Librarium |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Librarium » Согласно инструкциям » Кофе и сигареты
[icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon][nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status]
[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon][nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status]
Скорее всего она успела схватить пару штрафов, пока ездила по городу. За превышение и за парковку в неположенном месте, но Энди плевать. Она так зла, что через раз смотрит на стрелку спидометра, ее больше интересует время. Полдень – в госпитале святого Андрея выписка пациентов. Она не должна опоздать.
Энди – Андреа Харрисон, помощник адвоката по гражданским делам, тридцать лет, загорелая блондинка, излучающая агрессию даже во сне – барабанит пальцами по оплетке руля, нетерпеливо пережидая смену сигналов светофора на перекрестке. Ее до сих пор распирает, после разговора с Пэм, Памелой, миленькой домашней блондиночкой, пропахшей ванилью. Честное слово, Энди сначала думала, что это духи у нее такие, приторно-сладкие, но, походу, нет, она вся такая. Приторно-сладкая, приторно-несчастная и отменная, отменная мать ее так, сука.
Энди делает погромче «Green Day» - и ей потребуется что-то покрепче колы, чтобы смыть с себя воспоминание об этом визите в дом Пэм и Джимми, о том, как она собирала его вещи под оправдания Памелы. Она стояла, прислонившись к дверному косяку, такая хрупкая в синем платье, такая испуганная. Прямо леди в беде.
- И все же, мне кажется, Джимми будет лучше в центре реабилитации, есть же какие-то квоты, программы…
- Лучше всего ему было бы дома! С женой и ребенком!
При малейшем намеке на осуждение – хотя на каком там намеке, Энди вся была сплошное осуждение и не скрывает этого – Пэм из леди в беде превратилась в первоклассную стерву. Мгновенное превращение, за такое зрелище можно деньги платить.
- А обо мне кто-нибудь подумал? О том, что я натерпелась за эти два месяца? Я забыла, что такое нормально спать ночами! Я дергаюсь на каждый стук!
Если надеется надавить на жалость, то зря, Андреа пленных не берет. Она застегивает молнию на чемодане, пришлось привезти свой собственный, у Джимми даже чемодана нет, господи, он даже в отпуск никогда не ездил, а ездил туда, где убивают. И вернулся оттуда другим. А у этой стервы, его жены, отлично живущей все эти годы на его жалование, не хватает, видите ли, сил! Она, видите ли, плохо спит!
- Дергаешься на каждый стук? Так обратись к психиатру!
- Ты всегда на его стороне, да? Энди-брэнди и Джимми-ракета всегда друг за дружку, да? Попробовала бы ты… он же не контролирует себя…
- Ты просто трусливая дрянь, Пэм, - с огромным, огромным удовольствием говорит Энди, подхватывая чемодан. – И ты не заслуживаешь такого мужа, как Джимми. И если не дай бог ты подашь на развод, будь уверена, ты не получишь над ребенком единоличной опеки. О нет, милая, можешь об этом забыть.
- Ты! Ты, стерва!
Пэм еще что-то кричит, но Энди, не оборачиваясь, демонстрирует ей средний палец, закидывает чемодан в багажник и газует.
Может, она и стерва – Андреа не видит ничего плохого в том, чтобы быть стервой – но она не предательница.
Она паркуется на больничной стоянке. Ей следовало бы раньше понять, что дело неладно. На той вечеринке, что они устроили по возвращению Джимми, он был мрачным, дерганным, рано ушел. Нужно было понять, что все плохо по их телефонным разговорам – они становились все короче. Но она была так занята в адвокатской конторе, пахала, как проклятая. Еще Марк прямо насел. Каждый вечер звонки по скайпу, каждые выходные вместе, так что Андреа начинала беситься, серьезно, у нее было такое чувство, будто ей подарили огромный сладкий торт, и теперь она должна его есть, есть и есть. Есть и есть до конца жизни. А Энди не любит сладкое, на секунду, она любит острую пиццу, чили кон карне и крылышки баффало.
И только когда школьный друг не пришел на ее день рождения, до Энди, наконец, дошло. Все хреново. Очень хреново. Потому что такого не было с четвертого класса. И даже если Джима не было в городе, он все равно звонил ей, орал всякие глупости, она орала ему всякие глупости… В этот раз вообще тишина, и он даже не взял трубку, и утром похмельная, разобиженная Энди поехала к нему, чтобы узнать – Пэм отправила мужа в психушку. Ну, может это как-то иначе называется, но по сути это психушка.
- Он уже неделю там. Я была у него вчера, сказала, что нам лучше пожить раздельно…
Честное слово, Андреа думала, что убьет суку. Она захапала себе Джимми, залетела и потребовала на ней жениться, а он хороший парень, по-настоящему хороший, может даже рад был тому, что теперь у него семья будет. Энди в это не лезла. Но сразу дала понять Пэм, что присматривает за ней, и за Джимом, и за их сыном – уже на правах крестной матери.
- Его скоро выпишут. Думаю, ему следует пожить при центре реабилитации, там есть комнаты, я узнавала, ему это будет бесплатно…
После этих слов Андреа поняла, как легко совершить убийство. Очень легко.
- Джимми не будет жить в каком-то бомжатнике при Центре, понятно? Не можешь позаботиться о нем? Я о нем позабочусь.
Сладенькое личико Пэм скривилась, будто она уксуса хлебнула.
- Ничуть не сомневаюсь. Это то, о чем ты мечтала, позаботиться о Джимми, не думай, будто я этого не знаю.
- Ты нихрена не знаешь, Пэм. Сходи, попустись, сделай маникюр, или прикупи еще какую-нибудь фигню в дом, или как ты там стресс снимаешь? Джим – моя забота.
Телефон вибрирует в заднем кармане. Энди вытаскивает, смотрит мрачно на фотографию Марка, сбрасывает звонок. Не до него сейчас. Возможно, они договаривались поужинать в ресторане, возможно – сходить куда-нибудь, она не помнит. Это прямо гребаное чудо, Андреа, в подробностях помнящая дела трехлетней, пятилетней давности, сразу забывает о совместных планах с Марком, стоит ей повесить трубку. Просто мистика. Но сейчас ей некогда, вот честное слово, не до него.
На низком столике яркие брошюры – Андреа садится в кресло, пролистывает их не глядя, просто чтобы занять чем-то руки, голову. За стойкой белая наколка медсестры, она говорит по телефону, кивает, белая наколка на рыжих волосах танцует – вверх-вниз, вверх-вниз. Спросить, что лит, когда выпустят Джимми? Она же должна такое знать, но раздвижные двери отъезжают в сторону и Андреа вскакивает, бросая брошюры как попало под неодобрительным взглядом дежурной сестры.
- Привет!
Он похудел. Осунулся. Сутулится. Но это Джим. Джиммии-ракета, ее друг, и Энди обнимает его крепко, чуть морщась от резкого больничного запаха, исходящего от его кожи, волос, одежды.
- Привет, большой парень. Я за тобой. Готов прокатиться с ветерком?
[nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]
[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon][nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status]
Доктор - он так и не смог запомнить его имя, какой-то нелепый выверт психики - снова напоминает, как важно принимать лекарства, ходить в группу реабилитации. Джим кивает - заучил эти речи наизусть, кивает, не вслушиваясь, храня на лице внимательное выражение. На самом деле его потуги тщетны, ему не удалось бы обмануть и ребенка, но доктор не дергается по этому поводу: при той дозы митразапина, на которой сидит мистер Халперт, немного рассеянное внимания это норма, небольшой побочный эффект, сопровождающий серьезное успокаивающее действие препарата.
Однако докто знает, что Джим все понимает - состояние практически нормализовано - поэтому продолжает говорить.
- Вы же понимаете, как это важно, мистер Халперт? Понимаете, что доза пробная, что вам нужно будет наблюдение, чтобы мы уверились, что вы в полном порядке? Почему вы не хотите остаться в центре?
Джим медленно качает головой - он не хочет оставаться в этом центре ни одного лишнего дня. Здесь он чувствует себя уязвимым, здесь все чужое, ни единого знакомого лица - здесь его особенно накрывает эта зыбкость реальности, в которой он вернулся домой, и даже нейролептики не решают эту проблему.
- Вы уверены, что не хотите остаться?
Джим снова кивает - он уверен.
Доктор смотрит ему в лицо, впервые, наверное, давая волю человеку внутри себя.
- Вам есть, куда пойти? Если хотите, при группе реабилитации есть...
- Нет, спасибо, - его голос звучит хрипло, неразборчиво.
Они оба удивлены - Джим неразговорчив, это все, время, когда он был душой компании, в прошлом, осталось по ту сторону последней кампании, сейчас его тяготит общество других людей, тяготит даже такой разговор.
- Мне есть, куда пойти.
Пэм сказала, что ему лучше пожить в центре - сказала, что ей страшно. Сказала, что у нее нет больше сил. Что устала бояться, устала не спать по ночам, устала ждать, когда на него снова найдет, когда он снова сорвется, так что про дом Джим не думает, но и оставаться в этом месте больше не хочет: сыт по горло решетками на окнах, тускло-белым цветом коридорных стен, каким-то микстурным запахом и этим ощущением, что здесь он как будто на витрине выставлен, на погляд.
Доктор кивает, гася промелькнувшее во взгляде разочарование - удерживать силой они его не могут, хотя, конечно, при должном старании... Впрочем, супруга, кажется, всерьез испугалась, когда он намекнул на возможность признания мистера Халперта временно недееспособным - испугалась, но и задумалась, забрала все брошюры, которые он выложил перед ней на стол. Конечно, нужна более детальная экспертиза, нужны веские основания, и человек, сидящий перед ним, скорее всего не понимает, что сам роет себе яму, отказываясь от дальнейшей специализированной помощи, отказываясь от наблюдения.
Джим думает о ямах. Не о раскопанной клумбе или небольшой канаве, чтобы сошла талая вода, а о хорошей, добротной яме, укрепленной мешками с песком, пластметом, легким, но прочным. Яме, в которой можно укрыться от минометного огня противника, от артобстрела - яме, которая может спасти ему жизнь, когда все начнется.
Спроси его кто-то - что начнется? - он бы пожал плечами, не особенно вслушиваясь в вопрос: что-то. Что-то начнется, что-то всегда начинается, и всегда начинается без предупреждения, поэтому нужна яма.
Он встряхивается, мысли о яме испаряются, как вода с раскаленной крыши - Джим моргает, забирает рецепты на митразапин и еще десяток препаратов, выписанные ему здесь.
- Большое спасибо, - говорит невпопад.
На нем снова его собственная одежда - та, в которой его сюда привезли, но выстиранная и высушенная, и теперь пахнущая так же, как вещи, которые выдавали здесь. Джим идет по коридору, заложив руки в карманы, сутулясь, потирается щекой о плечо - и снова вдыхает этот острый аптечный запах.
Все больницы пахнут одинаково, думает он. Не только лекарствами, антисептиками, но и другим - страхом. Отчаянием. Надеждой.
И этот запах тянется за ним как шлейф, когда он через раздвижные двери, смыкающиеся за его спиной с металлическим скрипом, выходит в холл.
Здесь, в холле, нет ни решеток, ни замков - все же пребывание в центре исключительно добровольное, особенно если пациент восстановил связь с реальностью, - и через огромные окна на пол падают ошметки будто вафельницей откромсанного солнца.
В одном из таких квадратов стоит Андреа - Злюка-Энди, Энди-брэнди, излучающая деятельную агрессию даже сейчас, но когда она его обнимает, пропуская руки между локтями и боками, прижимается лбом к плечу, объятие у нее крепкое, ничуть не злое, не осторожное, как будто он может вывернуться и укусить, не неуверенное.
Она отпускает его быстрее, чем он успевает обнять ее в ответ - они сейчас на разных скоростях, как будто она ускорилась, а он притормозил, или как будто он пил с утра, а она только что решила присоединиться - смотрит в лицо, широко зубасто улыбается, как зубную пасту рекламирует, и вокруг глаз собираются почти незаметные тонкие морщинки, мимические морщинки, на которые сетует Пэм, разглядывая по утрам себя в зеркало и приучая себя улыбаться, не разжимая губ.
Андреа вряд ли заботят эти морщинки - и улыбка у нее стоваттная, обеспечивающая ей столик в переполненом ресторане, моментальное обслуживание в любом баре и предупреждение вместо штрафа, когда она этого хочет.
Он смотрит за ее плечо, но холл пуст - только за стойкой регистратуры рыжеволосая медсестра в белой шапочке. У нее густо подведенные рыжие брови, и Джиму кажется, что все лицо - это только брови, потому что остальные черты проигрывают, тут же выпадают из памяти, сливаются с белым халатом.
- Подпишите здесь, мистер Халперт, - просит она его, нависая над стойкой и раскладывая несколько листов.
На листах что-то напечатано, Джим не собирается читать, ему, в общем-то, даже наплевать, что там написано - скорее всего, опять то же самое: он отказывается от пребывания в клинике, отказывается от стационарного лечения, отказывается, отказывается, отказывается.
Он крутит в руке авторучку, но еще раз оглядывается вокруг.
- Пэм не приедет? - спрашивает у Андреа, наклоняясь над первым листом, находя место для подписи - тонкую черту в самом низу нескольких абзацев, кривовато отпечатанных, должно быть, принтер барахлит, старый, давно нуждающийся в уходе на покой.
Должно быть, Энди пришлось постараться, чтобы вырваться посреди рабочего дня - они частенько шутили с ней, что с ее графиком даже с ним проще увидеться и построить какие-то планы, - и Джим думает, что Памела могла бы и сама за ним приехать, не сваливая это на Андреа. Не посвящая ее во все это.
Ручка не пишет - Джим бестолково царапает бумагу, пока не надавливает так сильно, что прорывает лист. Медсестра, сурово сдвинув темно-рыжие брови, почти что выхватывает у него авторучку, дает другую, смотрит так, как будто это он виноват, и когда Джим все же расписывается, быстро кидает все подписанные стандартные формы в лоток к другим, как будто сор смахивает.
- С ними все в порядке? Я имею в виду, почему ты приехала? - медленно спрашивает Джим - до него никак не дойдет, что то, о чем Пэм вела речь, включает в себя и это: то, что она не приедет. Что им не только нужно пожить отдельно, но и она вообще не хочет больше иметь к этому всему отношение - может, хочет сделать вид, что он снова уехал. И он начинает беспокоиться - может, с ней что-то случилось? Или что-то случилось с Коди? Почему она не приехала?
Черт возьми, чем они его накачали? Энди смотрит на то, как Джим борется с ручкой, потом смотрит на дежурную сестру, с плохо скрываемым гневом, и, честное слово, будь у нее хоть малейший повод, хоть малейшая возможность, она бы их тут всех засудила. Конечно, мисс Харрисон понимает, что времена, когда пациентов лечили электрошоком, остались в прошлом, но выглядит Джим именно так, как будто по нему танк проехался. Нет, синяков не видно, ничего такого, что указывало бы на физическое насилие, но где ее лучший друг? Самый лучший друг, участник всех ее детских выходок, за исключением того случая, когда она показала трусы Бобу Марчу ради коллекционной фигурки из вселенной Ультима III. Но сделала она это ради благого дела, так что Джимми ее понял. А сейчас он на себя не похож, выглядит тормознутым, и это еще ладно, самое страшное – сломленным. Он выглядит почти сломленным и Андреа прямо зло распирает. Она злится на Пэм, которая его сюда упекла. На докторов, которые напичкали его какой-то гадостью, даже на эту рыжую медсестру, которая подсунула ему сломанную ручку.
- Пошли, пошли, нечего тут стоять, - поторапливает она Джима, в глубине души уверенная в том, что стоит ему выйти за двери больницы, как сразу полегчает.
В больницах лежат больные, это же понятно, а Джимми здоровый, просто у него небольшие проблемы после командировки. Да даже если и большие – среди психов ему не место.
На улице солнечно и уже жарко, но Энди не торопится прятать глаза за темными очками, ей еще нужно кое-что объяснить Джимми. Это будет непросто, но Харрисон от трудностей не бегает. Это пусть трудности бегают от Андреа Харрисон.
- С ними все в порядке. Я видела сегодня Пэм и Коди, они здоровы, у них все хорошо, тебе не о чем беспокоиться. Памела не придет, Джимми, она хочет, чтобы ты пожил отдельно от семьи какое-то время. Считает, что ты можешь быть опасен для нее и Коди.
Чушь, конечно, самая ужасающая чушь, которую Энди слышала в своей жизни. Потому что Джимми – самый любящий, самый заботливый отец и никогда бы не причинил вред своему сыну, да и своей жене тоже. Он на седьмом небе был, когда этот ребенок появился, и даже не парился, что они его вроде как не планировали. Ну, Пэм-то планировала, Энди в этом всегда была уверена. Хитрая сучка Пэм все просчитала и вышла замуж за Джима. А теперь вот, полюбуйтесь, хочет пожить отдельно... А Джиму эту пилюлю жевать и глотать.
Подсластить пилюлю Энди и в голову не пришло, настоящие друзья так не поступают, если горькое лекарство надо выпить – значит, надо. А они настоящие друзья, лучшие друзья. Ее родители погибли в автокатастрофе когда ей было семь, бабушка и дедушка забрали ее к себе, а в новой школе она познакомилась с Джимом. В том возрасте мальчишки не любили дружить с девчонками, но Энди в первый же день сделала на беговой дорожке главного верзилу класса, а когда он подошел разбираться новенькой, показала на нем прием, которому ее научил дедуля. И на долгие годы стала единственной девчонкой, допущенной в мальчиковую компанию. Родители Джима приняли ее как родную, она до сих пор звонит им во Флориду, поздравляет с праздниками... так что, можно сказать, Джимми ей как брат.
- Я забрала твои вещи, ты поживешь у меня, Джим, даже не возражай, я уже все придумала. Это будет классное лето, самое классное, совсем как в средней школе! Тебе вроде как надо пожить в тихом спокойном месте? Ну так дом дедули самое тихое место, там всегда было здорово, да? С его подвалом и рассказами о биологическом оружии, и о том, что русские скоро нападут и надо быть готовыми!
Она болтает, тащит его за собой как на буксире к красному Камаро, открывает перед ним дверь.
- Давай, садись, большой парень. Ты вообще как, голоден? Зарулим по дороге за большой порцией картошки, крыльев и колы? Или, может, хочешь пиццы?
Больничная еда дрянь – Энди это знает, она лежала там с аппендицитом, и считает, это было ужасно. Так же она считает, что порция острых крыльев поможет справиться с любой бедой.
Камаро выруливает со стоянки – все, ладно, можно расслабиться. Джим с ней, и она, как и говорила Пэм, сможет о нем позаботиться. Та, конечно, вообразила себе сразу всякое и зря, хотя, что взять с ванильной Памелы? Она с первого взгляда не взлюбила подругу мужа и это было взаимно. И наверняка весь мозг ему вынесла, чтобы он не приглашал ее на свадьбы, чтобы он не предлагал ей стать крестной Коди, чтобы не звал ее так часто в гости. Ревновала, понятно, но зря ревновала, Андреа все никак не могла въехать, почему так трудно понять, что они друзья, с детства друзья, лучшие друзья. А Пэм никак не могла врубиться в их шуточки, в их взаимные подначки, и бесилась, когда они начинали вспоминать старое. Ужасно злилась, уходила на кухню, начинала греметь посудой.
Даже удивительно, как у такой стревы-мамаши такой лапонька-сын как Коди, но это сто процентов гены Джима. Коди и похож на Джима в детстве, прямо как две капли воды, и Энди его обожает. Прямо души не чает, и он ее тоже любит – в основном, конечно, потому, что она разрешает ему то, что мать строго запрещает, но должна же быть у пацана какая-то радость в жизни, кроме уроков. Детство быстро проходит.
Детство прошло, но место, где оно прошло осталось. И дом остался – после смерти бабки и деда Энди так и не смогла его продать, просто не решилась на это. Отдать его другим людям, которые все в нем переделают, уничтожат память о милейшей Молли Харрисон, которая носила старомодный шиньон, пекла вкуснейшие пироги и постоянно улыбалась, о Джеке Харрисоне, полковника ЦРУ в отставке? Или и вовсе снесут и построят что-нибудь «функциональное». Нет, такого она допустить не могла, хотя Марк, ее парень, категорически отказывался понимать этот «каприз», как он выражался.
