[nick]Джон Бейли[/nick][status]Решает проблемы. Дорого. Качественно.[/status][icon]http://sd.uploads.ru/NOhZ5.jpg[/icon]
В Лэйк Форест, этот северный пригород Чикаго, они добрались под вечер - хотя дорога занимает меньше часа, поезда ходят куда реже, так что уже вечерело, когда они сошли на перроне в толпе прочих жителей пригорода, возвращающихся из чикагских офисов.
Джон огляделся - он никогда здесь не был, однако слышал о Лэйк Форесте, этом довольно-таки приличном районе невдалеке от пляжей Мичигана, основанном больше полувека назад. Здесь, как правило, селились семьи средней зажиточности - религиозные, ограниченные - которым Чикаго казался рассадником порока и разврата, и это сказало ему кое-что о миссис Кроули, о чем умолчала Ольга.
Немудрено, что она нервничала, собираясь встретиться с ней лицом к лицу - и Джон не знал, как ей помочь, кроме как предложить локоть.
Она уже привычно подстроилась под его шаг - массаж и персиковое масло помогли, как и кратковременный, но все же отдых, так что ему почти удается не хромать. К тому же здесь, в тридцати пяти милях от Чикаго, дождя нет: сильные ветра с озера снесли подальше дождевые тучи, высушили улицы пригорода, но и понизили температуру воздуха, и теперь пробирали до костей, взметая полы его плаща и путая несколько прядей, выбивающихся у нее из-под новой шляпки.
Прибывшие с этим же поездом лэйк-форестовцы проворно разбрелись с перрона - никто не зашел ни в убогую закусочную, приютившуюся возле самого зала ожидания и привлекающую внимание аляповатой вывеской с обещанием бесплатного кофе при заказе сэндвича или пирога, ни к кассам, из которых на Джона скучно глядела миловидная и слишком ярко для пригорода накрашенная блондинка.
- Это недалеко от вокзала, - негромко произнесла Ольга, придерживая воротник нового пальто и прячась за него от ветра. - Нужно будет немного пройти пешком.
Бейли коротко кивнул, берясь за перила - с перрона вела небольшая лестница, всего в пять ступеней.
- Ты уверена, что не хочешь подождать нас здесь? - спросил он, спустившись. - Напиши записку для хозяйки и максимум через час я приведу мальчика - мы еще успеем перекусить здесь в ожидании следующего поезда в город.
У его вопроса был и второй смысл - несмотря на то, что она ему сказала, что Нитти не знал об Антоне, Джон все же не исключал, что за ней могли следить и во время ее приездов сюда, пусть и чрезвычайно редких и осторожных - и если люди Нитти знали, что у нее есть что-то, к чему она возвращается, то вполне могли бы сейчас поджидать ее здесь, потеряв ее след в Чикаго: простая предосторожность, ничего более - ничего более кроме того, что он хотел как можно дальше держать ее от любой возможной опасности.

[nick]Джон Бейли[/nick][status]Решает проблемы. Дорого. Качественно.[/status][icon]http://sd.uploads.ru/NOhZ5.jpg[/icon]
Джон, стоявший у крыльца, не поднимаясь - все же шагнул вперед, неуклюже, но быстро, и успел подхватить ее вдруг обмякшее, безвольное тело, придерживая, прижимая ее голову к своему плечу.
- Мэм, дайте войти, - попросил он миссис Кроули, и вот теперь она посмотрела на него - впервые посмотрела ему в лицо прямо, а не бросила короткий неодобрительный взгляд, вмещающий в себя все осуждение, адресованное Ольге и, как следствие, и ему - видимо, пособнику или виновнику ее падения.
- Нет... Нет! - ее категоричность его поразила - она отказывала так, будто охотнее дала бы ей умереть на своем крыльце, чем впустила бы их в дом. Как будто вместе с ними - вместе с Ольгой - к ней в дом вошел бы сам дьявол, или чего так боялась эта сухая женщина в черном шерстяном платье, позволяющая себе одно-единственное украшение, брошь с прядью чьих-то волос на плоской груди, - дьявола или кого-то другого.
- Даже не думайте! Соседи!..
Она попыталась закрыть дверь - в самом деле попыталась, навалилась на панель, чтобы захлопнуть дверь перед ними, оставив их на крыльце, и Джон едва успел вставить протез между закрывающейся дверью и косяком.
- Что вы себе позволяете! - возмутилась старая ведьма, но ее сил не хватало.
- Впустите нас в дом, мэм, или, богом клянусь, ваши соседи услышат и увидят куда больше, чем вам хотелось бы, - тихо и угрожающе произнес Бейли, удерживая Ольгу на руках - стоять она уже не могла.
Миссис Кроули уставилась на него, уже не скрывая отвращения, но все же, воровато взглянув по сторонам - не качнется ли занавеска соседских окон - уступила: перестала толкать дверь, отпрянула, давая ему войти и занести женщину.
- Кто вы? - спросила миссис Кроули, захлопывая за ними дверь и складывая руки на груди. - Ее новый любовник? Тоже итальянец?
Джона поразила и грубость, и откровенное осуждение, прозвучавшее в голосе этой дамы - будто помоями обдала.
Не спрашивая, он понес Ольгу дальше, угадывая направление - и уложил ее на диван в гостиной, украшенный крохотными подушечками в вышитых наволочках.
- У вас есть нашатырь? Мэм, нужно привести ее в чувства. Принесите нашатырь или холодное полотенце, мы все равно не уйдем прямо сейчас.
Миссис Кроули, ошеломленная тем. что ей указывают, что делать в ее собственном доме, развернулась и вышла - невысокие устойчивые каблуки боевым маршем прозвучали по паркету.
Джон повернул к себе бескровное лицо Ольги, присаживаясь рядом, вытягивая калечную ногу - снял с ее головы шляпу, расстегнул пальто, дотронулся до белой щеки:
- Ольга. Ольга, - позвал настойчиво, держа ее лицо между ладоней - миссис Кроули явно не торопилась.

