Librarium

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Librarium » Фансервис » Адская кухня » Адская кухня


Адская кухня

Сообщений 1 страница 30 из 115

1

Просыпаясь утром, открывая глаза, Карен по привычке думала о том, что ей нужно будет сделать в первую очередь – разобрать письма в конторе, принять посетителей, если они будут. Заскочить по дороге за куском клубничного пирога для Нельсона, купить кофе – Мэтт пил любой, любой, который можно в себя залить, даже с риском прожечь дыру в желудке, но Карен покупала только органический, низкокислотный. И только потом вспоминала, что агентства «Нельсон и Мердок» больше нет.
Много чего больше нет. Их дружбы на троих, их посиделок в баре после особенно удачного дня, лихорадки, которая охватывала их, когда попадался интересный случай. Сожалела ли Карен об этом, о том, что было, об этом замечательном времени? Да. Хотела бы она все вернуть, изменить ход событий? Нет. Сто раз нет.
И вот, у нее теперь новая жизнь. В очередной раз у нее новая жизнь – думает Карен, стоя перед зеркалом. Когда она познакомилась с Мэттом и Нельсоном у нее началась новая жизнь, а до того – когда она устроилась в Юнион Эллайд Констракшн. А до того, когда, наконец, стала свободной... И вот теперь, снова у нее новая жизнь.
У нее недолгие сборы – стянуть с плечиков одну из множества блузок с цветочным узором, они все похожи, легкие, без рукавов, с маленькими пуговицами-жемчужинами или завязками у горла. С фиалками, ирисами, розами. Фогги как-то пошутил, хотя это прозвучало не совсем как шутка, что в этих своих шелковых, шифоновых блузках, Карен похожа на старшеклассницу-отличницу, хорошую девочку, поющую в церковном хоре. Они посмеялись, и Карен даже приобрела для своего гардероба пару платьев, закрытых и темных, правда, облегающих фигуру, но достаточно сдержанных, чтобы это не поставили ей в вину. Не потому, конечно, что ее задели слова Фогги, Фогги сама доброта, чудесный друг и чудесный босс, потому что он опасно близко подобрался к причине, по которой Карен набивала свой шкаф такими вот нарядами.
Когда-то она ходила в других, но Карен об этом не вспоминает, решила забыть и забыла – новая жизнь.
Она торопится в редакцию, и, конечно, все падает из рук. Все решительно падает из рук – и заколка падает из рук, закатывается под комод, и, чтобы достать ее, Карен приходится встать на колени в своей узкой юбке, наклониться... и вот так ей видно пятно на ковровом покрытии. Пятно, которое она не смогла счистить с бежевого ворса – а отдавать в химчистку не стала. Только перевернула ковер и переставила мебель так, чтобы оно не бросалось в глаза. Пятно. Кровь. Фрэнк Касл.
Фрэнк Касл, который мертв. Никто не смог бы выжить в том взрыве, так сказали ей в полиции, он однозначно мертв, мэм, больше вам нечего бояться.
Нечего бояться...
Она гладит пятно, гладит кончиками пальцев и сглатывает непрошенные слезы. Достает заколку.
Собирает волосы с одной стороны лица, светлые, с едва заметным теплым отливом, в той жизни, которую она забыла, у нее была короткая стрижка, волосы едва доходили да плеч, так было проще. В этой жизни они падают по обе стороны ее лица, довершая сходство с отличницей, поющей в церковном хоре.
Нечего бояться – но разве она боялась?
Нет. Она с первой минуты, с первой секунды поняла, что Фрэнк Касл не причинит ей зла, и вчера, вглядываясь в темную воду, в которой отражалось пламя, она мысленно его звала – Фрэнк, Фрэнк, вернись, ты должен жить. Ты должен жить! Но Фрэнк Касл, Каратель, Мститель, снова выбрал свой путь. И ушел.
Кто-то сказал бы, что навсегда. Кто-то сказал бы, что смерть – это навсегда. Но что меняет смерть? Для Карен и Фрэнка ничего не меняет смерть, ничего. Он так же где-то есть, где-то, где ей не место, она так же думает о нем, будет думать. Всегда будет думать.

Газеты сегодня раскупались как горячие пирожки. Газеты пестрели заголовками о вчерашнем, повторяя, по сути, одно и то же, но на разные лады. Карен проходила мимо – ей эта кухня хорошо знакома. Да и что они знают? Что они знают о Фрэнке? Возможно, она единственная, кто понял его – постарался понять.

- Фрэнк Касл не монстр, - заявила она Мэтту, когда они отложили все дела, чтобы заняться делом Карателя.
- Ты ничего не знаешь о монстрах, Карен, - ответил ей Мэтт.
Но он ошибался, Карен кое-что знала о монстрах, о том, какие они бывают и что они способны с тобой сделать. Поэтому точно могла сказать Фрэнк не такой. Он не чудовище.

Она надеется проскочить мимо босса – но тот ловит ее за руку.
- Стой, Карен. Ты была там? Ты вчера была там, так?
- Послушай...
- Карен!
Она отводит взгляд – ну что «Карен», что? Не хочет она, ничего не хочет писать об этом, рассказывать об этом. Говорить об этом не хочет.
Босс запихивает ее в кабинет, закрывает дверь и Карен роняет сумку на стол, садится на самый край, смотрит на свои руки.
- Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Я понимаю, как это тяжело, послушай, детка... Послушай меня, я знаю, о чем говорю – не держи это в себе. Не держи, выпусти, иначе это тебя сожрет.
- И что мне делать?
Карен еще ниже опускает голову, прячет лицо за длинными волосами.
- То, что ты умеешь делать.
Босс легонько встряхивает ее за плечи, заставляет посмотреть в глаза.
- То, что ты умеешь делать лучше всего. Расскажи об этом. Напиши об этом. Напиши правду – все так, как ты видишь. Так, как ты думаешь.
- Думаешь, поможет?
- Даже если не поможет тебе – поможет другим. Поможет другим понять, каким он на самом деле был – Фрэнк Касл.

На экране белый чистый лист, который ей только предстоит заполнить буквами.
Карен закрывает глаза, задерживает дыхание – как будто это может помочь воскресить Фрэнка, хотя бы на секунду.
Что бы она ни отдала, чтобы воскресить его, хотя бы на секунду... наверное – все бы отдала.
«Когда мы приехали к Фрэнку Каслу, чтобы предложить ему услуги адвокатской конторы «Нельсон и Мердок»он был прикован наручниками к больничной койке. Его лицо было в ужасных синяках, за дверью палаты толпились полицейские, а вокруг кровати был очерчен мелом круг, за который не рекомендовалось заходить»...[icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon][nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status]

0

2

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon][nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status]
Касл идет по следу.
Он идет по следу и с каждым часом все ближе - все ближе к тому, кого называют Кузнецом, к тому, из-за кого случилась та перестрелка в Центральном парке. К истинному виновнику смерти его семьи.
Интуиция не врет, Касл предчувствует скорый финиш - к тому же, сейчас у него развязаны руки: все копы в этом чертовом городе убеждены, что он мертв, и наверняка три дня проторчат в доках Гудзона в надежде выловить его тело.
Касл идет по следу.
От тела к телу, оставляя за собой кровавые отпечатки тяжелых армейских ботинок, оставляя за собой грязь и смерть, искривленные рты, выбитые зубы, простреленные колени.
А потом Фрэнк получает имя.
Имя Кузнеца, решившего забрать себе часть нарко-рынка Адской кухни - но в глазах Касла вина Кузнеца не в этом. Что ему за дело до разборок между бандами, что за дело до того, какие деньги поставлены на карту, о каких каналах сбыта речь, кто из властьпридержащих города замешан в этой игре.
Фрэнк ни народный мститель, ни герой, ни борец за справедливость - если честно, ему все это по барабану, хорошие парни, плохие парни, все это. Все эти игры, в которые играет Красный - все эти игры, как будто это важно.
Ему нет до этого дела - до тех людей в зале суда; он и помнит-то только одно, того парня, который крикнул ему в спину, что Касл убил его отца.
И еще помнит Рэя Шунновера - и когда получает имя, в первый момент поверить не может.
Опускает ствол, смотрит с недоверием, тяжелым пинком напоминает, что он тут не шутки шутить пришел.
Избитый, окровавленный мужик корчится на грязном полу съемной квартиры, зажимая простреленный локоть. В квартире пахнет несвежей пиццей, порохом и кровью. Касл ждет - и терпение его на исходе, когда мужик, собравшись, снова называет имя.
Полковник Рэй Шуновер, вот кто скрывался за псевдонимом Кузнец.
Человек, который научил Касла всему, что тот умеет -  всему, что сейчас использует, и в первый момент Фрэнку даже этой иронией проникнуться не выходит, а после он приставляет ствол ко лбу корчащегося от боли информатора и спускает курок.
Глушитель сжирает большую часть звука выстрела - в этой дешевой многоэтажке никому нет дела до того, что хлопнуло в соседней квартире.
Касл прячет ствол, поглубже натягивает кепку на покрытую ссадинами и кровоподтеками - ночка выдалась той еще - морду и выходит из квартиры, захлопывая за собой дверь.
Когда завоняет, он уже со всем закончит.

В темном подъезде вовсю идет торговля - Фрэнк почти проходит мимо, когда липкий свет тусклой лампочки под потолком выхватывает из темноты угловатое подростковое девичье лицо. Давно немытые волосы лежат на тощих плечах сальными прядями, тонкие искусанные губы покрыты незаживающими трещинами от ожогов о трубку, но глаза... Светло-синие, едва ли не прозрачные глаза под светлыми ресницами, и это заставляет Касла бросить на парочку в углу второй, неслучайный взгляд.
Девчонка - едва ли ей больше тринадцати - слабо ухватилась за рукав парня лет на десять ее старше, просит, умоляет, запинаясь, с трудом проталкивая слова сквозь охрипшее горло. Она, судя по всему, давно и плотно сидит на крэке - пришла за дозой и теперь пытается сторговаться. На все готова, с тупой озлобленностью думает Касл, видя, как она опускает голову, когда дилер что-то ей говорит. Девчонка только мелко, дробно кивает, тянется к его ремню...
  - Да не здесь, - дилер ее отталкивает, поверх ее опущенной головы смотрит на Касла. - Ну, тебе чего? Чего уставился, а?

Из-под длинного козырька кепки не доносится ни звука. Касл смотрит. Это не его дело, не его чертово дело, он не какой-то дурак в обтягивающих шмотках, считающий, что должен очистить город - его дело Кузнец.
И все же он не двигается с места, стоит в этом темном, воняющем мочой подъезде.
- Вали, проваливай, тебе пора, - продолжает дилер, уже забывший про девчонку, которая - наверное, ее ломает - даже не врубается, что происходит. - Проваливай, пока я тебе...
Фрэнк в три шага оказывается прямо перед ним - парень даже моложе, чем ему показалось вначале, широкое черное лицо покрыто россыпью юношеских прыщей, от него пахнет несвежей одеждой, потом и поверх - каким-то мужским парфюмом. Фрэнк сгребает его за ворот, отбрасывает на стену - и пацан сразу же перестает возникать, сбивается на полудетскую смесь просьб и угроз, сменяющихся визгом, когда тяжелый ботинок Касла дробит ему локтевой сустав.
Девчонка, будто проснувшись от этого вопля, молча и быстро разворачивается и сбегает вниз по лестнице, даже не оглянувшись.
- Эй, эй, слушай, забери все, серьезно, все забирай, - бормочет пацан, отдышавшись, торопливо выворачивает карманы. На грязный бетонный пол лестничной площадки летят смятые двадцатки, зажигалка, трубка для курения. Фрэнк наступает на нее, наслаждаясь хрустом стекла под подошвой, а затем замечает несколько фасовок - здесь крэк, но есть и таблетки.
- Я ничего, мужик, она сама предложила - эти девки на все готовы, лишь бы получить еще дозу, - торопится объясниться пацан, отползая от Касла, молчаливо возвыщающегося над ним. - В прошлом месяце такая же попросила свести ее кое с кем - снялась в паре фильмов, расплатилась за героин, за все расплатилась, они же просто шлюшки на наркоте, мужик, просто шлюшки...
Касл вздергивает его на ноги, еще раз прикладывает тупой башкой о стену, чтобы заткнуть, и без труда перекидывает через перила в узкий колодец лестничного проема.
Шесть этажей и удар о бетонный пол не оставляют дилеру шанса.
Не его это было дело, думает Касл, выходя из многоэтажки и слыша, как осторожно открываются двери на первом этаже.
Не его - он даже не узнал, на кого пацан работает.
Но эти глаза - черт возьми Карен Пейдж, Карен с ее почти прозрачными глазами, с неровными движениями, когда она слишком задумается о чем-то.
С нижней губой, которую она постоянно прикусывает и потому та темнее, чем верхняя. С ее непоколебимой верой - ты не монстр, Фрэнк.
Что она знает о монстрах.
Он запрещает себе - вышвыривает это из головы, и вот так, пустым, уже в темноте добирается до дома Шуновера.

Второй этаж погружен во тьму, зато на первом кое-где в окнах свет, но не это цепляет внимание Фрэнка, а тачка.
Машина Карен Пейдж - она-то что здесь делает, думает он с такой смесью раздражения и дурной какой-то радости, что сам пугается, дичится этого взрыва.
Осторожно проверяет замки - не сменила, и ему достаточно поковыряться с минуту острием ножа в замочной скважине, чтобы влезть в салон ее тачки.
Здесь пахнет ею - чем-то сладко-цветочным, похожим на патоку, с ванильной отдушкой, и Фрэнк на пару мгновений замирает на водительском кресле, закрывает глаза, глубоко втягивает этот запах, пока ему не начинает казаться, что он весь им пропитывается, а потом, будто подчиняясь какому-то импульсу, по-прежнему не открывая глаз, наощупь, находит тумблер радио и включает.
Это другая волна - она что-то слушала днем, должно быть, и Фрэнк крутит ручку настройки, пока не возвращает другую - с хорошей музыкой, акустическая гитара, негромкое пение, какая-то смесь блюза и кантри, способная, наверное, привести в ужас любого эстета.
Он позволяет себе пять минут - сидит в этой тачке, слушает музыку и дышит Карен, положив руки на колени, расслабившись. Синяя подсветка радио делает синяки на его лице еще темнее, порезы - глубже, но умиротворение, проступившее в тяжелых, будто топором вырубленных чертах лица Касла, неподдельно.
И лишь когда его внутренний таймер сообщает, что время истекло, он выключает радио, выбирается из машины, убеждаясь, что запорный механизм сработал как надо.
Что же ты здесь делаешь, Карен. Что тебя сюда привело.

Они не попрощались - он велел ей уходить из того кафе, не стал спорить: она была там как приманка для тех, кто хотел ее убрать, считая, что она слишком много раскопала. Они не попрощались - и как и весь город, она тоже должна думать, что он мертв.
Это к лучшему.
С теми, кто шел за ней, покончено - у него свой путь, и ей нечего делать рядом.
И он ждет - ждет, когда она уедет, чтобы постучать в дверь дома Шуновера.
Но дожидается совсем другого.

0

3

Сначала Карен заставляла себя писать, мучительно подыскивая слова, сидя по несколько минут без движения, закрыв глаза, а когда открывала – у нее было мокрое лицо. Это было больно, воскрешать Фрэнка в памяти, и знать, что это все, что ей осталось. Но Карен Пэйдж не считала, что этого мало. Нет, совсем нет, это очень много - возможность думать о нем, писать о нем, говорить о нем. Все это, возвращало к жизни Фрэнка Касла, Карателя, или, скорее, его призрак. И Карен знала, знала, чему хочет посвятить свою жизнь. Тому, чтобы о нем не забыли. И когда зашел босс, принес ей кофе и напомнил, что она даже не выходила на ланч, что надо делать перерывы, что он не требует от сотрудников убивать себя на работе, разве они очень этого хотят, Карен встретила его слабой, благодарной улыбкой.
- Вы были правы.
- Я всегда прав, детка. Чем планируешь заняться вечером?
Еще утром Карен думать не хотела о вечере, зная, что проведет его одна, сядет в кресло у окна, не включая свет, и будет думать – обо всем, о нем, о них. Теперь, когда Фрэнк Мертв, Карен может себе признаться, что хочет думать о них. О том, что могло бы быть между ними. Не в этой жизни, конечно, но, возможно, в какой-то другой? Должны же быть и другие жизни, для тех, кому в этой выпало слишком много горя. Кто потерял семью. Умер вместе с семьей. Карен это понимает, но  теперь, когда он действительно умер, не может не думать о том, что хотела быть той, которая сможет дать ему… хоть что-то. Хоть что-то, ради чего ему захотелось бы жить. Что-то, что заставило бы Фрэнка поверить в то, что он не монстр.
- Хочу встретиться кое с кем, - ответила она, кидая в сумку телефон и блокнот с ручкой.
Диктофоны она не любила, и сейчас сожалела об этом, что не пользовалась диктофоном, когда ходила к Фрэнку в больницу, потом в тюрьму.
По крайней мере, у нее остался бы его голос. Она могла бы слушать его голос.
- Давай, Карен, только не затягивай. Ты же знаешь, как это у нас – пока Фрэнка Касла помнят, пока он на волне, и мы со своими статьями о нем на волне, но два три дня пройдет, и читателей будут больше интересовать цвет трусов какой-нибудь киноактрисы, а не Каратель. Так что – не затягивай.

