, что вот так и есть по-настоящему правильно, какую бы точку зрения не исповедовал едва ли не ханжеский Хокинс, не одобряющий сильных страстей.
Фрэнк слишком привык и в самом деле считать себя хорошим парнем - из тех, в белых шляпах - и понимает, что сейчас поступает не так, как положено: она младше, она имеет отношение к случившемуся убийству и она уедет из города совсем скоро, а даже если бы не уехала, город ее не примет ни в каком качестве, тут Фрэнк, наблюдающий за Лесли, может поставить свой годовой оклад.
Слишком уж она не для Хокинса - зато для него, вот на самом деле для него, и поэтому она сейчас в его постели.
- Мне теперь тоже намного больше нравится Хокинс, - признает Фрэнк, выпрямляясь и стягивая с нее и трусы. Снова целует, гладит живот, ниже, между бедер.

0

25

Розита слушает свое тело – как слушала бы, выходя на арену со шпагами, слушает тело Фрэнка, чувствует его. Старается не думать, только чувствовать, только так, потому что только это настоящее. Это правда. Себе можно вообразить что угодно, придумать что угодно, но вот это – это не подделать. И если она сейчас немного задыхается, то не от тяжести Фрэнка, ей нравится тяжесть его тела, нравится, что он такой большой, а от того, что ей хорошо. Неожиданно сильно, пронзительно хорошо, а они еще ничего не сделали. И Фрэнку тоже хорошо – даже если бы он не сказал о том, что Хокинс теперь ему тоже больше нравится, это… ну, это чувствуется.
- Хорошо…
Что хорошо? Что Фрэнку тоже теперь больше нравится Хокинс или ей хорошо? Розита не очень понимает, да и не важно – вот правда не важно, потому что он стаскивает с себя джинсы, с нее трусы, и целует, целует, гладит, пока она не начинает выгибаться навстречу его губам, его пальцам. И это даже может напугать, то, что она чувствует, но Колючка смотрит на Фрэнка, и все мысли тают, стекают вниз по терновой ветке. Скапливается жаром между бедер. Но смотреть мало, она хочет больше, чем смотреть – намного больше, и она его гладит, трогает плечи, шею, затылок. Сожалея сейчас о том, что у не было опыта, такого, настоящего, чтобы разобраться, что нравится мужчинам, что она может сделать, чтобы Фрэнку понравилось еще больше.

Они как будто поменялись местами – ей нравилось показывать ему, как глотать шпагу. Показывать ему то, что он хотел знать. А сейчас ей остаётся только следовать за ним. Ждать… Но Колючка не умеет, не умеет ждать.
- Покажи мне, - просит она, настойчиво просит. – Покажи, как сделать, чтобы тебе было хорошо. Я хочу… хочу чтобы тебе было хорошо со мной, Фрэнки. Научи меня.
Она быстро учится. Розита уверена – тут она тоже быстро научится. С ним.
Он хороший, такой хороший, что у Розиты в груди как будто цветок распускается, большой красный цветок – от нежности. И еще один – между ног.
Она не знала, что так бывает. Ничто не готовило ее к тому, что так бывает, что так может быть. Но Колючка не собирается от этого прятаться, убегать. Она хочет знать об этом как можно больше, все... хочет знать все. О том, что она может, что он может, что они могут дать друг другу - вместе.
[nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status][icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon]