[nick]Джон Бейли[/nick][status]Решает проблемы. Дорого. Качественно.[/status][icon]http://sd.uploads.ru/NOhZ5.jpg[/icon]
Иногда он решал и такие проблемы - мужья или жены увозили детей, сбегали подальше, но, как правило, не так уж далеко, чтобы их следы в самом деле затерялись. Отчего-то многим казалось, что достаточно переехать на другой край города, сменить зеленщика и имя, но того, кто в самом деле умеет искать, эти ухищрения едва ли собьют с толка. И, видимо, Нитти и его люди тоже умели искать.
Ольга с мольбой просила эту женщину о помощи, о любой подсказке - но та, будто броней загородившись сознанием собственной праведности, все сильнее поджимала губы, как будто любой даже признак сочувствия вдруг отправит ее в ад или подтвердит вину в том, что она недоглядела за мальчиком - а ведь она недоглядела.
Он знал Ольгу несколько дней - и то мог с уверенностью сказать, что она шла на любые жертвы, лишь бы уберечь сына, держать его как можно дальше от того, как жила сама, а эта женщина, эта Джемайма Кроули, знавшая ее в детства, с такой легкостью поверила, что Ольга прислала какого-то мужчину за сыном с одной лишь фотографией - не позвонив, не написав даже записки.
Это само по себе казалось невероятным - но Бейли недолго ломал голову над мотивами миссис Кроули: ее мотивы сейчас уже не имели значения, как бы то ни было, но роковая ошибка уже случилась, и стоило подумать о том, что делать дальше.
В глазах Ольги, с ее заплаканного лица читался тот же вопрос - и она смотрела не на Джемайму Кроули, она смотрела на него, как будто ждала, что каким-то волшебным образом, будто по взмаху волшебной палочки он сможет вернуть ей сына.
Наверняка разъяренный вчерашней неудачей, Нитти сыграл по-крупному - наверное, отправился за ребенком сразу же, едва узнал о его существовании.
Как, откуда он узнал - но было ли это действительно важным? В самом ли деле она была неосторожна, отправляясь изредка встретиться с сыном, или Нитти смог отследить ее звонки с коммутатора, или любым иным образом - важно было другое: сын Ольги находился в руках Фрэнка Нитти, который не без оснований мнил себя некоронованным королем Чикаго и всей Центральной Америки сейчас, когда его босс остался гнить в тюрьме.
- Мэм, помолчите, - оборвал он тираду леди, явно оседлавшей любимого конька - обвинения и сетования так и сыпались на голову Ольги, как будто Джемайме Кроули были не присущи ни сострадание, ни жалость, будто она сама не была ни матерью, ни женщиной.
- Да закройте же вы рот! - рявкнул Бейли, поднимаясь на ноги.
Миссис Кроули замерла с открытым ртом, комкая в руках полотенце.
- Вон! - зашипела она на него, когда вновь справилась с шоком - зато теперь на время позабыв об Ольге, переключившаяся на другого противника. - Вон из моего дома, вы, неоте!..
- Как вы могли отпустить ребенка с незнакомцем? - заткнул ей рот Джон. - Почему не попытались связаться с его матерью, почему не предложили незнакомцу вернуться вместе с мисс Вронской? Мальчик был оставлен на ваше попечение, мэм, и где он теперь? Попробуйте объяснить это - попробуйте снова сказать, что это вина Ольги, что это ее кара за какие-то прошлые ошибки, ну же, мэм, давайте, примерьте одежды карающего ангела!
Миссис Кроули еще сильнее прижала мокрое полотенце к груди, не обращая внимания на расплывающееся мокрое пятно. Ее губы дрогнули, лицо вдруг сморщилось - Джон поразился тому, какой вдруг старой она показалась.

[nick]Джон Бейли[/nick][status]Решает проблемы. Дорого. Качественно.[/status][icon]http://sd.uploads.ru/NOhZ5.jpg[/icon]
Ольга оперлась о его руку, пошатнулась, но все же встала - и миссис Кроули смутилась, и это смущение превратилось в очередной поток обвинений, будто она прятала в этих обвинениях ту правду, о которой говорила Ольга: Джемайма продала Антона, вот и все.
Ради своего сына, ради его благополучия, ради епископства - но продала.
И теперь обещала молиться за Антона - и за Ольгу.
Этот дом - такой чистый, будто вылизанный, чтобы ни единой пылинки не упало на репутацию матери будущего епископа - давил, давил своей фальшивой набожностью, такой же фальшивой, какой оказалась доброта миссис Кроули - какой оказалась и сама Джемайма Кроули.
Джон не мог даже предположить, чего стоило Ольге оставить эту женщину - оставить наслаждаться своей праведностью, а может, и своей виной, - но молча помог ей набросить на плечи пальто, поднял свою шляпу и, поддерживая Ольгу, повел ее к выходу.
Миссис Кроули так же молча шла за ними, и ему на ум пришло неожиданное, но, пожалуй, достаточно уместное сравнение: так карающий гневный ангел изгонял из Рая Адама и Еву, вкусивших запретного плода.
Уже спустившись с крыльца он оглянулся - нет ли в руках Джемаймы Кроули огненного меча.
- Во сколько? - спросил глухо.
Женщина дернулась, будто он ее ударил, по ее лицу прошла тень.
- Я не... Не знаю. Он сказал только "Золотой час".

До следующего поезда в Чикаго было более часа и потому перрон был пуст - сильный ветер с озера трепал редкие рукописные объявления на доске, а когда удавалось оторвать хоть клочок, тут же подхватывал добычу и волок прочь, на уходящие вдаль влажно бестевшие рельсы.
Ольгина рука на его локте будто принадлежала мертвой: она шла, шла сама, но Джон не поручился бы, что Ольга сейчас понимала, где она и куда идет - шла, потому что он вел ее по той же дороге, как они шли к дому Джемаймы, но что это сейчас было за возвращение, как разительно оно отличалось от пути, который они проделали полчаса назад.
Несомненно, она думала о сыне, но он думал и о другом: о том, что значила эта игра Нитти - устал ли тот гоняться за сбежавшей подружкой или просто решил пойти ва-банк, отрезая Ольге возможность нового бегства. О том, чего Нитти хочет - вернуть Ольгу или, быть может, отомстить ей за то, что она воспользовалась его арестом и сбежала. Первое должно было казаться Джону предпочтительнее - и ему приходилось напоминать себе о том, что это предпочтительнее: ее жизнь, ее безопасность, относительно благополучное существование.
Крашеная блондинка так же пусто взглянула на них их киоска, похожая на восточного божка, ради смеха обряженного в женщину. Ветер подхватил окурки, швырнул их на пути, взметнул вокруг ольгиных ног полы пальто. Джон открыл перед ней тяжелую дверь зала ожидания - крошечного, темного, насквозь пропахшего табачным дымом и жареными сосисками.
Совсем не таким должно было быть ожидание этого поезда обратно - и лицо, взгляд Ольги казались еще более пустыми, чем зал ожидания.
Джон усадил ее на скамью в самом углу, сел рядом, привычно нашаривая сигареты, молча прикурил и только затем заговорил.
- Ольга, послушай. С Антоном все в порядке - сама посуди, если бы Нитти хотел причинить мальчику вред, то уже сделал бы это и не стал бы назначать встречу в "Часе". Его цель не Антон, понимаешь? И он знает, что мальчик - его выигрышный билет, знает, что ты придешь.
Ольга так хотела уберечь сына от Нитти - и от любого другого, что никогда не рассказывала любовнику о сыне, и вот теперь это сыграло против нее, стало тем самым необходимым подтверждением ее любви к Антону, огромной, всепоглащающей любви, и Нитти теперь мог играть на этом, изобретая любые условия - и что ей оставалось?
Кое-что, считал Джон. Кое-что оставалось.
- И именно этого ты и не должна делать. Не должна делать того, что он от тебя ждет, - Джон накрыл ее ладонь своей, сжал ее холодные пальцы в ожидании возражения.