Да, Карен знала, как это у нас – у них. Но не собиралась останавливаться на одной статье, даже на двух. Она встретится с каждым, кто его знал. Кто его любил. Она напишет о нем правду – другую правду, которую они пытались показать на процессе народ против Фрэнка Касла.
Полковник Шунновер помнил ее и согласился встретиться, и Карен возлагала большие надежды на эту встречу. Они поговорят о Фрэнке. В этом есть в этом какое-то горькое утешение – поговорить о Фрэнке с тем, кто понимал его.
Она выруливает со стоянки, когда телефон начинает вибрировать – Мэтт. Мэтт Мердок. Карен видит имя на экране, и ничего не чувствует. Ничего из того, что чувствовала к Мэтту раньше. И он, наверное, уверен, что дело в той женщине, которая была в его квартире, в его постели, но это не так. Дело в другом. В том, что для Мердока Фрэнк Касл был и есть чудовище, место которого за решеткой. Убийца убийц – все равно убийца, так он сказал. Так о чем им говорить сейчас?
Но все же Карен берет трубку, зажимает ее плечом, вливаясь в оживленное уличное движение.
- Привет, как ты?
Странный вопрос – как она, но Карен напоминает себе, что Мэтт не знает, даже не догадывается.
О многом. Об очень многом. Но так лучше – для них всех, потому что все, что им остается – это быть друзьями, если получится.
- Нормально, а ты?
Карен смотрит на часы – до встречи еще больше получаса. Она успевает, это хорошо, такие люди, как полковник не любят опозданий.
- Послушай, нам надо встретиться. Я хочу тебе кое-что сказать.
- Если это по поводу того, что было, Мэтт, то не стоит, правда.
- Нет. Нет, Карен, я хочу тебе кое-что рассказать. Показать. Пожалуйста.
- Хорошо, - сдается она. - Хорошо, но не сегодня. Завтра, да?
- В семь. В конторе.
- Хорошо, До завтра.

Она не опаздывает, успевает даже подкрасить губы бесцветным блеском, поправить волосы, прежде чем позвонить в дверь. Долго осматривается в его кабинете – на стенах фотографии, много фотографий.
- Вы позволите? – спрашивает она, касаясь кончиками пальцев одной, под стеклом, с нее ей улыбается Фрэнк Касл, в свои восемнадцать или девятнадцать, у него чудесная улыбка, такая открытая, жизнерадостная, будто он не в пустыне, стоит рядом с военным грузовиком, а на школьном стадионе.
- Они здесь для этого и висят, - любезно отвечает полковник. – Я сентиментален, мисс Пэйдж. Я хочу каждый день видеть лица моих мальчиков – здесь все мои мальчики. К сожалению, здесь больше мертвых, чем живых. Это очень жестоко – я, старик, жив, а они погибли молодыми. Погибли за свою страну.
Карен вешает фотографию обратно на стену, с трудом отводит взгляд от улыбки Фрэнка.
- Вы уже знаете, да?
- О взрыве в доках? Что-нибудь хотите, мисс Пэйдж? Виски? Бренди? Скотч?
Эвер качает головой, отказываясь. Она редко пьет, ей, по правде сказать, вовсе не следует пить, и уж точно не сейчас.
- Да, о взрыве. Фрэнк Касл… Фрэнк погиб в этом взрыве, полковник. Мне жаль, что я принесла вам эту новость.
- Фрэнк погиб… Но что он там делал?
То же, что и всегда – думает Карен, деликатно отводит взгляд, давая возможность полковнику справиться со своими эмоциями.
Он наливает себе из графина, звенит лед в бокале.
- Он был самым верным, самым… Знаете, что он сказал мне, вернувшись из Ирака? Я хочу продолжать служить вам, вот что он мне сказал. Я любил его как сына. Как сына, мисс Пэйдж… а Фрэнк Касл его убил!
Карен поворачивается – потрясенная, испуганная, и видит пистолет, направленный на нее.
- Полковник!
- Вы слишком много знаете, мисс Пэйдж. В этом ваша проблема.
«Проблема», - отзывается в голове Карен. – «Проблема».
У нее проблема.
- Полковник, позвольте мне …
- Замолчите, мисс Пэйдж. Сейчас мы с вами прогуляемся.
Лицо полковника искажает то ли кривая улыбка, то ли нервный тик.
Он держит ее за плечо, прижимает пистолет к спине, между лопаток, выводит – выпихивает из своего дома.
- В машину. Быстро.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

0

4

[nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon]
Касл тяжело вытаскивается из тачки Шуновера - высокого внедорожника, даже в ночной темноте сверкающего начищенными хромированными деталями. Идет к машине Карен, ловя движение в салоне.
Шуновер с трудом царапает по двери, нащупывая ручку, открывает - и Фрэнк хватает его за плечи, вытаскивает, выволакивает за одежду из тачки.
Седые волосы Шуновера блестят в отсветах фонарей над крыльцом серебряным шлемом, но во взгляде, которым тот одаривает Касла, подняв голову, нет ничего от благородства - Касл без труда читает там ненависть, острую, настоящую ненависть, которая режет его, как бритва.
На коврике под сиденьем тускло блестит беретта. Фрэнк поднимает ствол, на автомате проверяет магазин, пока Шуновер вяло хватается за капот тачки, вставая на ноги.

Карен без сознания, ее голова опущена к груди и он не видит ее лица за светлыми волосами, спадающими на плечи, на блузку.
Очень осторожно Фрэнк отодвигает шелковистую прядь, скользящую по его пальцам атласной лентой, ищет пульс на шее Карен - не дышит, пока не ловит, медленный, но четкий, а когда снова громко втягивает воздух через переломанный нос, разбитый рот, то снова чувствует это: мед и цветы, ваниль и яблоко.
Из тачки Касл выбирается поспешно, оборачивается к Шуноверу, с трудом держащемуся на ногах - он даже не смог уйти далеко, как будто ждет, ждет того, чем кончится, того, ради чего Фрэнк здесь.
- Пошли, - роняет Фрэнк, взмахом беретты показывая направление.
На лице Шуновера появляется что-то вроде насмешки, но не страх - и Касл не ждет страха: не здесь, не от этого человека.
Шуновер слишком уверен в себе, слишком уверен, что его жизнь чего-то стоит, даже сейчас, даже для Фрэнка.
И для Касла это как красная тряпка, как мишень, нарисованная  на спине.

Он тащит Шуновера за собой по листве, не разбирая дороги, к небольшому сараю в глубине леса за домом полковника, видит впереди только свет фонаря над дверью - Шуновер спотыкается, размахивает культей, так что Касл, хромая, и впрямь волочет его, пинком выбивает замок на двери сарая.
И вот тут в глазах Шуновера проступает страх - он знает, что хранит в этом сарае, за фальш-стеной.
Фрэнк зажигает свет в сарае, толкает полковника на дощатый пол, перешагивает через него - задерживает взгляд на разложенных на узких стеллажах и развешанных по стенам строительных инструментах.
И когда оборачивается на голос, его лица не разобрать - темный силуэт в дверном проеме, над полусидящем на полу человеком.

0

5

Как только она завела машину – включилось радио, и совсем не та волна, которую она слушала днем. Сердце болезненно сжалось, не от мысли даже, от тени мысли, от тени предчувствия, от тени догадки, совершенно безумной, совершенно невероятной...
- Выключи это дерьмо, - грубо говорит ей полковник.
Она выключает, пальцы дрожат, Шунновер смотрит на это с брезгливым, снисходительным презрением. Карен даже может прочесть его мысли – она не боец, она всего лишь много возомнившая о себе репортерша, и кого удит ее смерть? Кого сейчас удивит хоть чья-то смерть?
- Давай. Езжай вперед.
Она делает все, как говорит полковник, думая о брелке с перцовым баллончиком в сумке. Может быть, она успеет?..
Не успела – ее ослепил всплеск яркого света фар, ударил по глазам так, что она зажмурилась, бросая руль. Последнее, что она слушала – голос полковника, он что-то кричал, наверное, ей, а потом удар – и темнота.

- Ты легко попадаешь в беду, Кей, - дразнил ее Нельсон.
Мэтт молчал, но в этом молчании Карен чувствовала подтверждение слов Фогги. Да она и сама знала, что это так. Она очень легко попадает в беду. Притягивает к себе плохие вещи. Некоторые живут всю жизнь спокойно ходя по улицам, открывая двери незнакомцам, засиживаясь до утра в барах, и с ними никогда, ничего не случается. С Карен все не так. Может от нее идет какой-то сигнал, может, с ней еще что-то не так. И ей бы отрастить когти и зубы, раз уже иначе никак, раз уж все вот так – и если можно влипнуть в дерьмо, она влипнет в дерьмо, никаких сомнений, но она не умеет. Не умеет, не может.
Она убивала. Два раза. Отняла две жизни, но каждый раз ее на это толкал страх, ужас. Оба раза ее загнали в ловушку, оба раза вопрос стоял так – либо она, либо... И, да, Карен сожалела о том, что сделала, но не могла сожалеть о том, что жива. Что до сих пор жива. Она всегда любила – жить, может, только поэтому нашла в себе силы, выкарабкалась из той выгребной ямы, в которой провела три года – три года! И еще три года у нее ушло на восстановление, все честно... Но с недавних пор ею движет не просто любовь к жизни. Любовь к другому ею движет. К другому человеку... Не Мэтту. Нет, не к Мэтту, Карен уже знает, что это было – одиночество, естественная тоска по человеческому теплу, потребность почувствовать себя нужной, потребность в защите... но не любовь, нет, и хорошо, что у них ничего не получилось. К Фрэнку. Фрэнку Каслу, Карателю. И ради него, чтобы его спасти, она бы убила и третий раз, ли дала убить себя...

Ей сначала так и кажется, что Шунновер ее, все же, убил.  Потом понимает, что лежит лицом на подушке безопасности – и тут, хоть медленно, но память восстанавливает последние секунды. Свет фар, удар... Карен садится, болезненно морщится, пытаясь понять, что с ней. Открывает дверь, выходит из автомобиля, нога тут же подворачивается от слабости. Но, вроде бы, ничего такого, что требовало бы немедленной медицинской помощи. Рядом с ее автомобилем внедорожник, дверь открыта, в салоне никого. А на земле... Карен приглядывается. След. Кто-то волочил что-то тяжелое. Очень тяжелое. Например, тело.
Тело полковника Шуновера?
Карен, спотыкаясь, идет по этому следу. Спотыкаясь, идет по следу, который для нее означает надежду – быть может?..
И когда видит темный силуэт на фоне дверного проема гаража, или хижины, какого-то строения – узнает его сразу.
Узнавание бьет куда-то в живот, в грудь, вышибает дыхание, заставляет задыхаться. Он жив, Фрэнк жив. Каким чудом, какой удачей?
- Фрэнк! – кричит она. – Фрэнк!
Торопится. Торопится подойти ближе, увериться в том, что это он – он!
Это он. Глаза ее не обманывают, разум ее не обманывает, она не выдает желаемое за действительное. Это он.
Шунновер жив – скалится, смотрит все с тем же презрением, а еще с ненавистью.
- Пришла посмотреть, как он будет меня убивать? Ну давай, Касл, давай, если можешь. Я хорошо знаю, на что ты способен. Я научил тебя всему. Я!
- Не надо, Фрэнк, пожалуйста! – просит Карен. – Не делай этого!
Не делай – потому что Мэтт прав, иногда смерть слишком легкий выход из положения, бегство из положения. Плата может быть, иной, должна быть иной. Процесс, фотографии в газетах, правда. Правда, которую все узнают. А кто узнает правду, если Фрэнк убьет сейчас полковника? Никто. Он так и останется безупречным солдатом и гражданином. Монстр, обрядившийся в белые одежды...
- Это не должно быть так! Остановись!
- Ты никогда не умел останавливаться, да, Фрэнк? – полковник кашляет, сплевывает кровь, улыбается. – Расскажи ей.
Все неправильно, все не так – лихорадочно думает Карен. Не такой должна была быть их встреча, или ее не должно было быть? Или это случайность – которую Фрэнк не планировал, а собирался действительно исчезнуть для нее? Остаться для нее мертвым?
Эта мысль причиняет ей боль, такую сильную, что у Карен слезы на глазах. Фрэнк, Фрэнк, не надо так, пожалуйста.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

0

6

[nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon]
Какого черта она здесь, Касл, пожалуй, не хочет знать - не ради же того, в самом деле, чтобы посмотреть, как он будет убивать Рэя Шуновера.
Ради того, чтобы остановить его?
Наверное, так и есть - именно ради этого. Карен Пейдж, поверившая ему, когда он сказал, что играет не за плохих парней - поверившая, когда он сказал, что не тронул бы ее.
И поверившая даже когда он пришел к ней в дом - пришел к ней домой, Пресвятая дева! - и сказал, что не имеет отношения к расстрелу офиса окружного прокурора.
Поверила бы она ему теперь, после вчерашнего вечера, после той забегаловки?

Касл не хочет думать, что значат ее слова - в самом ли деле, в отличие от Шуновера, она думает, что он может остановиться.
Вот сейчас - прямо сейчас, когда он нашел настоящего виновника убийства своей семьи?
Она смогла бы?
Касл смотрит прямо на нее - она высокая, для женщины высокая, светловолосая, на ангела похожая, да, точно, на ангела, потому что ангелы тоже могут быть такими.
Обманувшимися. Обманутыми.
Просящими.

Касл пинком заставляет Шуновера заткнуться. Тяжелый ботинок врезается полковнику куда-то под ребра, он задыхается, заваливается набок, но, слава богу, замолкает - хотя поздно, думает Касл, а еще - ну какая польза с того, что он заставил Шуновера умолкнуть.
Все уже сказано, полковник прав - Фрэнк не умеет останавливаться, а сейчас, что значит куда больше, и не хочет.
Только не сейчас - несмотря на любые просьбы.

- Уходи, Карен, - говорит он.
Не так? Да, да, все должно быть не так - его жена, его дети не должны быть мертвы, он должен быть дома, наконец-то дома, и идти в кровать с Марией, уложив Лизу и Фрэнка-младшего, но Шуновер отнял у него это, забрал, и Фрэнк тоже собирается у него кое-что забрать.
Не свободу, это пусть остается таким, как Мердок.
Жизнь.
Карен верит в правосудие, верит в систему - она и ему поверила, и Фрэнк знает, что за это ему с ней вовек не расплатиться, но здесь и сейчас он сделает по-своему.
- Расскажи ей про Цербер, - хрипит Шуновер, и Касл вздрагивает, как от удара, и кулаки сами сжимаются.
- Уходи, - повторяет он. - Уходи!!!
Орет, срываясь, развернувшись к ней в проеме двери этого сарая, как будто собирается силой заставить - заставить вернуться к машине, заставить сесть в нее, завести двигатель и уехать.
Заставить уйти до того, как она услышала больше, чем должна. Увидела больше, чем хочет.