0

26

Он не торопится, в их первый-то раз - хочет, чтоб ей все понравилось, хочет ей понравиться, но Рози - она не из трусливых, да и понятно: у нее хватает смелости выступать со смертельно-опасным номером, чего ей бояться Фрэнка.
Она и не боится, касается его, выгибается навстречу его рту и пальцам, подставляет всю себя - хочет того же, и Фрэнк осваивается быстро и перестает особенно беспокоиться: пока все нормально, она не дергается, он будет внимательным и все у них пройдет прекрасно.
Он и правда внимателен, и когда она напрягается, сразу же замечает - останавливается, перестает ее гладить и целовать, приподнимается на локте.
- Мне уже хорошо, Рози. Все замечательно, и ты замечательная, - ему мало что приходит в голову после этих ее слов - разве что мысль о том, как ему повезло, вот еще вчера повезло забрести на это представление, а после подсесть к ней у Поупа.
И она готова - мокрая и горячая между ног, и Фрэнк тянется к тумбочке, шарит в ящике между блокнотами, карандашами и прочим хламом: он не ждал, что она так скоро окажется у него - на стуле возле кровати висит вчерашняя рубашка, корзина с грязной одеждой в ванной переполнена, и он даже не уверен, что у него в самом деле есть презервативы.
Но все же находит один, зажимает в кулаке конверт из фольги.
- Сейчас, радость, просто будь собой.
Потому что у него от нее все внутри горит - и это такое чувство, от которого ни за что не откажешься, если уж довелось это испытать.
- Просто будь собой, ничего больше не надо.
Он не лжет - уверен на сто процентов в том, что говорит, потому что она и впрямь замечательная, пусть даже не по меркам Хокинса с ее татуировками, выступлениями с цирком и тем, что она легла с ним в эту постель.
Фрэнк приподнимается выше, стягивая трусы, подцепляет фольгу за ребристый край, рвет конверт, раскатывает по себе резинку, уже с ума сходя от нетерпения, от желания, от нежности вперемешку со страстью.
Гладит ее с этим же нетерпением, уже внутри, глубже, там, где она и горячее, и мокрее, перекатывается обратно, устраиваясь между ее ног, целует - тоже глубоко, и неторопливо подается вперед, в нее.
И это вот именно то, чего ему еще с прошлого вечера хотелось - даже если это просто секс и даже если она скоро уедет.
[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]

0

27

Он в нее входит. Розита прикрывает глаза от удовольствия.
Получается легко. Так легко, хорошо и естественно, как будто они постоянно этим занимаются, как будто знают друг друга – что нужно делать, как нужно делать. Розите только и остается, что податься бедрами навстречу Фрэнку в совершенно естественном движении, потому что ну как еще, как иначе когда ей этого хочется, и сейчас  все именно так, как ей хочется.
Фрэнки сказал – просто будь собой, ладно, хорошо, если этого ему достаточно, то Колючка отбрасывает все мысли о том, что ему может не понравиться, что он может хотеть чего-то, о чем она не знает, чего не умеет. И просто следует за ним.
Двигается вместе с ним.
Гладит его лицо, плечи, целует, пропускает его язык в свой рот, отвечает ему тем же, и это так чудесно. Это же что-то значит, что ей с ним так чудесно?

У него твердая спина, твердые плечи – ей нравится его гладить, чувствовать напряжение мышц, и чувствовать что он не торопится с ней. Сдерживается, как будто ласкает ее еще и так – изнутри, не торопится делать это быстрее, и от этого ей быстро становится мало. И его взгляд с ней что-то делает, что ей становится мало, хотя она вообще из торопливых, да. Вечно на месте не усидит. Вот и сейчас…
Колючка приглашающее трется грудью, прижимается теснее бедрами, обхватывает поясницу Фрэнка ногами, чтобы чувствовать его еще глубже, и уже думает о том, что не сможет после этого уйти, уехать, потому что это неправильно -  уходить от Фрэнки, раз им так хорошо вместе.
Потому что да, это что-то значит, что-то, в чем они могут разобраться вместе... если захотят.
Ей трудно держать глаза открытыми – хочется на него смотреть, не отрываясь, замечать, как меняется его взгляд, его лицо. Трудно сдерживаться – и Розита тихо стонет, подставляя горло – никогда с ней не случалось ничего лучше.
Даже на арене, даже когда она делала то, что никто больше не умеет. Это было удовольствие – а это, это чистейшее наслаждение, которое лежит не снаружи тела, а внутри. Там, где сейчас Фрэнки.
[nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status][icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon]