[nick]Джон Бейли[/nick][status]Решает проблемы. Дорого. Качественно.[/status][icon]http://sd.uploads.ru/NOhZ5.jpg[/icon]
Бейли упрямо мотнул головой, не отрицая того, что она сказала, но отрицая саму мысль о том, что у нее нет другого пути.
Мотнул, задержал ее пальцы в своей руке - не ласка даже, напоминание о ласке, но зал ожидания был пуст, те, кто собирались покинуть пригород на ближайщем поезде, еще не заполнили вокзал, и Джон позволил себе это, себе и ей.
- Не убьет, - собрав всю свою уверенность, пообещал Бейли.
Ольга смотрела недоверчиво - недоверчиво, с отчаянием, а еще так, будто одним взглядом просила его не давать ей надежды, и Джон умолк под этим взглядом, затянулся, выдыхая дым.

Мать, теряющая своего ребенка - Джон не знал, как сказать ей, как уверить, что не оставит ее сейчас, не даст Нитти причинить зла ни Антону, ни ей, да и с чего бы ей было ему верить? Она думала, что он решит ее проблемы - но вместо этого сейчас в опасности ее сын, и Бейли не мог не винить в этом себя.
Он должен был посоветовать ей уехать сразу же, как только она отказалась назвать имя своего любовника - нужно было понять сразу же, о ком может идти речь, не о конкретно Нитти, но о ком-то из этих людей - но он не понял, он решил, что она всего лишь напугана тенями на стене, взялся выяснять, есть ли основания у ее страха, а затем просто не захотел ее отпустить.
И даже когда уже стало понятно, что ей нужно уехать, немедленно бежать, на первом же поезде из города куда угодно, он промедлил - не посадил ее на поезд, забрав из клуба после получения злополучной посылки с кошкой, не отправился за ребенком сразу же, как только узнал о нем, он промедлил. Эгоистично, бессмысленно промедлил, потому что не захотел отпустить, хотел этих нескольких часов, которые у них были, хотел настолько сильно, что изменил половине своих принципов и заткнул внутренний голос, требовавший соблюдать осторожность, не ради себя, но ради нее.
Вина горчила на языке табаком, Джон вновь выпустил дым, отпуская ее пальцы, сбил пепел прямо на пол вокзала, не обнаружив поблизости урны или пепельницы - должно быть, залом ожидания редко кто-то пользовался.

- Если я найду способ... Придумаю, как спасти твоего сына, ты сделаешь так, как я скажу? В точности так, как скажу? - и хотя она сказала, что у нее нет выбора, Бейли не мог принять этот вариант. И видел - по ее лицу, по ее глазам, по тому, как неловко, почти осторожно, как будто боясь, что это уже нельзя, она погладила в ответ на пожатие его пальцы - что и она не может. Колеблется, сомневается, в самом деле боится - за сына, за себя, но не может - иначе бы все было иначе.
- Ты не одна против Нитти, и я сейчас не о себе. Я понимаю, почему ты не пошла в полицию снова, понимаю, что кажется, будто сейчас в Чикаго проще найти ирландца-протестанта, чем честного копа, которому не платит Семья, но есть и другие. Есть те, кто захочет помочь - не только ради тебя, но потому что такие парни, как Нитти и остальные, не должны чувствовать свою безнаказанность. Те, кому не все равно. Это хорошие люди, - куда лучше, чем я, мог бы добавить Джон, сделавший равнодушие своим оружием, завернувшийся в него как в броню, но промолчал.

[nick]Джон Бейли[/nick][status]Решает проблемы. Дорого. Качественно.[/status][icon]http://sd.uploads.ru/NOhZ5.jpg[/icon]
Ее история не была чем-то удивительным: война многое изменила в людях, Джон знал об этом не понаслышке, изменила и сам мир, и Чикаго вовсе не являлся преддверием ада, не являлся вместилищем всевозможных пороков, хотя, быть может, иногда и казался таковым.
Как и везде, здесь мужчины бросали своих забеременевших любовниц, угрожали сбежавшим певчим птичкам, считали, что деньги решают все, делают неприкосновенным.
Ольге не повезло оказаться на пути этого колеса - но она сумела найти себе в силы и выдержать то, что с ней случилось. Нашла в себе силы жить - ради сына, возможно, и Джон был далек от мысли осудить ее. Ни за ребенка, рожденного вне брака, ни за жизнь с Нитти - едва ли он вообще сможет осудить ее хоть за что-то, подумалось ему как-то вдруг, горько и сладко одновременно.
Только не ее - только не после того, как он узнал ее лучше, узнал, сколько в ней этого внутреннего благородства, по которому он, мальчишка из приюта, мало что видевший в своей жизни, кроме не самых светлых сторон этого мира, так, оказывается, тосковал.
Столько благородства, а еще столько ласки, нежности - и всю ее она отдала ему, отдала, ничего не прося взамен, ничего не требуя, благодаря его за эти туфли как за большой дар... Чем он мог отплатить ей за то, что она показала ему, как это может быть - не физическая близость, но другое, близость иного рода, куда более яркая, пронзительная, подарившая ему надежду?
Только тем, что вернет ей сына - эта мысль, очевидная, лежала на поверхности, но под ней были и другие, сокровенные, о которых Джон опасался подумать и сам, чтобы не обнаружить вдруг их нереальность, невозможность того, чего он хотел, и не разбиться об эту невозможность.

Надежда - дорогое удовольствие, даже роскошь для таких, как они, как он и Ольга, но иногда только лишь надежда и нужна.