0

7

Цербер – выхватывает Карен. Цербер. По лицу Шунновера, по тому, как вздрагивает Фрэнк понимает, что это важно. Что это еще одна часть его прошлого, о которой она не знает. Но она хочет знать. Хочет все знать, иначе как она сможет ему помочь?
Да, да, Мэтт сказал бы, что нельзя помочь тому, ко не хочет помощи, не готов принять помощь, но Карен-то верит, что где-то в глубине души Фрэнк Касл устал быть Карателем, устал быть убийцей, что, может быть, пришло время…
- Расскажи! Расскажи про Цербер, что это? Что тебе пришлось делать, Фрэнк? Ты можешь мне все рассказать!
Она стоит в нескольких шагах от хижины, на границе электрического желтого света и лесной темноты, влажной, пахнущей мхом, землей, листьями. Стоит и тянет к нему руки в отчаянном порыве – достучаться до Фрэнка. Не отпустить. Не отпускать больше, потому что он уже столько раз умирал, столько раз, что Карен кажется в следующий раз, когда это случится в самом деле, у нее сердце разорвется.
Шунновер захлебывается смехом, потом кашляет, на лице уже ни следа того благородства, которое Карен Пейдж видела еще сегодня, еще  пару часов назад, а может, просто хотела видеть? Принимать желаемое за действительное – так легко, куда легче… Но сейчас, в резком свете, в крови, он похож на злодея из комиксов. Глубокие морщины, кривая ухмылка, безумный блеск глаз.
- Ну что, мисс Пейдж, вы и об этом напишите в своей статье? Напишите правду? Напишите, что меня, безоружного, убил Фрэнк Касл? Что, и после этого вы будете доказывать, что он не монстр?
Карен не знает, сумела ли она доказать хоть кому-нибудь, хоть одной живой душе что Фрэнк Касл не монстр, и если так, она не зря живет.
Не зря выжила, сумела, спаслась, начала все заново, оставив позади столько грязи, столько боли.
Но она верит в это без всяких доказательств. Хорошо бы сам Фрэнк в это поверил.
- Фрэнк, не делай этого, - просит она.
Пусть полковник заслуживает смерти, сто раз заслуживает, нельзя проливать кровь – и не стать палачом. От мстителя до палача один шаг, один маленький шаг.
И возвращения не будет.

Ей холодно в ее девичьей блузке с коротким рукавом, болит голова от удара о подушку безопасности, и Карен чувствует себя ребенком, ребенком, потерявшимся в лесу ночью. И тот, кто может ей помочь, может взять за руку, согреть, защитить, смотрит на нее чужими глазами и требует, чтобы она ушла…
Но если она уйдет – разве это не навсегда? Как они смогут смотреть друг на друга после этого? Как он сможет ей верить, зная, что она его не остановила?
Она должна его остановить, любой ценой. Но что у нее есть?
И все же Карен кажется, что есть. То, о чем они не говорили и не заговорят, конечно, не заговорят, но то, что ясно чувствовалось между ними, когда они сидели в закусочной. Его взгляд, от которого ей становилось жарко. Его вопрос о Мэтте.  Это не было пустяком, не могло быть пустяком.
И она делает это – вырывает свое сердце и бросает его под ноги Фрэнку Каслу, понимая, чем рискует, как рискует, но она все для него сделает. Все. И сердце – не такая уж большая цена.
- Фрэнк, если ты сделаешь это, ты умрешь для меня, клянусь.
Шунновер снова смеется, на этот раз издевательски.
- Какая же вы дура, мисс Пейдж.
Карен стоит, держа голову прямо, хотя ей это стоит неимоверных усилий. Дура – ей это и раньше говорили. Пусть так. Зато он не станет чудовищем.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

0

8

[nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon]
Цербер, повторяет Карен за Шуновером, расскажи про Цербер - и Касл снова вздрагивает, не умея сдержать эту реакцию, чисто физическую, телесную реакцию, так выдрессированная собака реагирует, наверное, на команду, накрепко связанную с чем-то болезненным, жутким и отвратительным.

Операция "Цербер" - Фрэнк не хочет вспоминать, не хочет слышать даже слова этого, не потому ли Шуновер заговаривает именно об этом, будто почуяв слабое место Касла. Сразу два слабых места - уязвимость его брони из ярости и жажды мести.
Касл не из тех, кто после возвращения с поля боя принимался блажить о всякой фигне вроде милосердия и сострадания - ему нравилось делать то, что он делал в Афганистане, нравилось находить плохих парней и приканчивать их, нравится это делать и сейчас, и он не видит греха в том, чтобы отнять жизнь у того, кто этого заслуживает, пусть даже дело не рассматривалось в Верховном Суде, но "Цербер" - это было кое-что другое. Они были там - он, Гуннер Хендерсон, Морти Беннет, Рэй Шуновер, Уильям Роулинс и, конечно, Билли Руссо. Билли, который так радовался - вместе с Фрэнком - когда их выбрали, отметив их заслуги. И Фрэнк тоже радовался - спецоперация значила больше, чем служба по контракту, давала больше возможностей, и хотя Фрэнк никогда не рассматривал для себя будущее, связанное с армией, в отличие от Билли, это значило больше денег, быстрее увольнение, быстрее возвращение домой.
Радость продлилась недолго - это было не так, как в бою, совсем не так, и когда первый азарт от захвата цели улегся, Фрэнка как мордой в дерьмо макнули - он до сих пор может с легкостью вспомнить, как пахло в том бараке свернувшейся кровью и блевотиной, как хрипло и неровно дышал тот мужик... Ахмед Зубаир, всплывает в памяти будто само.
Ахмед Зубаир, афганский террорист, чертов талиб, ответственный за десятки жертв среди гражданских и среди военнослужащих.
Он заслуживал смерти, Фрэнк уверен в этом до сих пор, цепляется за эту мысль, верит в это, но того, что было до смерти... Того, что он, Фрэнк, с ним делал - нет. Наверное, нет.
И он не хочет рассказывать об этом Карен, не может - как не мог рассказать никому, даже с Билли не хотел об этом говорить, хотя Билли был там и не стал бы его осуждать, зная, что такое приказ.
Касл не хочет рассказывать об этом Карен - потому что даже если он начнет со слов "я просто делал то, что мне приказали", это никак не отменит все остальное.
Не отметит того, что именно он делал многое - а потом стоял и смотрел, как Роулин выстрелил Зубаиру в голову.

Шуновер смотрит на него с интересом, как будто в голову ему влезть хочет - как будто знает, о чем Касл думает в эту самую минуту, чего боится и о чем не хочет думать.
- Какая же вы дура, мисс Пейдж, - смеется он - зная, что Фрэнк сделает то, что ему приказано. Всегда делает.

- Я уже мертв, - скрежещет Касл, новым пинком опрокидывая Шуновера подальше от дверного проема.
Еще один шаг, еще один удар по дощатой двери сарая - в неровном свете качающейся на тонком витом проводе под самым потолком лампы лицо Касла все время в тени, не разглядеть ничего.
Дверь захлопывается с глухим стуком, отсекая тусклый поток света из сарая, оставляя Карен в темноте, полной лесного шума.
Фрэнк перешагивает через ноги Шуновера, напряженно следящего за ним, еще раз оглядывается, отмечая, что изнутри сарай кажется меньше, чем снаружи, отмечая легкие признаки фальш-стены, замаскированной приверченным стеллажом с инструментами.
- Хочешь вспомнить старое? - спрашивает Шуновер, неверно истолковывая задумчивость Касла. - То, чему научился в "Цербере"? У меня научился?
Касл мягко, почти ласкающе гладит спусковой крючок беретты полковника. Его указательный палец подрагивает, пульсирует в ожидании команды от мозга - какой-то доли миллиметра не хватает, чтобы боек соскочил и ударил по капсюлю, и когда он оборачивается к Шуноверу, тот смотрит в черное дуло беретты, а затем - в глаза Каслу.
Это и есть ответ, но Фрэнк все равно открывает рот:
- Я многому у тебя научился. И этому тоже.
И стреляет.
Во лбу Шуновера появляется аккуратная темная дыра размером с пятицентовик, его тело расслабляется у стены, за головой - будто безумный художник плеснул краской, кровь и частицы мозгов и костей на светлом дереве.
Фрэнк прячет беретту за пояс сзади, обеими руками хватается за неприметные выемки в краю фальш-стены, дергает - маскировка отъезжает в сторону по полозьям, гремит металлом. Касл последним рывком освобождает проход и замирает, будто ребенок перед рождественской елью, когда, отреагировав на движение, в этом узком потайном складе загорается холодное медицинское освещение, отражающееся на матовых, покрытых тонкой пленкой оружейного масла, металлических и пластметовых деталях новейших армейских игрушек: взгляд Касла выхватывает то тупорылый моссберг на креплениях, то спрингфилд под универсальный калибр с облегченным обвесом, перебегает с оптической баррет на изящный старомодный ремингтон, а в стороне уже требуют своей доли внимания безотказные дезерт иглы, хеклер и кохи, зиг-зауэры, но Касл смотрит на М4, М4, который был ему добрым другом все годы службы в Афганистане.
И шагает за ним.

0

9

Привычки спасают, когда на сердце пусто.
Карен в совершенство освоила это искусство, создавать маленькие привычки, нерушимые, которым следуешь день за днем, как будто выполняешь какой-то ритуал. Выйти в перерыв на ланч за кофе, пройти до конца улицы, пропуская две кофейни, и заходя в третью, с маленьким столиком у окна, с вырезками из старых журналов на стенах. Взять миндальное пирожное – одно, съесть его, сидя у окна, глядя через дорогу, на витрину цветочного магазина. Взять с собой стаканчик с кофе и медленно пойти обратно. Заглянуть в маленький книжный, притулившийся в подвале – спуститься по чугунным ступенькам, стараясь не застрять каблуками в их решетке, походить немного среди стеллажей. Взять, в итоге, какой-нибудь дешевый роман в мягкой обложке – это на вечер. Это еще один ритуал, помогающий справиться с вечерами в одиночестве. Читать эти бесконечные глупенькие истории, в которых все всегда хорошо заканчивается. Одной книги ей хватает на три вечера. Карен могла бы прочесть и быстрее, но зачем?
- Хорошего дня, милочка, - желает ей хозяйка магазинчика, стоящая за прилавком. Пододвигает круглую вазу с карамельками. – Возьмите конфету, мисс.
Это тоже маленький ритуал.
Хозяйка предлагает, Карен с улыбкой отказывается и уходит – в следующее ее посещение будет то же самое. И это хорошо, после всех событий, встряхнувших Адскую Кухню до основания – и ее жизнь встряхнувшую до основания, ей нужно что-то такое. Постоянное. Неизменное.
Что-то, что она может контролировать.

Да, наверное, это то, что ей нужно, контроль над своей жизнью, – думает Карен, проходя мимо сидящего на картонке бездомного, протягивающего к ней пластиковый стаканчик. Она останавливается, достает кошелек – тот, как всегда, затерялся где-то в глубинах сумки, между тысячью важных мелочей, без которых она не выходит из дома.
Еще одна попытка контроля. Пусть это мелочи, но из мелочей все и складывается. Сможешь контролировать себя в малом – учили ее в реабилитационном центре, куда она попала после трех лет грязи и ужаса – сможешь контролировать и во всем остальном.
- Минутку, сэр, - вежливо просит она бездомного, бросает на него извиняющийся взгляд.
Он с головой закутан в грязное одеяло, лица не видно.
Наверное, ей следовало бы носить в сумке листовки с адресами центров для бездомных, где им помогают восстановить документы, найти работу. Это было бы более эффективной помощью, чем та пара долларов, которые она могла дать.
А еще, возможно, ей следовало бы сосредоточиться на своей жизни, прежде чем мечтать помочь всем. Может быть, пора повзрослеть?

За этот год она нашла и потеряла друзей, нашла и потеряла что-то более важное, чем дружба, осталась, в итоге, одна – и, хотя жалеть себя совсем уж никуда не годится, иногда Карен все же жалела себя, но при этом решительно отвергала любую возможность уехать из Нью-Йорка. Перебраться в другой город. Сменить квартиру. Начать новую жизнь в новом месте, которое не будет так пропитано воспоминаниями.
Но что тогда у нее останется? Воспоминания – это все, что у нее осталось.
- Вот.
Она опускает два доллара в пластиковый стаканчик. Улыбается – улыбка выходит немного виноватой.
- Доброго вам дня, сэр.
Карен отдала бы свой кофе – но она уже сделала пару глотков. Кофе был сладким, с корицей и сиропом. Сладкий кофе, сладкое миндальное пирожное, сладкие обложки с девицами в объятиях неправдоподобно-мужественных парней – но есть такая горечь, которую не убрать, даже если собрать всю возможную сладость.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

0

10

[nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon]
Она как будто намеренно облегчает ему задачу - не меняет квартиру, четко следует привычкам, которые вот-вот станут его привычками: ходит одними и теми же маршрутами, в одно и то же кафе, одни и те же магазины, одними и теми же улицами. Будто зная, что он не смог справиться с этим желанием узнать, как она - как будто недостаточно видеть ее имени под газетными статьями.
Может, и недостаточно. Недостаточно видеть ее имя под статьями, которые все чаще затрагивают злободневные, острые темы, вызывают отклик и резонанс, как будто покойный Бен Урих благословил Карен на свой путь, благословил и отдал ей в руки свое знамя.
Касл помнит, что случилось с Урихом, как он закончил - и не хочет, чтобы это повторилось с Карен. Чтобы кто-то из тех, чье имя она раскрыла в своих статьях, о чьей деятельности написала, пришел к ней и убил ее.
Хорошее оправдание, думает Фрэнк тяжело и муторно, когда вообще позволяет себе об этом думать.
Хорошая причина, чтобы следить за ней - за единственной, наверное, в этом чертовом городе, кто никогда не был его врагом, врагом Карателя или врагом Касла.
Хорошее оправдание желанию увидеть ее - как будто дело только в том, что он хочет знать, что с ней все в порядке.
И она, будто зная это, ничуть не препятствует этому его желанию - одни и те же улицы, одни и те же места, даже одежда одна и та же, знакомая ему одежда.
Никаких вечерних выходов, дом - работа, вот это кафе, где она проводит обеденный перерыв, пара магазинчиков на углу, и еще книжный.
Никаких вечерних выходов, никаких развлечений. Никаких мужчин - даже Мердока.
И по вечерам никто не приезжает к ней, никто не остается на ночь - Фрэнку не приходит в голову, но, наверное, в толкоте и суете Большого Яблока Карен Пейдж не менее одинока, чем он сам.
Это его второе оправдание - она верила ему, рисковала ради него, она знает его, настоящего, знает о нем больше, чем многие из тех, кто бахвалится старым знакомством. И она не отворачивалась от него - и давала ему иллюзию, очень легкую, почти невероятную, что он не одинок. Может, оттого он и ходит за ней, оставаясь невидимым - может, хочет поделиться с ней этим чувством. Отдать взятое взаймы.

Она проходит мимо - Фрэнк кутается плотнее в серое шерстяное одеяло, колючее, пахнущее крысами и рекой. И, не сумев подавить первого порыва, протягивает картонный стаканчик с мелочью - идеальное прикрытие, люди в Нью-Йорке становятся глухи и слепы, когда речь заходит о бездомных, которых полно на улицах, в переходах, под мостами.
Глухи и слепы - он, наверное, мог бы не прятать лицо под кепкой в тени накинутого на голову одеяла, одной этой ауры бродяжничества хватило бы, чтобы его существование игнорировалось, но вот беда - копы частенько гоняют бродяг, а копы - не те ребята, которые пропустят Фрэнка Касла, если приметят его.
У Карателя до сих пор есть непогашенные долги перед городом - и тюремный срок, пожизненное, из которого он проторчал в Райкерсе лишь три дня.

- Спасибо, Карен, - говорит он негромко, когда она опускает в стакан монеты и желает ему доброго дня. Она и есть доброта - доброта, вот такая, ничего взамен не требующая, доброта, запах которой он все еще принимает за ее духи, что-то цветочное, медовое, яблочное, в ее голосе, в ее глазах.

Он отклеивается от бетонного угла здания, крышей царапающего небо, поправляет край одеяла. Под ногтями бетонная крошка, бетонная крошка и в швах джинсов, светлеет в бороде и отпущенных волосах - только если приглядеться, можно заметить, что это не бетон, а седина, но Фрэнк редко смотрит в зеркало, и редко придает значение тому, как выглядит, к тому же, это еще один способ маскировки: Каратель по-военному коротко стригся, брился как будто этого от него по-прежнему требовал устав, Карателя больше нет.
Серый бультерьер-полукровка, прихрамывающий на правую переднюю, бежит к нему от мусорных ящиков в глубине подворотни - молчаливый, внимательный, влажно смотрит на остановившуюся женщину, как будто угадывает в ней ту, кого они тут ждали.

- Могу я тебя проводить? - спрашивает Касл, как будто они на танцах познакомились - он столько времени провожал ее, когда она об этом не знала, даже не подозревала, что теперь его вопрос вязнет у него же на зубах, как конфета-тянучка, такой же нелепый.