- Зачем тебе этот хлам, я не понимаю, - заметил он недавно в своей неподражаемой манере, и Энди тут же окрысилась.
- А меня не надо понимать. Я сама разберусь, окей?
- Не будь такой агрессивной, милая, я же хочу как лучше!
Хочешь как лучше – очень хотелось сказать Андреа – оставь меня в покое, если я захочу узнать твое ценное мнение, я им поинтересуюсь.
Но, конечно, не сказала. Такие вещи парням не говорят, а Марк – без пяти минут жених, он несколько раз крайне навязчиво интересовался мнением Энди о дизайне обручальных колец и размере бриллиантов (чем больше - тем лучше, ляпнула она). И сильно подозревала, что стоит им встретиться, Марк припадет на одно колено и сделает ей предложение. А она не хочет за него замуж – вот в чем загвоздка. Она вообще замуж не хочет.
Марк – успешный практикующий психоаналитик – считает что это связано с детством Энди, с потерей родителей, но правда в том, что у нее было чудесное детство. Восхитительное детство. В том самом доме, куда она везет сейчас Джимми.
Они возвращаются – вот так вот.
Бросать его там она, конечно, не собирается, уже перевезла в дом кое-что из своих вещей, забила холодильник продуктами, притащила работающую микроволновку и кофеварку. Придется вставать на два часа раньше, чтобы успеть в город по пробкам, но это мелочи. К тому же сейчас в делах легкое затишье – лето, время отпусков. Это осенью вернувшиеся с курортов семейные пары обнаружат следы неверности – смс, звонки, письма, фотографии на телефонах, и понесется – ни встать, ни выдохнуть. Так что она даже может взять отпуск. Марк давно просил ее взять отпуск и уехать вместе с ним в Майями, но было некогда. Может, сейчас самое время. Будут резаться в видеоигры, у нее и надувной бассейн есть. А Пэм, тем временем, одумается.
Куда она денется – конечно одумается.
- Эй, - улыбается она Джиму, легонько толкает его в бок. – Все будет хорошо. Все будет просто замечательно, я тебе обещаю!
[nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]
[nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon]
Он в самом деле тормозит - никак не поймет, о чем она говорит, хотя прямота Андреа Харрисон, можно сказать, хрестоматийная, как по учебнику. Это кто другой подбирает слова, Энди если это и делает, то только чтобы максимально ясно прояснить картину. И сейчас картина вроде как ясная - Пэм считает, что у него проблемы, считает, что он не справится, считает, что он может быть опасен, и не только для себя, но и для них с Коди.
Чушь какая-то - Джим так об этом и думает: чушь какая-то. Не в том смысле, что он Андреа не верит - он ей поверил бы, даже расскажи она, что ее жених, Марк, такой занудный, совсем ей, шумной и веселой, неподходящий по мнению Джима, оказался русским шпионом или там пришельцем - а в том смысле, что не может поверить, будто Памела так думает, насчет того, что он опасен.
Что даже не приехала, перекинула это на Энди, как будто он собака, чтобы передавать его из рук в руки.
Андреа смотрит ему в лицо, как будто ждет реакции, щурится на солнце. Джим не знает, чего она ждет - он, вообще-то, сам не уверен, что именно произошло между ним с Памелой, разве что помнит, какими-то отрывками: он кричит на нее, чтобы она выключила свет, потом, как вспышкой, она плачет, потом Коди - стоит в дверях гостиной, зажав подмышкой игрушку, глаза огромные, нижняя губа дрожит...
Ну да, не то, чему его сын привык быть свидетелем.
Наверное, Пэм можно понять - они соглашались в том, что благополучие Коди самое важное, и вчера, когда она говорила о том, чтобы Джиму пожить отдельно, снова упомянула благополучие сына. Чем он мог покрыть такую карту, даже если бы захотел?
- Окей, - вяло соглашается он в основном для того, чтобы Андреа перестала на него так смотреть. - Что-нибудь придумаю...
Но куда там - Андреа придумала все за него, и, ей-богу, он и в лучшие дни нередко терпел поражение в спорах с ней, что уж говорить о сегодня.
К тому же он не уверен, что в форме, чтобы в самом деле что-то придумать - может, попозже, когда сбросит эту химическую сонливость, которую, будто вирус, подхватил в реабилитационном центре.
И дом в пригороде, где они оба выросли - это же правда как в средней школе, как будто уроки закончились и впереди каникулы. Джим так и чувствует - следующий контракт ему не светит как минимум полгода, тут правила строгие, он и так просидел в Ираке почти безвылазно больше, чем любой другой из группы, с которой прибыл туда в первый раз, наматывая год за годом, и вот теперь каникулы, целое лето впереди, теплая сухая осень, потом, возможно, зима, отличное время, чтобы свозить Пэм и Коди на озера, выбраться к побережью, научить сына кататься на лыжах...
Пэм не сможет обижаться на него вечно - это, наверное, просто усталость накопилась, стресс. Ничего, пара недель в доме деда и бабки Энди - в тихом пригороде, где наверняка до сих пор пахнет по выходным барбекю, а на Четвертое июля все соседи устраивают людные гуляния, перехлестывающие через заборы и дороги.
Так что он позволяет посадить себя в машину, в глубине души даже радуясь тому, что рядом Андреа, которая взяла все в свои руки - Андреа, которая прекрасно сама разгребала свои проблемы, а то и чужие, если ей позволяли, Андреа, которая не ждала, когда он вернется из командировки, чтобы связаться с сантехником и заменить трубы под кухонной раковиной, или позвонить мастеру по ремонту стиралок.
Нет, он не жаловался - Пэм воспитывалась в патриархальной семье, и в этом что-то было, в том, как она полностью передавала бразды правления в его руки, просто, видимо, к последнему его возвращению накопилось слишком много всего у них обоих, у него, и нее, и это вылилось в несколько безобразных ссор, им обоим непривычных и обоих неприятно удививших, а дальше все понеслось, как снежный ком, пока, наконец, она не попросила его пожить отдельно, пока он не вернется в норму.
Ладно, Джим и сам понимает, что не в норме - но уверен, что это поправимо. Может, ему и в самом деле поможет несколько дней в пустом доме - несколько дней перед телевизором, чтобы разобраться в себе, с собой.
Они стоят на подъездной дорожке перед домом, в котором провели немало времени, слушая рассказы ее деда - Джиму потребовалось очень много времени, чтобы понять, что все эти рассказы были сказками, просто вымыслом, чтобы развлечь любопытных детей - или играя в геймбой, ссорясь из-за того, чья сейчас очередь надрать зад Сабзиро. и Андреа снова ему улыбается, не слишком широко, зато искренне, и обещание ее звучит так же искренне, и Джим позволяет себе поверить.
- Не знал, что ты не продала этот дом.
Это не осуждение - наверное, это даже правильно, что она его не продала, хотя зачем ей, живущей в квартире и без пяти минут съехавшейся с Марком, этот дом в пригороде в полутора часах езды от города?
Им повезло - днем пробок нет, даже с остановкой, чтобы купить поесть, приехали еще до вечера, и Джим чувствует солнечное тепло плечами и затылком, расправляет спину.
На подъездной дорожке хватает мусора - ветки, немного листьев, - но дом не выглядит заброшенным, и когда они заходят, то в доме почти не чувствуется запаха затхлости и пыли.
- Что это, Энди? Тайное логово, куда ты сбегаешь, чтобы побыть одна? - он пробует шутить, хотя, наверное, никому, кроме них, эта шутка не показалась бы забавной - нужно очень хорошо знать Андреа, чтобы знать и другое, то, что она, при всей своей внешней коммуникабельности и экстраверсии, совсем не прочь проводить время в одиночестве, а когда готовилась к экзаменам, то и вовсе становилась настоящей отшельницей, не отвечала на звонки, могла неделю просидеть в комнате над книгами, досконально разбираясь в праве. Это принесло свои плоды - ей едва тридцать, а она уже помощник в одной из крупнейших контор города, помощник с неплохими перспективами, и Джим не сомневается, что она станет и партнером, причем еще до сорока, если поставит перед собой такую цель, потому что упертости и упрямства ей не занимать, как в плохом, так и в хорошем смысле.
Он оглядывает гостиную - она кажется намного меньше, чем в детстве, но по-прежнему уютной. Кажется, что вот-вот появится бабушка Андреа с предложением выпить рутбира или холодного чая, а дед, сидящий в кресле, отложит спортивный вкладыш в еженедельную газету и спросит, как сыграла школьная баскетбольная команда, в которой Джим капитанствовал с седьмого класса.
Его собственные бабушки и дедушки жили далеко, слишком далеко, чтобы навещать их чаще раза в год, и старики Андреа, заменяющие ей рано погибших родителей, заменили ему следующее поколение родственников - такой вот причудливый выверт, который только укрепил эту дружбу, к которой Джим за годы привык относиться как к чему-то само собой разумеющемуся.
Телевизор - старый, будет удивительно, если еще работает - покрыт вышитой салфеткой, на диване клетчатый плед в стиле пэчворк, сделанный Молли Харрисон собственноручно, массивные часы на стене молчат в ожидании завода.
Джим ставит на журнальный столик перед диваном масляный бумажный пакет из закусочной, в котором наверняка еще осталась пара крыльев среди костей и крошек кляра, медленно пересекает гостиную, с трудом сдерживая желание наклонить голову - ему кажется, что потолок стал ниже.
Из окна видно старое дерево - оно было старым еще двадцать лет назад, Джим помнит, как Джек постоянно ругался с соседями. требовавшими спилить его, пока оно не упало на забор или не загорелось, сухое и безжизненное, вызвав пожар.
Джим дергает рассохшуюся ручку, выходя на задний двор - на скрипящие доски небольшой террасы, где до сих пор стоит кресло-качалка.
Под деревом лежит побелевшая от времени автомобильная шина, пережившая здесь явно не одну зиму - когда-то это были самодельные качели, которые Джек повесил специально для крошки-Энди, чтобы ей было не скучно, пока она ни с кем из сверстников не подружилась, а потом за эти качели они с Джимом готовы были поубивать друг друга к вящему ужасу Молли.
Ему приходится ухватиться за столб, поддерживающий крышу над террасой, чтобы не упасть - настолько мощной оказывается ностальгия.
- Мы как будто во времени перенеслись, правда? - спрашивает он быстрее, чем успевает сообразить, что говорит - но это и в самом деле так, как будто красный камаро Андреа, еще одна из ее диких прихотей, на самом деле машина времени, и они очутились прямиком в нулевых, и Молли сейчас прибавит радио на кухне, подпевая Бритни Спирс.
- Ага, ты меня раскусил, тайное логово, - довольно улыбается Энди, радуясь тому, что Джим потихоньку оживает. Потому что честное слово, в первую минуту она испугалась.
Все будет нормально – теперь она в этом совершенно уверена. Просто его надо было вытащить из этой чертовой больницы, нормально накормить, напоить колой, и прокатить с ветерком до городка их детства. До дома их детства.
Дом этот выглядит постаревшим. Не заброшенным, Энди заботится о нем, но – постаревшим, может быть, следовало бы привести его в порядок, раз уж она не собирается его продавать. Сделать капитальный ремонт, покрасить стены, заменить оконные и дверные рамы, разобрать и заново сложить камин. Но дело в том, что каждая плиточка в гостиной была дорога Андреа памятью о бабке и деде, каждый дюйм бережно отполированного стола на большой кухне, соединенной со столовой, каждый предмет мебели.
- Ну что ты, Энди, кто же ест у телевизора, милая!
- Оставь ее, Молли, пусть ест, где хочет.
- Эй, Джимми-ракета, спорим, я первая добегу до конца улицы!
- Когда ад замерзнет, Энди!
- Энди, что это?!
- Кажется, дедулины порножурналы... боже, надеюсь бабуля не знает!
- Какая гадость!
- Ужасная гадость!
- Как думаешь, он заметит, если украсть парочку?
Голоса окружают ее, прошлое окружает ее, и так всегда, стоит ей переступить порог дома, где она бережно сохранила все, даже кружевные салфетки бабули. Марк этого не понимал, но Джимми, она знала, поймет. Он всегда ее понимал.
Запустив Джима, Андреа возвращается к машине, берет из багажника чемодан с его вещами, машет рукой соседке, выгуливающей ужасно толстого шпица, и заходит в дом.
И сразу как будто дышать становится легче. Она любит Филадельфию, она прекрасно устроилась в Филадельфии, этот город подходит ей куда больше, чем тихий, немного сонный Скрэнтон, застрявший, как муха в янтаре, в прошлом. И они вот вернулись в прошлое, потому что где-то нужно брать силы для настоящего. Джиму нужны силы чтобы справиться со всем. Со своим нервным срывом, с предательством Пэм. Ей... ну, ей тоже кое-что нужно сделать. Кое-что очень непростое. Так что это будет им во благо – она в этом уверена. Ту все было для них – улицы, по которым было так здорово гонять на великах, деревья, которые они облазили. Ручей и запруды, ночевки у него или у нее, правда, ровно до того времени, как им исполнилось по пятнадцать и Энди перестала отличаться от мальчишек хот бы тем, что у нее как-то внезапно выросла грудь – казалось бы, что тут внезапного, но для Энди это был настоящий шок. Пришлось осваивать тонкости женского нижнего белья, не говоря уже о том, что Джим стал обгонять ее и на длинных дистанциях и на коротких. Это было ужасно несправедливо. Но страдала Энди буквально одно лето, потом быстро сообразила, какие преимущества ей это дает, и перешла с растянутых маек на обтягивающие свитера.
Ночевки – это было особенно классно, они не спали до утра, рассказывали страшные истории и следили из дедулиного бинокля за соседом, мистером Колинзом. Джим и Энди были свято уверены, что он похищает и убивает детей, и их не смущало, что в окрестностях Скрентона дети не пропадали лет тридцать, ничто не было способно обелить в их глазах репутацию отвратительного мистера Колинза, который орал на них каждый раз, когда мяч залетал на его участок.
С поличным они его так и не поймали – а потом внезапно выросли и игры прекратились и их сокровище, их гордость – коллекция фигурок – перекочевала из спальни Энди в подвал. К дедулиным порножурналам, спрятанным в нижнем ящике железного шкафа. Дедуля все ждал нападения русских и сделал из подвала настоящее бомбоубежище, с системой вентиляции и даже системой видеонаблюдения, которая, наверное, ни разу с тех пор не включалась.
- Да. До чего здорово, правда?
Энди выходит вслед за ним на террасу, встает рядом, засунув руки в задние карманы обтягивающих джинсов, щурясь на солнце с довольным, победным видом. Андреа Харрисон собирается провести лето наилучшим образом со своим лучшим другом – и это офигенно. Сумку, вместе с телефоном, она бросила на кресло в гостиной, пока они были в дороге, телефон звонил раз пять, и каждый раз это был Марк – Энди проверяла, вдруг звонят из адвокатской конторы. Но нет, Марк, который все не мог усвоить, что если она не берет трубку – значит, сейчас ей некогда, перезвонит позже. А ей сейчас некогда. Да и желания, если честно, нет. И это по-настоящему плохо, потому что если ты начинаешь бегать от своего парня, то, очевидно, где-то закралась ошибка, ваша честь. Очевидно, это уже не ее парень. Но она пока не готова думать об этом, а тем более, говорить об этом с Марком. Ей нужна передышка.
- И как это, встречаться с психоаналитиком, - как-то спросил ее Джим, они болтали по скайпу и проходящие мимо парни в форме, прямо картинки, загорелые и крутые, передавали ей привет. После того, как Энди прислала Джиму свою фотку в трусах с Бетменом и Женщиной-кошкой, она стала местной легендой.
Джим, конечно, был джентльменом, и очень трепетно относился к репутации дамы, даже разбил нос Бобу, когда тот стал хвататься что видел трусы Энди, но ничто не остановит людей, поставивших себе целью увидеть трусы с Бетменом на симпатичной женской заднице. Так что телефон выкрали.
Джим был безутешен.
Энди почувствовала себя невероятно популярной
- Ну как тебе сказать, такое чувство, что он меня постоянно анализирует, - ответила она. – Ну, это все равно ненадолго, так, повстречаюсь до Рождества, и разбежимся.
Она ошиблась, недооценила настойчивость Марка – а главное, его удивительную способность избегать острых вопросов. И это при том, что он как раз собаку села на острых вопросах. Это, черт возьми, ее хлеб – острые вопросы!
- Забирай мою комнату, Джимми, я уже свила себе гнездо в большой спальне.
Гнездо – очень точно сказано. Там ноутбук, сигареты (прости, бабуля), журналы, бутылка бренди, недопитая банка колы, плед и беспорядок, который Энди умела создать одним своим присутствием. Там до сих пор пахнет бабушкиными духами, но слабо-слабо. Чтобы совсем не тонуть в прошлом, Андреа передвинула мебель, сменила шторы и покрывало на кровати, и, в общем, ей там было вполне уютно, вот только за курение на подоконнике бабуля вряд ли ее похвалила бы.
- Да, я же твои вещи забрала, они в чемодане, в ванной комнате зубная щетка, бритва и все что вам, мальчикам, надо. Я жутко рада Джимми, что ты со мной, жутко рада, хот я это свинство с моей стороны, учитывая все обстоятельства. И, кстати, ты мне должен поздравления за мой день рождения, помнишь? Так почему бы нам не надуть бассейн, и не устроить вечеринку? Что скажешь?
Может, конечно, ему больше хочется побыть одному – но, в общем, Энди считает, что быть ему сейчас одному плохая идея. Ему нужно расслабиться, повеселиться, забыть кошмар последних недель. Забыть о том, что его стерва-жена выставила его из дома, потому что он, видите ли, опасен.
Ладно, только попробуй развестись с Джимом, – обещает она мысленно Пэм, - только попробуй, Памела, и я вкачу тебе такие условия, что ты взвоешь. Я сделаю так, что судья будет рыдать от сочувствия к Джиму Хаоперту, доблестному военнослужащему, выполняющему гражданский долг перед США, образцовому отцу и любящему мужу.
Потому что око за око, а если кто-то наехал на Энди-бренди – это все равно, что наехать на Джимми-ракету. И наоборот.
[nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]
[nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon]
Она и в самом деле привезла его вещи, как будто он ребенок, за которым нужно присматривать - а он думал, что сможет использовать это как предлог, чтобы встретиться с Пэм, постараться договориться с ней насчет дома. Впрочем, судя по тому, что вещи в чужой - Андреа? - чемодан покиданы прямо стопками и явно без особой аккуратности, в стопки их складывали как раз иначе, с аккуратностью едва ли не маниакальной: Джим задумчиво рассматривает вытащенные стопки футболок, скатку из ветровки, джинсов и толстовки с капюшоном, сиротский узел с трусами и носками. Обрезанные по колено старые джинсы, беговые кросовки и майку без рукавов на самом дне. Шлепанцы.
У него голова идет кругом - так внезапно это выставление из дома, даже вещи нельзя было собрать, и теперь он пытается понять, что ему еще нужно, как будто стоит над руинами жилища, в которое попал снаряд.
В ванную он даже не заглядывает - все еще тормозит, никак не может собраться с мыслями. Что ему нужно? Сколько пар носков, сколько футболок, может, шорты для купания?
Он роется в чемодане, во внешнем кармане на молнии, но там только его выключенный мобильник, зарядка и электронная читалка. Джим включает телефон - разряжен, поэтому он ставит его на подзарядку, удивляясь, что в доме есть даже электричество - удивляясь, хотя старый холодильник на кухне работает с шумом взлетающего боинга - и смиряется с отсутствием шорт. Сойдут и обрезанные джинсы, он вообще не в настроении решать еще и эту проблему.
В доме жарко - спальня у Энди на втором этаже, в мансарде, которая, наверное, служила детской еще ее отцу, и под тонкой рифленой крышей воздух нагревается прилично. Джим не против - он бывал в местах, где куда жарче, так что сейчас летний Скрэнтон кажется ему вполне терпимым, хотя предложение Андреа весьма кстати - может, не бассейн, конечно, но посидеть на заднем дворе с банкой холодного пива... Или колы, потому что его нейролептики с алкоголем не сочетаются - именно то, что нужно.