Он не спросил то, что так и рвалось с языка - не спросил, потому что сейчас было не время, чтобы спрашивать, и потому что не хотел, чтобы это прозвучало как условие, чтобы даже намек на то, что это может быть условием, появился между ними.
Не спросил - просто смотрел на то, как она поднимает дрожащие руки, как прячет от него лицо за рукавом, набитый, как шрапнелью, всем этим: я хочу быть с тобой, хочу стать отцом твоему мальчику, если ты позволишь, хочу видеть тебя каждый день, слышать твой голос, дарить тебе туфли и серьги, ради тебя я готов забыть о том, что я не верю людям, потому что я верю - тебе.
- Не говори так, - Джон погасил недоверчивую, полную сомнения улыбку, туша окурок о дошатый пол - но ее слова уже осели, глубоко проникли в него, отпечатались внутри, там, где останутся, наверное, до самой его смерти. - Не говори так, Ольга, у тебя впереди столько всего - вы с сыном уедете в другое место, там, где Нитти в самом деле до тебя не дотянется, может быть, на Запад, туда, где тепло, туда, где вы будете купаться в океане и срывать апельсины прямо с дерева... Ты была в Сан-Диего? Это город на побережье Тихого океана, я был там, когда мы готовились к отправке в Панаму... Не важно. Там хорошее место, чтобы растить ребенка - чистые улицы, солнце весь год, белые дома из песчаника с красными крышами, очень красиво, и там нет Семьи, никто там тебя не достанет. Вы с Энтони будете там в безопасности. Но сначала ты должна кое-что сделать. Во-первых, не возвращайся в Чикаго. Дай мне время. Несколько часов. Нитти не назначил времени, передал лишь, что будет ждать тебя в "Золотом Часе", ну так пусть ждет. Я отвезу тебя в другое место, это под Чикаго, ферма сестры моего друга.
Она его слушает, будто выныривает из глубокого омута отчаяния - смотрит с надеждой, которая бьет Джона в сердце.
- Я все сделаю. Тебе не придется ехать к Нитти, просто дождись меня у этих людей. Меня и своего сына. Хорошо? Ты сделаешь это? Для меня - сделаешь?
Джон кинул взгляд на большие часы на стене прокуренного зала ожидания - им подходил поезд, следующий до Чикаго, нужно было только выйти, не доезжая до города.
Зато она будет в безопасности - и далеко от Фрэнка Нитти.

[nick]Джон Бейли[/nick][status]Решает проблемы. Дорого. Качественно.[/status][icon]http://sd.uploads.ru/NOhZ5.jpg[/icon]
Ему удалось позвонить до поезда. Крашеная девица в билетной кассе благосклонно отнеслась к прихромавшему за ее милостью Джону и оставленной им сдачи после покупки билета, рассказала, что на стоянке такси есть телефонная будка.
Телефон сожрал десять центов, но любезный бестелесный голос в трубке соединил Джона с другим телефонным аппаратом в Чикаго, и Билли ответил. Коротко выслушал, сказал, что предупредит Джоанну и тоже выезжает, что заберет Джона и его знакомую от поезда. Зачем тебе ездить взад-вперед, попытался возразить Джон, я приеду на следующем поезде в Чикаго, достаточно и того, что отрываю тебя от дел. Смех Билли в трубке прозвучал почти как в старые добрые времена.
- Не дури, Джонни-бой. От станции до фермы с твоей ногой ковылять почти час, и столько же обратно. Я приеду к поезду, как раз поспею, только сделаю пару срочных звонков, дождитесь меня на станции. Ну разве что ты отрастил новую ногу и теперь скачешь быстрее этого монстра, придуманного Фордом!
Джон тоже засмеялся, почти против воли - они распрощались сердечно, и Джон как раз успел вернуться: состав приближался к перрону, в зале ожидания прибавилось людей.

В вагоне людей тоже хватало, но Джон усадил Ольгу к окну, сам сел рядом, загораживая ее от чужих взглядов, подставляя ей плечо, на которое она опиралась, будто маленькая птичка, ищущая безопасности.
В нем все еще все ныло после ее такой бесхитростной просьбы - пообещай, что вернешься, и он повторял про себя ее слова: она будет ждать. Будет ждать его - могло ли это значит то, что он хотел, чтобы это значило?
Он знал о ней многое - узнал сперва то, что она рассказала, когда пришла его нанять, затем узнал много больше, когда она рассказывала о своей семье, о сыне. Знал о ней то, что не рассказывают постороннему - и, наверное, хотел отплатить тем же, открыться для нее.
- Я вырос на севере штата, в городке Рокфорд. Католический приют не бедствовал, на лето мы отправлялись в Висконсин, на природы, как говорили сестры. Приют снимал целую ферму у старой семейной пары, чья дочь хотела уйти в монастырь, да умерла еще до пострига. Нам, воспитанникам, отдавали целый амбар - представляешь, что это значило для тридцати мальчишек от четырех до четырнадцати? Несколько месяцев почти полной свободы?
Ему ужасно хотелось курить - но было жаль менять позу, тревожить ее, пригретую рядом в своем новом пальто.
- Я не говорю, что мы там были сами по себе и делали что хотели, нет, конечно - десять часов в день мы пахали на этой ферме как батраки, копали, таскали воду, пололи, поливали, ухаживали за животными и все остальное, но это было несравнимо с городом. После того, как все дела были сделаны, нам разрешали просто беситься. Купаться в реке, играть с собаками - там было до черта собак, и море щенков... Эта женщина, что присматривала за твоим сыном, вряд ли одобрила бы собаку в гостиной, но в Сан-Диего ты сможешь позволить щенка. Твой мальчик хотел бы щенка?
Он смотрит на ее профиль, опуская голову - в окне проносится иллинойский пейзаж, осенняя серая равнина, изредка перемежающаяся небольшими фермами и короткими станциями, обозначающими постепенно расцветающие пригороды.
- Ты согрелась?

