Как он спускается с третьего этажа на стоянку, как добирается до тачки - Шейн понятия не имеет: реальность вокруг него то и дело пропадает, как нестабильный сигнал радио-связи, тонущий в белом шуме.
Автомобиль припаркован на служебной разметке, неподалеку от двух открытых скорых, но о штрафе Шейн не беспокоится - тачка полицейская, он в форме, так и не выкроил время, чтобы добраться до дома и переодеться, хотя с окончания дежурства прошло два часа и в багажнике спортивная сумка со шмотками.
Сейчас ему кажется, что то время, когда он собирал сумку и думал, как лучше убедить Лори оставить город, это уже из другой жизни - после того, что он видел в больнице. После того, что он видел за последние сутки.
Бетонные перекрытия здания снова вздрагивают от взрыва где-то парой этажей выше, звучит глухой треск автоматных очередей - они стреляют в людей.
В людей?
Шейн не знает, вообще уже ничего не знает - он думал, все под контролем. Заставлял себя не думать лишнего, не накручивать, заставлял концентрироваться на нескольких понятных простых целях, шаг за шагом.
Сегодня вся эта тщательно выстроенная система дала сбой - развалилась к херам, с жестокой решимостью признает Шейн, падая за руль служебной тачки.
Лори уперлась, не желая уезжать без Рика, игнорируя очевидное. Вся эта стрельба - это не полицейские, там, в здании госпиталя, это военные, военные в тяжелом штурмовом обмундировании, хорошо вооруженные, у них не только автоматы, но и гранаты, господи, гранаты - и они зачищают больницу, выводя пациентов, перекрывая коридоры, расстреливая людей прямо у стен, как будто это какая-то база иракских повстанцев...
Шейн не считает себя трусом - нет, серьезно, не считает, но то, что творилось в больнице - это другое, и у него дрожат руки, когда он рывком вставляет ключ в замок зажигания, а в горле сухо, как будто он перебрал вчера.
И Рик.
Рик, чье сердце не билось.
Должно быть, что-то случилось - на этаже или во всей больнице, что-то случилось с электричеством из-за взрывов, потому что вся эта электроника в его палате вдруг погасла, перестала пищать и мигать, и Шейн приподнял его за плечи, приложил ухо к груди и в этой внезапной тишине в палате, в тишине, которую спустя мгновение разорвали автоматные выстрелы из коридора, не услышал ни-че-го.
Ему пришлось спрятаться за койку, когда кто-то толкнул дверь палаты.
- Чисто, - донесся за Шейна голос, искаженный штурмовой маской, и дверь закрылась, а он вцепился в табельный глок как в спасение, не дыша, не издавая ни звука под прикрытием одеяла, свисающего с койки Рика, и в голове крутилась навязчиво, как надоевшая поп-песенка по радио, одна-единственная мысль: ему нужно увезти Лори и Карла.
Нужно увезти отсюда Лори и Карла.
Двигатель заводится, срабатывает радио, настроенное на полицейскую частоту. Снова та же запись - о центре для беженцев под Атлантой. Сообщения, что все незанятые полицейские экипажи должны прибыть в атлантский аэропорт, чтобы принять участие в организации эвакуации.
Эвакуации - об этом заговорили уже открыто, не прошла и неделя. Все эти небольшие города проще эвакуировать, собрать их жителей под Атлантой, чем тратить армейские ресурсы на попытки удержать населенные пункты - логика здесь есть, она понятна, но понятно Шейну и другое: значит, дела плохи.
Как только он услышал эту запись - до окончания дежурства оставалось два часа - он решил, что сделает. Поедет к Атланте - но не один. С Лори и Карлом - обеспечит им место в этом лагере, как семье полицейского, какая разница, ей-богу, думает Шейн, он или Рик, в любом случае Лори и Карлу нельзя здесь оставаться. Все уже выходит из-под контроля - армия зачищает больницы, национальная гвардия стягивается к Атланте, даже окружная полиция получила распоряжение двигаться туда.
Нужно ехать.
Шейн вцепляется в рулевое колесо, выжимает газ - форд бросает с места, справа будто из ниоткуда появляется темно-зеленый армейский фургон, пытающийся перекрыть форду дорогу. Шейн не рассуждает, не задается вопросом о том, что происходит - втапливает педаль до пола, каким-то чудом проскакивает между бетонной колонной и грузовиком, сдирая краску с крыла форда, жертвуя боковым зеркалом...
Бросает взгляд назад: двери грузовика распахиваются, из кунга выскакивают солдаты, обряженные все в ту же полную форму, все с автоматами, двое падают на одно колено, вскидывают автоматы, целятся вслед форду. Шейн бросает тачку резко в сторону, выстрелы ложатся рядом, форд пару раз встряхивает, но ничего серьезного. Он смотрит вперед - на выезд с больничной парковки, светлым пятном маячащий впереди.
Позади снова выстрелы - на этот раз не ему вслед. Что-то другое становится мишенью, Шейн не позволяет себе такой роскоши, как притормозить и выяснить, во что теперь стреляют солдаты.
Будка на выезде пуста, но шлагбаум поднят, а прямо рядом с ним чернокожий мужчина в форме охранника рвет на части парня в светло-синем костюме парамедика.
Шейн прибавляет газа, стрелка спидометра дрожит на максимуме, мотор ревет - Шейн не готов поклясться, что хоть раз взглянул на светофоры, пока не затормозил у дома Граймсов.
Форд перепрыгивает через бордюрный камень, едва не снося мусорный бак, который не опустошали уже несколько дней. Из-под колес летит газонная трава, когда Шейн останавливает тачку так криво, как будто он пьян - форд не слушается, должно быть, несколько пуль все же повредили ходовую.
Придется взять машину Лори, думает Шейн - эта мысль дается ему легко, очень легко, такая обыденная, нормальная, как будто они собираются на пикник.
Его колотит - нет, всерьез, как будто он подхватил простуду. В горле пересохло так, что трудно глотать. Шейн вываливается из тачки, прямо по газону идет к входной двери.
Рик мертв. Рик мертв, они должны уехать без него.
Лори придется это признать. Придется - это уже случилось.
Но Шейну нужна минута. Просто минута - попытаться уложить в голове то, что он видел. Это кажется невозможным, каждый раз, как он начинает раскручивать в голове все произошедшее, у него начинается какая-то реакция - дрожат руки, на плечах выступает холодный пот.
Здесь, перед домом Граймсов, кажется, что у него бред - просто галлюцинации. Здесь не слышно выстрелов, нет солдат, стреляющих в пациентов больницы, нет уверенности, что он тоже получит свою пулю, если его заметят - тогда отчего же у Шейна першит в горле и приходится опереться о капот, чтобы устоять. В ладонь что-то врезается, Шейн с тупым заторможенным удивлением опускает глаза, убирая руку - смотрит на пулевое отверстие в металле капота, неровное, с острыми краями.
Вокруг быстро высыхает мокрый отпечаток ладони.
Шейн сжимает кулак, вот сейчас, наверное, по-настоящему понимая, что это значит.
Рик мертв - и он тоже мог остаться в этой больнице.
В доме дальше по улице вдруг раскрывается дверь, из нее выскакивает мальчишка в ярко-синей майке и шортах - кажется, это Коннор, школьный неприятель Карла, сын той рыжеволосой девчонки, с которой Лори как-то вознамерилась свести Шейна, и которая попыталась залезть Рику в штаны на той самой вечеринке.
Мальчишка верещит так, что его слышно, должно быть, на полгорода - бежит прочь от дома, постоянно оборачиваясь, а за ним на крыльцо, пошатываясь, выходит та самая рыжая, его мать.
Она не бежит, ничего, но что-то в ее походке кажется Шейну странным. Он все смотрит, потом поднимает руку, взмахивает над головой - просто приветствие, они знакомы.
Женщина не отвечает, а вот пацан его замечает, бежит прямо к нему, захлебываясь соплями и слезами, вопя что-то неразборчивое.
Женщина - Лили, вспоминает Шейн, ее зовут Лили - идет прямо за ним, все так же дерганно, неуклюже, как будто она кошмарно пьяна.
Мальчишка спотыкается о брошенную на дороге игрушечную машину, падает, проезжает несколько дюймов по асфальту, наверняка обдирая колени и локти, вопит еще громче. Шейн отмирает, идет к нему - господи боже, он коп, они знакомы, он хочет посоветовать Лили посадить сына на заднее сиденье и ехать в Атланту прямо сейчас, сегодня же, собрав только самое необходимое.
Она успевает к сыну первой, наклоняется, потом падает рядом, прямо на него, снова заставляя Шейна подумать о том, что она перепила - а потом мальчишка начинает вопить уже иначе, не только от страха, но и от боли, вопит это свое "нет, мамочка!"
Она его жрет, понимает Шейн, когда подходит ближе - и тут же останавливается, едва эта мысль доходит до него как следует.
Останавливается, не уверенный, обмочится он или блеванет - потому что это невозможно. Невероятно. Это как-ее-там Лили - а это ее сын, которому не так давно Карл разбил нос за жестокие слова о Рике, о том, что Рик умрет.
И вот Рик мертв, а Лили выдирает из шеи Коннора огромный кусок мяса, помогая себе руками.
Кровь на светло-сером асфальте под солнцем кажется неправдоподобно-красной, как на рисунке в комиксе.
Шейн теряет связь с реальностью - просто теряется, руки повисли плетями, кобура на бедре забыта. Коннор перестает вопить, перестает отталкивать мать, оседает на асфальте с тем самым мертвым безразличием.
- Шейн! - это Карл, Карл выскакивает из дома, несется к нему. - Шейн! Ты вернулся! Мы готовы ехать!
Лили дергается, отпускает мертвого сына, медленно, механически оборачивается, реагируя на звук, поднимается - вся в крови, домашнее легкое платье измято и покрыто пятнами, левая рука аккуратно перевязана, одной туфли нет...
Шейн возвращается. Включается, запускается, как слишком тормозной компьютер.
Карл кричит, когда понимает, что за тело у ног Лили - кричит, когда видит ее покрытое кровью лицо, все еще жующую челюсть.
Она делает шаг к нему, потом еще один.
Потом вздрагивает, отступает, когда пуля из тридцать восьмого калибра пробивает дыру ей в плече. Еще раз отступает, когда вторая пуля остается в правом легком.
Но все равно идет.
Шейн ведет глоком чуть выше, прицеливается тщательнее - сейчас руки не дрожат.
Выжимает спуск и она наконец-то валится на асфальт, в паре шагов от сына, оставляя на асфальте мозги и кровь из выходного отверстия.
Шейн убеждает себя, что он сначала озвучил предупреждение, предложил ей остановиться, сказал, что будет вынужден стрелять на поражение.
Знает, что это не так.
Карл за его спиной резко замолкает, улица снова похожа на собственное идиллическое отражение, если бы не кровь и два тела на проезжей части.
Шейн сует глок в кобуру, резко разворачивается, подбегает к Карлу, сгребает его в охапку, прижимая к себе, отворачивая его голову от мертвецов.
- Тихо, старик. Все в порядке. Мы уезжаем, сейчас же уезжаем. Не смотри туда. Просто не смотри. Где мама?
Бегом он добирается до дома Граймсов, по-прежнему прижимая Карла к себе - вообще не чувствуя сейчас его веса, как будто держит щенка.
- Лори! Лори, все, бери то, что собрала, выгони свою тачку из гаража, уезжаем немедленно!
Лори появляется наверху лестницы.
Шейн задирает голову, пытается, очень пытается не перепугать их обоих до истерики.
- Ты готова? Карл сказал, что готова. Это уже здесь, нужно ехать.
Нужно было уехать еще утром, когда он только примчался сюда после дежурства.
Они были бы уже на полпути в Атланту - Карл не увидел бы этого, того, что было на улице.
Медленно до Шейна доходит, почему они не уехали.
Он так и смотрит на Лори снизу вверх - на ее упрямо поджатые губы, на страх в глазах, который она пытается спрятать. На надежду, которую он сейчас будет вынужден растоптать.
Ее губы вздрагивают - Шейн уверен, что знает, о чем она спросит. О ком она спросит.
- Нет, - быстро говорит он до того, как она открывает рот. - Я был там. Он мертв. Сердце не билось. Все кончено. Рик мертв, Лори, мы должны уехать без него. Сложи вещи в свою машину, моя...
Он выдыхает. Снова вдыхает. Карл обхватывает его за шею, прижимается ближе, дрожит.
И это не дает Шейну расклеиться - это, а еще взгляд Лори.
- В Атланте есть безопасное место, я отвезу вас туда. Я позабочусь о тебе, Лори. О вас с Карлом. Ждать больше нечего.