0

11

- Фрэнк!
Она узнала его – тут же узнала, по голосу, по интонациям, по глазам… по всему, наверное. Карен так часто думает о нем, что узнает его, наверное, под любой маской. Карателя, или бездомного – не важно. Она прижимает ладонь к губам, пытаясь удержать улыбку, совершенно неуместную, счастливую улыбку. Потому что Карен рада видеть Фрэнка. Никогда, никого она не была так счастлива видеть, как его сейчас.
После того, как он убил полковника Шунновера, их пути разошлись, Карен думала, что навсегда. Каратель исчез, несомненно, к облегчению многих, и она была уверена, что он покинул город. Это было бы самым правильным. Но вот он – вот он, почти неузнаваемый со своей бородой, с сединой в волосах, и Карен тесно в границах той дружбы, которая, как ей кажется, их связывала. Хотя, были особые дни, вернее, наверное, были особые минуты молчания с Фрэнком, или, наоборот, минуты откровения с Фрэнком, когда ей казалось, что это больше, чем дружба. Что между ними связь. Особенная связь. Ниточка, тянущаяся от ее души к его душе. Эта мысль грела ее вечерами, когда она забиралась в кровать с чашкой горячего шоколада и книгой про вечную любовь. А вот сейчас, встретившись с Фрэнком, даже зная, что эта встреча не случайна (у Фрэнка Касла не бывает случайных встреч) она чувствует смущение.
Но все же, как же сильно она рада его видеть!
- Фрэнк! Глазам своим не верю. Господи… ты сумасшедший Фрэнк Касл, вот так разгуливать по Нью-Йорку среди бела дня.

Пес устрашающего вида побегает к ним, тычется головой в бедро Фрэнку, смотрит на него с вопросом. Карен тут же протягивает ему руку, ладонью вверх, знакомиться.
- Привет, - ласково говорит она. – Я Карен. А ты кто?
«А я с Фрэнком», - строго смотрит на нее псина.
Грязное одеяло, стаканчик с мелочью остаются на земле, наверняка, пяти минут не пройдет, это добро приберет какой-нибудь бездомный, Фрэнк же сейчас больше всего напоминает работягу из какой-нибудь автомастерской, или из доков. Их тут много таких, неразговорчивых, угрюмых, в неприметных, немарких куртках. Оживляются они только в субботу, заполняют спортивные бары, до хрипоты болеют за любимую команду. Хорошая маскировка. Очень хорошая.
- Пойдешь с нами, псина? Как зовут твоего друга, Фрэнк?

Ей хочется задать ему столько вопросов, столько ему сказать _ Карен знает, что не скажет и половины, просто не сможет, но кое-что, кое-что да, может сказать ему прямо сейчас.
- Я рада тебя видеть. Очень.
Они идут рядом, Карен высокая, для женщины, ей не приходится смотреть ан Фрэнка снизу вверх, но она все равно опасается смотреть на него слишком часто. Боится. У нее лицо – открытая книга, ей все так говорили, по ней все сразу видно. Так что Карен боится, что Фрэнк увидит по ее лицу, как сильно она в действительности рада его видеть, до сбившегося пульса и красных пятен на обычно бледных щеках. И это его, возможно, оттолкнет.
И он опять исчезнет.
Они только встретились, а Карен уже не может не думать о том, что он опять исчезнет. Может быть, даже сегодня – проводит ее до редакции и исчезнет. На год, на два года, на всю оставшуюся жизнь. Это заставляет ее поторопиться – может быть, сделать ошибку, но Карен согласна сейчас даже на ошибку. на что угодно, кроме той пустоты, которая есть в ее сердце, когда в ее жизни нет Фрэнка Касла.
- Послушай. Я могу уйти из редакции пораньше, может быть, встретимся у меня? Я живу все там же, никуда не переехала. И друга своего приводи, я найду ему что-нибудь посъедобнее объедков из мусорного бака.
Пожалуйста – хочется добавить ей. Пожалуйста, приходи, хотя бы ненадолго. Пообещай, что придешь, и у меня появится причина ждать этого вечера.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

0

12

[nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon]
Она не отвечает, будто он и не спрашивал, а он в самом деле боялся отказа - ждал, что она не захочет идти вместе с ним по улице, не захочет разговаривать.
Если ты сделаешь это, ты умрешь для меня, слышишь?
Он помнит, конечно, помнит - и он услышал, но все равно сделал по своему, а когда вышел из того сарая, ее уже не было, и хорошо, что ее уже не было, потому что Фрэнк чувствует это. То, что еще не имеет названия, но чему нет места между ними.
Но сейчас она рада его видеть, действительно, рада, этого не скрыть - и Касла будто волной омывает этой синевой и нежностью из ее глаз, и на короткое неприятное мгновение ему становится жаль, что он не сделал этого раньше, не заговорил с ней раньше, неделей или месяцем раньше.

- Агм, - Фрэнк не знает, что сказать, пока псина обнюхивает раскрытую женскую ладонь, но, воспитанная и деликатная, на этом останавливается, смотрит на Карен внимательно. - Никак. Пес. Я зову ее просто Пес. Она... леди.
Теперь, когда он говорит это, это и впрямь звучит странно - очень глупо, что это за имя такое, что это за имя для суки.
Пес смотрит теперь на него - Каслу кажется, что с осуждением.

- Это не моя собака, - торопится оправдаться Касл, когда они удаляются подальше от угла, где он бросил одеяло. Карен только что сказала, что рада его видеть - очень рада, и хотя это и так понятно, теперь, после ее слов-подтверждения ему не по себе от того, в какой восторг, какой-то детский, горячий восторг, как будто его наказали, но в последний момент отменили наказание, его это приводит.
- Не моя собака. Просто так вышло.
Он глубоко засовывает ладони в карманы, чуть сутулится - так меньше внимания привлекаешь, вроде того, ну и на Карен, конечно, больше смотрят - в нем ничего интересного, так, обросший не слишком-то опрятный мужик, таких здесь десятки по улицам таскаются, правда, днем не особенно часто. Обросший, мрачноватый, хромает слегка - да мало ли, может, докер на смену тащится, в Нью-Йорке равнодушие - это стиль жизни.
Пес трусит рядом, далеко не отбегая, но и не совсем возле ног - поводком Касл так и не обзавелся, не думая всерьез, что им - ему и Пес - это нужно, так что он ничуть не врет, когда говорит Карен, что Пес - не его собака.

Он ловит ее приглашение - чуть сбивается с шага, смотрит под ноги, на серый асфальт. Они тормозят на переходе в толпе других пешеходов, терпеливо ждут, когда загорится зеленый - Касл прячет лицо за козырьком бейсболки от камер на светофоре, и это избавляет его от необходимости отвечать. Инстинктивно он перестает хромать - Кертис обещает, что еще через пару месяцев хромота совсем пройдет, не так уж его и покоцали той дрелью в подвале, и у Фрэнка нет оснований не верить старому другу: как и Карен, Кертис повернут на помощи ближнему, кем бы этот ближний не оказался.
- В общем, у меня про то и вопрос, мэм, - негромко продолжает Касл. - Насчет псины. Мне бы уехать ненадолго, и я хотел попросить тебя поместить ее в передержку от своего имени. Ну и знаешь, присмотреть. Если что.
Это не его собака - но он вроде как взял на себя заботу о ней, не выгонять же ее теперь - и с собой не возьмешь.

0

13

Мэм.
Только Фрэнк ее так называет, еще с их первого знакомства – мэм. Это и очень официально, но, в то же время, Карен все время чудится за этим официальным обращением еще что-то. Что-то личное. Хотя, может быть, она просто выдает желаемое за действительное.
- Передержка – плохое место для леди, - замечает Карен, ее, конечно, очень волнует, куда собрался уехать Фрэнк.
Куда и зачем. И когда вернется. Желание знать о нем все ставит Карен в тупик, у нее нет никаких прав на Фрэнка Касла, между ними нет ничего, кроме – Карен на это надеется – искренней симпатии. Дружбы. Правда, она готова довольствоваться его дружбой, потому что что-то большее невозможно. Она же помнит, как Фрэнк говорил о своей жене, каким голосом он говорил о ней. Но даже если бы его сердце не принадлежало семье, погибшей семье, Карен не смогла бы предложить ему свое, не смогла бы дать что-то равноценное.  Потому что она не только Карен. Она еще и Кэрри. И в ней нет ничего, что сохранилось бы в чистоте. В целомудрии. И она не то, что нужно Фрэнку Каслу. Если бы он знал, чем она была – он бы не относился к ней так хорошо.

- Правда, Фрэнк. Оставь эту красавицу у меня, мы с ней как-нибудь поладим. Я буду с ней гулять, и ей будет у меня гораздо лучше, чем в тесном загоне. Что скажешь, милая? Поживешь у меня?
Собака, которая леди, смотрит на Карен недоверчиво, но Карен Пэйдж любит собак, она вообще всех любит, всех, кому нужна любовь.
Люди на них не смотрят – хочешь затеряться в Нью-Йорке, затеряйся в толпе. Но Карен хочет смотреть на Фрэнка.
Хотя бы недолго. Ей же много не надо – просто знать, что с ним все хорошо. Что Фрэнк Касл жив. Что он на свободе – это Мэтт может считать, что Каратель заслуживает правосудия в той форме, в которой оно существует. Карен так не считает.
Правосудие не спешило наказать тех, кто убил семью Фрэнка
Значит, правосудие не для Фрэнка Касла.
А, кроме того, от Мэтта эти рассуждения были особенно лицемерны, потому что теперь Карен знала, кто он. Знала, что Мэтт – Дьявол Адской Кухни, Сорвиголова. И почему тогда Каратель заслуживает тюрьмы, а Сорвиголова – аплодисментов?

Она хорошо помнит свои чувства, когда Мэтт открылся перед ней. Показал ей маску. Рассказал – очень многое рассказал. А она все не могла избавиться от неприятного чувства, что все эти признания слишком… запоздали. Мэтт – чего он хотел? Карен так и не поняла, чего он хотел. Ее возвращения, возвращения их дружбы? И то, и другое было одинаково невозможно.
- Приходи вечером, приводи леди. Я буду рада оставить ее у себя.
Еще и потому, что это будет означать, что Фрэнк когда-нибудь за ней вернется. Может быть. Но Карен рада любой надежде, даже самой призрачной.

Она уходит пораньше, долго торчит в супермаркете, с трудом соображая, что нужно купить, хотя у нее в руках список покупок. Потом стоит у плиты, облизывает обожжённые пальцы, потому что готовить она слишком умеет. Зато все проще с собачьим кормом. Карен запаслась и консервами, и сухим кормом, и каким-то совсем уж таинственным «лакомством для дружелюбных собак» Карен кажется, что леди – очень дружелюбная собака.
А потом она ждет.
Не знает, придет ли Фрэнк, но ждет. Она уже привыкла – ждать Фрэнка.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

0

14

[nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon]
- Плохое, - покладисто соглашается Касл. - Но все лучше, чем на улице.
К тому же, он не сомневается, что Карен найдет действительно хорошую передержку - не из тех, где вольеры больше напоминают крошечные клетки, а животные ранят лапы о металлическую сетку.
Но Карен предлагает даже больше - предлагает не просто поискать хорошую передержку и заняться этим вопросом, она предлагает оставить Пес у нее, обещает позаботиться о ней. Пес, как будто поняв, что разговор ее касается, подходит ближе, переводит внимательный взгляд с его лица на лицо Карен. Ему пришлось как следует помучиться, прежде чем он нашел место, где можно было держать собак - это обходится ему в лишнюю двадцатку в месяц, но того стоит, к тому же, с наличкой Фрэнк проблем не испытывает, среди трупов и луж крови, оставленных Карателем, как правило есть пара чемоданов - с порошком и с деньгами, первые Фрэнк любезно оставляет копам, вторые прибирает: это Нью-Йорк, детка, здесь все вертятся как умеют.
Будто составив какое-то мнение, Пес снова отбегает - сунуть нос в ворох газет в проулке на углу Пятой и Двадцать четвертой. Касл ее не дергает, относится с уважением  - к тому же, псина не тупая, не потеряется. Для бойцовой собаки - а в том, что Пес именно для этих целей и держали те ирландцы, сомневаться не приходится, стоит лишь как следует к ней присмотреться, к многократно порванным огрызкам ушей, к шрамам, рубцами проступающим сквозь короткую шерсть, к тому, как она хромает на переднюю правую, где чужие клыки повредили сухожилие - она вообще довольно смышленая, проблем не доставляет, а еще Фрэнк ценит в ней эту иллюзию того, что он не одинок.
Что есть, к кому вечерами возвращаться, ради кого заходить в круглосуточный магазин возле многоквартирного дома, пропахшнего сыростью и почему-то капустой, в котором снимают комнаты иммигранты и прочие обитатели Нью-Йорка, ценящие дешевизну и неприметность больше комфорта.
Так что нет, идею оставить Пес на улице он не рассматривает - и предложение Карен, конечно, как подарок.
Впереди вырастает здание, в котором располагается Нью-Йорк Бюллетень - Фрэнк пониже надвигает на лицо бейсболку, коротко улыбается из-под козырька, останавливаясь через дорогу.
- Тогда до вечера, мэм. У тебя уже перерыв закончился.
Она не говорила ему, сколько длится ее перерыв - как и не говорила свой адрес, но этого и не требуется: Фрэнк знает. И только много позже успевает подумать, что стоило хотя бы вид сделать - переспросить номер квартиры, уточнить улицу.
Карен переходит дорогу, входит в здание - светлые волосы, высокие каблуки, узкая юбка до колен. Касл еще какое-то время стоит, отвернувшись от камер дорожного департамента, дыша медом и яблоком, оставшимися напоминанием о встрече в городском смоге, а Пес терпеливо ждет.

Раз вопрос с собакой решился, он не считает нужным откладывать дела - получает расчет у бригадира на строительстве. Тот не так чтобы доволен, но здесь текучка - все время кто-то уходит, кто-то приходит, через пару дней они наверняка найдут нового парня на место Фрэнка - Пита, Пита Кастильоне, как его здесь знают - да и он сделал все, чтобы не завести ни с кем приятельства, так что даже обычных в таких случаях расспросов не следует: ну уходит этот неразговорчивый мрачный малый, пользующийся репутацией малость того, ну и черт с ним. С комнатой и того проще - хозяин мрачно предупреждает, что залог не возвращает и это проблемы Касла, что тот до конца месяца съезжает, но Фрэнк только плечами пожимает: не страшно. Ну, не страшно - так не страшно.
Все его пожитки умещаются в спортивную сумку, включая полупустой пакет собачьего корма и миску Пес.
Пожитки Карателя - то, что он забрал у Шуновера, то, что собрал сам - совсем в другом месте, и туда Касл лишний раз не суется, оплатив этот контейнер, куда свободно поместился внедорожник, начиненный оружием и боеприпасами, на три года вперед. Склад контейнеров находится в пригороде, за рекой - туда наверняка стаскивают барахло померших родственников со всего штата, аренда не короче, чем на год, так что Касл за оставленное там особо не беспокоится: люди вспоминают о таких складах, только когда им приходит напоминание о необходимости внести следующий платеж, и это кстати - чем меньше он кому-то будет на глаза попадаться, тем лучше.
Так что туда он намерен отправиться только после того, как собаку пристроит - а по пути к Карен делает небольшой крюк, закупается собачьим кормом, даже поводок и ошейник прикупает. Пес, конечно, псина сообразительная, но если Карен в самом деле собирается ее выгуливать, то пусть уж без проблем с копами обойдется.
Оставленная на улице перед зоомагазином, Пес тоскливо наблюдает, как Фрэнк выбирает поводок - но оживляется, когда он кидает в пакет к покупкам еще и ярко-желтый мячик. В его комнате грызть было особо нечего, даже если Пес и была бы не против - но вот за мебель Карен у него на сердце тревожно. В итоге у собаки вещей оказывается не меньше, чем у Фрэнка - но тут Касл большой беды не видит: он и относится к Пес скорее как к приятелю, чем как к питомцу, и это тоже, конечно, ничего хорошего о нем не говорит, да и ладно.

За всеми этими хлопотами перед домом Карен он оказывается, когда уже стемнело - это кстати, потому что на прошлой неделе над подъездом заменили систему видеонаблюдения и теперь Фрэнк внимательно разглядывает свои ботинки, протискиваясь с пакетом собачьих вещей через тяжелую дверь за каким-то пацаном со скейтом подмышкой. Пацан подозрительно косится на Касла, но тот с деловым видом останавливается перед почтовыми ящиками, Пес тоже не выказывает, что впервые в этом доме, так что пацан быстро скрывается в лифте со своим скейтом, отвлекаясь на экран телефона.

На этаже Карен пахнет чем-то вроде соуса к пасте - томатами, орегано, базиликом. Касл и Пес сглатывают слюну синхронно - Карен ничего не говорила об ужине, разве что обещала угощение для собаки получше объедков из мусорного бака, и Фрэнк напоминает себе, что на этаже несколько квартир, пахнуть может из любой из них: время ужина, запросто можно представить себе, как за одной из этих дверей, мимо которых он идет от лифта, садятся за стол под детские препирательства и обмен рассказами, как прошел день.
То, что у Фрэнка плотно ассоциируется с домом - такие вот разговоры, домашняя еда, базилик и чеснок, наверное, потому что так пахло в его собственном доме, там, где он вырос, и там, где сам был мужем и отцом.
Все еще размышляя об этом, он стучит в дверь Карен - она все же заменила дверь взамен той, растрелянной, - и стаскивает с головы кепку, перехватывая пакет, набитый кормом для Пес.
Псина воспитанно и смирно стоит рядом - для бойцовой собаки она и впрямь удивительно неагрессивна, наверняка, ее натаскивали только на других собак, как догадывается Фрэнк. Может, в доме с детьми такую держать и не станешь, но за Карен он не волнуется - Карен найдет подход к собаке, к кому угодно найдет. Разве что было бы неплохо, если бы Пес могла не дать Карен в обиду, раз уж Фрэнк собрался скататься по делам на несколько дней - но тут уж как повезет.
- Привет, - говорит Касл, опираясь на косяк, когда Карен открывает дверь.
Пес держится непринужденнее - заглядывает в квартиру, сперва переступая через порог передними лапами, затем аккуратно протискивается и всем остальным, задирает голову, глядя на женщину, вываливая темно-розовый язык, будто понимая, что какое-то время придется побыть здесь.

0

15

Конечно, больше всего Карен боится, что Фрэнк не придет. Не то, что он передумает, нет, но вдруг что-то помешает. Что-то случится – плохое. С ним очень часто случаются плохие вещи, с Фрэнком Каслом, с Карателем часто случается что-то плохое, и Карен места себе не находит, а когда раздается стук в дверь, подбегает к ней, открывает, даже не посмотрев в глазок, потому что тут же знает, чувствует – это он.
У Карен небольшая квартирка, обставленная разномастной мебелью, даже в лучшие дни Мэтт не мог ей платить много, но она постаралась, чтобы тут было уютно, добавила ярких подушек и цветных стаканчиков-подсвечников, а еще она забежала и купила собаке лежанку, но если той больше понравится диван – Карен знает, что возражать не будет. А еще она купила все для пасты и соуса к ней, хотела еще взять бутылку вина, потом подумала, что это совсем уж будет похоже на свидание, а у них не свидание и положила в корзинку несколько банок пива.
И совсем уж не стоило ей думать о том, как было бы здорово вот так каждый день. Заходить в магазин, покупать продукты. Готовить. Ждать, когда Фрэнк придет. Встречать его у двери. Неправильные это мысли, совсем глупые, детские фантазии.
Но в ужин она все равно всю душу вкладывает.
Потому что второго такого вечера может и не быть – это Карен хорошо усвоила. То, чего ты хочешь, и то, что получаешь, лежат в разных коробках. Но один единственный вечер может же стать исключением? Маленьким исключением?

Карен шире открывает дверь, пропуская Фрэнка и Пес, улыбается им обоим.
- Привет. Проходи!
Это уже Фрэнку, потому что Пес оказывается инициативной собакой, Карен очень хочется погладить ее, но это будет невежливо. Пусть привыкнет, а там они постараются подружиться.
В ногах у Фрэнка сумки, видимо, с вещами Пес и своими, и Карен внезапно пугается, что он только за этим зашел, отдать ей собаку, а сейчас повернется и уйдет.
- Ты… ты поужинаешь со мной? Я приготовила пасту. И есть яблочный пирог. И пиво.
Господи, она его как будто едой заманивает – с запоздалым ужасом думает Карен – как будто она вроде Пес, которая уже осваивается, сует везде любопытный нос, а потом, топает к дивану и лежанке, и, умница такая, выбирает лежанку.
- Какая воспитанная леди. Расскажешь про нее? Чтобы я знала, что она любит, какие у нее привычки.
ну, теперь она заманивает Фрэнка не едой, а разговорами о питомце, но это уже чуть лучше. Ненамного, но все же.

На самом деле, Карен хотелось бы знать все о Фрэнке. Что он любит, какие у него привычки. Осталось ли в нем хоть что-то, что не убила гибель семьи. Она помнит его улыбку на фотографии в кабинете Шунновера – широкую, добродушную, веселую. Хотела бы она хоть раз ее увидеть, хотела бы, чтобы он ей вот так улыбнулся. Но это, конечно, такие же мечты, как и те, которыми она приправляла соус для пасты. Он томится под крышкой на плите – по бабушкиному рецепту.
«Если встретишь мужчину, для которого тебе захочется готовить, то это оно самое», - говорила бабуля, и, конечно, звучит очень мудро, но Фрэнк не из тех мужчин, которые задерживаются где-то надолго. Не из тех, кого можно удержать вкусной едой и разговорами.
Да и Карен не та женщина, которой можно о чем-то таком мечтать. Не с ее прошлым. Хотя все закончилось, Карен все равно чувствует, как за ней тянется это – тень прежних дней, большую часть из которых она почти не помнит, но и того, что помнит – достаточно, чтобы ненавидеть себя.
Грязные квартиры, грязные матрасы, на которых она позволяла делать с собой отвратительные вещи - только чтобы получить дозу. И где-то, на чьих-то телефонах до сих пор видео с ней.[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

0

16

[nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon]
Это не правильно, то, как она его встречает, широко распахивая дверь, улыбаясь - и даже в голосе слышна радость. Не правильно и потому, что что-то в нем на это отзывается, что-то, что он считал умершим вместе с Марией, давно похороненным.
Что-то, что толкает его через порог, что не дает вычеркнуть Карен Пейдж из головы, из жизни.
И это в самом деле из ее квартиры пахнет соусом - а теперь он чувствует еще и запах яблочного пирога в духовке, и кидает быстрый голодный взгляд на кухню.
Она приготовила ужин - Касл не знает, насколько это в ее привычках, паста, и соус, и пирог, но редко видит, чтобы она по пути домой заходила в супермаркет на углу, а потом тащила нагруженные снедью пакеты, и подозревает, что это ради него. Для него она ушла пораньше и приготовила ужин - и ждала его, и сейчас рада его видеть.
Это плохие подозрения - и он успокаивает себя, надеясь, что дело в том, что они вместе пережили. Что ей приятно вспомнить о тех днях год назад - для нее это, наверное, многое значило, она поменяла работу, обнаружила, что у нее получается писать, создала себе имя на страницах Нью-Йорк Бюллетень. Они как однополчане, встретившиеся после возвращения домой, наконец находит для себя Фрэнк удобоваримое, не беспокоящее его сравнение. Для него война все еще не закончена, да и для нее тоже, судя по тому, о чем она пишет, но теперь они участвуют в разных операциях, в разных войнах, и сейчас она просто рада вспомнить, что осталась жива и наказала преступников, раскрыв все махинации Шуновера.

Пес уже нашла лежанку - устроилась на ней с довольным, как только собаки умеют, видом. Фрэнк ставит возле лежанки пакет, опускается на корточки, треплет псину за огрызками ушей - она могла бы показаться отталкивающей, с этими своими шрамами, рваными ушами, хромотой и молчаливостью, и Фрэнк чертовски рад, что Карен смотрит дальше отталкивающей внешности, и, наверное, не удивлен: она умеет это, у нее какой-то дар, видеть в людях то, что спрятано за фасадом. В людях, в животных, в паре слов, уроненных полуслучайным собеседником. Оттого она, наверное, смогла стать хорошим журналистом - очень хорошим, он читает все ее статьи, ни одной не пропустил, покупает газету постоянно, а не выуживает из мусорки, и даже не врубается, что его не столько колышет, о чем она пишет, а ее имя под убористыми колонками текста, и совсем нетрудно представить ее голос, читающий статью, как будто она ему это рассказывает, с ним делится.
Вот и сейчас - она хвалит Пес за воспитанность, спрашивает, что ей нужно знать.
Фрэнк трясет головой.
- Она тихая, очень спокойная. Не доставит тебе проблем, я надеюсь. Смотри, этот корм ее вполне устраивает, тебе не придется тащиться в магазин. И вот еще ошейник и намордник - она не любит, и мы с ней обходились без этого, но тут район получше, не хочу, чтобы у тебя неприятности были. И мяч...
Стоит ему достать мяч, Пес вскакивает на ноги, выражая готовность заняться этой игрушкой, купленной специально для нее.
- Чтобы не сгрызла тебе туфли, в общем.
Он случайно смотрит ей на ноги - она босиком, и это кажется Фрэнку внезапно очень эротичным. Глупо, конечно, он прежде никогда не ловил себя на мыслях о женских ступнях, и в общем-то, даже понимает, что к чему, просто слишком внезапно и с мысли сбивает, так что он отдает мяч Пес на растерзание, выпрямляется, старательно выкидывая мысли о ее босых ногах, узких голых ступнях, бледной коже и светлых овалах ногтей.
- Спасибо, что согласилась присмотреть за ней, - неуклюже заканчивает Касл. - И кстати, она редко лает, если беспокоишься о соседях.

У Карен в самом деле есть пиво - несколько банок из холодильника.
- Мое любимое, - неожиданно для себя признается Касл, дергая кольцо, плотно садящееся на палец - будто предохранительная чека. Ему бы не стоило, если он собирается за ночь оказаться в Мериленде, но пиво в самом деле его любимое, и холодное, самое то после жаркого дня, какими богат Нью-Йорк. Ограничься одной банкой. Ограничься одним ужином. Ничего страшного не произойдет.
Пес, до сих пор дремавшая, уложив голову на обслюнявленный мяч, приподнимается, когда Карен открывает кастрюлю на плите - из-под крышки вырывается насыщенный дух приправ и помидоров, только Фрэнк все равно чувствует ваниль и мед, цветы и яблоко, и дело даже не в пироге.
Он тоже оборачивается на запах, отставляя пиво, смотрит на кастрюлю - ему не хватает этого, как же ему этого не хватает. Не соуса к пасте, не холодного пива, конечно, и в Адской кухне он знает как минимум три забегаловки, где подают очень даже сносный яблочный пирог к бесплатному кофе, сколько выпьешь, так что он не об этом - а о том, что кто-то ждал его и приготовил ужин, чтобы поужинать вместе, вот этого ему не хватает.
Дома, наверное, как сказал бы Шуновер - и добавил бы это "сынок", в которое Фрэнк до последних дней верил, как будто полковник Рэй Шуновер в самом деле был ему как второй отец.
- Пахнет розмарином, - говорит Фрэнк первое, что приходит в голову - просто чтобы не молчать, не смотреть молча, и улыбается, коротко, как с выцветшей фотографии. - И базиликом, да? Любишь итальянскую кухню?
Если подумать, у них совсем нет тем для разговоров - если подумать, его вообще тут не должно быть, и даже Пес не причина. И если Касл понимает, чего ему не хватает - пусть не полностью, пусть вот так, отрывками и кусками, то с ней-то что не так. Почему она сидит в четырех стенах вечерами и готовит трудоемкие блюда, радуясь даже такой сомнительной компании для ужина, как полузнакомый мужик с проблемами, в том числе и для окружающих.
- Давно виделась с Мердоком и тем его смешным дружком, как его, Нэльсон? Язык у него подвешен что надо, для адвоката самое то.

0

17

- У меня и для тебя кое-что есть, Пес, я же обещала…
Карен вываливает в миску собачье рагу, написано, что в нем 80 процентов мяса, Карен в собачьем корме не разбирается, но надеется, что это неплохо. В магазине ее уверили что собаке понравится. Карен очень хочет, чтобы Пес  у нее понравилось.
По правде сказать, ей хочется, чтобы Фрэнку у нее понравилось.
Она ставит перед ним тарелку, накладывает себе, и это как-то совсем по-домашнему, то, как они сидят за столом. И Карен и себе пиво открывает – его любимое, так он сказал. Карен запоминает это, она с жадностью запоминает все, что касается Фрэнка Касла, даже сама себе не может объяснить эту жадность. Он больше не подзащитный «Мердок и Нельсон». Она больше не пишет статьи о Карателе. Но все равно ей важна любая мелочь. Как он сидит за столом, как смотрит на Пес…
- Розмарин, базилик, чеснок, - подтверждает она. – Немного черного перца. Бабушка во все добавляла красный, так что ее итальянская кухня была похожа на мексиканскую, я более консервативна.
И не знает, что любит Фрэнк Касл.
- А тебе нравится итальянская кухня?
Пес нравится собачье рагу, она вылизывает миску, смотрит на Фрэнка довольно, как будто говорит – хорошее место и кормят вкусно, это мы удачно зашли. Потом подходит к ним и кладет голову на колено Фрэнка.
Они похожи – и Карен думает, что не только Пес будет скучать по хозяину, но и Фрэнк будет скучать по собаке.
Она осторожно гладит попятнанную шрамами голову – собака не возражает.
- Все будет хорошо, детка, - говорит она Пес, но в общем, и Фрэнку тоже. - Тут рядом есть сквер, мы будем там гулять.
Гулять – на морде Пес появляется мечтательное выражение – гулять.

Паста и соус к пасте удались, даже бабушка была бы довольна, в итоге Карен оказалась хорошей ученицей, кто бы мог подумать. Даже Нэльсон, любитель вкусной еды, любил стряпню Карен, когда она приносила на работу свои пироги.
- Нэльсон нашел хорошую работу, уверена, у него все получится, он действительно очень умный, хотя люди не всегда воспринимают его всерьез. Мэтт… Мердок – я ничего о нем не знаю.
Кое-что знает, что Мэтт – Сорвиголова. Но это не ее секрет.
Конечно, она была удивлена. Мягко сказать – удивлена, ошарашена, но, по разочарованию на лице Мэтта она поняла, что тот рассчитывал на какую-то иную реакцию.
Но что невозможно – то невозможно, и Карен сожалела только о том, что им не удалось сохранить дружбу, им, всем троим. Ей этого не хватало. На новой работе она одинаково приветлива со всеми, но дружбы так просто не складывается. Карен это понимает. Нужно, чтобы было доверие, желание заботиться, общие воспоминания. Дружба – это почти любовь, а иногда лучше, чем любовь, вот как она думает.
И еще думает, что хотела бы стать другом Фрэнку. Раз уж все другое для них невозможно.
- Ты правда уезжаешь на несколько дней? Или сказал так, чтобы Пес не сильно скучала?
Карен подцепляет вилкой пасту с соусом, ест – с удовольствием, чувствуя вкус специй, томатов, она специально покупала в отделе органических продуктов, другие дешевле, но вкуса у них нет совсем.
Если ему нравится паста – думает Карен – она приготовит в следующий раз с грибами. Или что угодно. Только бы у них был этот следующий раз.

За окном горят фонари, желтый электрический свет просачивается через опущенные римские шторы, подсвечивает их – ей следовало бы купить красивые плотные шторы, возможно, с цветами, в спальню так точно.
Потом она думает о Фрэнке в ее спальне, на ее кровати, откуда вдруг такие мысли? Краснеет, опускает взгляд в тарелку. Сразу становится жарко.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

0

18

[nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon]
- Моя бабка была чистокровной итальянкой, - пожимает плечами Касл. - Лет до десяти о чизбургере я мог только мечтать, как и о сэндвиче с арахисовым маслом, но что касается пасты - ее мы ели постоянно, и да, у меня не было шансов, мне пришлось полюбить итальянскую кухню.
Пес тяжело кладет голову ему на колено, Карен наклоняется погладить собаку по голове - у нее длинные пальцы, и Пес тяжело довольно дышит под этой лаской, жмурясь, и ее короткий хвост стучит по ножке стола.
Это правда похоже на дом - в том числе и то, как Карен ставит перед ним тарелку, подает вилку, стакан, пачку салфеток... Не потому, что он сам не может - или там требует обслуживания, но потому что он гость, она пригласила его на ужин, и вот они ужинают, и Фрэнку приятно это - то, что он приглашен, и что она его ждала, и теперь хочет накормить.
Два приглашения ему не нужно - он и не такое может съесть, а паста у Карен в самом деле не хуже, чем его бабка готовила, а соус пряный, острый и наполненный вкусом, и Фрэнк не замечает, как опустошает тарелку под рассказ о Франклине Нэльсоне и Мэттью Мердоке, только раз поднимает голову, когда она говорит - ничего не знаю.
Он не удивлен - он не видел ее с Мердоком, и это к лучшему, думает Фрэнк - потому что Красный тоже опасен, опасен для нее. Не больше, чем Каратель - но и ненамного меньше, и врагов у него ненамного меньше, чем у Карателя, а значит, ему тоже стоит держаться от Карен подальше.
Как ты держишься, спрашивает Касл сам себя - и это неприятная мысль, неприятная и напоминающая, почему ему стоит валить, почему нельзя привыкать в таким вот вечерам.
Она попала в большую беду, когда взялась за его дело и поверила ему в прошлый раз - отморозки Шуновера хотели ее убить и убили бы, если бы Фрэнк не вмешался, и где гарантия, что нечто подобное не повторится?