0

28

[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]
Это все так странно - почти случайный секс с почти случайной женщиной, даже девчонкой, какой женщиной - но Фрэнк уверен, что дело не в этом: не в том, что его заводит эта случайность.
Его Розита заводит, дело в ней, в Рози - в том, как она двигается к нему ближе, как то закрывает, то открывает глаза, чтобы встретить его взгляд, как гладит его, куда может дотянуться - плечи, спину, лицо.
Обхватывает его ногами, выгибается, приподнимаясь - и Фрэнк шумно выдыхает: так глубоко, так хорошо.
Очень хорошо - как будто это не первый их раз вместе, как будто у них это было уже десяток раз и она точно знает, они оба точно знают, как надо двигаться, чтобы стало еще лучше, и это тоже странно, потому что разве может быть такое идеальное совпадение сразу же, понимание на каком-то физическом уровне, недоступном мозгу?
Фрэнк выкидывает эту мысль из головы: значит, может. Даже если это вот так, действительно случайно, с девчонкой, которую чудом занесло в Хокинс. Может - вот прямо сейчас, может, и она негромко стонет, когда он двигается чуть резче, стонет и подставляет горло под его рот и дыхание, откидывая голову, и от ее стона, от прикосновений ее рук, от ощущения ее ног, обвивающих его, у него дыхание снова сбивается, мурашки по телу волной, вслед за другой волной, жаркой, обжигающей.
Фрэнк целует ее в подставленное горло, низко наклоняя голову и упираясь кулаками в матрас по обе стороны от ее тела - сейчас ему и правда все равно, что она должна будет уехать, что она вполне может оказаться в числе подозреваемых, что она намного младше.
Ей тоже хорошо - вот что важно, ее дыхание, ее стон, запрокинутая голова говорит об этом, и она отвечает на его движения, подаваясь бедрами ближе, давая войти глубже.
От ее волос пахнет чем-то терпким, как и от тела - Фрэнк слизывает этот запах с ее шеи, с ямки между ключицами, дыша глубоко и рвано, то притормаживая, то снова разгоняясь: она горячая девочка, горячая девчонка с мексиканскими корнями, горячее, чем открытое пламя, и он без колебаний суется прямо в огонь, как будто хочет добрать за все эти полусонные годы в Хокинсе, в которых, кажется ему теперь, не было ничего настоящего, и даже работа не спасала.
Работа не спасала, а вот Рози возвращает ему это ощущение - дарит вместе с собой, со своими стонами и жаром внутри, и сама тоже берет с него все, что он ей может дать: поначалу осторожное, пробное, как наощупь, их занятие сексом - любовью, мягко всплывает откуда-то изнутри - становится другим, ярче, более страстным, как будто солнце, поднимаясь, нагревает и их под крышей его дома, нагревает простыни, его спину, ее бедра и твердые соски, трущиеся о его грудь.

0

29

Она, наверное, может взлететь. Могла бы, но Фрэнки удерживает ее – собой, своим телом, своим взглядом. Удерживает под собой, и это самое правильное, что только может быть, и Розита хочет его просить. Просить не отпускать ее, хотя бы сейчас. Если не всегда, то хотя бы сейчас не отпускать, продолжать, не останавливаться. Главное, не останавливаться.
Каждое его движение в ней, с ней, как обещание чего-то большего. Колючка не знает, чего именно, но хочет узнать, она нетерпелива, даже сейчас, даже с Фрэнком. Даже под ним. Но он гасит ее нетерпение поцелуями, собой, входя глубоко, давая так много... у Колючки даже слов нет для того, что он ей сейчас дает, и она доверчиво льнет, доверчиво и благодарно.
Никаких шипов, Рози, никаких шипов, но много-много нежности, и страсти, и напряжения между ними, они по-настоящему одно целое сейчас.

Напряжение растекается по телу, проскакивает невидимыми искрами между их губами, между их телами и Розита неровно дышит, стонет, прижимаясь губами к плечу Фрэнка – от него не оторваться, просто невозможно от него оторваться. А потом с ней происходит – это. То, что он ей без слов обещал. Ее как будто уносит куда-то высоко-высоко, она задыхается, цепляется за Фрэнки, беспомощная, застигнутая врасплох, и ей было бы страшно, потому что она не знает что делать, что делать когда так хорошо, когда тело, кажется, существует отдельно... Было бы, но не с ним, потому что он рядом, он ее обнимает. Рози чувствует Фрэнка. На себе, в себе. В самом своем сердце.
И, не зная, как этим поделиться, она теснее прижимается к нему – к хорошему ковбою Фрэнки, такому хорошему для нее, что, кажется, жизнь проживи и все равно будет его мало. Он чувствует это? Тоже чувствует? Она взлетела так высоко, с ним, она все еще летает, и хочет, чтобы они летали вместе.

- Фрэнки, - тихо выстанывает она его имя.
Фрэнки.
Она знала, что такое быть с мужчиной, но не знала, как это может быть хорошо. Наверное, иначе и быть не могло, она должна была его встретить, чтобы понять... Рози не уверена, что поняла до конца, но ей и не надо. Достаточно того, что она почувствовала. Чувствует прямо сейчас.
[nick]Розита "Колючка"[/nick][status]плохая девчонка[/status][icon]http://c.radikal.ru/c42/1912/1f/44849f7b6ebb.jpg[/icon]

0

30

[nick]Фрэнк Уолш[/nick][status]шериф от бога[/status][icon]http://s5.uploads.ru/5fr0m.jpg[/icon]
Он ловит все эти небольшие признаки ее подступающей разрядки - она доверчива и открыта, ничего не скрывает: ни частого неровного дыхания, ни слабых стонов, ни того, как вдруг ее тело под ним и вокруг него мягко вздрагивает и тут же что-то меняется, когда она вцепляется ему в плечи, замирает.
Вокруг него и в нем самом что-то меняется, накатывает вот это неконтролируемое, почти неожиданно, просто из-за факта, что ей хорошо с ним, из-за ее прикосновений, ее шепота - она полушепчет-полувыстанывает его имя.
И прижимается теснее, давая ему двигаться еще быстрее, не отстраняясь, и это похоже на то, как будто под ногами Фрэнка вдруг проваливается земля: все тело реагирует на это, оргазм, яркий, насыщенный, приходит следом, накрывает с головой, и он закрывает глаза, впитывая и запоминая это ощущение ее тела под ним и вокруг него, ее запах, ее голос.
Когда он возвращается из этого своего падения, то приподнимается, чтобы она тоже могла вздохнуть, перекатывается с нее на край кровати, придерживая резинку и пытаясь восстановить дыхание.
Потолок его собственной спальни кажется ему незнакомым - Фрэнк разглядывает его какое-то время, убеждаясь, что вернулся туда же, прислушиваясь к далекому стрекоту стригущей газон машинки, к радио. играющему у него на кухне. Все эти повседневные звуки кажутся ему сейчас наполненными новым смыслом, и он знает, почему - каким бы глупым это не казалось, это из-за Розиты, лежащей рядом с ним, прямо здесь. в Хокинсе.
Он переворачивается на бок, опирается на локоть - шпаги тихо звякают где-то в ногах, ах да, шпаги, они пришли сюда, чтобы положить в сейф ее шпаги, наследство отца.
Ну то есть, Фрэнк хочет верить, что в основном они пришли сюда поэтому, хотя уже знает, ради чего они пришли к нему на самом деле. Ради того, чтобы лечь в постель - теперь-то это кажется таким очевидным.
Он смотрит на нее - не только на лицо, но и на тело, смуглая кожа в солнечных лучах кажется золотой, как у золотой статуи, и Фрэнк быстро сдается перед искушением: целует ее в щеку, накрывая ладонью живот, затем спускается губами к шее, к груди. повторяя уже проделанный путь.
- Хочешь остаться здесь, пока я схожу к Поупу за пирогом и крыльями? Я живу один, оставайся, сколько захочешь.
Он не имеет в виду то, как это может прозвучать - не имеет в виду предложение оставаться в Хокинсе с ним и в его доме насовсем, для этого слишком рано, да и что ей делать в сонном крошечном городке, работать официанткой? - но, наверное, где-то в глубине души имеет в виду именно это: чтобы она осталась, прямо сейчас сказала, что остается, и они зашторят окна и он вернется в нее, и второй раз будет даже лучше первого, а потом у них будет столько дней впереди, что даже не сосчитать.

0


Вы здесь » Librarium » Свободная зона Хокинса » В Лабиринте 24.09.84


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно