[nick]Айк Кастильоне[/nick][status]ред флаг[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/990609.jpg[/icon][lz]<b>Айк Кастильоне, 34<sup>y.o.</sup></a></b><br><i>разнорабочий</i>[/lz]
Она трется о его ботинок с той же горячечной поспешностью, с которой выполняла все его команды - как будто и не было только что двух других оргазмов, как будто она, будто сухая пустыня, впитала их в себя и погребла внутри. Эта ненасытность почти пугает - да хватит ей когда-нибудь, задается вопросом Айк, читая просьбу дать ей кончить в ее затуманенном взгляде.
Ему становится почти не по себе - но он не может собраться с духом и прекратить это. Не сейчас, когда она насаживается горлом на его хер, трется о его колено голыми сиськами, жмется мокрым подбородком к его яйцам, высовывает язык, чтобы ухватить еще больше, сделать для него еще больше, предугадать его желания, вымолить позволение почувствовать его оргазм и кончить самой, истекая смазкой, слюной и его спермой, сбросив эту маску респектабельной надменной дамочки.
Потому что она не такая - в глубине души, под этим легким модным платьем, промокшим под мышками и на подоле, с пятнами от его рук и члена, она именно такая: грязная, испорченная шлюха, которой нужно напоминать, кто она.
И Айк напоминает, трахая ее вот так, зажав у стены, используя ее рот как какой-то инструмент, неодушевленный предмет, пока она трется пиздой о его тяжелый ботинок - долбится в нее глубоко-глубоко, так глубоко, что она не может даже стонать, и вместо стонов выходит какое-то мокрое хлюпанье, потому что она уяснила, что он не любит, когда слишком мало слюны. Так глубоко, что едва может дышать - Айк видит, как закатываются ее глаза, как мокрые ресницы дрожат, как слезы прокладывают все новые темные дорожки по щекам, как широко распялен ее рот, но она только сильнее трется грудью о его джинсы, резче дергает бедрами в пародии на секс, почти насаживаясь на его ботинок.
Он кончает - и почти сразу же кончает она. По ее телу проходит дрожь, она вцепляется ему в джинсы, теряет, должно быть, контроль, забывает глотать, а может, не успевает, и часть спермы проливается в углах рта, капает ей на грудь, на его отодвинутый ботинок, мокрый из-за ее смазки, на пол между ними.
Айк тянет ее за волосы, вытаскивая хер - ладно, он накопил целый галлон, пока учил ее уму-разуму, так что сейчас и сам с гордостью следит, как она поспешно облизывается, слизывая его сперму, прекрасно помня, что не может просто вытереться рукой или подолом платья.
- Вылизывай, я уже не успею заскочить в душ, - Айк не дает ей насладиться третьим полученным оргазмом, и она послушно вылизывает и обсасывает его медленно уменьшающийся хер, демонстрируя свою горячую благодарность.
Впрочем, куда более явные следы ее благодарности на его ботинке.
Отступая, подтягивая джинсы и застегивая ремень, Айк замечает влажный блеск на грубой потертой коже, белесую каплю спермы, отливающую перламутром, у шнурков, и хмыкает.
- Ты намочила тут полы, как текущая сука - посмотри, ты не можешь не кончать, течешь от одного обещания отодрать тебя в любую дырку, и это мне нравится. Нравится, когда моя шлюха всегда готова и всегда мокрая, так что это я тебе прощу и мне плевать на этот чердак - но посмотри, что с моим ботинком. Посмотри, что ты устроила, грязная мокрая дрянь, а ведь я не собирался сегодня чистить ботинки.
Заходящее солнце заглядывает в чердачное окно, придает румянца ее щекам, окрашивает тонкую кожу на груди в нежно-розовый, маскируя россыпь синяков и натертые торчащие соски, яркие, будто пуговицы. В этом свете она вся кажется моложе и невиннее - а еще счастливее, и Айк впервые, кажется, замечает это и удивляется контрасту с той женщиной. которая открывала ему входную дверь все эти дни до позавчера.
Та выглядела полностью довольной своей жизнью, но эта - эта выглядит счастливой, и это Айк смущает: разве это возможно? Разве может все это нравиться, всерьез нравиться? Почему даже теперь в ней нет ни смущения, ни стыда, ни ужаса от того, что она делала и что позволяла делать с собой? Как нечто настолько дикое, грубое - он даже не старался доставить ей удовольствие, даже не старался быть ни ласковым, ни аккуратным - может оборачиваться таким довольством?
- Убери за собой, - говорит Айк - реплика должна быть закончена, и, черт возьми, он не знает, что она сделает.
Но, наверное, все же знает - и совсем не удивлен, когда она, все еще на коленях, подползает к его ногам и вылизывает ему ботинок, слизывая и сперму, и собственную смазку, а потом поднимает голову и благодарит его, повторяя, что ее пизда принадлежит ему и что она всегда будет готова.
И что самое дикое, Айк уверен - если он сейчас потрогает ее между ног, она и в самом деле снова потечет ему на пальцы. Потому что это то, чего она хочет. То, что заставляет ее течь.
Менее часа спустя возвращается Пол. Айк на чердаке закончил имитацию кое-какой работы и курит, пока внизу идут переговоры, и, когда спускается, Эберхарт ждет его внизу, потрясенный, но пытающийся держать себя в руках.
- Спасибо, мистер Кастильоне, - проникновенно говорит он. - Моя жена рассказала, как вы были добры к ней в этот ужасный день! Я недооценивал... кхм. Благодарю вас, мы оба вас благодарим от всего сердца, и, в качестве благодарности, пожалуйста, примите... Вот, возьмите, в знак моей признательности, страшно подумать, если бы вас не было здесь...
Он сует Айку в руку сложенные купюры, трясет его руку в рукопожатии, продолжая болтать о своей благодарности, провожает до машины.
Уже отъезжая от дома, Айк пересчитывает полученное за неделю и куш сверху составляет пятьдесят баксов! Всего полтинник - а сколько болтовни о том, как он благодарен!
Неприязнь к Полу Эберхарту становится только сильнее, и Айк утешает себя тем, что взял свое с миссис Эберхарт - пожалуй, у него редко выдаются деньки, когда он чувствует себя настолько удовлетворенным, настолько полным приятных впечатлений, и смерть Элизабет Картер, как и странности в реакциях самой Джоанны в его восприятии отступают на второй план под воспоминания о том, как она текла, пока он ее порол, как прыгала у него на члене, истекая мылом, как сосала, вымаливая оргазмы.