К тому же, он рад, что она не бросает его здесь - не прямо сейчас, чтобы вернуться на работу. Кроме всего, это много для него значит - то, что она потратила день на его проблемы, хотя наверняка на работе все горит - у нее вечно на работе все горело, еще одна тема для шуток, при созвонах, даже когда он был за сотни миль, она спрашивала, как у него, он говорил, что все по-старому, зато у нее все кипело и она вываливала на него кучу информации о коллегах, о делах, которыми они занимаются прямо сейчас, о том, как ее бесит новая секретарь из приемной и как раздражает новый прокурор, считающий, что может разговаривать с Андреа Харрисон со снисхождением только из-за того, что она либо всего лишь помощник, либо всего лишь женщина, либо и то и другое, вместе взятое.
Джим как-то пообещал ей обоссать ему почтовый ящик, этому прокурору - еще одна по-детски тупая месть - и теперь, вспоминая об этом, не может не улыбнуться.
Мобильник тонко тренькает, сообщая о включении - несколько пропущенных от людей, которых Джим не хочет слышать прямо сейчас, но заряд уже на десяти процентах, зарядился, пока он переодевался, так что он набирает Пэм - несколько длинных гудков, затем переключение на голосовую почту. Она что, поставила его в черный список?
- Привет, это я, - говорит он, садясь на край кровати - чертовски короткой, ему придется либо отрубить себе ноги, либо извернуться как-то еще. - Просто звоню узнать, как вы, и сказать, что у меня все нормально. Перезвони вечером, пожалуйста. Я хочу с тобой поговорить. Хотя бы пять минут. И с Коди тоже.
Он еще какое-то время молчит, слыша тихие щелчки записи сообщения, но в голову больше ничего не приходит - и даже уже сказанное кажется ему каким-то пустым, плоским и нелепым, все, начиная от этого короткого "привет" и заканчивая уопминанием сына.
Джим отводит трубку от головы, нажимает на отключение звонка.
Широкий экран с убавленнной до минимума яркостью в солнечном свете из окна кажется просто черным. Джим вытаскивает провод и телефон тут же тренькает, сообщая о малом заряде, поэтому приходится снова поставить его на зарядку и оставить на подушке в чистой наволочке - видимо, Андреа побывала здесь заранее и свила гнездо не только себе.
Он спускается вниз, прислушиваясь к скрипу ступенек - какая-то часть Джима хочет помчаться по лестнице бегом, как раньше, услышать окрик Джека, сетование Молли, и он удивляется, какой низкой теперь кажется лестница. Как будто это не он вырос, а дом каким-то волшебным образом уменьшился.
Во дворе, хорошо скрытом от соседей за забором и густыми розовыми кустами, набирающими цвет, явно отлично чувствующими себя без подрезки и другого ухода, Андреа в самом деле тащит по траве сложенный бассейн и насос.
Джим закрывает лицо в руками в жесте отчаяния:
- Поверить не могу! Тебе что, десять лет? Надувной бассейн! Ты вообще уверена, что туда поместишься?
Однако присоединяется - вместе они расправляют еще сдутый виниловый остов, ярко-синий с оранжевым, красным и зеленым - и разыскивает подложку, а затем и клапан.
Вертит в руках насос - бессейн новый, а вот насос, кажется, Андреа извлекла из старых запасов - поднимает голову.
- Слушай, извини, что так с днем рождения вышло. Я помнил про него - конечно, помнил, Энди, и обязательно бы пришел, но так вышло... Короче, извини, ага? С меня сюрприз, дай только немного в себя прийти, хорошо?
Насос найти не проблема, он в гараже. Пока Джим обвыкается на старом месте – он столько времени провел в этом доме, что может считать его своим, как Молли и Джек Харрисоны считали Джима Халперта еще одним своим внуком – Энди отгоняет машину, вытаскивает надувной бассейн. Нужен еще шланг – наполнить водой, но в гараже его нет, значит, он в подвале. Ну да ладно, и до подвала доберутся. Там, если честно, давно следовало бы сделать уборку, ну вот этим она и займется на выходных. Разберет весь этот хлам, коробки со старыми журналами, детскими игрушками и рисунками. Использовать подвал под бункер она, конечно, не собирается, но порядок навести надо.
Вот этим – надо навести порядок – Энди время от времени загоралась, тратила уйму времени и сил, но все заканчивалось одинаково. Через день, ну два, беспорядок снова вползал в дом Андреа, сначала скромно, почти застенчиво, потом наглел, и располагался уже на всех поверхностях, от дивана до кухонного стола… Может быть, поэтому идеально чистая квартира Марка внушала ей ужас, а безупречный порядок в доме Пэм и Джима просто откровенно бесил. Она не чувствовала себя свободно в таких местах. Особенно, черт возьми, у Марка. Как-то он попытался дать ей урок изысканной кулинарии, и Энди завелась, прямо в штаны ему полезла – и что? И ничего, он бросился вытирать от муки стол, вместо того, чтобы ее трахнуть на этом столе. Конечно у нее все тут же упало!
- Конечно, помещусь, и ты поместишься, вот увидишь! – Андреа прямо возмущена такой недоверчивостью.
Задний двор довольно просторный, в городке вообще все довольно просторно, застраивали не в тесноте, и она бы могла продать его за хорошие деньги, но есть вещи, которые не продаются. Память о детстве не продается, возможность вот так спрятаться, пусть даже ненадолго, от всего. От всех.
- Можем позвать Боба Марча, хотя, вот он точно не влезет, ты бы его видел, он стал очень большим мужиком, очень-очень большим, я клянусь! Теперь, чтобы дать ему по носу, тебе придется еще поискать этот нос, в основном там щеки! Но у него в магазине можно купить электронасос, думаешь, стоит?
Может даже он ей скидку даст, в память о прошлом, все же трусы Энди Харрисон высоко котировались на внутреннем рынке Скрэнтона какие-то двадцать лет назад.
- Не парься, - советует она, когда Джим заговаривает про ее день рождения.- Конечно, ты не забыл. Да и вечеринка была такая себе, скучновато, как на мой взгляд. Ее Марк устраивал, и знаешь, все эти фу-ты-ну-ты, льняные салфетки, тарталетки с крабом, вино. Ледяная статуя – я не шучу! Не знаешь, какой толк от ледяной статуи? От шоколадной можно хотя бы кусок отгрызть. А эту что, облизать? Живая музыка. Думаешь старый добрый рок? Нет. Джаз. Так что ты ничего не потерял, Джимми, совершенно ничего.
А она вот, если честно, задумалась – насколько правильно связывать свою жизнь с человеком, чей вкус настолько не совпадает с ее? Вот у Джимми и Пэм с этим тоже не особо совпадало, и вот чем закончилось, и это при том, что он дома-то почти не бывал.
Энди присоединяет насос к клапану, начинает энергично качать, ну, в общем, работает, и это то, что ей сейчас нужно. Немного физических упражнений – отлично успокаивает.
- В подвале есть старый гриль и угли, а в холодильнике стейки, если хочешь – займись, мне-то лучше к мясу не прикасаться, я-то что угодно в угли превращу.
Ну да, готовить она не умеет, как и многое другое, не было ни времени, ни желания учиться. Да и бабуля, великая искусница во всех домашних премудростях, к плите никого не подпускала. А дедуля… Ну, кое-что он научил ее готовить. Ее и Джима. Совершенно дикий коктейль – бренди, рутбир и лакричный сироп. Попробовав в первый раз, Энди пришла в невероятный восторг, напилась, потом блевала весь день, за что получила от Джима новое прозвище, Энди-бренди. Но к тому времени им было уже по семнадцать, и, как шептались болельщицы, в числе которых Энди красовалась длинными ногами в смешной короткой юбке, прозвище Джимми «ракета» тоже приобрело новое звучание.
Но им это не мешало дружить, Энди даже не удивлялась тому, что дружба переросла детство и прекрасно себя чувствует, хотя им обоим по пятнадцать, шестнадцать, семнадцать… и дальше. Годы шли, ничего не менялось, и случалось что, Энди спешила поделиться с Джимми. И плохим, и хорошим, даже проводила его в семейную жизнь. Даже мальчишник ему устроила, совершенно отвальный мальчишник, после которого жених и его шафер смотрели на все происходящее не очень трезвыми глазами, а сама Энди, сидя во втором ряду (не в первом, первый же только для родителей – как подчеркнула Пэм), едва сдерживала смех и икоту.
С разговорами о том, что случилось, Андреа не лезет. Во-первых, потому что между ними это не принято – лезть с разговорами. Когда Джим будет готов, сам все расскажет. Конечно, версию Памелы она уже слышала, но к Пэм у нее никакого доверия. Та может и приврать ради того, чтобы ее пожалели. Строит из себя несчастную… Ничего, это ненадолго. Энди знает жену Джима, та скоро прибежит мириться, конечно, будет диктовать свои условия, но тут мисс Харрисон собирается стоять на защите интересов своего лучшего друга. А прибежит она по одной причине – Пэм не та женщина, которая способна жить одна. По правде сказать, удивительно беспомощное существо. Все, что за гранью похода в супермаркет за покупками уже причина для паники. Так что, вся эта декларация жертвы до первого прохудившегося крана или забившейся канализации.
- А я нахожу это милым, - как-то сказал ей Марк, после того, как Энди полчаса распиналась о беспомощности Пэм. – Это так трогательно, когда красивая женщина ничего не может без своего мужчины. Я бы хотел, чтобы ты была чуть более зависимой от меня, Андреа.
- Не в этой жизни, - огрызнулась она, до глубины души возмущенная такой мыслью.
Она – и зависима от кого-то!
Да скорее небо упадет на землю.
[nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]
[nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon]
Андреа отгоняет его от бассейна - ну в этом вся Энди-брэнди, чтоб никто не совался, она сама со всем справится.
Джим наблюдает за тем, как она качает - бассейн немаленький, так что, хоть и качает она энергично, возиться будет достаточно.
- Боб Марч? - Джим без труда припоминает Марча, это даже удивительно, он отлично помнит то, что было почти двадцать лет назад, но почти не помнит событий полуторанедельной давности. - Ты хочешь снова заставить меня драться с этим козлом? Знаешь, кроме шуток, мне еще ни разу не встречалась женщина, которая бы настолько любила показывать свои трусы... В зале суда ты действуешь так же?
Памела ненавидит их шутки - особенно такие, по-детстки глупые, про трусы, про алкоголь, про то, про что взрослые и хорошо воспитанные люди не шутят, и при Памеле он может и промолчать, но Памелы здесь нет, а Андреа, если ей не понравится его шутка, скорее двинет ему в нос, чем обидится на неделю.
Но когда она говорит о Марке, об устроенной им вечеринке, Джим смотрит внимательнее - рождество наступило и прошло, а за ним и еще одно, а Марк по-прежнему был рядом, что для Энди стало своеобразным рекордом - видимо, Марку его практика психоаналитика помогала ладить с Андреа Харрисон.
- Звучит отлично, может, зря ты так о льняных салфетках? Говорят, это признак... Я забыл чего, но вроде чего-то хорошего, - Джим улыбается - не так, чтобы особенно широко, но и не вымученно. - И кстати, раз уж зашла речь - раскрой интригу! Он оценил Бэтмена на твоей заднице? Я хочу знать, ради чего мне пришлось полгода терпеть подколы половины казармы и соврать, что ты моя сестра, потому что устал отказывать дать твой номер или адрес электронки...
В подвале холодно - в майке без рукавов и шлепанцах Джиму моментально становится зябко - он спускается по узкой лестнице, щелкает тумблером, но свет не загорается. Может, что-то с проводкой - в доме все же никто не живет, а может, что-то с лампочкой, простой лампочкой, свисающей с потолка на витом проводе.
В детстве это место казалось им обоим очень страшным - здесь запросто было представить, что в глубине подвала, там, в еще более вязкой тени от высокого металлического шкафа, прячется... Кто-то или что-то, что только и ждет момента, чтобы наброситься на него.
Они с Энди на спор спускались по одной ступеньке, кто ниже, кто струсит первым - и у него мурашки бежали по спине, колени дрожали, во рту пересыхало, но он не мог уступить, доходил до самого бетонного пола, стараясь не шуметь, делал шаг, другой, третий...
Очень важно было не показать Энди, как ему страшно, что ему страшно настолько, что он готов бежать прочь не оглядываясь - а сейчас Джим смотрит в эту холодную темноту и не понимает, что его тут так пугало в детстве. Как он мог быть таким глупым. Таким наивным, и верить, что страх живет в подвале.
Сейчас он идет прямо в эту темноту, шлепанцы стучат по бетонному полу - шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп.
Дверь с кухни медленно прикрывается, становится темнее - узкий луч света отсекается со скрипом, Джим слушает свое дыхание, слушает, слушает - а больше ни-че-го.
Его правая рука медленно сжимается в кулак, тело само разворачивается в позицию для ведения огня - это происходит как-то вдруг, само собой, просто потому что вокруг темно и тихо, так темно и тихо, как будто он снова на позиции где-то под Басрой, прибор ночного видения снят, чтобы дать отдых глазам, ночной холод над пустыней лезет под разгрузку, сушит пот, все замерло в ожидании сигнала к атаке - началу минометного огня.
Он возвращается, выволакивая за собой допотопный тяжеленный гриль, на котором еще Джек Харрисон поджаривал стейки.
Расставляет ржавые ножки, смахивает паутину и ржавчину.
- Шланг в гараже? - спрашивает, уже зная ответ - и это тоже удивительно, что он помнит, где находятся все эти вещи, гриль, шланг. Как будто не было этих пяти лет со смерти Молли - Джек ушел еще раньше - и они с Энди каждые выходные по-прежнему приезжают сюда.
Гриль разожжен, бассейн обретает форму. Джим вытаскивает из гаража пластиковый стол для пикника, из кухни - контейнер с замаринованным мясом, находит даже решетку и длинную вилку.
- Эй, может, хватит, - кивает на бассейн, - если он лопнет, здесь будет настоящий потоп...
Иногда Андреа заносит - ей просто необходимо тормознуть.
- Хочешь колы? Пойду принесу.
Джим забирает из холодильника палетку банок и слышит орущий в гостиной телефон - сперва ему кажется, что это его, но нет, это из сумки Клэр. Сумка открыта, телефон лежит сверху - вызов от Марка.
Джим прихватывает и мобильник.
- Эй, тебе Марк звонит, - Джим демонстрирует Андреа телефон, подходя ближе, протягивая трубку.
Конечно, она пригласила Марка - это вечеринка в саду, со стейками и бассейном, было бы странно, если бы она не пригласила своего бойфрэнда. Было бы странно, думает Джим и возвращается к грилю, напоминая себе, что со времен детства многое изменилось. Их уже не двое - все намного сложнее, есть Марк, есть Пэм и Коди, приятельницы Андреа с работы и куча других людей, потому что мир куда больше, чем крохотный Скрэнтон, и им уже не по двенадцать.
- Если девушке есть что показать – отчего бы не показать, - парирует Энди, которую таким не смутить, ее вообще ничем не смутить, такой уж у нее характер.
А вот ванильная Пэм, помнится, чуть в обморок не грохнулась, услышав эту историю, причем дважды. В первый раз, когда узнала, что какой-то мальчишка рассказывал всем о том, какого цвета трусы у Энди Харрисон, второй раз – когда узнала, что Боб Марч действительно их видел. И уж точно не могла взять в толк, почему эта история до сих пор так веселит Джима и Андреа.
- Я бы скорее умерла, чем позволила кому-нибудь такое, - патетично заявила она.
- Уверена, так и есть, - отозвалась Андреа, едва удерживаясь, чтобы не уточнить – а в постель она, поди, ложится в ночнушке до пят образца 1861 года?
- И, к моему огромному сожалению, в зале суда запрет на публичное обнажение. Так что у меня никаких шансов поразить всех своими трусами, Марк вот точно был поражен. И, кажется, разочарован. Но знаешь, он комиксы вообще не любит.
Не любит комиксы, не любит тупые смешные комедии, над которыми они с Джимми могут часами ржать, не любит мексиканскую кухню, удивительно, что при всем этом он любит ее, и, наверное, именно это держало Энди возле него все это время. Приятно, когда тебя любят, даже со всеми твоими закидонами. Приятно, но на одной этой приятности далеко не уедешь, хотя Марк намеревался уехать очень далеко, в их общее светлое будущее. И тут, надо сказать, им не по пути.
- Так что может я потеряла свой шанс на счастье, и надо было присмотреться к твоим сослуживцам, а? Уж они точно оценили Бэтмена и это я еще Женщину-кошку не показала.
Бассейн постепенно становится похож на бассейн – Энди старается. Здорово, что Джимми здесь, здорово, что уже похож на себя, а не на замороженный труп, как в коридоре больницы. Здорово, что впереди выходные, и они могут никуда не торопиться, делать что захочется. Могут сегодня хоть до ночи сидеть у бассейна а завтра спать до полудня. Она только тут, в доме своего детства, способна отдохнуть по-настоящему, выспаться, проветрить голову. В Филадельфии нет, даже плотные шторы не помогают и отличный стеклопакет, не пропускающий звуки улицы в квартиру, помогает только снотворное, но к снотворному у нее инстинктивное недоверие, как и ко всем остальным лекарствам. Организм сам справится если дать ему шанс – вот ее любимая версия.
Джимми уходит за грилем, и Энди все кажется, что Молли и Джек Харрисоны где-то рядом. Бабуля, наверное, на кухне – готовит салат из орзо, помидор и авокадо. Наверное, спрашивает у Джима, не хочет ли он подкрепиться куском утреннего пирога, ей все казалось, что они недоедают, вечно голодные дети. На самом деле они просто были на редкость непоседливыми детьми, так что вся еда, которую удавалось найти в доме Харрисонов и в доме Халпертов, сгорала в них, как в топке.
Дедуля, наверное, в гараже, с чертежами беседки, которую он так хотел построить... Пока дом стоит, они где-то рядом, всегда рядом, и Энди порой казалось, что если очень быстро, неожиданно обернуться, она увидит их, стоящих у нее за спиной, смотрящих на свою единственную внучку с любовью и гордостью. Они всегда так на нее смотрели и, если честно, это очень помогало. Это – и дружба с Джимми. С Джимми-ракетой, умницей, отличным спортсменом, доброй душой, ей повезло с другом, очень повезло, и Энди это ценит, всегда ценила.
А вот Пэм...
Так, стоп – говорит себе Энди. Все, заканчивай жевать это жвачку, Пэм то, Пэм се. Она выбор сделала, и ей с ним жить, Джиму тоже с этим жить, но она-то рядом. Разберутся. И черта с два она позволит Памеле прятать ребенка от отца. Истеричная, эгоистичная стерва, даже не подумала, как будет страдать Коди из-за разлуки с отцом, мальчишка обожает отца, просто обожает! Надо подбодрить его как-то.
Энди думает про вертолет, который видела в универмаге детских игрушек. Она присмотрела эту крутую штуковину на день рождения крестнику, но Коди сейчас как никогда нужна любовь и внимание, и Пэм может сколько угодно кривить нос, что это не какая-нибудь развивающая хрень. Коди и так умничка, весь в отца, нормально у него все с развитием.
- Ага, в гараже, - приветственно улыбается она грилю и Джиму, круть, у них будут стейки, Джимми так жарит стейки, что душу продать можно.
Энди заканчивает наседать на бассейн, тот точно сейчас лопнет – осталось наполнить водой и можно купаться, денек жаркий, так что самое то. Словом, настроение у нее более чем радужное, но это до тех пор, пока Джим не приносит ей телефон.
Марк.
Ну да, Марк, а кто еще, Санта-Клаус?
Ладно, давай, хватит уже бегать от него...
- Подключишь шланг к кухонному крану? – просит она Джима и ведет пальцем по экрану. – Привет, Марк.
- Милая, у тебя все в порядке?
Голос у Марка такой, что Андреа хочется немедленно сбросить звонок, разбить телефон о стену дома, запихнуть Джима в тачку и покинуть штат, а может и страну.
- Конечно, у меня все в порядке, - сухо отвечает она.
- Я звонил несколько раз.
Двенадцать – думает Энди. Ровно двенадцать раз и это тринадцатый, ну, может она и пропустила еще парочку. Но точно никак не больше двадцати.
- Я была занята.
