Через два дня - это не прямо сегодня, и киска никуда из-под его рук не торопится, так что Чез приходит в отличное расположение духа, становящееся только лучше, когда Руби вспоминает, зачем ей рот. Прогибается плечами ниже, вздергивая задницу, крутит бедрами - и сосет так, что Чез думает, что так он быстро кончит, а это вообще не вариант. Не в том смысле, что это разобьет ей сердце - но не уверен, что быстро снова сможет, а киска не из тех девчонок, которые в положение без конца входить будут. К тому же, в прошлый раз, когда он к ней заехал, у них поначалу кривовато пошло - она сосала старательно, от души, а его тяжелой неделей придавило, да до сих пор не особенно отпустило, и хотя затем на утро он реабилитировался, не хочется, чтобы она решила, что нестояк у него - это в порядке вещей.
Особенно когда она в самом настроении для траха - готова так, что только в путь, крути, как нравится, она только постанывает и бедра сжимает вокруг его пальцев.
- Мы только начали, - обещает ей Чез на это смешное насчет того, что она чувствует себя бутылкой шапанского - даже пробка при ней. - Я не на полчаса заехал.
Как она ему открыла в этом прикиде, будто из фильма для взрослых, как прижалась, расставляя ноги, давая убедиться, что все анонсированное на месте - он сразу понял, что не на полчаса, и хрена с два собирается на утро откладывать. Ему зашло у нее проснуться - проснуться и сразу ее в оборот взять, в этих ее домашних шортах, ненакрашенной и домашней - но сегодня она гостеприимна по высшему разряду, и Чез такой случай упускать не намерен: все равно что эксклюзивный показ, вот как это воспринимается, раз уж она сейчас в роли Мэйдэй, звезды "Катманду", которая ни от скромности, ни от сдержанности не страдает.

И Чез угадывает, что она от него вот этого и ждет - не того, чтобы он ее на спину повалил и трахнул по-быстрому. Ради этого не стоило ни зажимы вешать, ни фотографии отправлять - ну и хотя они о встрече не договаривались, ему вообще не в кон ее ожиданий не оправдать.
Чез наклоняется, снова вздергивая ее повыше, целует - жадно, как будто не хочет дать ей отдышаться, гладит большим пальцем ее по горлу, лижет по щеке - у нее горячая кожа, она вся будто пылает, и внутри, на его пальцах, такая же горячая и мокрая, все сильнее прогибается, сжимается, будто хочет его удержать, ногти царапают покрывало, каблуки подрагивают в воздухе, когда она вся подбирается, поджимается при новом движении пробки внутри внутри.
- Хочу узнать, детка, сколько раз ты с этой штучкой сможешь - и сколько без, а ты? - мурлычет Чез ей на ухо, чувствуя, как она тяжело дышит, как сглатывает под его рукой на своем горле - у него прямо все тело загорается в ответ на ее стоны, на то, как она течет, член нетерпеливо пульсирует, блестящий от ее слюны, головка открыта, потемнела от прилива крови, но Чез все равно не торопится, намерен дать киске лучший трах в ее жизни, раз уж так у них пошло, раз уж она так постаралась и его, и себя завести.
Такой трах, может, после которого она весь день на кровати проваляется - и будет сыта настолько, что сразу же после выступления домой поедет, какая бы очередь на приваты не стояла.
Не то что Чезу это важно - он старательно говорит себе, что ему плевать, на скольких членах она попрыгала ради того, чтобы позволить себе такую квартиру, сколько хуев ртом отполировала: она стриптизерка, которая мечтает заключить контракт на съемки в порнухе - ему ли считать ее входящие - и все же она сейчас ему написала, ему эти фотографии отправила, и судя по тому, что очередь тут не толпится, а его она встретила свежей, будто майская роза, вряд ли еще кому-то.
Вот эта мысль Чезу нравится - очень нравится, и заставляет его постараться.
- И у меня есть кое-что, что сделает эксперимент веселее.

Он дотягивается до бумажника, брошенного на кровать, вытряхивает небольшой пакетик с коксом - чисто для личного использования, чтобы поддерживать себя в форме, совмещая работу и личную жизнь. Рассыпает немного на член - порошок липнет к мокрой коже, к кискиной слюне, Чез снова тянет Руби вниз, на член, толкается ей в рот до упора, до спазмов горла, но кокаин хорошо работает, даря ощущение легкой заморозки, как будто его член сейчас существует отдельно от него, и перспектива внезапно кончить отдаляется - отличный эффект грамотного использования кокса.
Но ему нужно и кое-что другое - и он отпускает Руби, давая ей дышать, разворачивает задницей к себе, высыпает неаккуратную дорожку ей на крестец, чуть выше, чем торчащий цветок на пробке. Дергает ее к себе ближе, втягивая кокс с ее задницы - зажимая одну ноздрю, потом другую. Секунда растягивается невероятно - а затем все становится ярким и острым, Чеза будто вздергивает что-то невидимое, счищая с него лишнее, избавляя от усталости, оставляя только возбуждение и стоящий член.
Он слизывает остатки кокса с задницы Руби, обхватив ее за бедра, заставляя еще шире расставить колени, еще сильнее прогнуться - слизывает этот пудровый флер кокаина вокруг металлического стержня, никакой вкус кокса смешивается со вкусом кискиной кожи, смазки и лосьона, густо вымазанного по пробке, мокрые складки пизды расходятся все сильнее, Чез шлепает ее прямо по ним, заставляя вздрогнуть, ссыпает остатки из пакетика на ладонь, размазывая по ее пизде, и тянется за резинкой.
- Приготовьтесь, мэм, я вхожу, - предупреждает ее предельно серьезно, пристраиваясь зачехленным хером к ее распяленной изнутри темно-розовой дырке. Нажимает, почти сразу же чувствуя гладкий бок пробки выше, продолжает, вгоняя полдюйм за полдюймом, удерживая Руби на краю кровати, крепко держа за талию, не давая дергаться.
- Давай, детка, это охуенно, ты охуенная, ты просто невероятно охуенная, - выдыхает Чез, засаживая ей все глубже, и его накрывает этим новым кайфом от того, как крепко она там его сжимает, как плотно ощущается пробка в ее заднице, как невероятно тесно и горячо, несмотря на то, что она как следует завелась, и он наклоняется ниже, лижет ее плечо, кусает, сильнее скрещивая руки на ее животе.
- Двигайся, - командует хрипло. - Хочешь - двигайся сама. Задай скорость. Хочу, чтобы ты взорвалась, киска.

Киска послушно насаживается на него, натягивается своей горячей текущей дыркой - это так тесно, так плотно, что наверняка ощущалось бы дискомфортом, но кокс делает все иначе, превращает все в кайф, размывает все остальное, кроме его члена и ее пизды, и Чез вставляет ей целиком, крепко прижимаясь к ее бедрам, засаживая в эту мокрую тесноту, прихватывая ее за сиськи, ложащиеся ему в ладонь, задевая клипсы, звенящую цепочку с этими перчиками, намекающими вот на это самое: на то, что она самая горячая девчонка в Майами, самый горячий кусочек.
По тонкому чулку идет стрелка, может, он задел часами - был слишком увлечен, чтобы снимать, может, она зацепила каблуком или цепочкой на туфле, Чез заглядывается на эту стрелку, кокс превращает эту картинку во что-то большее, во что-то значимое - как-то связанное с тем, как она просит его трахнуть ее, как дергает бедрами в этом охуенном ощущении тесноты, сжатия, как стонет.
Он может - сейчас, под коксом, Чез уверен, что может трахать ее всю ночь, догоняясь при необходимости, трахать, пока она не начнет просить его остановиться, но сейчас она не просит, и в том, как она стонет, нет просьбы перестать - скорее, наоборот, бессловесное побуждение продолжать, дать ей то самое, ради чего она отправила ему эти фото, ради чего так разоделась.