[nick]Джон Бейли[/nick][status]Решает проблемы. Дорого. Качественно.[/status][icon]http://sd.uploads.ru/NOhZ5.jpg[/icon]
Объятие у Билли крепкое, улыбка широкая - улыбка превращает его из тридцатишестилетнего мужчины в того двадцатилетнего мальчишку, которым Джон встретил его в окопах Нормандии.
Разве что жизнь обошлась с Билли Руссо помягче - ни ранений, ни травм, как, впрочем, и медалей, зато все ноги на месте, но Джон не завидует. Они друзья, хорошие, как он думает, пусть и последние годы от той зародившейся в окопах дружбы осталась едва ли половина. Для нелюдимого, необщительного Джона и это - много, и он рад, искренне рад видеть друга, и его обдает теплом: тот приехал, проделал такой путь из Чикаго, бросил все свои дела, чтобы кинуться по первому зову. Что это, если не дружба?
И Билли находит Ольгу красавицей - еще бы, глаза-то у него есть, даже Джон, старательно игнорирующий женскую красоту, чтобы не растравлять рану, отметил, насколько она красива даже при их первой встрече, когда она была бледна, измучена, сбивалась с ног от дурных предчувствий...
Она и сейчас бледна - но красива, этой своей чуждой, загадочной красотой, и Джон остро чувствует вот что: он никому ее не отдаст, пока для него самого есть хотя бы один шанс, хотя бы один.
- Не в этот раз, - смеется он шутке Билли - той шутке, которую обычно оставлял без ответа, отступая в тень. - Не в этот раз, я не уеду, а если ты будешь настаивать, то узнаешь, каково это - получить деревянной ногой.
Билли, только что разглядывающий Ольгу с пристальным интересом, громко хохочет - на пустой станции его смех слышен очень далеко.
Он красив, весел, пользуется успехом у женщин - щегольское пальто, лакированные ботинки, как будто он отправился в модный клуб, а не на ферму в пригороде, шляпа с шелковой лентой на тулье. Рядом с Ольгой он выглядит правильно - рядом они выглядят еще красивее оба, как будто подчеркивают красоту друг друга, но Джон далек от ревности: за эти несколько дней он узнал Ольгу, как ему кажется, и знает, что она не падка на внешнее, броское и яркое. Она, похожая на принцессу из далекой страны, равнодушна к шелку и бриллиантам - иначе не сбежала бы от Нитти или давно нашла бы другого любовника, а не училась бы на курсах стенографисток, не терпела бы жалкие условия в мансарде того жилого дома.
К тому же, она знает о его ноге - знала и утром, и все равно согласилась лечь с ним, подарила ему себя, отдала столько ласки и нежности, что Джон до сих пор не может смотреть на нее, не боясь улыбнуться, не боясь попросить ее о том, о чем просить было рано, самонадеянно...
- Неужели кто-то растопил сердце этого мрачного медведя? - патетически восклицает Билли, открывая перед Ольгой дверь новенького блестящего автомобиля, восьмицилиндрового форда, новинки на улицах Чикаго. - Неужели и тебе не чужда любовь, Джонни, мой друг?
В его взгляде пронзительный вопрос, на миг ставящий Джона в тупик - чего Билл хочет, о чем спрашивает?
- Он шутит, - негромко для Ольги говорит Джон, забираясь следом в пропахшее хорошей кожей нутро форда. - Просто шутит.
Но Билл слышит, поворачивается от руля.
- Просто шучу, - подтверждает он. - Просто шучу, мисс Вронская, надеюсь, я вас не обидел тем, как себя веду - мы с Джоном старые друзья, и я так ему рад, что иногда забываю о неуместности казарменных шуток.
- Билли детектив полиции Чикаго. Он нам поможет, - Джон находит пальцы Ольги, кажущиеся холодными даже через перчатки, забирает в руку.

Джоанна выходит на крыльцо - она старше Билла, с годами все сильнее похожа на их мать. Всплескивает руками, улыбается, вытирая руки о нарядный передник поверх скромного суконного платья.
- Джон, дорогой! Когда Билли позвонил, я сперва не поверила ему от радости... Почему ты не заезжаешь к нам почаще, привозил бы этого шалопая на выходные... Ох, это та самая девушка, твоя девушка? Простите меня, я заговариваюсь, проходите, проходите вот сюда, в духовке цыплята, пирог поднимается... Предупреди ты заранее, Джонни, я бы встретила вас настоящим пиром, но ты сам виноват!
Ферма добротная - видно, что денег Джоанне хватает: она получает пенсию за убитого в Панаме мужа и Джона радует, что, судя по всему, у нее все хорошо складывается: к ферме протянуты провода, есть не только горячая вода и электричество, но и телефонная связь, что наверняка обошлось недорого, в двадцати-то милях от Чикаго.
В доме пахнет уютом и готовящимися цыплятами от самого входа.
Билл наскоро представляет женщин друг другу, Джоанна восхищенно ахает, когда Ольга расстегивает пальто - платье на ней шелковое, то, в котором она бежала из дома той ужасной ночью, почищенное и разглаженное, и Джон тоже не может оторвать от нее взгляда, от линии ее плеч, узких лодыжек, мягко очерченных губ.
- У вас подол пальто запачкан в грязи, - едва ли не с благоговейным ужасом произносит Джоанна. - О, мисс Вронская, давайте я провожу вас в ванную комнату, будет очень жаль, если такое красивое платье испортится... Билли предупредил меня, вы погостите у меня? Не волнуйтесь, никакого беспокойства, чувствуйте себя как дома - я ни в чем не могу отказать моим мальчикам, надеюсь, я не буду вам докучать, иногда я так много болтаю... А где же ваш багаж? Джонни, где же вещи мисс Вронской?
- Я привезу все завтра, - быстро отвечает Джон, бросая на Ольгу предупреждающий взгляд. - Это было спонтанным решением, Джо, я закончу сборы и привезу все завтра.
- Конечно, - кивает Джоанна, уводя Ольгу. - У меня есть шаль, хорошая, очень красивая, не хотите ли шаль, пока я почищу пальто?
- Так что случилось? - Билли отбрасывает шутливый тон, кладет шляпу на стол в прихожей, достает портсигар, предлагает Джону.
Они оба закуривают.
- Когда ты позвонил, я понял, что что-то произошло - но черт возьми, Джонни, я не знал, насколько все серьезно, пока не начал наводить справки... Тебя уже ищут, Джон. Не только ее, вас обоих.
Джон с удовольствием вдыхает сигаретный дым, вытягивает ногу - они устраиваются в гостиной, которая тоже носит следы благополучия - пока Билли ищет пепельницу.
- Боевик Нитти? - спрашивает в ответ.
Билли оборачивается, ставит пепельницу на столик возле дивана, смотрит Джону прямо в лицо:
- Так ты знаешь! Знаешь - и все равно!
Джон смотрит в ответ, потом медленно кивает:
- Знаю. Это не имеет значения.
Красивое лицо Билла искажается короткой гримасой, он гремит стаканами, доставая из бара крохотную бутылку виски, уж точно купленного через соседей у заезжего бутлегера.
- Значит, все и правда так серьезно... Ты не отступишься, не так ли? Даже если я попрошу, ты не уедешь прямо сейчас подальше от Чикаго? Куда-нибудь на побережье? Если я очень серьезно тебя попрошу?
Джон сбивает пепел с сигареты, снова качает головой:
- У него ее сын, Билли. Завтра я привезу ей ребенка и предложу уехать вместе со мной - им обоим уехать вместе со мной, но никак иначе.
Билли снова замолкает, потом качает головой:
- Фрэнк Нитти...
- У нее есть свидетельства против него! Она знает о его преступлениях больше, чем любой ваш прошлый свидетель! Помоги мне забрать у него ребенка - и ты получишь Фрэнка Нитти, сможешь не только арестовать его, чтобы отпустить через пару дней, но и предъявить обвинение! Засадить его за решетку прямо к его боссу! Билл!
Билл смотрит, молчит - смотрит и молчит, и Джон кое-как поднимается, хватает его за плечо:
- Билл! Ты же знаешь, я не лгу тебе! Она даст показания, а я позабочусь о том, чтобы она дожила до суда! Ты станешь человеком, который взял Нитти! Билл, Билли, помоги мне сегодня - и я дам тебе Нитти на блюде, подам к столу разделанным как индейку, но помоги мне сегодня, я не справлюсь один! Сделаем это частью полицейской операции, я тоже стану свидетелем - он похитил ребенка, Билл! Дай отмашку своим парням, и проси чего хочешь!
Билли смотрит в пол, больше не смотрит на Джона.
- Я уже попросил, - говорит непонятно, но тут же поднимает глаза, вздыхает. - Хорошо. Хорошо, Джонни-бой, упрямый ты сукин сын, твоя взяла. Дай мне минуту, я позвоню ребятам в участок, объясню, что ночка будет долгой...

[nick]Джон Бейли[/nick][status]Решает проблемы. Дорого. Качественно.[/status][icon]http://sd.uploads.ru/NOhZ5.jpg[/icon]
Джон оборачивается от окна, когда Ольга входит в гостиную, протягивает руку, делает несколько шагов навстречу, хромая сильнее обыкновенного - два дня на ногах все же дают о себе знать, несмотря на массаж, но без него Джон и вовсе давно бы свалился.
- Тише, тише, - говорит он, обнимая ее, чувствуя под шелком платья, как у нее колотится сердце.
Он волнуется за сына - и волнуется за него, и это наполняет Джона невероятным чувством, одновременно хрупким и бескомпромиссным. Она волнуется за него.
- Ты никого не потеряешь. Я верну тебе сына, Принцесса, иначе и быть не может, никак иначе, - заверяет он ее, зная, что нарушить это слово будет равносильно смерти. - Но ты должна остаться здесь, в безопасности. Это очень важно, Оля. Чтобы все получилось, Нитти не должен сегодня до тебя добраться. Мы засадим его за решетку, а потом уедем на запад, так далеко, что нас никто не найдет - втроем. Ты позволишь мне увезти тебя и Антона в Сан-Диего? Позволишь заботиться о вас?

Когда-то он думал, что его удел одиночество - смирился с этим, сжился, перестал замечать, как перестают рано или поздно замечать репей в одежде, привыкнув к дискомфорту. Мрачный характер, упрямство, неумение и нежелание подстраиваться там, где это требовалось, а в дополнение - деревянная нога, да, Джон знал, что не отвечает представлениям женщин о подходящем браке, да и никогда к этому не стремился, сейчас же готов поверить, что все эти годы он лишь ждал Ольгу. Ждал, когда она переступит порог его конторы, скрывая промокшие ноги - как будто и не жил вовсе до того момента, а так, существовал, бесцельно, бессмысленно.
Зато сейчас все меняется, появляется то, ради чего и стоило жить, то, от чего невозможно отказаться.
Ее губы мягкие, податливые, когда он снова ее целует - так же, как целовал этой ночью, целует в чужой гостиной, забыв об отсутствующей ноге, забыв о том, что Нитти хочет вернуть ее, забыв обо всем, что казалось таким важным еще недавно.
Ничего нет важнее, чем она - ничего нет важнее ее руки в его руке, ее согласия, в котором так много, что Джон едва может поверить своей удачи.
- Я оставляю тебя в последний раз, - обещает ей Джон между поцелуями, - совсем ненадолго. В последний раз, чтобы вернуть тебе твоего мальчика, и больше никогда не оставлю, если ты этого хочешь.

- Эй, эй. это приличный дом, - притворно возмущается Билли, возвращаясь в гостиную, но в его шутке слишком много нервозности, как и во всем поведении. Джон отмечает это, ободряюще улыбается другу:
- Ты еще поблагодаришь меня за такой карьерный рывок.
Билл отвечает на улыбку, но без большого энтузиазма, проходит к бару, снова наливает себе виски, опрокидывает залпом, разворачивается.
- Нам лучше поспешить, Джонни-бой. Я позвонил парням, нас уже ждут. Путь не близкий, пора выезжать, ты готов?
Джон продолжает держать Ольгу за руку, ласково пожимает ее подрагивающие пальцы.
- Готов. Не терпится закончить с этим делом как можно быстрее.
Билли кивает, смотрит на Ольгу.
- Я пришлю за вами, мисс Вронская. Пока оставайтесь тут.
Джоанна, конечно, приходит в ужас из-за того, что ни Билл, ни Джон не остаются на ужин - но понимает, что дело важное. Машет с крыльца, когда они оба идут к автомобилю Билла, затем заводит Ольгу в дом:
- Пойдемте, милая, не нужно стоять на ветру.

Снова начинается дождь - Чикаго выказывает завидное постоянство. Дождь барабанит в лобовое стекло, в форде повисает сырость, даже дым от сигарет не спасает. Билл гонит так, будто они с Джоном бессмертные - но Джон и не думает его останавливать или просить сбавить скорость: он полностью погружен в мысли о том, что с арестом Нитти город сможет вздохнуть свободно, что Семья не скоро оправится после потери сразу нескольких высокопоставленных гангстеров.
Билл останавливает автомобиль напротив "Золотого часа", вытаскивает портсигар, прикуривает от сигареты Джона. Дождь стучит по крыше форда, превращая улицу за стеклом в мрачный рисунок осени.
- Почему бы тебе не взять ее и не уехать прямо сейчас куда подальше? - нарушает четкий дождевой ритм Билл, выпуская дым.
Джон удивленно хмыкает:
- Она не уедет без сына.
Билл смотрит на него поверх сигареты без улыбки:
- Скажи, что Нитти убил ребенка. Это не твоя вина и она знает, что это не твоя вина, а только ее. Если так хочешь ее, то скажи, что Нитти убил ребенка, и уезжайте. Я одолжу тебе денег, если нужно, прямо сейчас. Женись на ней, если так хочешь, сделайте другого ребенка, хоть десять - ничто так не примиряет женщину с чем угодно, как брак и новый ребенок...
- Перестань, - обрывает его Джон, докуривая и выкидывая окурок. - Я понимаю, ты говоришь из дружеских побуждений, но перестань, пока я не решил, что это не шутка. Нитти должен сесть, а я обещал ей вернуть сына.
Билли только качает головой, но затем широко и неестественно улыбается:
- Я и забыл, насколько ты упрям, Джонни-бой... Ну так какой у тебя план?
Джон выбирается из форда, придерживая шляпу, дождь обрушивается на него со всей своей яростью. Джон наклоняется к окну автомобиля.
- Вызываю Нитти на откровенность. Тяну время до прибытия твоей кавалерии. Когда станет жарко, слежу, чтобы никто не причинил мальчику вреда. Не беспокойся, я не отниму у тебя лавры, Билли. Я здесь ради другого.
Билл снова фыркает:
- Все твое чертово упрямство. Ты хотя бы вооружен?
Джон хлопает себя по карману плаща:
- Все равно они меня обыщут. Так что не заставляй ждать вас слишком долго.
Билл снова закуривает, выбрасывает спичку под дождь.
- Ну удачи, Джонни-бой.
Джон касается двумя пальцами шляпы в подобии армейского салюта и, развернувшись, неуклюже хромает ко входу в "Золотой Час".
Фары форда освещают ему дорогу сквозь дождь. У входа Джон оборачивается, бросает взгляд на автомобиль, который сейчас похож на затаившегося в засаде хищника.
И стучит в дверь, не обращая на табличку "закрыто".

Его и правда обыскивают, отбирая револьвер - это он предусмотрел. Не предусмотрел он другого - того, как его практически сразу вырубают несколькими ударами двое громил. С обеими ногами кое-какие шансы у него еще были, на одной - практически никаких. Когда Джон приходит в себя - на полу у сцены, уже без плаща, без револьвера - в голове неприятно гудит, левый глаз не открывается, во рту стоит привкус крови. Это мелочи - намного важнее другое: мальчик, сидящий на стуле рядом с Боевиком Нитти, разглядывающим Джона поверх стакана с виски.

[nick]Джон Бейли[/nick][status]Решает проблемы. Дорого. Качественно.[/status][icon]http://sd.uploads.ru/NOhZ5.jpg[/icon]
Взгляд у Нитти холодный, пустой, как если бы Джон смотрел в глаза змеи или древней рептилии, и под этим взглядом Бейли собирается, возится на полу опираясь на руку, приподнимается, сплевывая кровь. Кровавый сгусток кляксой растекается по полу прямо перед его лицом, в глазах двоится, но Бейли все же удается придать себе сидячее положение.
- Как ты, парень? - хрипит он, кивая мальчику - он и правда похож на Ольгу, невозможно не узнать этот разлет бровей, линию скул, сжатые губы. - Все путем?
Мальчик слабо-слабо кивает, но большего Джону и не требуется.
Нитти усмехается, показывая крупные зубы, ставит стакан на стол и кивает одному из своих парней.
- Принеси этому ублюдку стул.
Стул - это хорошо, думает Джон. Стул - это значит, что прямо сейчас его не станут убивать. У него есть немного времени, как раз столько, чтобы Нитти разболтался и Билл получил то, что нужно.
- Зря ты это устроил, - говорит Бейли, когда за ним с грохотом опускаются ножки подвинутого стула. - Зря забрал ребенка.
Нитти так и продолжает улыбаться, но его пальцы на набалдашнике вычурной трости сжимаются. Он наклоняется над столом, неотрывно глядя на Бейли, и растягивает улыбку еще шире, пока та не превращается в гримасу:
- Это ты зря сюда сунулся. Зря влез во все это. Нитти не отдает свое.
- Да ну? - парирует Джон; его мозги лихорадочно скрипят, но пара ударов по морде не способствуют сообразительности. - С тобой все кончено. У полиции есть на тебя столько всего, что сбежавшая подружка - самая мелкая из твоих проблем...
Нитти пару мгновений продолжает разглядывать его, а затем запрокидывает голову. Его хохот заполняет помещение, сейчас тихое и пустое - до начала работы "Золотого часа" еще пара часов, но судя по тому, что здесь не суетится ни хозяин, ни уборщики, все в курсе, что за представление сегодня в клубе и кто его дает.
- У полиции? - отсмеявшись, переспрашивает Нитти, а потом кивает еще кому-то за спиной у Джона. - Билли, красавчик, тебе стоило бы избавить твоего приятеля от этих иллюзий давным давно...

Бейли не хочет оборачиваться. Даже через боль в треснувших ребрах, сломанном носе и головокружение он догадывается, кто стоит там, позади, и эта догадка делает ему намного хуже, чем любые удары, а били его от души, пока он не провалился в душную черноту.
Он и сейчас будто проваливается в эту черноту - и не оборачивается, не оборачивается, даже когда слышит знакомый голос у своего плеча.
- Джон не из таких, он лучше умрет, чем избавится от иллюзий, - говорит Билли, его старый друг, ближе которого у Джона не было, человек, которого Джон считал едва ли не братом, человек, которого Джон спас от смерти, вытащил на себе с поля боя с дырой в животе и протащил на сломанной ноге почти четыре мили до первых санитаров.
- Давай, дружище, я помогу тебе сесть, - Билли просовывает руки ему под мышки, тянет, и Джон дергает плечом, но все же позволяет усадить себя на стул. Культя нестерпимо ноет - какой-то урод пнул его по протезу, тот сдвинулся и сейчас впивается жестким ребром в натертое мясо на кости, но Джон не подает и вида.
- Обойдемся без благодарностей, - роняет он, так и не глядя на Билла - предательство настолько огромно, что просто никак не вместится в его голове, и Нитти снова хохочет.
Он обрюзг, несмотря на молодой возраст, и его щеки подрагивают от смеха, как брыли у породистого бульдога.
- А ты хорош. Мне даже жаль, что так вышло - ей-богу, эта девка того не стоит. Она красива, но в Чикаго полно девиц не хуже и помоложе, да еще без ублюдка в пригороде... А казалась такой скромницей, так жалась, так дрожала, будто я у нее первый...
Джон медленно закрывает и открывает глаза, фокусируясь на массивном перстне на пальце у Нитти, притягивающем тусклый электрический свет.
Мальчик сжимается на стуле, опускает длинные ресницы, но у Джона нет сил его подбадривать.
На его плече лежит рука Билла - и это будто тянет его вниз.
В клуб заходит один из гангстеров, что-то тихо говорит Нитти и тот указывает Биллу на дверь:
- Встречай, она уже приехала.
Джон вскидывается, но Билли уже выскальзывает за дверь, а когда возвращается, то ведет перед собой Ольгу в перекошенном пальто. Ее лицо похоже на маску - очень красивую, но все же маску, и даже для нее у Джона нет ободрения. Они в глубокой, невероятной передряге - и это только его вина. Только его. Это он доверился не тому человеку и заставил довериться Ольгу. Это он задержал ее у себя на те несколько часов утром вместо того, чтобы поторопиться за сыном и купить им обоим билеты на поезд, отправить подальше от Чикаго.

- Здравствуй, кошечка, - Нитти поднимается с места, и Джон тут же вздергивает голову, напряженно следя за тем, как он двигается к Ольге. - Надеюсь, ты скучала по мне не меньше, чем я по тебе.
Нитти останавливается в паре шагов, оглядывает Ольгу с головы до ног, выпячивает мясистую, ярко-красную нижнюю губу.
- Красивое пальто, кошечка, но платье под ним совсем тебе не к лицу - ты же не решила заделаться монахиней? В Невесты Господа ты не подходишь, не с ребенком, - и он смеется, как будто очень удачно пошутил, а злость в голосе почти ощутима на вкус. - Думала, можешь от меня сбежать, шлюха?!

[nick]Джон Бейли[/nick][status]Решает проблемы. Дорого. Качественно.[/status][icon]http://sd.uploads.ru/NOhZ5.jpg[/icon]
Наверное, это означает, что все кончено - для него-то уж точно, но Джон думает не о себе, а об Ольге и ее сыне, и потому упрямо не хочет признать, что Нитти зайдет так далеко, чтобы убить и бывшую любовницу.
Даже если он так говорит. Даже если говорит, что найдет себе другую, это же просто слова, уверяет себя Джон. Нитти хочет уязвить ее побольнее, заставить умолять, возможно, заставить плакать и просить, и Джон надеется, что Ольга найдет в себе силы пройти через это унижение, ради себя и ради Антона, но не может не восхищаться тем, как она держится. Тем, как звучит ее голос, в котором нет унижения, но скрытая, тихая гордость - она не Лола Ли, певичка из кабака, в котором пение ценилось меньше, чем смазливая внешность и точеная фигурка, она Ольга Вронская, женщина, за которую не жаль отдать жизнь, и Джону не жаль: в конце концов, она и вернула его к жизни на рассвете, дала ему столь многое, что ему вовек с ней не расплатиться.
Разве что тем, что сделает все, что еще может, чтобы она ушла отсюда живой - она и ее мальчик.
И если в Нитти говорит уязвленная мужская гордость, если в этом дело, то, быть может, только его, Джона, смерти хватит.

Он с трудом поднимается со стула, ловит нервный взгляд Билла - кажется, тот вовсе не рад участвовать в этом кошмарном спектакле, но такова цена. Цена всегда такова, Билли стоило бы помнить об этом, когда он надевал туфли, чтобы станцевать с дьяволом, но сейчас у Джона есть куда более важные дела, чем думать о предавшем его друге.
Он не смотрит на револьвер в руке Ольги, не смотрит в его темное дуло - это ни к чему, и смерти он тоже не боится. Он давно должен быть мертв, если уж на то пошло - и готов к смерти, хочет принять ее на ногах, стоя, как мужчина, но и это занимает его не так сильно, как могло бы.
Джон смотрит в лицо Ольге, как будто хочет сохранить ее черты на всю оставшуюся жизнь, сколько бы ее не осталось - или как будто хочет унести ее образ с собой. Всматривается жадно, отбросив невозмутимость, которая так исправно служила ему броней, доспехами в вечной стычке с окружающим миром, и легко кивает.
- Все хорошо, - повторяет он за ней. - Все хорошо, просто сделай это. Так правильно, не извиняйся. Тебе не за что просить прощения.
Господи, ему столько нужно ей сказать - Джон зол на себя, что не использовал каждую минуту этого дня, что подыскивал правильные слова, что боялся увидеть ее реакцию, но теперь это все так и останется невысказанным, и, может, и к лучшему, для нее. Пусть забудет это как эпизод - болезненный, неприятный, но, к счастью, короткий, не оставивший шрама, или оставивший шрам, который быстро зарубцуется.
- Все хорошо, - снова говорит Джон, слыша только ее признание, оно так и звучит в его ушах, и разве ему есть, на что сетовать? - Стреляй. Давай. Давай!
Он делает шаг вперед, побуждая ее решиться, закрывая собой мальчика - и она решается.
Несколько выстрелов звучат почти одновременно. На полосатом пиджаке Нитти расплывается кровавая роза, он шумно выдыхает, рушится на пол, ругаясь и зажимая рану на животе обеими руками.

Джон бросается к Ольге, спотыкаясь - протез подводит. Она лежит на спине, шелк платья на груди мокнет от крови, два пулевых ранения забирают ее жизнь.
- Мама! - выкрикивает Антон.
Что-то ударяет Бейли в плечо, но он пока едва чувствует боль.
Револьвер еще в ее руке, и Джон подхватывает его, стреляет в того, кто пытается оказать помощь Нитти - гангстер падает рядом со своим боссом, второй получает пулю почти сразу же, и Джон переводит ствол на Билла, удерживающего перед собой Антона.
- Не делай этого! - в голосе Билла слепая паника, он пятится к дверям, продолжая держать ребенка. - Тупой ты сукин сын, Джон, у нас обоих могло быть все! Все, ты слышишь! Я предлагал тебе уехать с ней, предлагал денег, ты должен был согласиться! Ну почему ты не согласился! Зачем ты все испортил!
- Отпусти ребенка! - рычит Джон, чуть поднимая ствол. - Я даю тебе последний шанс!
- Что?! Отпустить, чтобы ты меня пристрелил?!
Билл уже почти у самых дверей, Джон ловит в прицел его лицо, так ясно его видит - и выжимает спуск, уничтожая это красивое породистое лицо, в которое столько раз смотрел с любовью.
Билл падает медленно, спускается по стене, оставляя на панели под дуб месиво из крови и мозгов, а Антон кидается к лежащей матери, зовет ее, тормошит.
От пороха слезятся глаза, ком встает в груди, когда Бейли нежно, очень нежно приподнимает Ольгу, опирая на свое плечо - она еще дышит, еще жива, но сколько же крови...
- Ольга! - зовет Джон, - Ольга! Пожалуйста, будь со мной, будь с нами. Любимая моя, открой глаза, дыши, Ольга! Оля!