Касл отпивает пива, запивая острый соус - по-настоящему, действительно острый, ничего не говорит о Мердоке - не говорить же, в самом деле, что это хорошо. И больше ни о чем не спрашивает - не спрашивает, что пошло не так. Может, потому что не хочет знать.
Не хочет, но, наверное, уже догадался.
То, что ему нравится Карен Пейдж - это ничего. Он сумеет с этим справиться. Куда хуже, что он ей нравится - а он нравится, он же видит. Вот сегодня, сейчас, особенно - как будто не хватало этого ужина, чтобы до него дошло.
Этого ужина, пасты, яблочного пирога - только бутылки вина нет, чтобы это совсем неправильно выглядело.
Касл не представляет, чем и почему - почему он ей нравится: она про него много знает, да и в зеркало он все же иногда смотрит, но знает, что не ошибается. Видит это в том, как она отводит взгляд, в том, как сидит, развернувшись к нему - интересно, она сама в курсе, сама понимает, что выдает себя?
Нужно уходить, понимает Касл. Немедленно. Немедленно уходить, как бы это ни выглядело - пусть даже бегством.

Он одним глотком допивает пиво, отыскивая взглядом куртку и бейсболку.
- Правда уезжаю. Правда, не знаю пока, когда вернусь. Я оставлю тебе немного денег - ты удивишься, как много она ест, - договаривает вставая, и тут же оборачивается к входной двери, и Пес тоже вскидывает голову, а в следующую минуту в дверь стучат.
Сегодня у Карен Пейдж приемный день.

0

19

В дверь стучат, и Карен замирает за столом, и только через несколько секунд аккуратно, бесшумно кладет вилку на край тарелки, как будто боится выдать себя шумом, или движением.
Пес – умница – не подает голос, только смотрит на Фрэнка, ожидая от него команды. Карен тоже смотрит на Фрэнка, вопросительно, испуганно и чуточку виновато.
- Я никого не жду, - тихо говорит она.
И хочет предложить совсем глупое, совсем детское – давай не будем открывать дверь. Давай притворимся, что нас нет. Потому что, кто бы ни пришел, кто бы ни стоял сейчас за дверью – он разрушит что-то очень важное. Что-то очень хорошее... уже разрушил, потому что Карен внезапно понимает, как неуместна эта паста, и пирог в духовке, и бабушкины салфетки, которые она достала, просто потому, что они красивые. Просто потому, что создают уют, просто потому, что ей хотелось, чтобы Фрэнку у нее понравилось.
Очень глупо.
Карен прикладывает ладони к горящим щекам, идет к двери, накидывает цепочку – вряд ли она спасет хоть от чего-то, но это дает ей лишних несколько секунд, прежде чем повернуть замок.
- Привет, - говорит ей Мэтт Мердок.
Очки, белая трость, безупречный костюм – такой знакомый Мэтт, но вот же, она не слишком рада его видеть. Вернее, рада, была бы очень рада встретиться с ним и поболтать по-дружески, по старой памяти, но не сегодня. Не сейчас.
- Привет, - отвечает она, снимает цепочку и открывает дверь, но не предлагает зайти.
Пес, видимо, считает, что это уже ее квартира и ее женщина, так что подходит к порогу и садится рядом. Карен чувствует ее горячий бок босой ступней.
На лице Мэтта что-то вроде настороженного недоумения.
- Ты завела собаку?

Карен знает, как хорошо Мэтт чувствует все происходящее, что отсутствие зрения он компенсирует другим. В первое время ее удивляло, что он чувствовал ее появление еще до того, как она входила в контору, замечал, если она меняла духи, по изменившейся походке догадывался о настроении. Потом приняла это как должное. А потом узнала, что Мэтт – Сорвиголова, и поняла, что ничего о нем не знает. Тут же вспомнила, как помогала ему играть в бильярд, оказывала тысячу мелких услуг, стараясь окружить его заботой. Стало стыдно. Может быть, еще и поэтому их общение само собой прекратилось, в присутствии Мэтта Карен чувствовала себя смущенной и, пожалуй, обманутой.
- Да. Это Пес.
Да, я Пес – молча подтверждает Пес и строго смотрит на Мэтта. Дескать, а ты кто, и не будешь ли претендовать на рагу и мячик.
- Паста и яблочный пирог? У тебя все хорошо, Карен?
Карен знает, что Мэтт не может видеть выражение ее лица, но все равно нервничает – какая-то странная встреча, странный визит и странные вопросы. Она благодарна за заботу, правда благодарна, но подбирает слова, чтобы попросить Мэтта зайти в другой раз.
- Да, все хорошо, послушай, Мэтт.
- Прости, Карен, я не подумал, что у тебя свидание, я помешал?
У меня не свидание, хочет возразить Карен. Это не свидание, и, да, ты помешал, прости, но ты помешал. Она стоит на пороге, сквозняк трогает голые ноги под юбкой, чувствует себя просто ужасно, в жизни не была в такой ситуации. И конечно, она хочет скрыть от Мэтта тот факт, что сегодня у нее ужинает Фрэнк Касл. Тот самый Каратель, о котором Мердок говорил, что он заслуживает тюрьмы, что он убийца.
Тогда это казалось Карен излишне жестоким, сейчас – лицемерием.
- Давай позже созвонимся, хорошо? – нервно просит она.
Больше всего на свете Карен Пэйдж не любит разочаровывать людей. Говорить им «нет». Это, конечно, не касается ее работы, там мисс Пэйдж может быть другой, въедливой, дотошной, настойчивой – упрямой, если надо. Но в обычной жизни она чувствует себя несчастной, если кто-то несчастен по ее вине.
- Да, да... прости, очень глупо с моей стороны. Вот. Прости, это тебе.
Цветы. Пятнистые орхидеи, каждый цветок с ее ладонь. Слишком дорогой подарок – для дружеского жеста.
- Спасибо, Мэтт, мне жаль...
Карен оглядывается на Фрэнка – глазами его просит не уходить так быстро – Мэтт как будто чувствует ее взгляд, поворачивает голову в ту же сторону, и на его спокойном лице внезапно отражается целая гамма чувств.
- Фрэнк Касл! Какого дьявола ты тут забыл?! Карен, ты в своем уме?
Это так грубо, так неожиданно грубо, что Крен ахает и отступает, делает шаг назад а Мэтт тут же делает шаг вперед.
Пес негромко, но предупреждающе рычит.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

0

20

[nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon]
Фрэнк не шевелится, даже не дышит - он-то хорошо знает, на что способен Мердок, - разве что чуть сгибает ноги, готовясь на всякий случай к драке, потому что с Дьяволом Адской кухни они не друзья, несмотря ни на что совсем не друзья, но все это напрасно, и он не удивлен, когда Мердок все же угадывает его присутствие, даже узнает его - как?
Он слеп, по-настоящему слеп - как он узнал его, или за Каслом до сих пор тянется запах оружейной смазки и подсохшей крови?
Мердок захлопывает за собой дверь, но не бросается вперед - Карен, стоящая у порога с букетом, по-прежнему выглядит виновато, и Каслу кажется, что виноватой она чувствует себя из-за него, из-за него в своей квартире - виноватой перед Мердоком.
Это так мучительно нелепо - и лицо у Мердока такое искренне рассерженное, не то что его обычное нейтрально-дружелюбное выражение легкого интереса, и Касл сразу догадывается и еще кое о чем, вот по этому выражению лица Мердока, по букету ярких орхидей в руках Карен.
Дурной выбор, думает он мельком. Слишком яркие цветы - яркие и аляповатые, экзотические и пахнут слишком резко, совсем не те цветы, не цветы для Карен.
- Остынь, я уже ухожу, - бросает он резко, подбирая с дивана куртку и кепку - это не Мердок помешал, это он тут лишний.
Он все равно собирался, так какого черта так злится теперь - и все равно злится, нахлобучивая кепку.
Пес, должно быть, приняла предложение остыть на свой счет, потому что умолкла, но по-прежнему держится возле ног Карен, не отходит. Это хорошо, это радует Касла - по крайней мере, она не останется совсем одна.
Мердок ведет головой за ним, как будто видит - не притворяется даже. Фрэнк подбирает свою сумку - разумеется, Мердок и не подумал о нее споткнуться - берется за дверную ручку.
- Спасибо, Карен, - звучит как-то плоско, совсем не так, как должно - но может, и к лучшему.

Мердок нагоняет его в паре кварталов, Касл по-прежнему не удивлен.
- Почему ты все еще в городе? Почему не уехал куда-нибудь? Ты мертв, зачем торчать в Нью-Йорке? - спрашивает Мердок, с легкостью поддерживая темп, взятый Каслом.
- Это не твой город, - огрызается Касл, - и ты же спрашиваешь не об этом, да? Ревнуешь, Красный?
Сукин сын пропускает подачу, даже не дергается - если он и удивлен, что Фрэнк тоже умеет копать и мыслить логически, то вида не подает:
- Карен - мой друг, я не хочу, чтобы она пострадала.
Касл останавливается, смотрит на него исподлобья.
- Я не трону ее, ты это знаешь.
- Я не о тебе, - пожимает плечами Мердок, за черными очками, кажется Каслу, он прячет куда больше, чем глаза. - Я о тех, кто идет за тобой, Фрэнк.
Собственное имя сейчас звучит чужим, сукин сын говорит именно о том, о чем не может не думать сам Касл - о том, что Карен может попасть в беду, если ее свяжут с Карателем.
Если Каратель с ней свяжется.
Но он слишком упрям, чтобы уступить Мердоку - уступить Сорвиголове: они не друзья. Совсем нет.
- У тебя не меньше врагов, Красный, - замечает Фрэнк.
Трущобный кот, таща в зубах крысенка, проскальзывает мимо и прячется в тени мусорных баков. Вдали раздается заунывный вой полицейской сирены, с реки тянет сыростью и туманом - нью-йоркский вечер во всей красе.
- Но я буду рядом, если ей понадоблюсь, пока ты выслеживаешь очередного наркобарона в трех штатах отсюда, - кивает Мердок на сумку на плече Касла. Мысли он что ли читает, с тоской думает Фрэнк.
Хмыкает, трясет головой - дурной какой-то разговор.
Разворачивается, но напоследок все же роняет вскользь:
- Так себе цветы, Красный. Совсем не для Карен.
- Ты просто плохо ее знаешь, - куда тише говорит Мэтт - и ускоривший шаги Касл его не слышит.

0

21

У Мэвис день рождения и они заканчивают пораньше, сдают колонки в верстку, подписывают страницы и с чистой совестью заказывают пиццу, а Мэвис достает какую-то невероятную синюю текилу, утверждает, что ее гонит сосед по лестничной площадке, аргентинец, и это просто улет, ребята, просто улет.
И это действительно просто улет, и Карен, которая хотела уйти после первой рюмки, планируя подольше погулять с Пес в сквере – она большая собака, ей нужно больше бегать – незаметно для себя остается на вторую, потом на третью, и да, ей хорошо. Неожиданно хорошо и легко среди всех этих людей, которые делают одно с ними дело, и когда она, все же, садится в такси, голова у нее немного кружится – может быть, от выпитого, а может быть, от хорошего вечера. И она улыбается своему отражению в стекле, темному, прозрачному, как будто размытому. Улыбается огням Нью-Йорка. Его она тоже любит, полюбила с первого дня, когда сошла с поезда и сразу же сказала себе, что не ошиблась. Они подружатся – она и этот город.
Так и вышло – уверена Карен, улыбается таксисту, расплачиваясь с ним, кивая на пожелания хорошего вечера – так и вышло.
Пес хочет гулять.
Пес уверена, что Карен могла бы вернуться пораньше.
Собака, конечно, разговаривать не умеет, но Карен кажется, что все это написано на морде Пес. Она все понимает, Карен в этом уверена, и что такого, что она  разговаривает с собакой? Пес скучает по хозяину, Карен пытается ее развеселить.
Карен, конечно, тоже скучает.

- Все, все, идем, - оправдывается она перед собакой, переобуваясь в туфли без каблуков, пока Пес тащит в зубах свой поводок.
Прихрамывает, бьет обрубком хвоста, вся – сплошное нетерпение.
- Честно, Пес, не так уж я и задержалась, и обещаю, ты получишь компенсацию, погуляем, и я дам тебе вкусное.
Вкусное – это Пес тоже понимает. Она открыла для себя прелести собачьего рагу, собачьей ветчины, индейки в соусе и нежного ягненка, тоже в соусе, и в восторге. Вопреки опасениям Фрэнка туфли Карен в идеальном состоянии, как и диван.
Чего нельзя сказать о самой Карен, слишком уж у них скомканным вышло прощание.
еще хуже был разговор с Мэттом, на следующий день.
- Влюбиться в Касла, Карен, самое глупое, что ты можешь сделать, - прямо заявил он, безошибочно наливая себе в чашку с кофе сливки.
- Я не влюблена, - попыталась возразить она, и Мэтт усмехнулся, правда, как-то не весело.
- Пульс, Карен. У тебя сердце колотилось как сумасшедшее. А, кроме того, я знаю твой запах. Я знаю, как пахнет женщина, которая хочет мужчину. И ты его хотела.
На это ей нечего возразить, она только неприятно поражена тем, что ее тайна так легко раскрыта. Карен  опустила голову, спрятала покрасневшее лицо за волосами.
- Самое опасное, Карен, что ты ему тоже нравишься, - мрачно сказал Мэтт, и, заронил в сердце Карен надежду, которой там раньше не было. – Прошу тебя, держись от него подальше.

В сквере пусто, среди чахлых деревьев, на скамейках нет никого, и Карен отпускает Пес побегать. Кидает ей палку, та довольна, носится огромными прыжками, выплескивая всю неизрасходованную энергию, лает… За сквером пустырь, который вроде бы начали застраивать и даже пригнали пару строительных вагончиков, но на этом все – так что Карен не мешает Пес беситься и лаять, собака и так ведет себя идеально весь день, никаких жалоб от соседей.
И когда они вернутся – Карен знает, что будет делать. Накормит Пес, ляжет в постель, и будет думать о Фрэнке Касле.
Уснет, думая о Фрэнке Касле и тех словах, которые сказал ей Мэтт. О том, что она ему тоже нравится. Теперь в спальне плотные шторы, и на смену девичьим простыням в неброский узор пришло темно-фиолетовое белье с красным узором, и на ней теперь чулки – Карен сама не замечает, как подгоняет свою реальность под свои фантазии. Фантазии о Фрэнке, заменяет одно другим, увлеченно, с нездоровым фанатизмом. Не задумывается и о том, зачем держит в холодильнике его любимое пиво вместе с бутылкой хорошего красного вина – вернее, не хочет думать, убеждая себя, что это никак не связано с тем, что сказал ей Мэтт.

- Все, Пес. Пойдем, - зовет она собаку. – Давай, милая, пора возвращаться.
Все-таки не стоило ей так много пить – думает она, разыскивая в сумочке ключи. Она вообще много лет не пила, совсем не притрагивалась к алкоголю, даже пиво себе не позволяла. Боялась. Но потом успокоилась – с ней все хорошо. Никаких возвращений Той Самой Карен. Никаких. Мертва и похоронена.
Теперь она хорошая девочка. Все так. Хорошая, правильная девочка и каждый день благодарит бога за то, что он позволил ей такой стать.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

0

22

[nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon]
Что-то в походке Карен его настораживает - ничего такого, просто обычно она деловита, а сейчас будто задумалась о чем-то, неторопливо возвращается к дому, ведя Пес на поводке, роется в сумочке в поисках ключей.
Это выдает в ней приезжую - эта неторопливость, потому что Нью-Йорк воспитывает совсем другую походку, совсем другой ритм. Обычно Карен легко вписывается, но не сегодня, и эта чуждость, внезапная, неожиданная, его волнует, не беспокоит, а именно волнует, как волнуют мысли о Карен - мысли, которых не должно быть.
Поэтому он без предупреждения - чтобы не дать себе никакого шанса, не дать шанса новому ужину, домашней еде, красивым салфеткам. Все дело в одиночестве, думал он, уезжая - и Карен Пейдж и так слишком много в деле Карателя, чтобы это на самом деле было для нее безопасно. Красный прав, хочет Фрэнк того или нет, прав, когда говорит о том, что она может пострадать - и вот этого Фрэнк уж точно не хочет, не хочет рисковать ею только из-за того, что чувствует себя одиноким.
Это его проблема, а не проблема Карен, и он решает эту свою проблему, точнее, пытается решить - барменша в баре придорожного мотеля, неподалеку от того города, где у него были дела, миловидная брюнетка, конечно, брюнетка. С хорошим чувством юмора и маленьким сыном, с которым Фрэнк почти поладил - Фрэнк чувствует себя ублюдком, настоящим ублюдком, когда на него выходят местные копы. Не из-за того, что ему приходится свалить до того, как ниточки потянулись к его настоящему имени, а из-за облегчения, которое он чувствует, когда ему приходится свалить.
Свалить и вернуться в Нью-Йорк.
Чужая постель не спасает от одиночества, дарит лишь мимолетное, фальшивое чувство сопричастности другому человеку - Фрэнк заверяет себя, что и Карен не панацея, но что-то в нем не верит этому, не хочет этому верить.
И он возвращается - к ней.

Первой его замечает Пес - рвется с поводка, коротко лает, когда он подходит ближе. Желтый пролитый фонарем над подьездом свет окрашивает волосы Карен в оттенок теплее, чем Фрэнк помнит, зато глаза у нее такие же синие, когда она разворачивается, роняя натянувшийся поводок.
Пес бежит к нему, прихрамывая - она узнает его, несмотря на то, что он избавился от бороды и пострижен по-военному коротко: опять уйдут месяцы на отращивание маскировки, зато с тем человеком, который был в Неваде, никто не свяжет.
Фрэнк останавливается, когда собака налетает на него, поднимается на задние лапы, кладет передние на ребра, поскуливает, прикусывает ему ладонь, когда он треплет ее по шее. Касл не сомневается, что ей было хорошо у Карен, что Карен заботилась о псине как следует, потому что в ней - в Карен - есть этот дар, чудесный дар, отдавать, но его греет то, как встречает его собака - не его собака, просто так вышло.
Не его собака, когда первый момент восторгов проходит, спускает лапы на асфальт, оборачивается на не его женщину, ждет чего-то.
- Привет, Карен, - говорит Фрэнк, выходя под фонарь, хотя даже по реакции Пес Карен должна была понять, кого принесло к ее дому. - Я вернулся. Сильно она тебя напрягала?
Пес, как будто зная, что речь о ней, возмущенно зевает, короткий хвост рубит воздух, стучит по колену Касла.
В Карен есть этот чудесный дар - отдавать, и Фрэнк не знает, сможет ли вернуть все, что уже взял, не знает, может ли взять больше.
Имеет ли право.

0

23

Когда Пес натягивает поводок, дергается, заходится чистейшей радостью – Карен сразу понимает, что вернулся Фрэнк, еще даже не разглядев его, не узнав в темноте. Это неожиданно – хотя она ждала. Каждый день ждала, невольно вглядываясь в лица на улице, и пару раз воображение играло с ней дурную шутку, ей казалось, что она узнала Фрэнка, а уже через пару мгновений понимала, что ошиблась...
Она отпускает поводок, ждет, когда Пес поздоровается с хозяином. Они подружились, но Карен не в претензии – это же Фрэнк. Может на даже немного завидует Пес, той можно счастливо скулить, прыгать вокруг Фрэнка, можно показывать как она рада – безмерна рада его возвращению. Карен тоже очень рада, но между ними как-то не заведено ничего, кроме «привет». Их вряд ли можно назвать даже друзьями, но Карен не может, да и не хочет выкинуть из головы слова Мэтта, о том, что она нравится Фрэнку. Особенно сейчас не может, когда он пришел.
Живой. Сбривший бороду. Похожий на того Фрэнка Касла, прежнего, с которым она часами разговаривала а больничной палате. Пыталась понять его, пыталась понять, как ему помочь, и сама не поняла, как так случилось. Как вышло, что все остальное отошло на второе место...

- Привет, - отвечает она, улыбается, как она может не улыбаться, когда он пришел, или делать вид, что ей все равно?
Она плохо притворяется, совсем не умеет, а с Фрэнком и не хочет притворяться.
- Нет, нет, совсем не напрягала. Нам с Пес было весело вместе, да, девочка?
Пес всем видом показывает что да, было весело, даже лижет ладонь Карен, но тут же жмется к Фрэнку. Дескать, никаких обид, мы подружки, но сама понимаешь...
Карен понимает.
- Но она все равно по тебе скучала.
«Я тоже», - добавляет она мысленно. – «Я тоже очень скучала по тебе, Фрэнк, и очень боялась, что ты не вернешься».
Свет от фонаря падает желтой лужицей у их ног, она смотрит, смотрит, как заколдованная – на него смотрит, потом спохватывается и отводит взгляд – смотрит на ключи. Она все же нашла ключи и вытащила их из сумочки, и сама не заметила как. Наверное синяя текила оказалась крепче, чем она думала. Или ее тоска по Фрэнку, подпитываемая новыми мыслями о нем оказалась крепче, чем она думала.

- Зайдешь? – спрашивает она, открывая дверь, Пес тут же протискивается в подъезд, нетерпеливо смотрит на них – ну, что вы там, скоро? Пес, наверное, хочется показать Фрэнку свои новые игрушки. Карен хочет показать Фрэнку свою спальню и себя, всю себя, а о том, как все это уместить в его жизнь, в ее жизнь, они подумают потом. Но если Мэтт не ошибся, они найдут способ.
- Ненадолго... пожалуйста.
На этот раз у нее нет ни пасты ни яблочного пирога – нечего предложить, да и с разговорами у них в прошлый раз не очень получилось, пришел Мэтт. И он, наверное, и так собирался зайти, забрать Пес и ее вещи, но она сейчас о другом, и Карен надеется, что и он, может быть, пришел не только за собакой. Может быть, чтобы ее еще раз увидеть?
Мэтт предупреждал ее, но Карен сейчас не помнит его предупреждений. Да даже если бы все вокруг кричали ей, что она поступает глупо, неосторожно, необдуманно – она все равно открыла бы для Фрэнка дверь. Каждый раз, когда он постучится – она откроет, сейчас Карен в этом уверена.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

0

24

[nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon]
Пес прыгает уже в подъезде, крутится нетерпеливо, явно не понимая, чего они медлят.
Чего Фрэнк медлит.
А он медлит, стоит под фонарем, пока мимо лениво проскальзывает такси, притормаживая перед поворотом и подмигивая габаритами, окрашивая красным щеки и губы Карен - он задерживает взгляд на ее губах, шагает ближе.
- А. Ну да. Да, зайду, - стягивает с головы бейсболку, уже в подъезде, пользуясь тем, что лампочка опять не то перегорела, не то кем-то вывернута, хотя район здесь не из плохих. Завтра уже починят, это тебе не Адская кухня - но пока он может особенно не прятаться.
- Что там у нее? Пара мисок?
Он налегке, без сумки - но, думает, как нибудь. Карен одолжит ему сумку - и тогда у него будет повод прийти к ней еще раз, чтобы вернуть одолженное...
При мысли, что он уже ищет новый повод с ней увидеться, Фрэнк хмурится, стучит козырьком бейсболки о бедро - двери лифта смыкаются, кабина дергается прежде, чем начать движение, и он чувствует это: ваниль и яблоко, цветы и мед.
Ее запах, то, чем она для него пахнет - интересно, для Мердока она пахнет так же?
Нет, обрывает себя Фрэнк, точно не так - иначе бы он не принес ей те цветы.
Пес стучит хвостом, льнет к его коленям - а Карен улыбается, и они обе выглядят очень довольными.
Лифт все поднимается, Касл считает про себя - кабина кажется ему совсем крохотной, они слишком близко и его это беспокоит. Беспокоит то, что он это чувствует - и то, как он это чувствует.
Он хочет, чтобы они стали друзьями, говорит он себе - и лжет, знает, что лжет. Это другое, совсем другое - и он думает, что если поцелует ее, прямо сейчас, без вопросов, без банального "как дела", она не будет против. И не будет против, если, когда они поднимутся к ней, он на этом не остановится - и этих мыслей становится все больше, пока вся лифтовая кабина не оказывается в этих мыслях, в этих мыслях и в этом запахе, мед и ваниль, цветы и яблоко.
И он уже готов сделать это - готов поцеловать ее, прямо в лифте, плевать - как кабина вздрагивает, останавливается и двери разъезжаются.
В коридоре тянет чем-то жареным - и это перебивает запах яблок и меда, и Фрэнка тоже перебивает. Он трет затылок.
  - Ненадолго, да? Поздновато, все в порядке. Это у нас с ней, - он кивает на Пес, - никакого распорядка.

0

25

В лифте тесно, кабина старая, в меру пострадавшая от рук местных подростков, так – несколько надписей в углу черным маркером. Через решетку наверху льется тусклый свет. Им приходится стоять близко – Фрэнку, ей, Пес. Карен поглаживает собачью голову а сама думает о том, что если бы Фрэнк тоже захотел погладит свою собаку, они бы коснулись друг друга. Наверное, сделали бы вид, что это случайно... Но ей хочется его коснуться, а еще ей кажется, что между ними вот сейчас, в лифте, появилось что-то, чего раньше не было. Или было, но они прятали это внутри? Что-то вроде напряженного ожидания, натянутой струны, и Карен молится только о том, чтобы это не исчезло. Чтобы Фрэнк не ушел раньше, чем... Раньше, чем что? Наверное, раньше, чем она поймет, показалось ей это, или действительно между ними это есть? То, о чем говорил Мэтт?
- Конечно, - спешит согласиться она на это «ненадолго», но тут же торопливо добавляет – И еще совсем не поздно.
Пес вваливается в квартиру уже по-хозяйски, кидается в угол и тащит Фрэнку свою новую игрушку, кусок каната с двумя узлами – хвастаться.
- Проходи. Ты голоден? У меня есть замороженная лазанья, могу поставить ее в духовку, и в холодильнике, кажется, осталось пиво, то, которое тебе нравилось. А я бы выпила немного вина.
Лукавит, конечно не кажется, а именно то пиво стоит и ждет его, потому что Карен мечтала об этом, как он придет к ней опять. Хочет, чтобы он хотел сюда приходить. Чтобы видел, как его ждут. Знал, что она ему рада, всегда.

Проходит на кухню, включает свет, касается прохладными ладонями покрасневшего лица. Фрэнк всегда ее волновал, но вот сейчас это особенно сильно, через нее как будто электрические разряды пропускают каждый раз, как она на него смотрит, или ловит на себе его взгляд.
Бутылка вина стоит в шкафу – хорошее красное вино, густое, пахнущее виноградом и еще немного землей и ежевикой. Она почти полная, Карен редко себе такое позволяет, даже после работы – не хочет рисковать возвращением старых привычек. Да и, к тому же, вино и правда слишком хорошее, чтобы пить его в одиночестве.
Но сейчас она не одна, и сейчас ей нужно что-то, чтобы немного успокоиться. Не то, чтобы она хотела скрыть что-то от Фрэнка, но не уверена в том, что ее волнение, ее желание не заставят его уйти. Потому что Фрэнк может. Он не такой как все, не такой, как все остальные мужчины, которых она знала, хорошие или плохие, не важно, он другой. Особенный. И если Фрэнк Касл решит, что правильнее будет уйти – он уйдет.
Карен наполняет бокал – чуть больше, чем следует. Выпивает в несколько больших глотков – чуть поспешнее, чем следует, даже не думая, как хорошее австралийское вино ляжет на ту голубую бурду таинственного происхождения, что она пила в редакции. Зато помогает – вроде как смелости прибавилось. Решимости. Потому что – ну разве не говорят, что лучше сделать и жалеть, чем не сделать, и жалеть?

В общем-то все прошлое Карен как раз кричит о том, что лучше не сделать, и вряд ли она бы пожалела, что не принимала наркотики и не снималась в порно, и не провела несколько месяцев в реабилитационном центре... но сейчас она отчаянно ищет оправдание себе, своим мыслям, своим желаниям, а кто ищет – тот, конечно, найдет, и она вот находит. Наливает себе еще, скидывает туфли, задвигает их под стол. Выставляет на стол из шкафа блестящие пакеты с едой для Пес. Жаль будет расставаться с собакой. Жаль, что нельзя, чтобы осталась Пес и Фрэнк тоже остался.
- Лежанку тоже придется забрать, - говорит она Фрэнку, заглядывая в комнату. – Пес к ней привык, да, девочка? Приводи ее, ладно? Ну, если сможешь, конечно. Я буду скучать. К тому же, с Пес хорошо гулять, не страшно, она меня защищает. Мне кажется, даже считает меня немного беспомощной.
Карен улыбается счастливой Пес. Улыбается Фрэнку. Если она его поцелует – это будет ошибкой?
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

0

26

[nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon]
Псина тычется ему в колени, оставляя на джинсах шерсть и слюну, заглядывает в лицо, зубасто улыбаясь, как собаки это умеют. В зубах у нее игрушка - толстая веревка с навязанными на ней узлами, грызи сколько влезет. Мячика нигде не видно - может, мячик уже все? Ненадолго взрослой собаке-то.
Фрэнк опускается на корточки, треплет Пес по мощной шее, состоящей будто из витых канатов - переплетения мышц и шрамов, - тянет за конец веревки с узлом, и псина заходится от восторга, трясет головой, рычит не по-настоящему, упирается лапами, вытягивая свою игрушку обратно, вроде как не хочет отдавать, но стоит Фрэнку отпустить, тут же снова тычет ее ему в руки, смотрит просяще, мол, игра же, игра.
Касл не любит игры - даже такие, но все равно возится с собакой в прихожей, не уходит. Слышит, как Карен проходит в кухню, слышит щелчок выключателя - она чем-то занята. Добывает свою лазанью?

Лазанья в духовке - это уже серьезно не вписывается в понятие "ненадолго", потому что ненадолго - это собрать собачье шмотье и валить, но лазанья в духовке, Фрэнк потягивает пиво, в самом деле, то самое, как будто его ждало, Карен, избавившись от туфель, пьет вино.
Нью-Йорк снаружи тонет в тумане с реки, разбавленном желтыми кляксами фонарей и яркими вспышками неоновых вывесок ближе к центру, но здесь, в квартире Карен, Фрэнк чувствует себя вполне расслабленно: опирается о холодильник, разглядывая разноцветные самоклеящиеся записки - не забыть зайти в прачечную, оплатить парковку, позвонить К., продлить подписку... У Карен аккуратный, разборчивый почерк - он успевает прочесть все прежде, чем врубается, что вторгается в ее личное пространство.
Пес увлеченно лопает из миски собачий корм, рассыпая его по всей кухне, но Карен, кажется, не в претензии.
Не сказать, чтобы ее в самом деле напрягала собака, думает Фрэнк. Не сказать, что ее и он напрягает - разве что она слегка дерганная, но Касл списывает это на то, что он без предупреждения.
- Она хорошая собака, - продолжает он разговор. - Может, не самая породистая, и жизнь ее потрепала, но хорошая - сообразительная, не доставляет лишних неприятностей. Вела себя тихо, когда у меня жила, правда, тем, кто с ней плохо знаком, она не особенно нравится с первого взгляда.
Пес, как будто понимая, что речь о ней, отрывается от миски, поднимает голову, хрустя гранулами корма. Ей-богу, Фрэнку иногда кажется, что она и в самом деле понимает человеческую речь, и не только команды, которым ее учили.
Он и кивает ей, как человеку - не понимает даже, сколько между ними общего.
- А у тебя была собака? - спрашивает, отпивая еще холодного пива - ему нравится, что они пьют разное, это помогает избавиться от мысли, что у них что-то вроде свидания. Пока он пьет пиво, а она - свое вино, это просто дружеская встреча, причем по поводу, и, думая так, ему намного легче смотреть не на Карен, не на ее становящиеся ярче с каждым глотком вина глаза и губы, а в сторону.
На самом деле, Фрэнку и не нужно смотреть на Карен, чтобы видеть ее - он в совершенстве может ее себе представить, и представлял, представлял с целями, о которых ей не расскажешь, которые тянут на исповедь. Она высокая, белокожая, светловолосая - и Фрэнк думает иногда о ее теле, бледной коже под одеждой, о том, как рассыпаются волосы по подушке, о том, что ее соски наверняка такие же светло-розовые, как и губы, и между ног она такая же розовая, ничего кричаще-красного, ничего яркого, просто очень-очень розовая, как сахарная вата в парке, как розы из магазина на Двадцать второй.
- Хотя бы какая-нибудь? Может, не буль, но из этих мелких пронырливых крошек, которых запросто спутать с кошкой? Я читаю то, что ты пишешь - ты играешь в опасные игры, Карен. Может, тебе завести собаку? Я имею в виду, в самом деле собаку, обученную, тренированную. Охранника. В прошлом году такая псина в доме тебе бы не помешала, - договаривает Касл, упуская, что такая псина в доме в первую очередь должна была бы не пускать в дом его - Мердок все верно сказал, хочет Фрэнк это признавать или нет.