И ради чего прогибается ниже, пока Чез крутит эти чертовы клипсы, стаскивает одну, сжимает плотный сосок, на удивление твердый и горячий. Прогибается ниже, встряхивает головой, двигаясь по его члену, сначала неторопливо, с опаской добирая этой глубины, действительно тесной, а затем все смелее, и Чез тоже двигается все размашистее, все быстрее, вбиваясь в ее тесную дырку, растирая кокс все дальше, все глубже, трахает ее так, будто у них тут соревнования - или внутри нее есть кнопка, добравшись до которой он получит суперприз.
- Не стесняйся, - хрипло выдыхает Чез, сдвигая Руби еще ближе к краю, нажимая ей на спину, опуская взгляд. - Не стесняйся, детка, раскройся пошире, черт, хочу трахать тебя, пока ты с ума не сойдешь.
Ему бы подумать, откуда в нем это - и что изменилось в того времени, как он просто считал, что она идет приятным дополнением к его делам в "Катманду". Подумать бы - но, определенно, не сейчас, и не тогда, когда он смотрит, как в ее пизде ходит его член, собирая смазку, блестящий и мокрый, как дергается цветок на затычке в ее заднице с каждым движением внутри.
Тянет ее за локти, роняя грудью на кровать, лишая равновесия, не дает выставить руки вперед
Она стоит перед ним, совершенно бесстыдно раздвинув ноги, выпятив покрытую смазкой задницу, обхватив себя за бедра, растягивая свои дырки, когда он толкается в нее, на узкой спине выступает полоска пота, чулки в мокрых пятнах - а городе жарко, действительно жарко, не спасает ни кондиционер, ни надежды на ночную прохладу, и Чезу тоже жарко, легкая заморозка от кокса под слоем латекса контрастирует с тем, как по его позвоночнику стекает жар возбуждения, собираясь в яйцах, влажно шлепающих по ее текущей пизде, по распяленным этим двойным проникновением складкам, пробка задорно торчит, выталкиваемая его членом, растягивающая ее задницу под их тяжелое дыхание. Чез нажимает на цветок, не давая пробке вылететь - как из бутылки с шампанским, приходит ему в голову забавное - и кажущееся сейчас очень сексуальным - сравнение - нажимает и тянет вверх, почти вытаскивая, в то время, как засаживает ей в другую дырку еще глубже, и в какой-то момент ловит этот ритм: толкается в нее членом, и когда она инстинктивно подается вперед, тянет за стержень, плотно заполняя обе ее дырки, не давая передышки, и как бы она не дернулась, она растянута, заполнена без остатка, Чез не дает ей ни отодвинуться, ни остановиться, удерживая свободной рукой на месте, и его торкает это ощущение ее на своем члене, горячей влаги вокруг - он бы многое отдал, чтобы трахнуть ее без резинки, без этого слоя латекса, который сейчас, ему кажется, только мешает, и почувствовать ее вот так, обмазаться в ее смазке, кончить в нее, кончать, пока из нее не польется.
По его меркам, это даже романтичная мысль - хотя, конечно, совершенно безумная, и Чез отвлекается от этого почти раздражающего ощущения латекса, сосредотачивается на звуках их дыхания, мокрых шлепках, скрипах кровати, и сквозь кокаиновую подморозку проступает это, горячее и острое, как бургер, щедро залитый сальсой.

Вытаскивает - и так же резко, с оттягом, засаживает снова. Она уже не такая узкая, сейчас еще более мокрая, растраханная - и все равно это сильно, и реагирует она сильно, и Чез повторяет снова, и снова, сгребает оба ее запястья, не дает ей слишком двигаться, удерживая за бедро на месте - под его пальцами на втором чулке тоже идет стрелка, но едва ли это сейчас имеет значение, едва ли сейчас хоть что-то имеет значение, кроме того, как он балансирует на этой точке, с которой вот-вот сорвется, и этот момент свободного падения - Чез знает - будет как никогда ярким, если они продолжат в том же духе, но этого он и хочет, разве что чтобы Руби сделала это первая - хочет услышать, как она ругается, кончая, как выкрикивает все эти грязные словечки.
Но куда больше ему хочется видеть ее в этот момент - а не только ее дырки, и Чез тянет за стержень, преодолевая сопротивление мышц, и вытолкнутая пробка остается у него в руке, и ее задница выглядит раскрытой, соблазнительно темно-розовой в этой блестящей смазке, и Чез трахает ее пизду, растягивая ее задницу пальцами, а потом отпускает, валится на спину на изрядно смятую их возней кровать, тянет Руби на себя, насаживая задницей на член.
- Давай, детка, лицом ко мне, время танцев. Где твой постоянный парень, познакомь нас, я не буду ревновать.

Киска мокро лижет свою игрушку, ведя языком по выступающей на пластике вене, оставляя след слюны, смотрит на Чеза из-под ресниц - Чез придирчиво оглядывает ее дружка, но возражений у него нет: Руби устроила ему такой Суперкубок, что ему сейчас вообще не с руки ее обламывать, пока она этот искусственный хер, до смешного похожий на настоящий, если пренебречь тем, что к настоящему на другом конце мужик прикреплен, не попытается ему, Чезу, в зад засунуть.
Все остальное - сколько угодно. Все остальное - со всем его удовольствием.
- Ах ты маленькая ленивая сучка, - фыркает Чез, с энтузиазмом взвешивая Дэдшота в руке, пока Руби устраивается на нем поудобнее, откидываясь на корточках назад, ерзая на его члене. - Хочешь, чтобы только парни как следует поработали?
Смотрит ей в лицо - не уверен, что прежде вообще хоть раз так внимательно ее рассматривал, так, пара взглядов перед тем, как уставиться на ее сиськи или задницу, а зря, потому что посмотреть там есть на что: Чез трахал девок и покрасивее, но дело не только в правильности или симметричности черт, и сейчас Руби даст фору любым признанным кино-красоткам - щеки пылают натуральным румянцем, губы опухли и влажно блестят, а когда она облизывается, Чез едва не кончает, представляя, как она повторяет это с его членом.

Он обхватывает ее грудь, торчащий сосок, снова прижимает к нему мерно вибрирующий пластиковый член - завороженно наблюдает, как она встряхивает волосами, опуская голову, как будто тоже хочет убедиться, что это тело, распяленное, растраханное, остро реагирующее на прикосновение к любой своей части, принадлежит ей. Ее смазка с головки вибратора остается на соске, Чез стирает остальное, спуская Дэдшота ниже, касаясь ее живота, выступающего лобка, внутренней поверхности широко разведенных бедер, чувствительного местечка между анусом и влагалищем.
- Попроси еще, детка, попроси меня еще, - облизывается Чез - так и сожрал бы ее вот такую, трахал бы день и ночь, благо, кокс может такое устроить, если заправиться так, что обратно начнет лезть, и Чеза, с одной стороны, прельщает эта мысль, а с другой стороны, не хочется терять свой собственный кайф - удолбавшись до такой степени, он превратится в приложение к стоящему и потерявшему чувствительность под коксом члену, во второго Дэдшота, и так далеко симпатии Чеза к Руби не простираются: он хочет кончить и сам, хочет кончить так, как она может заставить его кончить, и знает, как близок к этому.
Но пока может сделать кое-что и для киски - вжимает вибратор между ее складок, ведет выше, заставляя ее сжать член в заднице, задергаться, не то чтобы избежать, не то чтобы продлить контакт. Цепочка, повисшая на одном соске, скользит по ее животу, по ребрам, когда киска качается назад, демонстрируя Чезу свою выпяченную пизду, мокрую и темно-красную, с сочащейся ему на лобок смазкой. Он двигает бедрами, она еще шире раздвигает ноги, показывая себя изнутри, то, как его член едва не выворачивает ее наизнанку.

Чез опирается на локоть, приподнимаясь, зажимая вибратор между ними, водя по ее складкам, пока она хрипло выстанывает что-то грязное и возбуждающее, вплетающееся в музыку, доносящуюся с пляжа, и когда он двигается резче, тональность ее голоса меняется, а когда он вжимает вибратор сильнее, прямо в ее жадную пизду, она вовсе переходит на что-то нечленораздельное, перемежающееся гортанными стонами каждый раз, когда он загоняет вибратор глубже, так, что чувствует, как его вибрация отдается в другой ее дырке, там, где она насаживается на его член растянутой задницей, сейчас такой же мокрой, как и ее пизда.
Это снова тесно - тесно, узко, горячо, Чез сгребает в кулаке покрывало, опираясь на локоть свободной руки, трахает ее вибратором, не забывая время от времени вытаскивать вибратор из ее пизды, чтобы вжать в мокрые складки, дразня клитор, и она чуть не подскакивает на нем, все ускоряясь, ускоряясь, ускоряясь, и заставляя ускориться его - кокаин дает эту возможность, дает ему представить стеклянную стену между собой и подступающим оргазмом, отвлечься в том, как это постепенно наплывает на Руби, захватывает ее собой, прижимая ее все сильнее к вибрирующей головке ее дружка.
- Быстрее, - требует Чез, глядя на нее снизу вверх, дергая бедрами, вколачиваясь в нее все глубже, сильнее - сейчас можно не стесняться, не беречь ее, она всерьез отнеслась к подготовке. Он меняет угол, меняет глубину проникновения вибратора, чтобы она сама нашла тот самый кайф, который станет для нее точкой отрыва - точкой, в которой его член в ее заднице, и искусственный приятель на клиторе выкинут ее в бесконечный из-за кокса оргазм. - Давай. Давай. Покажи, чего хочешь.

Кончает она сильно, бурно, громко - так, что Чез не знает, оторвет ли она ему член, сжав слишком сильно сокращающимися длинными спазмами мышцами, или ее ударит инсультом, но в любом случае, это сильно, это бурно, это громко, и он выкладывается по полной, откладывая в сторону ее дружка, который хорошо постарался, обхватывает Руби за бедра и трахает ее так, как любит больше всего - сильно, глубоко, с оттягом, пока она, откинувшись на руки, воет, задрав голову, тряся волосами, а с пляжа ей отвечают, один, другой голос, третий, как будто все, кто сейчас трахается, все, кто сейчас кончает, подхватывают за ней, вторят ее кошачьим воплям, этому первобытному крику, полному торжества и телесного восторга.
Чез хрипло дышит - громко, жадно отхватывая куски загустевшего над ними воздуха, пропитанного запахом ее пота и смазки, мог бы - намазывал его на хлеб к утреннему кофе, рискуя непроходящим весь день стояком.
Но сейчас им обоим его стояк не мешает - киска, едва выдохнув, продолжает, двигается с тем же темпом, кажется сейчас Чезу еще более соблазнительной: вот бывают такие девчонки, которым ебля только на пользу, они как будто расцветают, чем крепче за них берешься, чем грязнее ебешь, чем глубже заправляешь... У него крышу от нее срывает - а оценки выше в личной шкале Чеза не существует, и это к ней он сорвался посреди рабочей недели, лишь взглянув на ее голую задницу и гладкую пизду, пустив побоку свою подружку, и это ее ебет так, как будто на медаль идет, как будто ради этого на свет появился.

Но сейчас у них такой момент - это, наверное, смесь кокса и этого невероятного секса, невероятного секса с Руби, и не так уж важно, в какую дырку он ей заправляет - когда между ними нет и не может быть секретов: как будто на двоих у них одно тело, одни мысли, об одном и том же, и , летит все это сосредоточено между их телами, и киска как будто его мысли читает, всю его единственную мысль о том, как ему уже охота снять резинку, как охота кончить без нее, чувствуя вокруг не латекс, а Руби.
И Чез сначала разочарованно рычит, когда она слезает с него, лишая этого кайфа - смотреть и трахать - выворачивается из рук, но тут же падает на него, щекоча бедро волосами, и презерватив, эта хрустальная туфелька современности, летит в сторону, а она накрывает его член рукой
Он поднимается, подтягивает ее к себе, зарывшись рукой ей в волосы, тянется к ее раскрытому рту, кусает за нижнюю губу:
- Все для тебя, детка, заказывай музыку.
Чез так и понимает - она хочет поделиться с ним своим кайфом, отдать ему должное, он, в конце концов, неплохо приложился к тому, как она кончила, чтобы она кончила, и признателен за это - под коксом это может растянуть еще дольше, но чем дольше тянешь, тем меньше кайфа будет в итоге, как будто он вытечет тонкой струйкой вместо того, чтобы взорваться фонтаном, а вся эта их дикая скачка заслуживает именно фонтана, и если что его и взорвет, как следует заправленного коксом, так ее рот на члене, так что Чез и не думает выступать против ее не то просьбы, не то приказа.

Она берется за дело со всеми этими фирменными штучками, то сжимая губы, то расслабляя горло, касаясь языком чувствительной уздечки, не жалея слюны - но из-за кокаина ему нужно больше, чем отличный минет, больше, чем работа губами, и Руби в курсе, Руби в теме, может, потому что ей под коксом тоже нужно было догнаться двойным проникновением на всю длину, а не баловством с пальцами, своими или его. И сосет она именно так, как ему сейчас нужно - не сосет даже, а дает ему трахать себя в рот, глубоко, до слез, до спазмов, широко раскрывая рот, чтобы его член поместился, двигает головой как автомат, четко, выверенно, под эту отступающую кокаиновую заморозку отправляя Чеза в нокаут, пока он нажимает ей на затылок, вжимая ее голову себе в пах.
И кончает ярко, с коротким хриплым выдохом - приподнявшись на локте, глядя на нее - кончает долго, невероятно долго, куда дольше, чем обычно, насаживая Руби на член, и когда ему кажется, что она сейчас захлебнется, отпускает ее, выпутывая пальцы из копны волос, смотрит ей в лицо, стирает потек спермы с подбородка и откидывается на смятую простынь, небрежно отталкивая подальше все еще вибрирующий искусственный член - Дэдшот на батарейках, но Чез считает, что тоже не ударил в грязь лицом.
- Красивые шторы, - говорит хрипло. - Сразу заметил, но как-то не выдалась минутка сказать... Иди ко мне, детка, и расскажи, почему так случается, что когда ты в настроении потрахаться, меня непременно из-за этого бросают.

- Ха-ха, - отвечает Чез, лениво наблюдая, как по кискиной задранной ноге ползет стрелка и в дырке на красном капроне проглядывает загорелая кожа бедра. Под резинкой чулка, плотно обхватывающей плоть, кожа тоже покрасневшая, по киске сейчас карту рисовать можно - опухшие губы в смазанной помаде, следы которой даже на простыне, натертые клипсами соски, вспухшие складки между ног, темно-красные, налившиеся, все еще мокро блестящие, коленки, натертые о покрывало, пока она стояла на четвереньках... Но ей как и плевать - и Чез думает, что сам выглядит немногим лучше, такой же взъерошенный и оттраханный, потому что она не отлынивала, им тоже как следует занималась, не вот отыгрывала куклу для ебли.
- Ха-ха, киска, очень смешно. Чулки не проблема, а вот фотографии вроде тех, что ты мне прислала - это да. Если встречу девчонку, которая и бровь не поведет, увидев у меня на телефоне такую переписку, - женюсь сразу же.
Дженис, очевидно, не из их числа - не из числа таких женщин, и в идеальные подружки Чезу не подходит. Но нет - и ладно, как Руби и сказала, и Чез не находит в себе ни унции сожалений, особенно сейчас, пока он еще полон впечатлений от того, как они только что с киской кувыркались, как она ему в каждую дырку заправить дала, и все с удовольствием, в охотку, без всякого там нытья или капризов.
У него еще стояк не совсем прошел - в такие моменты Чез романтичен настолько, насколько вообще к этому способен, настолько, что даже допускает - однажды, когда-нибудь - мысль о браке.
И с куда большей вероятностью - мысль о том, что у него зачешется, само собой, зачешется, особенно если он фотографии не удалит и время от времени пересматривать будет. Вот как пересмотрит - так и зачешется.

- Только это, скорее, у тебя зачесалось, детка, - замечает глубокомысленно, нашаривая в складках мокрой простыни эту ее игрушку, ловящую на мокрвй металлический бок свет от лампы; рассматривает с интересом цветок в слое стекла, хмыкает. - Так зачесалось, что твой приятель бы один не справился?
Ну в самом деле - это же впервые, когда она его реально чисто потрахаться вытащила. Чез думает о том, как ему это - и приходит к выводу, что ему нравится. Тут и то, что с ней у него самый улетный трах за последнее время, хоть под коксом, хоть без, Чез не может припомнить никого, на кого бы у него так стоял после нескольких недель чуть ли не регулярной ебли, и то, что она, очевидно, ему тоже предпочтение отдает - там за окном, на пляже, в шаговой доступности, вечеринка, было бы ей нужно просто снять напряжение с живым членом, а не искусственным, дошла бы пару ярдов и склеила мужика, так ведь нет, потратила время, постаралась, чулки, туфли, пробка, фотографии с тщательно выверенным ракурсом, наверняка еще сделала снимков больше, чем ему отправила, чтобы выбрать те, где получше вышло, все девчонки этим грешат... В общем, самолюбию Чеза это льстит, и симпатия к киске только растет.
И судя по тому, как она валяется на кровати, не торопясь ни за пивом, ни за колой, хотя наверняка не помешало бы смыть вкус его спермы, почесал он ей как надо - прямо выложился.

- Лежи, я принесу... Пиво, колу? - Чез стаскивает чудом оставшуюся на месте клипсу, сжимает, массажируя натертый твердый сосок, с интересом прицепляет клипсу себе на палец, хмыкает - ничего себе, вообще-то, развлечение не для всех, а киска ничего, отпахала весь марафон с этими украшениями. - И льда для твоих сисек, так?
Поднимается, скатывая ее с себя, перегибается, чтобы скинуть пробку на тумбочку, к Дэдшоту, ну и киска у него прямо под рукой, такая румяная, довольная. Выебанная, приходит ему в голову - вот какой она выглядит, выебанной, и это, черт возьми, соблазнительно, так что Чез мажет ей между ног, по скользким растраханным дыркам, куда свободнее впускающим сейчас его пальцы, целует ее, чувствуя на язык вкус собственной же спермы. Не смертельно - и вся его любовь к чистоте и напускная местами берзгливость отваливается, когда дело до секса доходит, особенно до такого, как у них с киской, и ему даже нравится, что она изнутри и снаружи в нем, так же, как он в ней - внутри и снаружи в ней был.
Ну и ему все равно встать - не помешало бы отлить - так что Чез отправляется в свое путешествие, благо квартирка у нее небольшая: десять шагов туда, десять шагов сюда.
Хорошо бы в душ завалиться, думает, пока отливает, но лень - вместо душа зацепляет в холодильнике пиво и колу и возвращается к кровати.
Кондиционер, конечно, наверняка на полную мощность поставлен - но возле кровати все равно пахнет еблей, и Чез уверен, что и от него пахнет, прямо-таки несет, но его это сейчас вообще не колышет: сходит в душ попозже, вот и вся проблема, а пока ему даже нравится, пока ему вообще все нравится, и Руби, лениво возящаяся на кровати, будто огромная кошка, нравится особенно.
Чез отпивает колы, отдает ей пиво - холодное, в конденсате, собирающееся на боках бутылки - ставит банку колы ей на живот и принимается скатывать с нее чулки, в самом деле уже никуда не годные, разве что в косплей постапокалиптического борделя.
- С меня компенсация... Так слушай, что ты про вечеринку у Престона говорила? Какая-то большая тусовка намечается, или для близких? И с каких это пор туда девок со стороны приглашают - у Престона недостатка в мясе не должно быть.
Кокс пока ему не дает соскользнуть в дремоту, делает эффективным во всех смыслах - и сейчас, когда кровь от мозгов в стояк не отливает, Чез вновь способен думать не только о том, в какую дырку Руби сначала засадить, ну и интересуется, что там новенького, на той стороне Луны, к которой он кое-какое отношение имеет, и против которой, так-то, должен играть в команде хороших парней.

Вечеринка для своих - это, конечно, интересно. Настолько интересно, что Чеза даже задорный трах выбросить эту мысль из головы не заставил.
Он сбрасывает чулки с кровати, укладывается на живот - постирает она потом простыни, не проблема же - забирает у киски колу. Руби рассказывает, что об этой вечеринке думает - Чез кивает согласно, заглядывая ей между ног: она не делает ни единой попытки прикрыться, как некоторые девчонки после секса, ну понятно, любит, чтобы на нее смотрели, Чез и смотрит, куда ему еще-то смотреть, не на шторы же таращиться.
- Хочу, чтоб ты сходила, - растягивает, касаясь ее колена, прижимает свою холодную банку ей к соску, с которого только-только клипсу снял. - Покрутилась с этими ребятами, все такое. Надо знать, где они собираются, детка, когда еще такая возможность выпадет.
Она, понятно, не в восторге - ну еще бы, Чез на ее месте тоже не радовался бы особенно, хрен знает, в каком статусе ее туда на самом деле приглашают, и так бы он и не заикнулся, но есть одно но.
Большое такое "но" с несколькими нулями на конце - эти ребята верят в наличность, не тот уровень, чтобы заводить счета на островах или еще где, которые под юрисдикцию США не попадут, случись что. У таких ребят - вроде Эда, вроде Престона - в ходу наличность, сотенные и пятидесятки, которые сложно отследить, а на подобных встречах, как правило, эти полтинники и сотенные из руки в руки и переходят, в обмен на свежую девку или большую партию кокса. Эд как раз у него взял на сорок штук - куда больше, чем обычно, Чезу даже пришлось чуть ли собственные заначки выгрести и Луэрту побеспокоить, ну и два и два он сложить может: наверняка Эдмондо договорился толкнуть этот кокаин Престону, на чем-то же тот своих шлюх держит, пока они совсем в тираж не выходят...
Перед глазами встает Куколка - Куколка с той хераборой в заднице, обдолбанная, с болезненной гримасой на бледном лице с потеками туши. Чез торопливо отгоняет эту картину - Надю ему, конечно, жаль, но что ему, объявить Престону и ему подобным священную войну и закончить к конце года безголовым трупом в Эверглейдс?

- Сколько Эд тебе обещал? Две? Я тебе еще две подкину - на чулки, на туфли, что там вам, девчонкам, надо, чтобы на вечеринке всех поразить, - продолжает Чез с напускной такой легкостью, гладит киску по ляжке, как будто она сразу потечет и на все согласится. - А заодно еще кое-что тебе подгоню - маячок, чтобы отследить, где они будут, что куда. Может, и Надя уже у Престона - это Эду, чтобы ее найти, надо самому по городу бегать, а у Престона на посылках ребят хватает - как тебе перспектива подруге невъебенно помочь? Хватит с нее, а, дерьма разного, если она к Престону попала - а даже если она и правда сбежать смогла, то кроме нее тут, в Майами, таких девок десятки, если не сотни. Хоть им поможешь. Медаль от мэра не обещаю, но если я получу какие-то бонусы - поделим пополам, и, киска, это будет всяко больше, чем то, что ты бы официально получила, а заодно нигде не засветишься как полицейский осведомитель, плюс карму себе улучшишь, неплохая сделка, а?
Чез поет и поет - гладит киску по бедру, дает ей проникнуться своими словами, о Наде напоминает: понятно, что киска по подруге не вот убивается, но Чез считает, что они с Руби достаточно знакомы, чтобы он кое-какие выводы о ее характере сделал - и грамотная стимуляция моралью и деньгами может заставить киску его до конца выслушать.

Киске все это - его идея - понятно, не по душе, но она не отказывается сразу, и Чез это хорошо слышит, и записывает себе в счет: не отказывается сразу, о своих опасениях говорит, вполне справедливых, кстати, опасениях - но с этим со всем работать можно.
Кто-то, может, считает, что копы только и делают, что штрафы выписывают и права зачитывают - а это вообще не так, и чтобы из патрульного в детективы перейти, мало один только экзамен сдать, нужно еще психологом быть, вроде того. Без диплома, без корочек, не из тех, кто расспрашивает, не запирала ли их мамочка в шкафу в качестве наказания в детстве, но разговорить человека, установить контакт и в конечном итоге получить то, что тебе от него нужно.
И хотя киска, конечно, не вот подозреваемый или свидетель, которого расколоть нужно, Чезу не жмет ее использовать - это не то что он мудак, говорит он сам себе, это мир такой, и киска так-то с него тоже свое получает и не жалуется.
Это секс у них так, бонусом идет - и то в договор включен, так что ей не с руки изображать оскорбленную добродетель, а ему претит прикидываться, будто он дохуя благородный рыцарь.

Так что Чез издалека начинает - вот прямо по кискиной подсказке.
- Кто говорит о риске, детка? - фыркает, вроде как и даже мысли такой не допускает. - Безопаснее некуда - маячок отслеживает твое местоположение с точностью трехста футов, подает пассивный сигнал раз в двадцать минут, я все твои перемещения буду чуть ли не в реальном времени видеть, и буду держаться поблизости. Начнутся проблемы - активируешь аварийный режим, я тебе покажу, как, и с тебя еще трусы снять не успеют, кавалерия тут как тут.
Чез ухмыляется, давая понять, что про трусы он пошутил - хотя, конечно, кто знает, как там дело пойдет. Но потому-то он киске это и предлагает - у нее нервы крепкие и трусы ей снять не проблема, они на этом и поладили.
Он дотягивается до бумажника, тут же возле кровати валяющегося, вытаскивает всю наличность, что у него есть, демонстративно так начинает по одной купюре на простыню выкладывать - двадцатки, полтинники, сотенные, дает киске как следует рассмотреть эту кучу, без преувеличения, денег.
Ничего такого в этом нет, считает Чез, что она к баблу неровно дышит - когда деньги на тебя с неба не падают, начинает каждый доллар считать, если хочешь себе урвать хоть кусок от красивой жизни, которая у других с рождения, а сейчас он ей, считай, именно золотой дождь и обещает.
Две штуки, из которых она ему ничего не отдает - царское предложение, хоть первый взнос за тачку делай, хоть что, и всего-то с нее и нужно - сходить на эту вечеринку под его присмотром.
И уж чего-чего, а двух штук ему для нее вообще не жаль - не в последнюю очередь из-за того, что в результате этой операции Чез надеется лично получить не меньше двадцати тысяч - хороший улов для одного вечера.
А потом - ну, Престон может обратиться в полицию, ребята наверняка с радостью примут от него заявление.

- Нам только и нужно, засечь все телефоны в той же локации, - поясняет он, заканчивая выкладывать бабло. - Потом пробить их по базе, установить, на кого они зарегистрированы, выбрать из этого списка парочку парней, на которых есть, чем надавить - и они сами принесут нам Престона на блюдечке с голубой каемочкой, а девицы, что на него пашут, получат свободу и билет домой. Да, конечно, не та красивая сказка, о которой они мечтали, когда сходили с трапа в славной Америке - но всяко лучше, чем то, что у них есть сейчас. Считай, все равно что война против рабства, и ты, детка, можешь сыграть решающую роль - ни меня, ни кого-то из моих друзей на эти вечеринки не приглашают.
Надо бы, думает Чез, еще подсказать ей телефон отключить и сим-карту вынуть, а с телефоном Эда как-то иначе разобраться - залить бухлом или в бассейн уронить, есть же на таких вечеринках бассейн, всегда бывает, - но это подождет: пусть она сперва освоится с планом в целом, подтвердит согласие, а потом и до деталей очередь дойдет.
- Ну так что, киска. хочешь помочь хорошим парням надрать зад ублюдкам и при этом выйти без единого пятнышка на репутации? У тебя есть такой шанс, а уж я позабочусь, чтобы с тобой все в порядке было. Риска меньше, чем когда ты выезжаешь на одну из своих вечеринок из интернета, - выкладывает Чез последний аргумент, - так же рискуешь нарваться на неприятности, но здесь за тобой будет полиция присматривать, и плата побольше - согласись, расклад не худший.