- Я думал, мы поужинаем сегодня вместе, - Марк прекрасно владеет голосом, Марк, в отличие от Энди, никогда не повышает голос. Но умело обозначает свое разочарование, огорчение и обиду.
Может, на кого это и действует, но не на Андреа Харисон, нет, сэр.
- В другой раз, Марк, ладно?
- Андреа, у тебя уже две недели это «в другой раз»... у нас все хорошо, милая?
Энди закрывает глаза. Потом открывает глаза. Смотрит на небо – Господи, ну ты же где-то там есть, так помоги. Потом смотрит на Джима и проводит большим пальцем себе по горлу – меня все это вот как достало.
- Давай потом поговорим, ладно? Я сейчас занята.
- А где ты?
Смысл врать? Врут слабаки, а Энди даже в детстве никто слабачкой не называл. Удовольствие обозвать злюку-Энди не стоило разбитого нома даже по мнению самых заядлых хулиганов. Два раза разбитого носа, потому что Джимми бы еще и от себя добавил.
- Я в Скрэнтоне.
- Хочешь, я приеду? – тут же спрашивает Марк.
- Нет, - тут же отвечает Энди. – Извини, но у меня другие планы.
В трубке повисает молчание. Красноречивое такое, тяжелое молчание, иногда такое повисает в зале суда, и Андреа Харрисон хорошо знает правила – нарушать молчание первой она не собирается.
- Ты одна в Скрэнтоне? – наконец, спрашивает Марк.
- Нет, с Джимом.
- Понятно.
А дальше происходит то, чего, как казалось Энди, быть не может – Марк бросает трубку. Что ж, может быть, она сделала его хоть немного похожим на человека, а не на манекен из примерочной с идеальной улыбкой и умеренно выраженной мускулатурой.
Энди кидает телефон на старое кресло-качалку с чувством облегчения – начало положено, на следующей неделе они встретятся и сделаю то, что Марк больше всего любит. Поговорят об их отношениях, и это будет их последний разговор. Андреа очень на это надеется.
- У нас, вроде как, все к расставанию идет, - небрежно сообщает она Джимми.
Идет – все так. Вот только для Марка это, похоже, сюрприз – ну и ладно. Переживет. Походит к своему психотерапевту. Наверняка у каждого психотерапевта есть свой психотерапевт. Энди понимает, что она слишком уж зло с Марком, который хороший парень. Вот только он не ее парень, и она это уже поняла, а он все не может сообразить, что не будет у них светлого будущего с просторной квартирой-студией, медовым месяцем в Венеции и прочим, что он там себе напридумывал.
С другой женщиной - запросто. Но не с ней.[nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]
[nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon]
Взгляд у Энди сразу наполняется каким-то настороженным вниманием, такое не спрячешь за улыбкой, даже если это фирменная улыбка Андреа Харрисон - Джим сосредотачивается на шланге, вытащенном из гаража. Разматывает бухту, расстегивая силиконовые скрутки, отыскивает переходник, который бы подошел к крану, растягивает шланг. Молли Харрисон очень серьезно относилась к своему саду, так что шланга должно хватить с запасом, но Джим просто хочет чем-то себя занять, пока Андреа разговаривает с бойфрэндом, ну и уходит на кухню, там полно дел - открыть окно над мойкой, перебросить шланг, накрутить наконечник...
Все это время он поглядывает на спину Энди, отмечая вот это напряжение в развороте плеч, корпусе - она как будто готова к драке, вот что это значит, и еще до того, как он возвращается и слышит ее комментарий, Джим понимает, что с Марком дело не ладится.
Не любит комиксы, разочарован трусами с Бэтменом - эй, чувак, что-ты вообще делаешь рядом с Энди, хочется спросить Джиму, потому что Андреа идет вместе со всем набором, ее нельзя переделывать, как какую-нибудь Пизанскую башню, нельзя менять или исправлять, даже если Марку кажется, что она нуждается в исправлении. Она - Андреа Харрисон, и если поменять на ней трусы, она уже будет совсем другой женщиной, а если ты хочешь совсем другую женщину, так рассуждает Джим, то что ты делаешь рядом с этой?
Телефон падает на сиденье кресла-качалки с глухим стуком - наверняка поцарапается корпус, но Андреа такие вещи не интересуют, ее вообще вещи не особенно интересуют, она не из тех девчонок, которые следят за новинками, меняют модель телефонов ежегодно и делятся друг с другом мнениями о новых модных коллекциях, Андреа про другое, так что да, мистер Льняные Салфетки пришелся не ко двору.
Небрежный тон небрежным тоном, но Джим все равно присматривается к Энди - кто знает, как близко к сердцу она воспримет этот незадавшийся разговор и замаячившее на горизонте расставание. Между ними не особенно в ходу были задушевные разговоры, к тому же, Джим примерно представляет, что Харрисон скорее под каток ляжет, чем покажет, что расстроена или разбита, особенно если считает, что он ее за это осудит, так что он заходит издалека.
- Ну, значит, я еще какое-то время сэкономлю на свадебном подарке.
Телефон молчит - Джим смотрит на кресло, думает, что, может, Марк перезвонит. Он вполне допускает, что Андреа могла закончить разговор на такой ноте - и в курсе, что Марк из тех мужчин, которые способны перезвонить, если чувствуют в этой необходимость или считают, что что-то еще требует обсуждения, но телефон молчит - молчит, и молчит, и Джим, чей телефон так же молчит - он поднялся и посмотрел, когда занимался краном на кухне - чувствует, что они с Энди сейчас вроде как товарищи по несчастью.
Он бросает один конец шланга в надутый, красующийся упругими боками бассейн - да, Андреа права, здесь поместились бы еще трое кроме них, ну или один безобразно огромный Боб Марч, который, если верить Энди, превратился в местного Джаббу Хата - закрепляет его в пластиковом кольце, идет на кухню, чтобы выкрутить кран, и оттуда добавляет через окно.
- Слушай, если тебе надо в город - давай, без проблем. Уберем стейки обратно в морозилку, пожарим, как вы... или ты вернешься, или завтра, или еще когда. Если добавить побольше перца, полежав, они станут даже лучше. Бассейн еще не полный, ты не надралась, за меня не беспокойся, я посмотрю телик и завалюсь спать, ок?
Палета со стейками размораживается в раковине, под краном, и, конечно, если снова их замораживать, ничего хорошего не выйдет - но потеря стейков меньшее из зол.
Так что он пока не выкручивает кран, опирается локтями на раскрытое окно, глядя на Андреа возле бассейна.
От гриля поднимается тонкая струйка дыма - уголь, политый жидкостью для розжига и хранимый в гараже в промасленных мешках, занялся быстро, пора выкладывать решетку и через полчаса можно будет жарить мясо, но в целом эта недо-вечеринка еще на той стадии, когда все можно свернуть сравнительно просто и безболезненно.
- Я серьезно, Энди. Это важнее, чем нянчиться со мной - я в порядке, правда. А вот тебе, возможно, надо быть в городе.
Свадебный подарок... Энди хмыкает, прикидывая, как бы Джимми отыгрался на ней за свой мальчишник. Наверняка бы в долгу не остался.
Вода льется из крана в бассейн, в детстве им тоже надували бассейн, поменьше, конечно, но летние месяцы тут жаркие, душные, а бабуля ни за что не соглашалась на перекопку заднего двора под бассейн, потому что а как же тогда ее драгоценные розы, на что ни будут любоваться, сидя на террасе? Обычно мягкая и уступчивая, в этом она была непреклонна и Джек Харрисон, споривший, как он сам сообщил им по большому секрету, с самим президентом Соединенных Штатов, спасовал перед своей маленькой хрупкой женой.
- Забудь, - советует она Джиму. – Даже если я выйду когда-нибудь замуж, что маловероятно, обойдемся без подарков.
За свой ей до сих пор стыдно – хотя Молли Харрисон уверяла внучку, что набор фврфоровых салатниц прекрасный, уместный подарок на любую свадьбу, но она все равно поступила по-своему. И подарила радио-няню, самую навороченную, какую нашла, а еще коляску и детское кресло в машину. Пэм сначала побледнела, потом покраснела, потом, кажется, пошла пятнами – оказалось, никто кроме ее родителей и Джима не знал, что она беременна и она хотела это сохранить в тайне. Джиму здорово влетело, прямо на свадьбе, а невеста потом ходила с красными глазами и всячески избегала Пэм, которая, вообще-то, хотела извиниться. Хотя виноватой себя не чувствовала. Ну в самом деле, что такого, все равно бы все скоро узнали, до девяти умел считать даже пацан, несший за невестой корзинку с цветами.
- Только попробуй оставить меня без стейков и пожалеешь, - всерьез угрожает она.
Перспектива остаться без стейков пугает ее куда больше, чем перспектива разговора с Марком, разговора по поводу их сегодняшнего разговора и вообще.
- Я серьезно, Джимми. Тащи их сюда, давай, мы заслужили по хорошему куску мяса, а я так еще и с кровью. В холодильнике и острый соус есть, ты что же, хочешь лишить меня такой радости?!
Не хочет, конечно, уж кто-кто, а Джим знает, что когда она зла – а сейчас она очень зла, она, черт возьми, весь день очень зла – в нее надо кинуть едой и отойти на безопасное расстояние. желательно горячей и острой едой и тогда через четверть часа дракон превратиться в принцессу, ну, если уместно сравнить Андреа Харрисон, грозу всех окрестных мест, с принцессой. Переживает – понимает Энди – переживает, что из-за него она тут торчит. Вот же глупость какая, ей это в радость.
- А я с тобой не нянчусь, большой парень, я тут отдыхаю, душой, и, черт возьми, телом. Сейчас поднимусь наверх, переоденусь в купальник, залезу в бассейн, и это будет лучшее, что со мной случалось за последние месяцы. Буду пить колу, и смотреть, как шикарный мужик жарит мне стейк. И никуда я не поеду. Понятно?
Энди наставляет на Джимми два пальца, изображает выстрел, задувает воображаемый дымок. Типа, победила. Разговор окончен.
Ладно, не совсем окончен, чтобы Джимми не грызла совесть, а совесть у него размером со штат Техас, надо кое-что пояснить.
- Я собираюсь с ним порвать. Серьезно, это все из меня все соки вытягивает, я все надеялась что Марк сам не выдержит и свалит, до него все сваливали, а он упорный. Дело идет к помолвке, а это вообще не про меня. Ну, представь, как мы с ним бегаем по магазинам и присматриваем фамильное серебро, я же его грохну через час, и меня посадят. А мне нельзя в тюрьму, не сейчас, когда лето так классно начинается.
Подмигнув Джимми, Энди поднимается к себе – у нее слова с делом не расходятся – и, посмеиваясь, вытаскивает из комода бикини. Переодевается, смотрится в зеркало – Джимми сто процентов понравится. Потому что Джимми, черт возьми, любит комиксы. А сегодня у нее на трусах не кто-нибудь, а Ультра Магнус.
- Солнцезащитного крема нет, - сообщает она, спустившись к надувному бассейну во всей, так сказать, красе. – Ну и ладно. Мы столько лет носились под солнцем, и никто от рака кожи не умер.
От угля тянет жаром, от воды холодом, и все вместе делает почти невозможное, поселяет в беспокойной душе Андреа Харрисон временное удовлетворение. Все как в детстве, их чудесном детстве. Ну и что, что они уже выросли, в чем-то они все равно остались прежними. В чем-то самом важном.
[nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]
[nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon]
Он не для того вернулся из Ирака без единой царапины - ну хорошо, пара царапин была, но это не в счет - чтобы сейчас встретить бесславный конец, защищая не демократию от террористов, а всего-то кусок мяса с кровью от Андреа Харрисон, так что Джим поднимает вверх раскрытые ладони, демонстрируя капитуляцию, и выкручивает кран.
Мало ли, как у них все с Марком - и если Андреа не хочет ехать в город, ее сам черт с места не сдвинет, Джиму ли об этом не знать, о том, как она умела встать бетонной стеной на пути, хоть что делай, хоть как уговаривай, ругайся, ори, вопи, моли.
- Понятно, Энди-Бренди, чего ж непонятного, - фыркает Джим.
Забирает из холодильника бутылку соуса, шарит по ящикам в поисках длинной вилки для переворачивания мяса, набирает полные руки - тарелки, то, се, лишь бы не ходить туда-сюда, хотя не сказать, что ему это на нервы действовало: во-первых, он здесь правда как дома, расслабился, почти перестал дергаться, а во-вторых, приятно чувствовать себя при деле, а такого с ним уже почти два месяца как не случалось.
Даже дома - в смысле, по настоящему дома, не здесь, в Скрэнтоне, в доме Харрисонов, а в квартире Филадельфии, где они живут с Пэм и Коди - Джим ждал этого чувства, того, что он действительно вернулся, но так в этот раз и не дождался, и впервые задается вопросом, может, в этом все дело? Из-за этого все случилось?
Из-за того, что даже все эти мелкие домашние проблемы, которые Пэм будто любовно собирала к его возвращению, на этот раз не помогли, и он пробыл в Ираке слишком долго - просто слишком долго проторчал, отделенный от дома и семьи океаном, и теперь не смог вписаться, никак не смог избавиться от ощущения, что его настоящее место по-прежнему там, а не здесь?
Эти мысли уже посещали его - в центре реабилитации, и психолог центра упомянул об этом, предложил поговорить об этом у группе - она собирается каждый вторник в Центре, а есть еще одна, для ветеранов, на северо-западе, может быть, мистер Халперт выберет ее?
Мистер Халперт не выбрал - кивнул, потому что этого от него ждали, забрал все брошюры и они до сих пор лежали в кармане на двери камаро Андреа, и сейчас Джим точно не собирается думать об этом, выметает это из головы, как старый хлам.
Он не хочет думать об этом, Энди не хочет говорить о Марке - все тип-топ, никаких проблем, и когда она идет переодеваться, Джим поправляет шланг, ворошит угли, кладет решетку на гриль и принимается натирать мясо солью и перцем: ничего лишнего, все, как учил Джек Харрисон, чей гриль, по его рассказам, предотвратил как минимум дважды третью мировую и помог усадить за стол переговоров Брежнева и Форда, и Джим старательно следует рецепту.
Кидает на решетку мясо - оно шкворчит на раскаленном металле, над задним двором тут же повисает запах жарящегося мяса, пробуждая к жизни воспоминания о куда более счастливых, что уж говорить, временах, отпивает холодной колы, и когда Андреа снова появляется во дворе и отпускает ремарку насчет крема от солнца, оборачивается - и тут же смеется, сначала просто фыркает, но она выглядит слишком... Просто слишком для тихого пригорода, лет с пятнадцати, и сейчас, в ярком сине-красно-белом купальнике с этим автоботом, Ультра Магнусом, ошибиться в изображении невозможно, особенно когда она поворачивается к нему спиной, проверяя уровень воды в бассейне.
Марк много потерял, раз не любит комиксы, отвлеченно думает Джим, вытирая лицо - над грилем жарит немилосердно.
- Никакого фамильного серебра, ты права, - отсмеявшись, он переворачивает один кусок - она любит с кровью, он предпочитает прожарку посерьезнее, так что у Энди все шансы получить свой стейк пораньше. - Где ты все это берешь? Ты знаешь, что один парень там предлагал мне сотню баксов, если я уговорю тебя прислать мне еще пару фоток - можно снова с Бэтменом, но еще двадцатка сверху за Супермена?
Он как-то спросил у Памелы, нравится ли ей что-то в этом духе - но не то был недостаточно конкретен, не то она поняла его как-то не так, потому что вскоре в ее шкафу прибавилось кружавчиков и чулков, но ничего с комиксным принтом. Может, даже к лучшему, уже позже подумал Джим - наверное, это неправильно, когда ты предлагаешь жене прикупить белье, которое до сих пор видел только на девчонке, которая тебе вроде сестры. Могут возникнуть вопросы - на его счастье, у Памелы они не возникли, иначе Джим сомневается, что ему удалось бы быстро объясниться.
- Там еще не через край?
Возле гриля чертовски жарко, интерес к бассейну возрастает прямо пропорционально температуре гриля - несмотря на то, что день клонится к закату, воздух над Скрэнтоном кажется сухим и горячим, даже близость полей не спасает, как будто ветру все равно негде разгуляться в неплотной городской застройке.
Где-то дальше по улице играет музыка - может, из открытого окна, а может, кто-то вытащил колонки к гаражу и наслаждается. Играет классика, Дип Перпл сменяет Битлз, полнейшая эклектика в духе старого доброго Скрэнтона.
Джим подцепляет кусок Андреа, бросает на тарелку и щедро поливает острым соусом.
- Напомни, какого мы решили перебраться в Филадельфию? - ладно, каждый раз, когда они оказываются в Скрэнтоне больше, чем на пару часов, но меньше, чем на пару дней, Джима начинает мучить этот вопрос, зато у Андреа обычно хватает ответов.
Можно гордиться произведенным впечатлением – и Энди гордится, прямо расплывается в довольной улыбке, как кошка, если бы кошки умели хищно и довольно улыбаться. Правда, с кошкой ее еще никто не сравнивал, зато помощник прокурора как-то сказал – да вы, мисс Харрисон, настоящая пиранья, и это, черт возьми, был лучший комплимент от мужчины в ее жизни, так-то.
- Заказываю через интернет и у тебя есть шанс увидеть всю коллекцию, Джимми-ракета, значит, целая сотня баксов и двадцатка сверху за Супермена?
Воду можно выключать – еще немного и польется через край. Энди трогает ее рукой – такая приятная прохлада среди этой сухой жары. К бассейну прилагается маленькая лесенка, иначе внутрь не забраться, и Энди уже не терпится.
- Слушай, мы же друзья, мне без проблем помочь тебе подзаработать сотню баксов. Тем более, парень, похоже, ценитель. Как его имя? Может, познакомишь нас? Я, знаешь, почти свободная девушка, без пяти минут как. Могу смело смотреть в будущее, не затянутое тучами брака.
Сейчас, у бассейна, среди сногшибательных запахов жареного мяса, легко забыть, что у Джимми, вообще-то, тоже есть семья. Вернее, не так – жена. Что у него тоже есть жена, устроившая ему веселенькую жизнь, запихнувшая его в психушку. С Коди все иначе, наверное, где-то в глубине души Энди уверена, что это и ее ребенок тоже, пусть даже она не учавствовала в зачатии и родах. Ну потому что как сын Джима может быть ей чужим, если роднее Джима Халперта у нее никого нет?
Правильный ответ – никак.
- Выключу воду. Уже можно нырять, - сообщает она, плотоядно косясь на кусок мяса, политый соусом.
Все, как она любит. Горячо и остро, к тому же, первый кусок всегда самый вкусный, это она с детства помнит. Она, конечно, благородно разделила бы его с Джимми, но тут они любят чуточку по-разному, ну и хорошо.
Следовало бы отсоединить шланг, вылить из него лишнюю воду, аккуратно свернуть и повесить в гараже, но это для Андреа подвиг. Полежит ночку на земле, завтра уберет. Что поделать, любовь к порядку, как и любовь к готовке ей, похоже, от Молли не досталась.
Иногда ей кажется, что Джиму кое-что досталось от Джека Харрисона. Не умение красочно сочинять истории, в которые они даже детьми не верили, нет, Джимми кристально честен. Но вот эта уверенность, что у каждого гражданина есть долг перед страной, что зло должно быть наказано. Что если ты сбежишь от ответственности, спрячешься в сытой, безопасной жизни, то у твоих детей уже не будет сытой и безопасной жизни. Ну а еще в искусстве жарки мяса он превзошел даже мистера Харрисона.
- Это даже вкуснее, чем у дедули, - восторгается Энди, отправляя в рот кусок мяса, блаженно прикрывая глаза. – Благослови тебя господь, Джимми. Мне следовало бы быть умнее и выскочить за тебя замуж сразу после школы, и тогда я бы ела такую вкуснятину каждый божий день.
Мясо принято запивать вином, непременно красным, а кола – это отрава, таково мнение Марка, и как же хорошо, что ей плевать на мнение Марка, и сейчас еще больше чем когда-либо.
Экран телефона, переложенного на подоконник, сиротливо вспыхивает, сигналя о пришедшем сообщении, но Энди даже головы не поворачивает.
Даже если президент США решил развестись со своей первой леди поймав ее на измене, и обратился за помощью в адвокатскую контору «Моррис и Ко», она до понедельника и пальцем не пошевелит. Она, на секунду, два года пахала без отпуска и почти без выходных, все для того, чтобы когда-нибудь у нее появилась своя контора, «Харрисон и Ко». И это будет самая известная, самая крутая адвокатская контора в Филадельфии, там будут одни акулы – под стать ей. С мальками она дела иметь не желает.
- Нуу, дай подумать, - тянет она, приговорив в один присест почти половину стейка – нет ничего вкуснее мяса на углях. – Там больше баров, да? для нас это был серьезный аргумент, хотя не могу сказать, что мы с тобой устроили хоть один качественный загул, не считая твоего мальчишника. Боже, как же у меня раскалывалась потом голова. Думала, умру, а все подумают, что я умерла от разбитого сердца.
[nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]Не умерла, но вдохновенно жаловалась Джимми ночью – в его первую брачную ночь он нашел время ей позвонить, хотя какая там первая, пирожок, как говорят в Скрэнтоне, уже был в печке.
- Выпей аспирин и ложись. Поставь рядом стакан с водой. Утром выпей апельсиновый фреш и еще одну таблетку, и бога ради, Энди не напивайся без меня, ладно? Ты же не умеешь пить.
Что правда – то правда, Энди принадлежала к тому несчастному, угнетенному меньшинству, которое страдало на утро вне зависимости от того, что было выпито и сколько. Головная боль настигала Энди и от бокала вина, и от половины бутылки бренди. А если нет разницы, то какая разница?
- А кроме того, с тех пор, как нам исполнилось по пятнадцать, в Скрэнтоне стало невыносимо скучно. Но главным образом потому, что в Филадельфии больше классный парней, чем в этой дыре, и это чистая правда, между-прочим, святая правда!
Хотя, конечно, самый классный парень – это Джимми, и будь у нее родной брат, вряд ли она любила бы брата сильнее. Сто процентов нет. Бабуля говорила, что они с Джимми два яблочка на одной ветке, дедуля выражался конкретнее – два сапога пара. Так оно и было. Так оно и есть. Это тоже святая правда.
[nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon]
У Джима как-то резко пропадает аппетит - он на автомате еще пару раз переворачивает стейк, сбрасывает его на вторую тарелку, широкую тарелку, для полноценных семейных обедов, наверняка из сервиза, с любовью купленного Молли Харрисон, да не в Скрэнтоне, а в одном из огромных супермаркетов Филадельфии.
Мясо пахнет умопомрачительно, коричневый пряный сок растекается по тарелке, и если разрезать, то внутри кусок Джима будет серым, запеченым, а вот кусок Андреа - розовым, будет истекать полупрозрачной розовой жидкостью...
Тошнота подкатывает к горлу внезапной волной, Джим едва успевает отвернуться от тарелок, задержать дыхание, чтобы не дышать запахом жареного мяса и костра.
Позыв блевать проходит так же стремительно, как и появился, оставляя Джима в недоумении - но и мясо на тарелке нетронутым.
Он оставляет тарелку на пластиковом столе, который они подтащили к бассейну, берется за колу - кола самое то от тошноты, от солнечного удара, от тоски по дому, от недосыпания... От всего, короче, помогает кола, так любой морпех скажет, и Джим не исключение.
Андреа еще что-то говорит - много говорит, на самом-то деле, болтает весело, хочет его расшевелить, а Джим уже и половины не слышит - все думает о том, что она сказала насчет того, что не прочь познакомиться с парнем, который был готов выложить двенадцать сотен за пару фотографий ее задницы в ярких трусах.
В бассейн она прыгает как ребенок - поднимает кучу брызг, это тоже часть кайфа. Вода шипит, испаряясь с разогретых боков гриля, заливает Джима с головы до ног, выплескивается на пластиковую садовую мебель, на редкую и уже изрядно высохшую траву, сейчас жадно впитывающую влагу...
Джим допивает банку колы - банка, чтобы не успела выдохнуться, тут все четко - отодвигает от гриля мешок с брикетами угля на всякий случай, тащит через голову майку.
У него типичный "загар кувшиноголового", протянувшего в Ираке больше полугода, и даже два месяца в Пенсильвании погоду не выправили: темно-коричневая шея, руки от плеч, с четко выраженной границей рукава, обветренное загорелое лицо, и белые, едва тронутые солнцем плечи, спина, живот и ноги. Нет, можно было найти пару часов и позагорать - но не в эту поездку: их сбросили к Багдаду, только что освобожденному от воинов талибана, и команда Джима носилась по всему городу, сдергиваемая с места на место сообщениями о новых найденных бомбах или минах, так что он если где и загорал, так только стоя на коленях в защитном костюме перед груженой взрывчаткой тачкой - или детской коляской, или телегой с камнями, или еще чем-то настолько же привычным и безобидным с виду, - чувствуя, как пот стекает по спине, заливает глаза под массивным шлемом, раскаляющимся под иракским солнцем за десять минут.
Это не те воспоминания, которые хочешь везти с собой домой - и Джим долго держался, рассказывал о том, каких животных видел, показывал фотографии красивых зданий, мечетей и рабатов, стен, оставшихся еще со времен великой персидской империи, избегая упоминать, чем конкретно занимался, что видел чаще всего перед собой, почему по привычке надевает перчатки, даже если хочет проверить, не подтекает ли труба под ванной, как будто боится, что инструмент соскользнет в потной ладони и угробит их всех.
Со стороны, наверное, в самом деле могло показаться, что он будто в отпуск ездил - возвращался загорелым, с облезающим носом, с четко выступающими белыми кругами от солнцезащитных очков на лице, с выгоревшими на солнце волосами. Веселым - раньше он в самом деле возвращался веселым.
Он перелезает через борт бассейна, вода кажется холодной после возни с грилем, даже слишком холодной, и Джим отталкивается спиной от стенки, запрокидывает голову и уходит под воду.
Солнце даже сквозь слой воды кажется теплым, но не таким ярким - он закрывает глаза, задерживает дыхание и опускается ниже, пока не касается пятками винилового дна.
Имя того парня - Леонард Мартин, откуда-то из Арканзаса, деревенщина, как говорится: все лицо в веснушках, соломенные волосы, широкая ухмылка и ладони. Они подружились во время предыдущей командировки - просто оказались в одной команде, обнаружили, что нравятся одинаковые шутки и музыка, скинули друг другу плейлисты... Там, за океаном, многого не нужно - постоянная близость внезапной смерти как-то действует на людей, стирая все лишнее, но с Ленни они продолжили переписываться и после его возвращения домой, а когда он пошел на новый контракт, то провернул какую-то хитрую штуку и снова оказался в команде Джима.
Может, думает Джим, в итоге в этом и дело: в Леонарде Мартине, том самом, который торчал по Супермену и уверял, что влюбился в Энди Харрисон даже заочно.
- Ленни Мартин, - говорит он, выныривая, глотая воздух, не успевая понять, что они уже ушли далеко вперед, что Андреа говорит о другом, давно говорит о другом, и что Ленни Мартину нет здесь места - в этом бассейне, в Скрэнтоне, среди живых.
- Ты спрашивала, как звали парня, который обещал сотню за твое фото. Леонард Мартин, и он дал бы и больше. Я звонил его семье, когда это случилось - вроде как был командиром расчета, это то самое, что ты просто ненавидишь делать, но делаешь.
Энди затыкается на середине предложения. Смотрит на Джима. Внимательно смотрит. На дне бассейна он провел, может, полминуты, но Андреа кажется, что вынырнул из воды совсем другой человек. Куда-то все делось, все то, что она пыталась в нем растормошить, из него вытащить – беззаботность, расслабленность, удовольствие от солнечного дня, от холодной воды в бассейне, от мяса на гриле, воспоминаний... Все это куда-то делось, осталось на дне бассейна? Или ушло куда-то глубже? Туда, где Энди до них не дотянуться, как ни старайся?
Дотянусь – тут решает Андреа Харрисон, для которой любые «не сможешь, не справишься, не вывезешь» как вызов, она тут же ломится вперед, сшибая на своем пути все стены, все предупреждающие знаки. Это Пэм пусть прячется, она не Пэм, она вытащит Джима из любой ямы, потому что, черт возьми, он поступил бы так же. Пришел, встряхнул ее, сказал – эй, Энди-Брэнди, хватит. Давай жить дальше.
Правда, одна трудность, с Джимми так нельзя, нельзя переть на него танком, в нем тут же как внутренняя дверь закрывается, смотришь, и понимаешь, что тут, снаружи, только вежливая улыбка. А его душа, его чувства, мысли – все там, за дверью. С Джимми надо потихоньку – может она и правда слишком разогналась, с этой вечеринкой, нов се же хорошо шло. До того, как она вспомнила того парня...
- Ленни Мартин... – повторяет Энди за Джимом имя того парня. – Я запомню, Джимми. Есть имена, которые нужно помнить, чем больше людей их помнит, тем лучше, да? Может быть, помнить тяжело, но и забывать не вариант, да?
Звонил семье, когда это случилось.
Звали.
Прости, Ленни, если бы я знала, я бы тебе просто так фотки скинула, чего не сделаешь для хорошего человека.
- Хочешь рассказать, Джимми? Расскажи, правда. Мне можно, я же не какой-то чокнутый мозгоправ, я не буду спрашивать, что ты чувствуешь по этому поводу и всю прочую хрень.
Лучше рассказать, Энди это знает.
Ей тоже было что рассказать, ее тоже водили к мозгоправу, добренькой-добренькой тетке в очках с роговой оправой, Энди ее сразу невзлюбила, наверное за полную сочувствия улыбку. Сочувствие больно бьет, вот что. Очень больно. Но только сочувствие чужих людей – а они сДжимми не чужие. И это она его за руку держала, а не тут психотерапевтшу, когда решилась все-таки рассказать обо всем. И это он ее обнимал за плечи, молчал, не перебивал, слушал, пока она давилась слезами, рассказывала про смерть отца и матери. Это был первый и последний раз, когда она плакала при нем, и Джим пообещал, что никому не скажет, что Энди плакала «как девчонка».
А на приеме у той тетке она сидела молча – вежливая девочка, наряженная ради такого случая в плиссированную юбку и белые носочки.
- Твоя бабушка сказала, что ты плохо спишь ночами, кричишь во сне, Андреа. В этом нет ничего удивительного, тебе многое пришлось пережить. Я думаю, тебе просто нужно обо всем поговорить с другом, а я твой друг. Мы же друзья, правда?
Грымза ты очкастая, а не друг мне – подумала тогда Энди, но, будучи умным не по годам ребенком только кивнула. Со взрослыми лучше соглашаться, в потом делать по-своему.
- Вот и славно, - обрадовалась тетка в очках.- Что ты чувствуешь, Андреа, когда думаешь о папе и маме?
Мне кричать хочется, грымза ты очкастая, кричать в голос, но нельзя, потому что тогда бабуля испугается, и будет плакать. Потому что тогда придется пить таблетки, которыми ее пичкали в первые дни, в самые страшные дни, когда в доме было много чужих людей. Когда остро, ядовито, пахли белые лилии с какими-то восковыми, неживыми лепестками. В те дни, когда ей пришлось стоять на кладбище, когда два закрытых гроба опускали в землю.
С тех пор она ненавидит похороны и белые лилии.
- Я чувствую сильную грусть, - вежливо отвечает умная девочка Андреа Харрисон.
Спустя сорок минут она вышла из кабинета психотерапевта с чувством одержанной победы.
- Что сказала мисс Лоренс? – как бы невзначай поинтересовалась она у бабули.
- Выписала тебе легкое снотворное, милая, с ним ты будешь спать крепче.
Ну, с этим Энди справилась быстро.
Через пару дней пожаловалась, что от этих таблеток к нее нет аппетита, и вообще, ничего не хочется, только сидеть у телевизора.
Мистер Харрисон, верящий в то, что через телевизор русские зомбирует мозги честных американцев, делают из них проклятых демократов, тут же взвился на дыбы.
- Выброси эти чертовы таблетки, Молли! Выброси немедленно! Не позволю сделать из Энди овощ. А ты детка, послушай, если тебе приснится ночью что-то страшное – сразу зови меня. Хорошо?
Энди косится на нетронутый кусок мяса – она свой съела подчистую, только тарелку не облизала, а у Джимми, значит, аппетит пропал. И это после двух недель в больнице с их отвратной едой. Плохо дело.
- В доме есть бренди, и лакричный сироп с рутбиром. Хочешь? Да, я знаю, у тебя таблетки, но знаешь, я в таблетки не верю. К тому же видок у тебя в больнице был такой, как будто тебя под каток положили, а потом еще и заморозили. Вот как на мой взгляд, тебе просто надо расслабиться, выспаться нормально, и все в норму придет. Тебя просто придавило этим Ираком и всем, что там было. Ничего, выкарабкаешься, и без этих мозгоправов выберешься.
Энди и в голову не приходит, что есть тяжесть, из-под которой самостоятельно не выбраться, только с таблетками, только с «этими мозгоправами», которые вовремя увидят признаки подступающего срыва, помогут... Для Андреа Харрисон все эти депрессии и прочее что-то вроде гриппа. Лучше, конечно, отлежаться, выпить апельсинового сока с водкой и принять аспирин, посмотреть какой-нибудь сериал или почитать.
Вот и с Джимом, отдохнет и будет как новенький. И с Пэм помирится – хотя эта мысль Андреа прямо как кость в горле, потому что не заслуживает Памэла ее лучшего друга, но у них Коди, а за Коди Джимми по битому стеклу проползет. Словом, все нормально будет. Не через неделю – так через две.
[nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]
[nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon]
Он забрасывает руки на борта бассейна - винил скользит под локтями, натягивая кожу, горячий на солнце - и повисает, задирая голову к небу.
Высоко в чистой, будто фаянсовой голубизне, тянется белый след пролетевшего самолета - самого самолета давно не видно, но след за ним все еще идет. Джим закрывает глаза, чувствуя тепло солнечного света на лице, отмалчивается.
Молчит, молчит и молчит, пока Андреа не предлагает напиться.
Она предлает не это - по крайней мере, напиться не звучит вслух, но Джим думает, что это и впрясь неплохой вариант, брэнди и рутбир, адская смесь, еще один рецепт Джека Харрисона.
Брэнди, рутбир и лакричный сироп - вкус детства, мать его, детства.
Никто - ни Марк, ни Памела, на самом деле, никто - не понимал, как они с Энди могут это пить, а они могли, да еще с удовольствием.
Он рассказывал об этом напитке Ленни - обещал, что когда тот будет в Пенсильвании, то получит самый большой стакан этой дряни, и, наверное, эта мысль все и решает.
- Никуда не уходи, - роняет он Андреа, которая повисла на бортике напротив - мокрые волосы облепили плечи, покрытые легким ровным загаром, взгляд внимательный, и она готова его слушать. По-настоящему готова, и Джим знает, что она будет слушать - если он начнет рассказывать, она выслушает, до самого последнего слова выслушает. Памела бы не стала - да он и никогда не думал всерьез о том, чтобы рассказать хоть что-то, кроме незначительных мелочей Памеле: она имела потрясающую, даже восхищающую его способность игнорировать все непривлекательное, отталкивающее, неприятное. Умела переводить это в разряд незаслуживающего внимания, вычеркивать одним движением руки - в ее красивой, чистой реальности не было места разному дерьму, не было места проблемам с трубами, с барахлящим кабельным, со счетами, которые она забывала оплатить.
И сейчас Джиму там тоже не было места - он пока не вписывался, был больше там, чем здесь, зато Андреа - Энди-брэнди, было наплевать на эту ерунду.
Он выбирается из бассейна, спрыгивает с лесенки, сует ноги в тут же намокающие и скользящие шлепанцы, вытирает лицо своей майкой.
Бутылка брэнди в ящике на кухне, за миксером - еще Молли Харрисон держала там брэнди для пропитки бисквитов, и сколько раз Джим и Андреа потихоньку отливали из этих бутылок в минуты душевных горестей в сложные подростковые годы? Молли не замечала - намного позже выяснилось, что Джек покрывал проделки внучки, доливая из своих запасов, и выяснилось трагично: после той самой вечеринки, на которой Энди перебрала так, что получила свое прозвище, Джек намылил шеи им обоим, ей - за то, что пить не умеет, Джиму - за то, что не уследил.
Со смерти Джека прошло уже немало, а Джим все еще помнит, все еще следит - не хочет разочаровать полковника Харрисона, сейчас особенно не хочет.
Он приносит два высоких хайбола, бутылку брэнди - хорошего, не какого-нибудь дешевого пойла - сироп и рутбир.
Смешивает все прямо в стаканах - этого коктейля не найдешь ни в одной книге рецептов, так что Джим весьма вольно обращается со всеми ингредиентами. Пару минут - пока ходил за бутылкой - он еще думает о том, что ему не стоит все-таки пить, а потом решает - ерунда. Энди права - его просто придавило этим всем, одно за другим, и, может, ему и правда лучше выговориться, здесь, в саду Харрисонов, перед Андреа, которая наверняка поймет его намного лучше, чем какой-то незнакомый психоаналитик из центра.
Сует один стакан Андреа, со вторым перелезает через борт бассейна сам, выплескивая еще немного воды.
- Да нечего рассказывать. Просто в этот раз было хреновее, чем обычно. А может, я просто выдохся - так же тоже бывает? Мне тридцать - мне пора найти другую работу, перезнакомиться с соседями и перестать мотаться за океан и обратно.
Никуда не уходи… Андреа хмыкает, с удовольствием уходит в воду по шею, стараясь не сильно мочить волосы. Ну, ее отсюда до понедельника не вытащить. Это те самые каникулы, которые были ей так нужны, как в детстве, но уже не как в детстве, они могут пить дедулин коктейль, могут торчать в бассейне, могут до утра не спать, разговаривать, или просто сидеть на крыльце – молчание их никогда не напрягало. Даже когда они не разговаривали вслух, все равно вели какую-то свою беседу, неслышимую окружающим.
Марк не выносит молчание. Сразу нервничает. Начинает болтать всякую чушь. Ну, не чушь, конечно, у него хватает тем для разговора с собой, Андреа-то в этих разговорах не участвует. Он рассказывает о конференциях, которые прошли, проходят, или пройдут. Рассказывает умеренно-забавные случаи из жизни своих коллег. Рассказывает о своей семье – Энди кажется, что тут работает принцип: в любой непонятной ситуации рассказывай о своей семье. Особенно любил Марк рассказывать о своей матери, благотворительнице, делящей свой досуг между делами благотворительных фондов, теплицей с розами и личной жизнью своих троих детей. И только невероятная изобретательность Андреа Харрисон, вкупе с ее невероятной же наглостью смогли помочь ей избежать встречи с этой женщиной. Почему-то у нее сразу возникла уверенность, что они не подружатся.
- Жду тебя с нетерпением, - обещает она спине Джима, во всех отношениях привлекательной спине, ладно, ей на правах почти что сестры можно и поразглядывать его, и признать, что Пэм, прямо скажем, берега потеряла.
Джимми классный – особенно со своим этим частичным загаром, и Энди всерьез прикидывает, с кем из своих приятельниц его можно познакомить. Но, честно, говоря, никто из ее подружек Джимми не подходит. Одна слишком легкомысленная, другая – скромница, прямо трусы снимет только после помолвочного колечка на палец. Третья помешана на карьере, и бог свидетель не ей осуждать, но они с Джимом старые друзья, так что ему не подойдет женщина, помешанная на карьере – ну да, такая как она. Ему бы что помягче, но без приторной сладости Памелы.
ну да, Энди считает себя знатоком человеческих душ, куда же без этого.
Коктейль – их фирменный коктейль – прибывает к бассейну, прямо доставка в номер. Энди делает глоток, и это уже не вкус детства, это уже вкус их юности, которая, конечно, была бунтарской. Ну а как иначе? Джимми, может, и проскочил бы этот опасный возраст без приключений, но ему очень повезло с подругой. Андреа с восхитительным энтузиазмом вляпывалась в любые сомнительные мероприятия, на которые был богат чопорный Скрэнтон. И втягивала в них Джимми, разумеется. Как же иначе.
А он за ней присматривал. И надо было быть очень, очень смелым парнем и иметь алмазные яйца, чтобы пригласить на свидание Энди, под внимательным взглядом Джимми-ракеты. Это все равно, что приглашать девушку на свидание на глазах ее старшего брата. То еще удовольствие.
- Всякое бывает, - покладисто соглашается она – будущий адвокат по гражданским делам, самый крутой во всей Филадельфии адвокат по гражданским делам, какие-то лет семь, делов-то. – Профессиональное выгорание, читала о таком. Я, большой парень, ничего не знаю, что там, и вид делать не буду, моя жизнь, в отличие от твоей, леденцы и маршмеллоу. Я помню только, что дедуля сказал, когда ты пошел в морпехи – «морпех – всегда морпех, до конца жизни». Он очень гордился тобой, Джимми. Честно. Будь ты его родным сыном – он не мог бы гордиться тобой больше.
Может, в каком-то смысле, Джим и заменил мистеру Харрисону и сына, и внука, которого у него никогда не было, хотя, конечно, Андреа стоила двух пацанов в своем таланте находить неприятности. А сейчас неприятности у Джимми.
- В общем, конечно, найти другую работу – я «за». И мотаться за океан хватит, твой пацан скоро тебя только по фоткам узнавать будет. Но это все круто, если себя не ломать. Если это то, чего ты хочешь а не то, чего хочет…
Пэм…
- Чего хотят другие от тебя. Понимаешь, да?
Может, дело вообще не в том, как оно было там. Может, Пэм его не так встретила. Ну, не дала может. Или претензии выкатила, потребовала домой вернуться. От нее всего ожидать можно. Вот все одно на другое наложилось.
Да, Энди отдает себе отчет, что во всем делает виноватой Памеллу, ну окей, давайте спишем это на профдеформацию. Для адвоката прав всегда его клиент. Для Андреа всегда прав Джимми.
[nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]
[nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon]
Андреа с готовностью соглашается - Джим вскидывает голову, потому что его чутье бьет в гонг: Андреа Харрисон соглашается в двух случаях - либо ей это выгодно, либо она готовит для тебя западню.
И это в самом деле ловушка - Джим, который немного расслабился, когда она заговорила о деде, тут же напрягается. Значит, то, чего хочет он, а не то, чего хотят от него остальные.
- В этом и дело, Энди.
В этом вся Андреа, для нее всегда все прямо и понятно - вперед и только вперед, ни шага назад, и будь она в Ираке, они бы закончили там еще в первую кампанию.
Для нее всегда все понятно, и Джим завидует этому ее качеству, завидует настолько, что изо всех сил хочет научиться действовать также - бескопромиссно, даже агрессивно, с напором, которого не ждешь от блондинки в купальнике с комиксным принтом.
И вот сейчас, Джим знает, она не отстанет от него, пока он не объяснит, в чем дело, что имеет в виду и в чем проблема - а он не уверен, что сумеет подобрать слова. По крайней мере, Пэм его не поняла - может, не захотела, а может, и не смогла бы.
Вода в бассейне все еще прохладная, после изнуряющей духоты больничной палаты и коридора, после долгой поездки и возни над грилем это правда как настоящие выходные - как будто в самом деле можно оставить все заботы на следующий день.
В детстве это работало - какая бы фигня с ним не случалась, достаточно было пройти две улицы, свернуть на ухоженный газон Молли Харрисон, стукнуть в дверь и вот уже Энди, шлепая босыми пятками, сбегает по лестнице со второго этажа, вопя на весь дом.
А дальше любая фигня отступала - летом они прыгали на велики и мчались к запруде в дальнем конце Скрэнтона, за свекольной фермой Шрутов, и проводили целый день в каких-то тогда кажущихся чрезвычайно важными хлопотах, а дождливыми осенними днями или зимой спускались в подвал, чтобы поиграть на иксбоксе или совместными усилиями одолеть заданное на дом.
А уж если им так везло, что Джек Харрисон надувал бассейн...
Джим отпивает глоток сладкого, терпкого коктейля - дед Энди уверял, что это традиционный напиток южных штатов, но сколько бы взрослый Джим не гуглил, эта информация так и осталась неподтвержденной - а следом и еще один, задумчиво смотрит на тарелку, залитую водой, где по-прежнему остывает кусок мяса, и отпивает еще.
- Мне очень жаль, что я не смог быть на похоронах Джека, - Джим снова запрокидывает голову, подставляя лицо солнцу, и даже сквозь закрытые веки перед глазами проявляется ярко-оранжевый круг. - Когда ты позвонила, я напряг капитана, и все почти сладилось, я успевал на транспортник, отбывающий в Штаты с военной базы в Кувейте, но когда я почти садился в хамви, пришел запрос на подрывников. Вторая команда уже была на операции, и...
Он открывает глаза, виновато улыбается, хотя знает - Джек бы понял. Джек понял - и Андреа тоже поняла, но ему все равно нужно сказать это прямо: что ему жаль. Что он хотел приехать.
- Я хотел приехать. Очень хотел. Ты знаешь, что твой дед звонил мне раз в месяц, когда я был там? И, черт меня дери, Энди, я любил его как родного деда - и иногда забывал, что он мне не родной, звал его по имени, рассказывал ребятам там байки, которыми он кормил нас в детстве, помнишь?
Джим очень хорошо помнит - и про красную угрозу, и про охоту на ведьм, и про сибирскую язву по почте...
- И он сказал мне однажды: "Будь тем, кем должен быть", и до недавнего времени я знал, кем я должен быть, знал, чего хочу, а потом все изменилось. Когда я там, я хочу быть здесь - в самом деле, хочу найти другую работу, может быть, менеджером по продажам, там всегда нужны люди... Хочу, чтобы Коди видел меня не только на экране ноута, чтобы привык, что его отец ходит с ним в парк, возит его на пляж или укладывает спать, ты права. Хочу, чтобы Пэм не чувствовала себя больше матерью-одиночкой, хочу, чтобы моя семья меня видела чаще пары месяцев в два года... Но когда я здесь...
Он замолкает - и так начал говорить медленнее, подбирая слова, потому что Андреа Харрисон не прощает оговорок, а теперь и вовсе замолкает.
Трясет головой, допивает свой стакан - господи, когда он успел? - ставит его на бортик и смотрит на Энди.
- Когда я здесь, я не могу перестать думать о том, как дела там. Сколько ребят еще погибнет, потому что меня там нет. Сколько бомб взорвется. И что мое место там - до тех пор, пока я там нужен. Ведь именно об этом говорил Джек? Морпех - всегда морпех, до конца жизни, а не продажник. И когда я думаю, что, пока я здесь, там гибнут люди, такие же американцы, а еще гражданское население, не имеющее отношения к республиканской армии Хуссейна, мне кажется, что Пэм вполне способна сама позвонить домовладельцу или сразу мастеру и решить вопрос с трубами, а жалование капитана в любом случае больше, чем я буду зарабатывать первые пять лет здесь, в Пенсильвании...
Он понимает, что уже говорит не о том - но думает, что Андреа поймет.
Поймет, что он не знает, где его место - и напряженно ждет ее ответа: ему все равно не с кем больше поговорить.
Нет, она не знала, что дед звонил Джиму раз в месяц, но не удивлена. Джек считал его членом семьи, а кроме того, ему, наверное, хотелось чтобы у них с Джимом было что-то… что-то между ними, мальчиками. Энди не ревнует, конечно, они с Джимом созванивались чаще, чем раз в месяц, гораздо чаще, и уж точно не могла уснуть, если не написала другу. Не так важно, о чем. О работе, о погоде, о каких-то своих мыслях – о чем угодно. Бабуля молилась каждый вечер, перед сном, Энди, у которой были проблемы с верой в бога, как-то спросила Молли, зачем она это делает, неужели верит, что кто-то там на небе отзовется.
Конечно, нет – ответила ей Молли Харристон – это нужно ей. Рассказать кому-то о том, что для тебя важно.
Андреа это и делала – рассказывала Джиму о том, что для нее важно. А теперь он рассказывает ей о том, что для него важно, и Энди внимательно слушает.
- Я знаю, что ты хотел, знаю, что ты обязательно приехал бы, если бы смог, Джимми. И веришь, мы с Молли чувствовали твое присутствие рядом. Бабушка так и сказала – наш мальчик, Джимми, душой с нами.
Молли прожила недолго. Года не прошло, ее похоронили рядом с мужем.
- Я соскучилась по Джеку, - тихо сказала она за несколько дней перед смертью. – И мой Джек соскучился. Жалуется, что никто не принесет ему холодного чаю. Я всегда была с ним рядом, всегда.
- Я знаю, знаю. Ты была очень терпелива с дедулей.
Молли погладила ее по руке.
- Я любила его, малышка. Когда любишь кого-то – будешь рядом. И даже если бы он решил построить на заднем дворе ракету, я бы была рядом и подавала инструменты. Но знаешь…
Молли улыбнулась удивительно молодой, лукавой улыбкой.
- Иногда я жалела, что не вышла замуж за бухгалтера.
Вот и Джимми жалеет, что не стал менеджером по продажам. Но если бы не было Пэм, Коди (прости меня боже – подумала Энди, потому что мысль о Коди вызвала в ней чувство вины, сильное чувство вины) то разве хотел бы он стать менеджером по прадажам?
Нет, Энди сама хотела бы для Джима жизни поспокойнее. Хотела бы видеться с лучшим другом чаще. Хотела бы, чтобы он не рисковал своей жизнью – даже ради самой благой цели. Но честное слово, в жизни бы ему слова не сказала. Потому что каждый должен заниматься тем, к чему у него сердце лежит.
- У меня есть знакомый юрист. Очень крутой юрист, поверь, очень. Он ушел из профессии. Мы с ним пили в баре, он сказал, что ему уже сорок девять, что его семья привыкла проводить праздники без него, что он хорошо помнит каждое свое дело, но не помнит, в каком классе дочь. Сказал, что займется программированием – уверена, у него все получится, он очень умный, очень упорный, и, судя по нашей последней встрече, несчастный. Говорит, постоянно думает о тех, кому мог бы помочь. Но зато он был на всех концертах своей дочери, она многообещающая скрипачка. И знаешь, Джимми, если я когда-нибудь скажу тебе, что собираюсь бросить адвокатское дело и заняться чем поспокойнее, затащи меня под холодный душ и держи под водой, пока я не одумаюсь. Потому что это мое.
Экран телефона опять вспыхнул сообщением, Энди опять не обратила на это никакого внимания.
Старательно не думает о Пэм, о своей злости на Пэм, нечестно бить лежачих, а Памела налажала, так налажала, что разгребать и разгребать. Андреа уверена – она уже об этом жалеет. Как иначе? Пэм не способна сделать даже один телефонный звонок, договориться о простых вещах. Кроме того, есть еще и Коди. Коди, который скучает по отцу, который любит отца, и вот за это Энди убить Пэм готова. Эгоистка. Ставит свои страхи, свои недовольства выше, чем благо сына.
- Мне кажется, ты всегда будешь разрываться между «там» и «здесь», Джимми. Без этого никак. Все важно – Коди важен, и то, что ты можешь предотвратить чьи-то смерти – тоже очень важно. Откажись от чего-то одного, и тебе конец. Не физически, конечно, но ты понимаешь. Часть души.
Марк как-то обмолвился, каким видит свое будущее. Энди будто в свой кошмар заглянула – двое детей, красивая, умная жена, готовая посвятить всю свою жизнь ему и детям. Энди тогда поинтересовалась – а зачем ему умная жена, сойдет и просто красивая. Марк пустился в рассуждения, из которых Энди выхватила основное – ему бы разведением собак заниматься. Или лошадей.
В общем, она точно не хотела оставлять часть своей души, очень большую часть, ради возможности подтирать задницы карапузам. Она вообще намеревалась проскочить материнство, потому что у нее очень большие планы. К тому же, у нее есть Коди. Когда ей хотелось повозиться с малявкой, она звонила Пэм, та редко была против, – надо отдать ей должное.
Джимми свой коктейль уже выпил, Энди решительно допивает свой. Ничего, у нее уже есть свой рецепт – томатный сок, табаско, немного соли, аспирин. Она справится с последствиями этой пьянки у бассейна. И, может разговор у них не слишком жизнерадостный, зато честный, зато важный. А для чего еще нужны друзья?
- Еще по коктейлю? Гулять, так гулять.
[nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]
[nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon]
Против воли Джим думает, что бы на это сказала Памела - не на его слова насчет менеджера по продажам, здесь все понятно, скорее всего, она бы обрадовалась тому, что он наконец-то расставил приоритеты, в конце концов, именно по этому поводу и случалось большинство их ссор, когда он находился по эту сторону океана.
И в этом тоже была своя проблема - в том, что они вообще не ссорились, пока он был на Ближнем Востоке, зато стоило ему вернуться и первому восторгу схлынуть, претензии обрушивались, будто из прорвавшейся плотины, топя их с Памелой, их брак, то, что когда-то казалось Джиму таким крепким и благополучным, все чаще поселяя в нем мысли о том, что они с Памелой не очень-то счастливы, видя друг друга ежедневно, деля жизненное пространство и весь этот тихий филадельфийский быт.
Может, это был кризис третьего года брака, постепенно перетекающий в кризис надвигающегося седьмого года - Джим пару раз почитал форумы на эту тему, но ни к какому конкретному выводу так и не пришел, может, что-то другое, но факт оставался фактом: сколько бы Пэм не утверждала обратное, выходило, что лучше всего они ладили, когда он торчал за океаном.
Однако любые попытки поговорить на эту тему Пэм встречала в штыки - в ход тут же шел аргумент, что Коди нужен отец, и этот аргумент крыть было нечем: ребенку нужен отец, ребенку нужна полная семья, и разве, если как следует подумать, не это стало основной причиной их довольно скоропалительного брака?
Джим не жалел - ни тогда, ни сейчас, но сомневался, что они с Памелой поженились бы так скоро, если бы не Коди - может, поженились бы все равно, скорее всего, но не тогда, а может, в конечном итоге и вообще бы разошлись, решив, что служба Джима помешает совместной жизни.
И сейчас вроде как выходило, что они загнали себя в ловушку - и это тоже было отвратительно, так думать, как будто Коди и был ловушкой, капканом, и Памела тоже была ловушкой, а Джим был ловушкой для нее, и Джим старательно не думал так - разве что иногда.
Например, сейчас.
И он думает, что Памела сказала бы - так выбирай, Джимми. Выбирай - и, ради бога, неужели для тебя есть что-то важнее Коди?
Именно это она и сказала ему тем вечером - ты ведешь себя так, как будто есть что-то важнее.
Как будто для тебя есть что-то важнее.
А Джим - как, наверное, и почти все те мужчины, с которыми он служил, - думал о том, что не хочет повторения одиннадцатого сентября, и что то, что они делают в Ираке, как раз для того, чтобы 9/11 не повторилось, не повторилось для их жен, их подружек, их детей. Не повторилось для Америки - и для других стран.
И что выбора, которого хотела и ждала от него Пэм, на самом деле не существует - потому что все, что он делает, это ради Коди, в конечном счете, ради Коди.
Его хайбол опустел, Андреа решительно следует его примеру - пить она не умеет, до сих пор не умеет, насколько известно Джиму, так что он не торопится налить им по новой:
- Ты же знаешь, что от коктейлей тебя развозит сильнее, чем если бы мы просто глушили бренди чистым?
Он уверен, что она знает - но для этого же и нужны друзья, напоминать вот такие очевидные вещи.
Впрочем, прийти к консенсусу они не успевают.
- Андреа? - раздается негромко, но требовательно. - Андреа, не брать трубку - чистое ребячество, не говоря уж о том, как неуважительно...
Марк появляется в распахнутых дверях, ведущих из дома на задний двор - на нем светлая рубашка-поло, как будто он приехал играть в гольф, наверняка льняная, и Джиму остается только удивляться, как Марку удается это, провести два часа за рулем душным пенсильванским летом и выглядеть по-прежнему свежим, как будто только что отглаженным и выскочившем из химчистки.
От удивления он скользит по борту бассейна, чтобы встать на ноги, выплескивая воду на сухую траву - Марк неодобрительно смотрит на него, как будто не стоит достаточно далеко, чтобы его кожаным летним мокасином ничего не угрожало.
- Привет, Джим, - в голосе - тщательно отрепетированная сердечность, сразу же напоминающая Джиму того врача из центра реабилитации, и это совсем не добавляет ему симпатии к Марку.
- Привет, Марк. Хочешь выпить?
Он странно себя чувствует - не в последнюю очередь из-за того, что Марк на него странно смотрит. Странно, и вот тот привкус покоя, которым окрашены для него эти посиделки в бассейне с Андреа прямиком из счастливого прошлого, пропадает, сменяясь чувством неловкости: это он здесь лишний, это не его, а Марка Энди должна была приглашать на выходные на барбекю и безумный коктейль полковника Харрисона.
- Нет, спасибо, - тем же дружелюбным тоном продолжает разговаривать Марк, но ему бы поработать над взглядом, потому что взгляд совсем не вяжется с голосом. - Спасибо, Джим, я приехал поговорить с Андреа. Можно тебя, или ты предпочтешь разговаривать здесь, по шею в воде?
- Ну, ребята, хватит, - Джим берется за перила лестницы, выбирается из бассейна. - Пойду позвоню. Рад тебя видеть, Марк.
Марк не отвечает.
Ясно, думает Джим, самое время попробовать еще раз позвонить Памеле - или посмотреть телевизор, или заняться чем угодно еще, потому что, судя по всему, у Энди нарисовались новые планы на вечер.
- Спасибо, что напомнил, папочка Джимми, - ехидничает она в ответ.
Ну да, от коктейлей ее развезет, но, во-первых, им уже не семнадцать, время остепениться, все такое, так что самое большое безумство, которое Андреа может себе представить – они напьются, достанут старую приставку с видеоиграми и будут до ночи рубиться в Мортал Комбат. Ну, завтра она проваляется все утро в постели, но она и так собиралась дать себе возможность выспаться, потому что в Филадельфии все встают рано. Все встают рано, и ты встаешь рано, в пять, чтобы успеть на пробежку, потом душ, потом стакан кофе по дороге и в восемь ты уже в офисе, принимаешь первые звонки. Андреа Харрисон не считает, будто упорный труд это ничтожная цена за успех, она работает как проклятая и будет работать, но все же, как хорошо дать себе отдых.
И только она думает эту мысль, смакует эту мысль, позволяя ей, вместе с коктейлем, растечься по телу, как пожалуйста – все летит к черту, встречайте, дамы и господа. Встречайте Марка-В-Праведном-Гневе.
Энди смотрит на него зло – вот что за человек?! Сказано же было, не надо приезжать, но Марк же все делает по-своему. Все так, как считает правильным. Разговор должен быть закончен, за этим он приехал? Ну ладно, она закончит разговор. Если он за эти два года – или сколько там они вместе – не понял, что припирать к стене мисс Харрисон плохая идея, то самое время понять. Это – и еще кое-что.
- Джимми, я тут быстро, как позвонишь, сделай мне коктейль, ладно? У меня так не получается.
Когда она встает из воды с своем купальнике с Ультра Магнусом, породистые тонкие губы Марка сжимаются в одну неодобрительную линию.
- Я, кажется, помешал вечеринке, Андреа?
- Ага, - кивает она, выбираясь из воды, совершенно не собираясь изображать вежливость.
Знаете что? Нахуй вежливость. И Марка тоже нахуй. Такой вечер им испортил – самый классный ее вечер за последние года три точно, а может и за все пять, и этого Андреа ему никак простить не может.
- В самую точку, помешал. Зачем ты приехал, Марк?
Светлые волосы мокрые на концах, липнут к шее, к плечам, о заколке Энди не позаботилась, как и о креме для загара, потому что только начни предусматривать такие вот мелочи, и все, пропадет весь кайф, тебя засосет, затянет, и глазом моргнуть не успеешь, превратишься в Пэм. Или вот – в Марка.
Начало – вернее, продолжение разговора Марку не нравится, но Андреа действительно хочет знать – какого черта? Какого черта он пилил два часа по жаре? Чтобы увидеть – что? Убедиться – в чем? Что она тут с Джимми? Ну, вот, должно быть убедился, так откуда это выражение недовольства на красивом (слишком красивом, по мнению Андреа) лице?
- Я думал, мы сможем поговорить, как взрослые люди. Я хочу, чтобы ты поняла – твое поведение меня обидело. Я стараюсь, чтобы мы проводили как можно больше времени вместе, все для этого делаю, но, как только у тебя появляется выходной, ты сбегаешь от меня сюда, со своим другом, Андреа, так нельзя.
- Тут ты ошибаешься, - с удовольствием – да что там, просто с наслаждением парирует Андреа. – Можно. Все можно. А знаешь, почему, Марк? Потому что мы расстаемся. Вот прямо сейчас, на этом самом месте. Заберешь из моей квартиры свои вещи и оставишь ключи у консьержа, договорились?
Ее вещей в его квартире нет, не считая зубной щетки – Андреа Харрисон мудра и осторожна, как старый таппер. В отличие от большинства женщин, она никогда не оставляет свои вещи на чужой территории. Никогда – чтобы не пришлось за ними возвращаться.
- Ты меня бросаешь?
В глазах Марка что-то вроде священного ужаса, похоже, с ним такое впервые, но ничего – философски рассуждает Энди – все когда-нибудь бывает в первый раз.
- Ага, в самую точку, - подтверждает она с протяжным местным акцентом, густым, как лакричный сироп. – Все кончено, Марк. Я хотела сказать тебе это при нашей следующей встрече, но раз ты приехал, то и хорошо, закончим все сегодня.
- Ты уходишь к нему, да? К Джиму? Я знал, что этим закончится…
Андреа чуть не спотыкается – она только собралась спасти кусок мяса Джима, он наверняка еще не полностью остыл – и тут такое. Она даже ушам своим не верит.
- Джимми мой друг, - после недолгого молчания говорит она.
Надо отдать Энди должное, она умеет владеть собой, вот сейчас, например, ей хочется толкнуть Марка в бассейн, чтобы он немного охладил свою дурную голову – а еще мозгоправ. Но вот же, стоит спокойно. Даже не орет – Джимми бы оценил.
- Мой лучший друг. Он мне как брат, понятно? А не то что тебе там нарисовала твоя больная фантазия. А теперь уходи, Марк. Все, разговор закончен.
- Лучший друг? Поэтому ты перед ним в этом…
Интересно, чем так плох Ультра Магнус?
- Вы пьете, купаетесь в бассейне, а потом что? Утешите друг друга в койке? – Марк деланно, неестественно смеется. – ладно. ладно. Ухожу. Я все понял, Андреа. Ты меня бросаешь. Я тебя любил, я хотел чтобы мы поженились, я тебе чертово кольцо купил, а ты меня бросаешь!
Ох, да – думает Энди – и очень вовремя, раз до кольца дело дошло.
- Только знаешь что? Ты делаешь ошибку. И ты еще поймешь, и пожалеешь.
Это вряд ли… Но ввязываться в перепалку Андреа не собирается, делает Марку «пока-пока». Знает, что ведет себя как стерва, как первостатейная сука себя ведет. Но он только такого и заслуживает – после того, что сказал про нее и Джима. Прекрасно же знает, что он ей как брат, что ближе Джимми у нее никого не осталось – и сказать такую гадость!
- Эй! – зовет она Джимми, когда Марк уезжает – только тормоза надсадно визжат. – Все, я его прогнала! Так что там с моим коктейлем, большой парень? Давай отметим первый день моей свободы?
[nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]
[nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon]
Пэм по-прежнему не берет трубку - она даже не ответила на смс, и Джим раз за разом набирает номер, слушая гудки и сбрасывая, когда его перекидывает на голосовую почту.
Он снова стоит возле окна - не специально, так вышло, так что отлично видит Марка и Андреа, застывших друг напротив друга.
Джиму не слышно, о чем они говорят, но не нужно быть практикующим психологом вроде Марка, чтобы видеть это напряжение - почти осязаемое, такое неожиданное на зеленой лужайке, рядом с наполненным водой надувным бассейном.
И это - это напряжение, хотя, казалось бы, с чего - неожиданно отвлекает Джима. Он опускает телефон, наблюдая - и видит, как Марк задирает голову в неестественном смехе, как Андреа машет ему подчеркнуто равнодушным жестом, как Марк резко разворачивается в своих идеально-чистых легких кожаных мокасинах и уходит.
Это разрыв, понимает Джим.
На его глазах его подруга только что порвала со своим бойфрэндом - порвала за какие-то пятнадцать минут, хотя ему чтобы приехать сюда потребовалось наверняка не меньше пары часов. Порвала - и Джим достаточно хорошо знает Андреа, чтобы понимать и еще кое-что: этот разрыв - окончательный, Андреа Харрисон вторых шансов не дает. Ни себе, ни другим.
Он пишет Пэм сообщение - почти дословно повторяет оставленное на голосовой почте час с лишним назад, просит перезвонить, говорит, что у него все в порядке, ничего такого. Оно повисает доставленным, но непрочитанным - Джим смотрит на экран, наверное, целую минуту, затем выдергивает штекер зарядки из гнезда и, забрав телефон, спускается вниз.
- Точно хочешь надраться? - спрашивает вроде как беспечно, ей в тон. - Прямо уверена, что хочешь заблевать полванной?
Брат Памелы - младший брат - алкоголик, и Джим думает, что она еще и из-за этого совершенно не понимает, что они с Андреа могут находить в идее напиться до нестояния, ну и заодно провела с ним немало разъяснительных бесед: что алкоголь не выход, что это очень часто крик о помощи, попытка бегства и прочее, прочее, прочее.
Может, отчасти Джим с этим даже согласен - в самом деле, иногда просто нужно выпить, чтобы дать разгрузку замученному мозгу, расслабиться и вроде того, ну и чтобы радикально сменить ход мыслей. Он не алкоголик, конечно - ну разве что после вот этого последнего возвращения стал чаще прикладываться к бутылке, раз уж уснуть все равно не получалось, и поначалу это даже помогало, помогало вернуться в постель, уснуть и проспать три, четыре, иногда и пять часов, не просыпаясь. Потом стало хуже - много хуже, ну и все закончилось срывом и реабилитационным центром, но Джим уж точно не винит в этом алкоголь.
У него действительно есть кое-какие проблемы, как объяснил ему психолог - только с алкоголем они не связаны.
Зато если Андреа хочет утопить в бутылке разбитое сердце, то Джим ей здесь помогать не собирается.
И он держит бутылку виски в одной руке, хайбол, наполовину наполненный рутбиром, в другой - показывает Андреа попеременно обе руки.
- Ты вообще-то иначе расслабляешься? Или будни восходящей звезды гражданского права не предполагают отдыха?
Она не выглядит особенно замотанной, но, пожалуй, выглядит нервной - и не только сейчас, после разговора с Марком. Джим в жизни бы не заметил, скорее всего, если бы из-за таблеток не притормаживал - а на этом фоне скорости Андреа Харрисон выглядели просто запредельными.
Так что Джим прекращает ухмыляться, прекращает дразнить Андреа бутылкой с брэнди - в самом деле, погляди на них кто сейчас, на нее в ярком купальнике, на него с этим его дебильным загаром, никто бы не подумал, что у них полно проблем, которые только множатся.
- Давай, детка, расскажи папочке Джиму все. Собираешься залить разбитое сердце этим брэнди? Или думаешь, это снимет стресс? Может, я сгоняю за чем-то вроде пива и мы сбавим обороты?
Он не знает, не слышал, что они с Марком друг другу наговорили, иначе бы не заговорил о разбитом сердце, но разрыв есть разрыв - и Джим, начинающий подозревать, что нежелание Памелы разговаривать с ним может означать именно это - разрыв, развод, ему даже мысленно сложно произнести это слово, и перед глазами сразу же возникает Коди, абсолютно ни в чем не виноватый, но несущий ответ за все Коди, что аж горло перехватывает - думает, что понимает Андреа.
В конце концов, им удавлось понимать друг друга почти двадцать лет - почему что-то должно измениться.
Разбито ли у нее сердце? Андреа быстро проводит ревизию своих внутренних органов – нормально все у нее с сердцем, а в желудок влезет еще немного мяса. Она зла, зла на Марка, на этот совершенно тупой разговор. Все должно было пройти не так, но Марку захотелось поговорить. Ну – поговорили. Может, конечно, Харрисон помешана на контроле, ну пусть будет так, потому что это, черт возьми – ее жизнь.
И она, вздернув светлую бровь, смотрит на Джима – с чего он решил, что у нее разбито сердце? Ответ, в общем, лежит на поверхности, и Энди он совсем не нравится.
Потому что у него разбито сердце. У ее лучшего, да что там, единственного настоящего друга разбито сердце. Пэм разбила ему сердце, выставив из дома, разлучив с сыном. Джим хороший парень – всегда был в команде хороших парней, и ему, наверное, трудно себе представить, что для кого-то расставание после двух лет отношений может быть освобождением, а не трагедией.
Энди колеблется – у них вроде не принято показывать друг другу свои раны, метафизически выражаясь. В этом как-то не было нужды, потому что Энди знала, что Джимми рядом, даже если далеко, и Джим точно знал, что она всегда на связи, в любое время дня и ночи. Ну и им было нормально.
С другой стороны – ей как-то не по себе от мысли, что Джмми может думать, будто она сейчас страдает, и, как он романтично выразился – заливает разбитое сердце брэнди.
- Да нечего рассказывать, - пожимает она плечами. – Серьезно, папочка Джим. Я не в трауре, ничего такого. И я не собиралась делать больно Марку, вот так, специально. Я хотела с ним поговорить, когда вернусь. Думала, расстанемся друзьями, как в сериале, знаешь, обнимемся на прощание, будем слать открытки на Рождество, он назовёт свою третью дочь в мою честь. Ну, видишь, не вышло.
Энди садится на крыльцо, вытягивает ноги – щурится на небо, постепенно наливающееся яркими закатными красками. В Филадельфии она на небо не смотрит. В Филадельфии небо либо темное – значит, ночь. Либо светлое – значит, день. Если день – ты работаешь, если ночь – спишь. Нормально, вполне логично. А вот тут как-то все стирается, смешивается, и после дня вот он – тихий, теплый, долгий вечер, который можно потратить на что угодно, даже на разговоры, если захочется.
- Хочешь сбавить обороты – в холодильнике кола, тащи, брэнди оставим для лучших времен. Или для худших – как повезет… ты звонил Пэм? Как, дозвонился?
Энди смотрит на друга из-под ресниц, придав лицу выражение наивной деревенской простоты – это даже в суде иногда прокатывает, так то. Ну, может не честно вот так переводить тему на Джима и его дела, но его дела сейчас беспокоят Харрисон куда сильнее, чем ее собственные.
Да, ей кажется что Пэм что-то совсем загналась.
Да, она и мизинца такого парня, как Джимми не стоит.
Но кто страдает? Джим. И Коди.
Как-то немного несправедливо, правда?
- Хочешь, завтра вместе поедем и навестим Коди? Она не имеет права запрещать тебе видеться с сыном.
Энди, вроде, донесла до Пэм свою позицию по этому вопросу, но, может быть, Пэм не поняла? Такое с ней случается. С такими как Памела, такими как Марк, они упорно не понимают очевидных вещей, или понимают все неправильно.
Хорошо что Джимми не слышал этот позор – думает она. Он бы огорчился. Придумать такое – что она уходит к Джиму. Между ними никогда ничего не было, это то же самое, что влюбиться в собственного брата. Но что взять с мозгоправа, у них у всех мозги набекрень.
[nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]
[nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon]
Джим смотрит на бутылку в руке - хочет ли он сбавить обороты? Да, пожалуй, нет - он не хочет надраться, конечно, но уж точно хочет напиться так, чтобы вот эти проблемы с Памелой показались не стоящими особого беспокойства.
Вообще с этим - с беспокойством - должны были справляться таблетки, и в принципе, они справляются, только под таблетками он в самом деле какой-то тормознутый, как будто все через толстое одеяло доходит, и ему это не нравится. А еще меньше нравится, что Энди ее таким видит - Энди, которая ценит в людях скорость мышления, остроумие, все такое, а не заторможенность.
Так что Джим принимает решение, что-то вроде компромисса - коле придет свое время, просто не сейчас. Может, еще после двух стаканов - а может, после трех.
Он ставит хайболы на стол, разливает брэнди, плещет лакричного сиропа - все по рецепту, освященному годами - и возвращается к крыльцу, на котором устроилась Андреа.
Пока тепло, даже в мокром купальнике, и солнце нагрело отшкуренное дерево, за которым как следует заботились, так что Джим падает рядом, тоже вытягивает ноги в мокрых шлепанцах - они правда как дети на каникулах, наслаждающиеся блаженным ничегонеделанием, и это ценно само по себе, то, что у них есть это место, то, что Андреа выкроила время для этого.
То, что они есть друг у друга.
Памела, конечно, не понимает - Памела даже ревновала, когда они еще не были женаты, все пыталась поймать Джима на каких-то несостыковках в рассказах об общем с Андреа прошлом, никак не могла поверить, что между ними ничего не было - в смысле, никогда и ничего, даже в детстве, даже в старших классах, и позже тоже. Джим допускает, что это в самом деле выглядит странно - Андреа чертовски привлекательна, он вполне может судить объективно, и не то чтобы он там слепой или вроде того - но уж как есть: они друзья, и хотя они с Энди никогда об этом не говорили, Джим точно знает, почему он никогда не пытался пересечь черту - потому что отношения, особенно такие, школьные, полудетские, неизменно распадаются со временем, когда люди, взрослея, меняются и оказывается, что в новой версии себя не так уж друг другу и нравятся.
Этой мысли ему всегда хватало - мысли о том, что они с Андреа рискуют куда больше, чем кто угодно другой. Дружбой не разбрасываются - но когда он попытался объяснить это Памеле, смягчая как умея этот акцент, то в итоге все равно получил гору упреков и обвинений в том, что дружба с Андреа значит для него больше, чем отношения с Пэм, и стоило ли стараться.
но в итоге - и куда ему еще деваться, когда Пэм выставила его из дома? Кто, кроме друга, взялся бы разгребать вместе с ним все это? Никто - а потому Джим поздравляет себя с тем, что у него хотя бы с дружбой задалось.
Эта мысль окрашена в не самый приятный вкус, и Джим торопливо запивает его коктейлем.
- Не дозвонился. Она, наверное, занята - может, с Коди, или уехала в гости к матери. Я оставил сообщение на голосовой почте, попросил перезвонить, но если она в самом деле решила скататься в Нью-Йорк, то вряд ли стоит ждать отзвона сегодня - она не любит говорить по телефону за рулем, а приедет поздно и вымотанная. Завтра попробую еще раз.
Он смотрит на телефон на столе, как будто вопреки его словам жена сейчас перезвонит - скажет, что соскучилась, скажет, что приедет за ним, скажет, что они со всем справятся вместе.
Хорошие мысли, только совсем нереальные - Памела не хочет ни с чем справляться, и Джим не может ее в этом винить: на ее плечах и так слишком много всего, потому что его вечно нет дома, а с возвращением проблем стало только больше. Он наслаждается каникулами - может, и Памеле нужны такие?
Джим очень старается, правда - очень старается не винить Памелу. Очень старается объяснить себе ее поступки, ее поведение, ее слова - у него получается. Иногда. Не всегда, но иногда - но это тоже хороший вариант, по крайней мере, куда лучше варианта, при котором они всерьез становятся врагами.
Войны с Джима хватит - так решило даже его командование, те самые парни, которые не хуже него знают, как важна работа его команды.
Важна - но только если он не слетит с катушек, а со смертью Ленни Мартина он оказался, видимо, неприятно близок к тому.
- Эй, остудись, - Андреа решительна, как квоттербек, выпущенный на поле, и Джим снова думает, не пытается ли она отвлечься от собственных проблем, занимаясь его. - Я не хочу напрягать Пэм, я серьезно. Она не запрещает мне видеться с Коди, до этого не дошло - и я надеюсь, что не дойдет, но прямо сейчас я не хочу все обострять.
Он знает, Андреа только дай волю - но вот сейчас ее пробивная способность может быть совсем некстати.
Так что он обхватывает ее за плечи, сгребает к себе, треплет волосы.
- Я поговорю с ней об этом, когда она перезвонит, и мы договоримся о дне и времени - все в порядке, Энди... И черт возьми, почему мы опять говорим о Пэм? Я хотел поговорить о Марке! Он мне никогда не нравился - слишком занудливо для тебя. Ну давай, есть кто на примете? Ты уже предупредила, что если он тебя обидит, то его ждет встреча с человеком, который торчал в психушке, так что никаких штучек?
Ну, о Марке так о Марке, Энди умеет притормозить, если надо – а сейчас надо. Джимми знает, что может на нее рассчитывать, этого достаточно. Ну и она присмотрит за ним. По-дружески. За хорошими парнями вроде Джима надо присматривать, не успеешь отвернуться, их женит на себе какая-нибудь стерва, которая потом разобьет сердце и даже не приедет встретить из больницы, и честное слово, этот поступок особенно сучий. Это как упавшего пнуть. Но чего ждать от Памелы?
- Ты тоже никогда не нравился Марку, - хмыкает она, толкается плечом в плечо Джима.
Ей хорошо. По-настоящему хорошо вот так с ним сидеть. Никакого напряжения, никаких недоговоренностей, никаких сложностей, и вот так с детства было. Легко и просто. Только с Джимом – больше ни с кем, но Энди особенно не удивляется этому. Это же Джим. Джимми-Ракета.
- И он меня не обидит, у него для этого запала не хватит – меня обидеть. Максимум, пришлет на почту длинное письмо, где подробно изложит все мои недостатки, припомнит все ошибки, которые я совершила, все мои косяки – с первого до последнего дня. Но это я как-нибудь переживу.
Может, если бы Марк меньше анализировал, рассуждал, систематизировал и вешал ярлыки на каждый ее взгляд, на каждый ее поступок, у них было бы больше шансов. Но Марк есть Марк – Энди от души желает ему счастья. С девушкой, которую уместно представить матери, которая собственноручно монограммы на постельном белье и салфетках вышивает. Серьезно, как можно трахаться на простынях с монограммами? У Энди постоянно было чувство, что сейчас войдет дворецкий и скажет «почта, сэр», или еще что-то такое. Но, конечно, на такого парня, как Марк, очередь выстроится. Так что все к лучшему – в итоге, все к лучшему.
- Он не то чтобы зануда…
Андреа делает глоток коктейля – дедуля, мы тебя помним – пытается найти слова. Она не хочет быть несправедливой к Марку, поэтому старается.
- Он весь такое совершенство, что рядом с ним не расслабишься. Честно, Джимми, невозможно рядом с ним расслабиться, отдохнуть, повеселиться – ну вот как мы любим. Он задрал себе планку – я уважаю высокие планки, я, черт возьми, приветствую высокие планки – но вот ты приходишь домой, можно свою планку с собой не тащить? А он и сексом занимался так, будто на медаль шел, на какой-нибудь список Форбс… черт, прости. Последнее вычеркни из протокола, ладно? В общем я, наверное, устала. Я работаю как сумасшедшая, без выходных и отпусков, но я не помню, когда в последний раз мне было так классно, как сейчас. И это лучше чем все дурацкие таблетки, которые мне пытался выписать Марк. Проблемы с агрессией… нет у меня никаких проблем с моей агрессией. Конечно, порой так и хочется что-нибудь разбить, но я же держу себя в руках!
Один раз они поругались с Марком – ну как, ругалась она, а Марк сидел со святым лицом «давай поговорим об этом спокойно», и разбила какую-то тарелку. Оказалось, какой-то [nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]ценный фарфор девятнадцатого века.
И как можно жить в доме с такими тарелками? Как можно растить детей в доме с такими тарелками?
Хорошо бы привезти Коди в этот дом – эта мысль кажется Энди удачной. Показать тут ему все, и коллекцию фигурок в подвале, старые комиксы, и приставку ему включить. Починить качелю. Показать ручей, все их тропинки-дорожки, места, где они играли. Вот это нормальное детство, а не десять кружков развития, в которые его водит Пэм с четырех лет. Честное слово, пацан засыпал на горшке от усталости. А Памела все щебетала о том, что это прекрасные возможности для Коди. Ага, возможность умереть от переутомления до того, как ему исполнится пятнадцать, или подхватить депрессию.
Вот у них было нормальное детство.
- Думаю, я возьму перерыв от всего этого. Серьезно. А ты? Хочешь воспользоваться своим отпуском? У меня есть знакомая - детский стоматолог, и еще одна, ландшафтный дизайнер. Могу познакомить!
Шутка, конечно – Джимми слишком хороший парень для таких вот штук. Слишком хороший муж. И Пэм бы это ценить.
Ну и есть еще кое-что. Раз уж у них такой вот отпуск, то зачем им еще кто-то?
[nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon]
Джим фыркает - ну да, длинное письмо на почту. Марк что, с закрытыми глазами с Андреа встречался?
Зато она рассказывает больше. Пьет тоже больше, и Джим тоже пьет - не замечая, потому что отлично понимает, о чем говорит Энди.
Не расслабишься, точно - а как иначе, если другой человек в упор не желает тебя видеть, а вместо этого все пытается загнать тебя в какие-то рамки, выход из которых чреват проблемами. В рамках как в клетке, как в ошейнике - только и думай, как бы оправдать чужие ожидания. Так что если Памелу - ну да, он, конечно, снова о Памеле думает, на их ситуацию перекладывает то, что Андреа рассказывает о себе и Марке - и обвинять, то только в этом: она все время ждала от Джима чего-то такого, чего, возможно, у него и никогда не было.
Джим ловит себя на этой мысли, смотрит на стакан в руке - ну вот. Не хотел же обвинять Пэм, и что в итоге? В шаге от того, чтобы начать жаловаться лучшей подруге на жену - а это вообще ни в какие ворота.
Он снимает руку с плеча Андреа - у нее плечи горячие, прямо пылают, как будто она возле гриля с час проторчала - и снова фыркает. У нее то еще чувство юмора, иногда тем, кто мало ее знает, сложно понять соль шутки, а вот у Джима вообще такой проблемы никогда не было, с самого первого дня знакомства не было. Бабушка Энди говорила, это потому что они друг друга стоят - и оба не понимают, что такое настоящий юмор, изысканный и тонкий, ну да может и так, зато черный юмор Андреа очень даже находит отклик в душе Джима, что бы ни происходило.
Может, поэтому он так любил звонить ей из Ирака, намного сильнее, чем звонить - ну можно же хотя бы себе в этом признаться? - Памеле? Памела начинала жаловаться на то, как ей его не хватает, а заканчивала все на том, что выходило, будто ей вроде как не хватает телемастера или сантехника, а вовсе не его, не Джима - зато Андреа могла поднять ему настроение тем, что другим наверняка показалось бы пустой болтовней, из какого бы дерьма они не вернулись.
Вот и сейчас - на втором этаже он стоял с трубкой в руке, сам не зная, на каком свете, не говоря уж о том, каким шел по коридору больницы, и вот прошло всего ничего, и Андреа не потребовалось ни чуда, ни волшебной палочки - всего лишь немного брэнди, гриль и надувной бассейн...
Впрочем, может, в этом и есть чудо - у Христа было его чудо с хлебами и рыбами, а у Андреа Харрисон другой профиль и ее чудо - это чудо гриля и бассейна в Скрэнтоне.
- У тебя серьезные проблемы с агрессией, Энди-брэнди, и я рад, что ты лучше многих знаешь, почему нельзя бить людей или посуду, - Джим дразнит ее - знает об этом и знает, что она знает. - Серьезно, ты - пять с половиной футов чистой, незамутненной ярости, стоит тебе почуять лишь намек на какое либо нарушение гражданских прав, а заниматься сексом, будто на экзамене... Чееерт, Энди! Да если бы ты заколола его в спальне, тебя наверняка бы оправдали.
Он, наверное, немного пьян - может, сказывает пара выпитых коктейлей, брэнди он не жалел, а может, накладывается еще эффект от таблеток, но настолько личные темы они с Андреа обычно по молчаливому уговору не обсуждают: дружба дружбой, но некоторые вещи не обсуждаются между разнополыми друзьями - и, наверное, Андреа тоже немного пьяна, и Джим шутит на табуированную тему быстрее, чем успевает остановиться.
- Отпуск? Так ты это называешь? - смеется он. - Нет, крошка, у тебя, может, и отпуск - а у меня Коди, и Коди едва ли оценит стоматолога, даже детского... А насчет ландшафтного дизайнера, слушай, когда ты в последний раз подстригала газон? Хочешь, займусь этим? Вроде как плата за постой, идет? Приведу тут все в порядок, начну с себя. Траву подстригу, поспиливаю сухие ветки вон там, видишь? Покрашу террасу, чтобы дом еще сорок лет простоял как новый, посмотрю, что с крышей... Мы с твоим дедом перестилали эту крышу, помнишь? Он отлично с этим справлялся, вот что значит, руки из правильного места - не представляешь, сколько раз я был ему благодарен, когда мои ребята жаловались, что палатка встала криво или никак не удается устроить навес. И если хочешь бросаться тарелками, устрою тебе вон там тир - с мишенями прямо на заборе, кидай, сколько влезет, можешь даже соревнования устраивать.
Они устраивали соревнования - не на заднем дворе дома Харрисонов, конечно, нет. Они ходили на свалку - каждый ребенок в Скрэнтоне ходил на свалку за городом, у заброшенной свекольной фермы семьи Стоунов, но у Джимми-ракеты и Энди-брэнди было свое, особое место. Там стоял старый холодильник, ржавый, покрытый следами слезшей краски и плохо содранных наклеек, и на нем какой-то шутник нарисовал голую женщину задолго до того, как Энди и Джим нашли то место. С годами рисунок, открытый всем ветрам и дождям, поблек и вылинял, избавился от анатомических деталей и превратился в плохо прорисованную фигуру - и они, насмотревшись фильмов о Джеймсе Бонде или вестернов типа Бонанцы, тренировались на этой мишени в меткости, а иногда и срывали там раздражение.
Джим думает, что тогда все эти дурацкие занятия вовсе не казались чем-то особенным - а сейчас он готов несколько лет жизни отдать, чтобы окунуться в прежние времена, когда все было куда проще, куда понятнее, а с любой проблемой можно было разобраться, просто повопив на свалке и разбив несколько найденных чашек и выброшенных треснувших ваз об облезлый бок ржавого холодильника.
- Ты бывала там? - спрашивает он невпопад. - На свалке, после того, как уехала из Скрэнтона? Бывала?
- Нормальный газон, - неубедительно возмущается Андреа. – Что ты начинаешь? Видишь, даже трава растет, кое-где.
Ну да, кое-где. Очень точно сказано, потому что Энди старается, конечно, держать дом в хорошем состоянии, но у нее все времени не хватает сделать все, что нужно. И терпения, что уж. С терпением у Энди тоже сложности. Но, конечно, этот дом – дом, который они оба любят – заслуживает большего, так что Харрисон быстро сдается. Ладно, Джими это умеет. Умеет ее убедить, уболтать, даже заставить взглянуть на ситуацию под другим углом, не зря бабуля считала, что он на Энди хорошо влиял. До сих пор хорошо влияет, что уж.
- Помню, конечно, все помню. Дедуля был счастлив, серьезно, все те годы он был счастлив, два внука по цене одного… Ладно, делай что хочешь. Серьезно, Джимми. С меня особой пользы нет, я ломать могу, а вот что починить – с этим сразу проблемы.
Марк ничего не делал сам. Ну, это понятно, у нег было достаточно, чтобы решить любую проблему не выходя из дома. И почему она опять думает о Марке? Надо завязывать с этой привычкой, думать о Марке и сравнивать его с Джерри. Марк не дотягивал. Ни один мужик не дотягивал до ее друга – вот что. Это, конечно, не повод отказываться от секса – думает Андреа, и второй бокал их фирменного пойла играет тут свою роль – но просто надо признать, никто не дотянет.
Она все еще веселится с замечания Джимми – дескать, заколи она Марка в спальне, ее бы оправдали, но он вспоминает про свалку – про их городскую свалку – и Энди прямо накрывает.
Черт, да. Классное было время, и место было классное. Официально там, конечно, запрещалось играть, ну так они и не играли – они исследовали! Разница существенная. Да и как было удержаться, когда про свалку ходило столько историй, одна другой забористее. Говорили, что там как-то нашли обезглавленный труп. Чей, и куда делась голова – вопрос открытый, но в детстве их такие детали не волновали.
Еще там был холодильник. Из тех, в котором можно было, по словам дедули, пережить ядерный взрыв. Вроде как для этого их создавали: залез в холодильник, закрыл дверь, и готово. Все умерли, а ты остался. Так вот, в детстве у детей была игра – кто дольше там просидит, в этом холодильнике. Энди принадлежал абсолютный рекорд, три минуты, она бы и больше просидела – утверждала она – но кто ее оттуда выволок, уже полузадохнувшуюся? Правильно, Джимми.
- Нет. Нет, ни разу. Как-то в голову не приходило.
Сейчас – приходит. Джим, брэнди с сиропом, вот этот вечер – как будто вырезанная картинка из их счастливого прошлого, все это как будто шепчет – да к черту все правила. К черту их взрослость, их проблемы, все к черту, они по-прежнему Джимми-Ракета и Злюка Энди, Энди-бренди…
- А может?..
Она с надеждой смотрит на Джима – ну а что им стоит?
- Давай? Ну, хотя бы посмотрим, как оно там все теперь!
Сумасшедшая идея – но у них все счастливое детство состояло из таких вот сумасшедших идей. Это то, чего ей так не хватало – сумасшедших идей. Непредсказуемости, сиюминутности.
«Когда ты повзрослеешь, Андреа», - снисходительно говорил Марк.
Энди считала, что она достаточно взрослая. Более чем взрослая. Но что, это означает забыть обо всем классном, что может дать жизнь? Илим просто дело в том, что с Джимми она никогда не чувствовала себя достаточно или недостаточно взрослой, недостаточно хорошей или достаточно хорошей – она была собой. И Джимми принимал ее вот такой. Как он сказал? Пять с половиной футов чистой ярости. Это лестно. Нет, правда, Энди чувствует себя польщенной.
- Туда и обратно? Что скажешь, Джимми-Ракета? Кстати, раз уж столько лет прошло, правда, что ты целовался у холодильника с Ненси Дрю? Я, конечно, всегда считала, что у нее кроличьи зубы, но вы, парни, иногда ничего не замечаете, если на девушке блузка с глубоким вырезом!
Нэнси в таких подробностях расписывала то, чего, по мнению Энди, быть не могло, что пришлось прилепить ей жвачку в волосы. Что сказать? У Энди всегда были проблемы с агрессией. Вернее, у других всегда были проблемы с агрессией Энди.
[nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]
[nick]Джим Халперт[/nick][status]ад пуст[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/41002.jpg[/icon]
Андреа смотрит на него с надеждой, становясь похожей на себя версии двадцатью годами моложе - и, если уж на то пошло, отказать Джим ей как тогда не мог, так и сейчас не может.
- Но бассейн, и гриль еще... И тебе же нельзя сейчас за руль.
Тщетно - полно причин, по которым идти сейчас на скрэнтонскую свалку будет дурной идеей, но ему хочется, и Андреа тоже хочется, и если уж у них такой своеобразный день памяти, день ностальгии, то свалка - место, просто обязательное для посещения.
И Джим соглашается - нахрен быть рассудительным, нахрен не делать того, что хочется. Памелы нет с ними, чтобы осудить, чтобы неодобрительно смотреть, и Марка нет - да если бы и были, Джим не уверен, что им с Андреа удалось бы объяснить, чем так важна свалка. Друг другу им ничего объяснять не надо - и в этом особое очарование Скрэнтона, они как будто телепатически общаются.
- Тогда иди переодевайся, и я тоже оденусь. Если там до сих пор тусуются дети, не стоит показываться им в бикини с Ультра Магнусом, побереги детскую психику.
Дело, конечно, не в Ультра Магнусе, а в том, что Андреа Харрисон в бикини - зрелище, которое надолго останется в памяти, Леонард Мартин подтвердил бы, если бы мог, да и многие из тех ребят, что добрались до фото в мобильнике Джима, так что Джим залпом допивает свой стакан, поднимается на ноги, чтобы выключить гриль: никогда не оставляй гриль, если отходишь, пусть даже на десять минут, учил его Джек Харрисон, и это один из тех советов, которым Джим следует.
Вопрос о Нэнси Дрю в первый момент ставит его в тупик - но Андреа явно обладает куда лучшей памятью, потому что по ассоциации с кроличьими зубами Джим все же вспоминает, о ком идет речь.
Он улыбается:
- У нее просто была аллергия на металл, из которых делали брекеты - и ей очень шли ее кроличьи зубы... Может, мне ей позвонить? Спросить, нашла ли она хорошего стоматолога...
Что самое смешное, он плохо помнит лицо Нэнси - помнит ее оранжевую блузку из какого-то странно шершавого материала, которую она носила тем летом, и помнит, что, целуясь, она крепко прижималась грудью, и тогда ему казалось, что это лучшее, что с ним могло случиться.
Сейчас эти воспоминания кажутся невинно-детскими, а вот тогда, в их пятнадцать - или шестнадцать? - для него это был весьма волнующий эротический опыт.
- К тому же, с Нэнси мы хотя бы двадцать три дня встречались, пока не случилась та история с тобой, Майклом Скоттом и надписью на этом холодильнике... Так что подумай сама, Энди-Брэнди, подумай сама.
Захватив остатки брэнди в бутылке в бумажном пакете и рутбир, они отправляются на свалку, срезая через улицы их детства, по которым мчались в прошлом на велосипедах наперегонки, и когда Джим вытянулся как следует, то Андреа его запросто могла и обогнать, пока он путался в конечностях и приноравливался к ставшему слишком низким для него велику.
Сейчас на улицах пусто - даже до скрэнтонских подростков дошел прогресс, сейчас они, должно быть, торчат за компьютерами или в каких-нибудь кружках развития, а может, собираются потусить где-то в центре, у старого кинотеатра или торгового центра, так что если Джим и боялся за то, что они с Андреа подадут кому-то дурной пример, эта мысль быстро его покидает.
Въезд на свалку перегорожен цепью с замком, как и двадцать лет назад. За мутными стеклами будки охранника не разберешь, есть ли там кто-либо, но несколько запрещающих знаков и без того намекают, что проход на свалку строго воспрещен. Впрочем, когда и кого это останавливало - так что Джиму даже не кажется, будто они делают что-то неправильное, в конце концов, они делали это столько раз в детстве, что это не может быть неправильным.
Они идут вдоль огороженной территории по пролеску, ориентируясь на старую водонапорную башню, давно оставшуюся не у дел и служащую просто напоминанием о том, что раньше географически Скрэнтон располагался чуть севернее.
Идут, идут, идут - сухие ветви кустарника цепляются Джиму за джинсы, здесь пахнет нагретой солнцем землей, и этот запах похож на запах рутбира, так что они передают друг другу бутылку брэнди, не забывая о рутбире, просто двое взрослых в поисках прошедшего детства.
Наконец показывается темный зев трубы для сточных вод.
Коллектор поблизости давно пересох и завален мусором, так что на дне бетонной трубы виден лишь тонкий ручеек бегущей воды. Труба проходит под оградой, выводит прямо на свалку, и так хорошо спрятана, что ее не заметить, пока не окажешься прямо возле прохода, пройдешь мимо и даже не заметишь.
Так было раньше, а сейчас кустарник вокруг, маскирующий проход, стал еще гуще - и если бы не ориентир, Джим даже не уверен, что они нашли бы коллектор.
Он лезет через кусты, отодвигая самые длинные ветви, заглядывает в трубу, из которой тянет гнилью и влагой - бетон сохраняет прохладу даже летом, в трубе полумрак, только далеко-далеко на том конце виднется идеально круглое отверстие выхода, будто обещанный свет в конце тоннеля.
В тренировочном лагере Марина Бэй на полосе препятствий был такой тренажер - труба достаточно широкого диаметра, чтобы не ползти, а проходить ее, пригнувшись, перехватив винтовку, стараясь не задеть разгрузкой стены, и ребятам она жутко не нравилась, узкая, тесная, грязная, а вот Джиму напоминала вот эту трубу и он проходил этот кусок полосы быстрее и проще всего, полагаясь на детские привычки.
Как они без всего этого жили – спрашивает себя Андреа, поднимаясь наверх, чтобы переодеться. Нет, серьезно. Без вот этих дружеских подначек, без разговоров по душам, без внезапных идей – бросить все, пойти посмотреть на свалку, а в детстве у них все дни состояли из таких вот внезапных идей, и каждая казалось отличной, просто гениальной!
Это и есть взрослая жизнь – сказал бы Марк, а вы двое никак не хотите повзрослеть. Но Андреа настроена воинственно и демонстрирует отправленному в отставку бойфренду средний палец. Это их день, это их дом, и это их детство. И если сегодня каким-то чудом приоткрылась в него маленькая дверца – так они этим воспользуются. Может они и вывозят всю эту взрослую серьезную жизнь, со всеми ее взрослыми, серьезными проблемами только потому, что у них было такое вот детство. Со свалкой, холодильником, качелями, страшными историями и маниакальной одержимостью дедули бункером в подвале.
Скрэнтон меняется медленно. Некоторые здания точно такого же цвета, как и двадцать лет назад, пустырь и маленькая забегаловка, где продавали самые вкусные в мире блинчики располагаются там же, где и двадцать лет назад. И честное слово, у Энди такое чувство, что сейчас они встретят Нэнси Дрю, Майкла Скотта, всех других – таких, какими они были двадцать лет назад, двадцать пять лет назад. Четверть века… Господи, четверть века прошло – они что, такие старые?
Харрсисон пялится на Джима, в каком-то смысле он всегда был ее зеркалом, когда она не знала, как поступить, она спрашивала себя – как бы поступил Джимми? Джим не выглядит старым, взрослым – да. Так что Энди немного успокаивается и на свой счет.
На свалку никогда не ходили прямой дорогой, только в обход. Только через трубу. Тайными тропами. В этом, конечно, был особенный смысл – прокрасться через сырую темноту. И то, что они такие взрослые, такие серьезные лезут туда через кусты, это, конечно, настолько дикая картинка, что Энди в восторге.
- А тропинка-то натоптана, - замечает она. – Рада это видеть. Нынешние спиногрызы не совсем потеряны, если знают дорогу на свалку.
Трубе они обязаны незабываемыми секундами бега от одного конца до другого и каждый старался напугать другого, потому что понятно же, в темноте жили чудовище, мертвецы, злые русские и призраки мертвых детей, и им не было тесно, и им, тогдашним спиногрызам, не было тесно со всей этой жутью в одной трубе. Немного страшно и жутко весело.
Прошлое обступает их вместе с запахом из трубы – тот еще запашок, но Андреа широко улыбается.
- Где-то здесь… где-то здесь это было, да?
Оно и сейчас здесь.
Выцветшее от времени и сырости, почти слившееся по цвету со стеной, на границе тени и света – но здесь, и это точно какое-то чудо, вроде двери в шкафу или платформы 9 и ¾.
Джимми
Энди
Друзья навсИгда
Андреа толкает Джима локтем, с нежностью гладит буквы, которые пережили годы и годы и даже новое поколение спиногрызов бережно отнеслось к этому свидетельству дружбы, хотя рядом прибавилось более ярких надписей, но годы идут, а смысл тот же – кто-то дурак, кто-то кому-то сосет, инициалы в сердечке.
- НавсИгда, да, Джимми?
Вода журчит тихонечко – давно не было дождей, во время дождей сюда не проберешься, на той стороне, там, где начинается свалка, пышно росла полынь, а еще было сухое дерево, на которое зачем-то привязывали яркие лоскуты, никто не мог объяснить – зачем. Теперь Энди хочет убедиться, что и дерево на месте, и полынь, и холодильник – господи, их холодильник, вряд ли, конечно, он дождался их возвращения, но Харрисон готова поверить в то, что время не везде течет одинаково. В Филадельфии оно несется как сумасшедшее, в Скрэнтоне тянется медленно и неторопливо, а вот тут – остановилось, замерло. Застыло, дожидаясь их возвращения.
[nick]Андреа Харрисон[/nick][status]подруга в законе[/status][icon]http://c.radikal.ru/c11/2002/4a/9885c652bc9e.jpg[/icon]
Вы здесь » Librarium » Согласно инструкциям » Кофе и сигареты