0

27

Она играет в опасные игры... ну да, можно и так сказать. Но Фрэнк тоже играет в опасные игры, и Мэтт. Они для нее пример того, что, если не ты – то никто. В Нью-Йорке хватает тех, кто хочет только безопасности и спокойной жизни, и Карен их не осуждает, но для себя она хочет другого. Нет, она не ищет опасности специально, опасность это, скорее, неизбежность, а ищет она справедливости. Правды. А иногда – как и Фрэнк Касл – возмездия. И каждый раз, когда ей это удается, она чувствует, что становится ближе к нему. Она чувствует, что Каратель не покинул город и ее жизнь, он тут, между строк ее статей. И он читал, то, что она пишет...
Карен, конечно, надеялась на это – что он читает, и теперь, что уж там, счастлива. Если Фрэнк читал, если он считает, что она играет в опасные игры, значит, Карен Пэйдж на верном пути.
Духовка сигналит о том, что время вышло, лазанью можно вынимать, о том же говорит запах. Лазанью Карен покупает не в супермаркете, а в маленьком магазинчике на углу. Может быть, потому, что она бывает там только по средам и за ней нужно поохотиться, успеть купить.
- Пес очень хорошая собака, - соглашается Карен. – Я бы ее насовсем у себя оставила, если бы она согласилась...
Карен разрезает лазанью на две части, раскладывает по тарелкам, ставит одну перед Фрэнком. Она голода не чувствует, наверное, из-за вина, а может, из-за волнения, поэтому только делает вид, что заинтересована своим куском.
- С щенком бы я, наверное, не справилась, избаловала, потому что нет, собаки у меня никогда не было, никакой, и кошки не было... у бабушки, с которой я росла, были канарейки... так что мне с Пес повезло, это она меня воспитывает, а не я ее. Вот, приучила гулять два раза в день, утром и вечером.
Еще приучила не открывать двери сразу, потому что да, люди не ожидают увидеть Пес, парень из доставки еды чуть пиццу не уронил, когда она из-за двери высунулась. Хотя Карен искренне недоумевала – у Пес умные глаза. И красивые. Маленькие, но красивые. Разве может собака с такими глазами броситься или укусить? Конечно, нет. Но для окружающих это не так очевидно, как для Пэйдж.
Фрэнк говорит про собаку охранника – беспокоится за нее? Это, в общем, ему свойственно, Карен уже поняла – заботиться. Помогать. Потому что да, Фрэнк Касл не монстр. Это, конечно, ни о чем таком не говорит, но Карен, конечно, хочется думать, что говорит. Что он беспокоится о ней не только потому, что они через многое вместе прошли, но и потому что она ему нравится. Как женщина – ну да. Что, глядя на нее, он не вспоминает те кровавые дни, а, может быть, находит ее привлекательной. Карен, конечно, ведет себя сейчас как влюбленная старшеклассница, но ничего не может с этим сделать. Может, как раз потому, что она уже не ребенок, не девочка, которой достаточно обожать на расстоянии. Она женщина. Знает, чего хочет. А хочет она лечь с Фрэнком. Хочет – ладно, себе можно в этом признаться – хочет снять эти девичьи блузки бледных цветов, хочет снять с себя этот защитный образ, который к ней прирос, и, может быть, позволить себе больше. С ним. Только с ним, потому что Фрэнк знает, что такое тьма в человеческой душе, он поймет ее. Карен верит, что поймет.
С Мэттом у них до этого так и не дошло, но Карен об этом не жалеет, ни разу не пришлось пожалеть. Она чувствовала, что Мэтт угадывает в ней больше, чем видят другие, угадывает, возможно, то самое темное прошлое, которое она так старательно прятала, но что-то в ней не откликалось так остро на Мэтта, как реагировало на Фрэнка.
Потому что Фрэнк больше страдал – думает она. Потому что он лишился всего, всех, кого любил. Потому что она хотела бы вернуть ему все это...
Это хорошее объяснения и другого она не ищет.
Она достаточно знает про него – даже забралась в его дом, чтобы узнать получше, что за человек Фрэнк Касл, Каратель, и понимает сейчас, что никогда ему не рассказывала про себя. Они вообще о ней не говорили. Для Карен это нормально, но сейчас она думает, не сочтет ли Фрэнк, что она ему не доверяет.
- Я росла с бабкой, с матерью отца, после того, как родители погибли. Недолго, три года, потом поступила в колледж и уехала. А у мамы аллергия была на все, по-моему даже на солнечный свет, так что никаких собак и кошек, морских свинок, рыбок... Но я люблю собак. И Пес люблю.
Пес смотрит на Карен снисходительно – ладно, детка, ты мне тоже нравишься, а Карен смотрит на Фрэнка – не может не смотреть.
Хочет спросить про поездку, но вдруг он не хочет об этом говорить?
Хочет спросить про то, были ли у него в детстве собаки, но вместо этого совсем другое говорит:
- Приходи почаще, Фрэнк. Может, мне тогда и охранник не понадобится.
Это, конечно, вино, но Карен этому рада, рада тому, что вино, наконец, развязало ей язык, и она сказала хоть что-то. Хоть что-то из того, что у нее в голове.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

0

28

[nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon]
Пес, наевшись, устраивается на полу и теперь кухня кажется совсем тесной для двоих и собаки, и когда они разговаривают, она прислушивается, переводит взгляд между ними, как будто и впрямь участвует в разговоре. Хорошая собака - и Фрэнк думает о том, что сказала Карен. О том, что оставила бы псину у себя, если бы та согласилась - может, имела в виду, если бы согласился он?
В том, что Пес хорошо с Карен, он не сомневается - даже мысли не допускает, что кому-то с Карен может быть как-то иначе. Не сомневается и в том, что с Карен Пес лучше, чем с ним - взять хотя бы эти прогулки дважды в день, и игрушки, и лежанку. Он купил ей только мяч - и то думал о том, чтобы защитить мебель в квартире Карен, а не о том, что даже бойцовой собаке нужны игрушки, а ей нужны, раз уж она в таком восторге от куска веревки. И спала у него она на старом армейском еще одеяле, которое он из собственного дома забрал перед тем, как там все выгорело, оставив только пустую коробку стен, - а Карен завела ей лежанку.
- Она чувствует, когда человек собак любит, - Фрэнк тоже смотрит на Пес, опуская вилку. - Ну, вроде, все собаки чувствуют, говорят. И много чего другого чувствуют - кто хороший, кто плохой. Опасность и все такое.
Если и так, то здесь чутье Пес явно дало сбой - потому что когда он ее забрал из того ирландского бара то, считай, подставил, использовал как наживку, и эти мысли перекликаются с тянущим чувством вины перед Карен, с которой он обошелся ничуть не лучше, если уж так смотреть, а потому ее следующие слова для него чуть ли не упреком звучат, насчет того, чтобы он приходил почаще.
Он запивает пивом этот упрек и лазанью, хмыкает недоверчиво, прячась за ухмылкой.
- Или наоборот - понадобится еще больше.
Остановись, говорит он себе - она репортер и далеко не дура, не нужно давать Карен Пэйдж повод думать, что Каратель взялся за старое, что благополучно мертвый Фрэнк Касл воскреснет из мертвых. Он и так ждет вопроса о том, куда он ездил, приготовил какую-то историю и надеется, что она все же не спросит - но вот о словах Мердока помнит очень хорошо.
- Может, подержишь ее у себя еще немного? - Фрэнк кивает на Пес. - Я тут меняю жилье, подыскиваю новое, где домовладелец не против собак - но это вопрос не пары дней... нет - так нет, но ты бы знала, как хреново с ней спать в машине - она готова провыть всю ночь, не затыкаясь ни на минуту.
Что же ты делаешь, думает Фрэнк, обращаясь к себе. Что же ты, сука, делаешь - хочешь использовать Карен снова? Это ее желание помочь любому, до кого дотянется, даже уродливой и потрепанной жизнью собаке?

0

29

- Конечно! – тут же соглашается Карен. – Конечно, сколько надо, без проблем. Да, моя красавица? Поживешь еще у меня, пока Фрэнк ищет вам дом? С ним, наверное, тоже в машине спать не сладко? Храпит, толкается... Или, может, оставим Фрэнка у себя?
Пес бьет огрызком хвоста по полу – ей все нравится в этом предложении. И остаться в квартире, где ее любят, кормят и выводят гулять, и оставить тут хозяина ей тоже кажется хорошей идеей – и если бы кто-то сказал Карен, что Пес не понимает, о чем они тут говорят, она бы смертельно оскорбилась за свою красавицу. Она все понимает. Взять, хотя бы, то, что она так привязана к Фрэнку. Это потому что Пес чувствует, что он хороший. Не смотря на все плохое, что с ним случилось, Фрэнк Касл хороший. Хороший человек.
- Серьезно, Фрэнк. Если диван в гостиной кажется тебе привлекательнее, чем вариант с машиной, то можешь тут пожить, пока ищешь квартиру. Я все равно ухожу рано утром и на весь день, так что мне ты не помешаешь, совсем.
Ей просто хочется что-нибудь для него сделать, чем-нибудь помочь. Карен старается не думать о том, что ею движут совсем не такие благородные чувства, как бескорыстная любовь к ближнему. Что она просто хочет, хочет Фрэнка, и в свою постель, и в свой дом, хочет говорить с ним, спать с ним, хочет, чтобы он улыбался ей, Пес, чтобы ему снова было хорошо – так же хорошо, как когда-то, но с ней.
Она смотрит на Фрэнка, потом не выдерживает, опускает глаза в тарелку, на остывающую лазанью. С преувеличенным равнодушием цепляет кусок на вилку – она пряная, а меру острая, еще один предлог для глотка вина.

Карен никогда не была смелой девушкой, из тех, которые сами предлагали понравившимся парням сходить на свидание. Чем больше парень ей нравился, тем больше она старалась с ним подружиться – просто подружиться. Узнать, что ему нравится, узнать, о чем он думает, чем увлекается, поддержать его в этом. Это работало, но только наполовину. В ней охотно видели друга и переставали видеть девушку, и заканчивалось все тем, что она летела среди ночи утешать лучшего друга, которого бросила подружка-стерва. Она и сейчас не очень-то смелая. Но хочет быть смелой с Фрэнком. Пытается.
Была бы смелой, такой, как та Карен Пэйдж, которая пишет острые, неудобные статьи о мафиозных разборках в Адской Кухне, она бы предложила Джерри не диван в гостиной, а разделить с ней кровать. Она хочет быть ему другом, это так, но, по правде сказать, хочет гораздо большего. Двигает по столу винный бокал, смотрит, как вздрагивают алые кляксы на гладкой столешнице.
Если бы она была хорошим журналистом – а некоторые считают ее хорошим журналистом – она бы постаралась узнать у Фрэнка что-нибудь, что можно использовать в своих статьях. Не о нем, конечно, она бы никогда его так не подставила, но Касл много знает о том, что творится в Адской Кухне, знает людей, которые никогда не согласятся встретиться с Карен Пэйдж. Но она хочет быть хорошим другом больше, чем хорошим журналистом, и не спрашивает. Никаких вопросов о том, что может как-то коснуться Карателя.

Пес устало зевает, лижет ладонь Фрэнка и сваливает, прихрамывая, на свою удобную лежанку. До утра с ней не будет никаких проблем, разве что Пес начнет храпеть, а утром она придет под дверь спальни, и будет терпеливо ждать сигнала будильника. Карен обнаружила, что намного приятнее просыпаться, когда кто-то этого очень ждет – даже если и собака. И приятнее возвращаться в дом, пусть уже и не такой идеально-чистый, когда тебя кто-то ждет – даже если и собака. Так что да, она правда будет рада если пес останется.
И, конечно, будет очень рада, если Фрэнк останется.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

0

30

[nick]Фрэнк Касл[/nick][status]devil's side[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/4/44252.jpg[/icon]
Он фыркает, смеется - ну конечно, придумала же, храпит и толкается - а потом уже не до смеха, когда она повторяет свое предложение, уже не к собаке, а прямо к нему обращаясь.
Фрэнк мельком кидает взгляд на обозначенный диван - выглядит удобным, что и говорить, только не в том же дело. От дивана этого шагов восемь до двери в спальню - и это не вариант. Совсем не вариант для Карателя.
Пряча смущение за банкой - Карен поставила перед ним стакан, но Касл все равно пьет прямо из банки - он качает головой, отпивая, наливает ей вина в опустевший бокал. Лазанья ничего, хоть и не домашняя - острая, пряная, хочется пить - и Карен, наверное, тоже хочется пить, потому что вина в бутылке уже на самом дне.
- Спасибо, Карен, но нет, - говорит Фрэнк, треплет Пес оп голове - она коротко лижет ему подставленную ладонь и, сытая и нагулявшаяся, сваливает на симпатичную лежанку недалеко от дивана. Ее короткие когти цокают по полу, а потом, уже укладываясь, она вздыхает, совсем как человек, зевает с каким-то  стоном и наконец-то затихает.
- Спасибо, но не стоит, - повторяет Фрэнк. - Все в порядке, без собаки я то тут, то там перекантуюсь, это не проблема. Нет тебе необходимости нас обоих терпеть, и меня, и Пес. К тому же, - он касается пальцем носа, переломанного столько раз, что уже со счета сбился, - ты не представляешь, как я храплю. Тебя домовладелец съехать попросит, когда на него потоп жалоб от соседей обрушится.
Так проще: шутка, может, и не самая удачная - не говоря уж о том, что самой шутки тут пополам с правдой - зато так, ему кажется, он обходит эту ловушку, будто в заминированном районе идет. Диван, и эта женщина, и то, чем она с ним готова поделиться - он долго думал, что это просто доброта, думал, что она просто сочувствует ему, добра к нему, пока не понял, что дело не только в доброте - это все не для него. У него есть еще незаконченное дельце - найти человека, оставившего ему тот диск с записью, понять, что же там было, в Афганистане, и почему именно о "Цербере" были последние слова Шуновера, а потому - нет.
Он вернулся в Нью-Йорк, к ней - он это знает - вернулся, только иногда единственный способ удержаться рядом - это как раз быть подальше, и Фрэнк считает, что, несмотря на кажущуюся парадоксальность, это как раз про него, про него и про Карен.

- Расскажи лучше, о чем сейчас пишешь? - ухватывается он за ее слова о том, что она рано уходит и поздно приходит, давя неуместную ревность - свидания? Мердок? Нэльсон? кто-то другой? - Работаешь над чем-то интересным?
Она не криминальный репортер - не пишет обо всей чернухе, которой хватает в Нью-Йорке, насмотря на усилия Красного, несмотря на то, что Каратель поутих и Триада вернулась в Китай. То, о чем она пишет, намного важнее - она показывает жителям города их самих, показывает Нью-Йорку Нью-Йорк, как будто зеркало поднимает, и Фрэнк не может не тревожиться за нее - потому что людям не всегда нравится то, что они в зеркале видят, ему ли не знать.
И ему было бы спокойнее, если бы она сказала, что планирует перейти в отдел светской хроники или советов по домоводству - или хотя бы знать, где она сейчас копает, с какой стороны бури ждать и где соломки подстелить, как говорила его чистокровная итальянская бабка.

0


Вы здесь » Librarium » Фансервис » Адская кухня » Адская кухня


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно