«Пак-Коннор Корпорейшн», - Карен благодарно кивает, запоминает. Может быть, совпадение, таких вот случаев по городу, в неблагоприятных районах, достаточно. Город растет и требует больше и больше земли, перемалывает в своих зубах тех, кто не может за себя постоять, а полиция очень часто предпочитает отвернуться и смотреть в другую сторону. Может совпадение, а может быть и нет, так что Пэйдж действительно признательна за подсказку. Для журналиста каждая ниточка ценна.
А вечер стремительно утекает как песок сквозь пальцы, не схватить, не удержать – Карен только остро чувствует вот это, мгновение, которое ускользает, и сожаление… о чем-то, что могло бы быть, она точно знает, что могло, она чувствовала в те, первые минуты встречи.
- Мы с Пес хорошо ладим, - отвечает она, потому что ну надо же что-то ответить, тоже поднимается из-за стола, он уже встал, даже посуду убрал в раковину, как будто и не совсем в гостях, как будто у них такое в порядке вещей, засидеться у нее на кухне за разговорами. – Я рада, что она еще у меня поживет, правда. Сколько нужно. Можешь насовсем у меня оставить, хорошо, когда тебя кто-то дома ждет.
К тому же Пес не просто собака, которую Карен взяла бы из приюта. Пес – собака Фрэнка. Для Пэйдж это много значит. Все, что касается Фрэнка Касла, для нее очень много значит.

Голова немного кружится – все-таки она выпила больше, чем обычно, больше, чем себе позволяла и почти не ела. Голова немного кружится, и на губах привкус вина, и Фрэнк вот-вот уйдет. Снова потянутся вечера, один за другим, может быть, они даже будут казаться заполненными чем-то, но по своей сути пустыми. И даже мысль об этих вечерах, которые она проведет в мыслях о Касле, в тревоге за Касла кажется ей сейчас невыносимой.
Она не думает о том, что тут их двое, и у двоих желания могут не совпасть, по разным причинам. Не думает, что если Фрэнк держится в рамках приятельских отношений, не дела попытки пересечь эту границу, значит, у него на это есть причина. Может быть, много причин и ей нужно уважать это его решение – не сближаться с ней. Обычно она чутко прислушивается к желаниям тех, кто рядом, особенно к тем, кто ей дорог и важен, но вот сейчас она слышит только свои желания. Громкий, очень громкий голос своих желаний.
Кухня у нее не слишком просторная, как и сама квартира. Ей одной, даже с Пес, много места не нужно, а вот когда они с Фрэнком вдвоем – еле-еле могут на кухне развернуться, не задевая друг друга локтями. И она, даже без туфель на каблуках почти одного роста с Фрэнком, так что все получается легко, даже слишком легко, ей бы задуматься о том, что неправильно, когда вдруг так легко сделать даже не шаг – полшага навстречу.
- Останься, - просит она. – Хотя бы на эту ночь. Не уходи.

Одна ночь, часть ночи, еще хотя бы час – думает она – хотя бы час, кому это навредит, кому будет от этого плохо? Кому будет плохо, если она его поцелует – мертвые уже мертвы, но они-то живы. И уже от одной этой мысли голова кружится еще сильнее, все перед глазами качается, когда она делает это – то, что себе представляла много раз. Прижимается губами к губам Фрэнка Касла.
Кому от этого может быть плохо, если это так хорошо?
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

Это происходит. Карен сначала сама не верит, что это происходит, что Фрэнк дает ей себя поцеловать, а потом целует в ответ, как будто тоже хотел, как будто тоже об этом думал, а потом все мысли уходят, улетучиваются. И это хорошо, восхитительно хорошо ни о чем не думать, прижиматься к Фрэнку, чувствовать его так близко. Он не торопится. Целует медленно, глубоко, прижимает ее к себе все сильнее и Карен, которая редко заходила в своих фантазиях о Касле дальше поцелуев, хочет не торопиться – тоже хочет узнавать его медленно и неторопливо. Хочет – но не может. Вздрагивает нетерпеливо, когда он касается горячей ладонью ее спины, ждет, что он сейчас расстегнет на ней лифчик. Ждет, что пальцы скользнут под тугую чашечку, сожмут. Что он дернет за юбку, потянет ее вверх. Если он не сможет быть с ней ласковым в самый первый раз – не страшно. Ей сейчас тоже нужно другое, потому что это так много – Фрэнк, это так много и так хорошо, что сейчас ей нужно больше. Ей нужно обладание. Нужно почувствовать, пусть на одну ночь, что он выбрал ее. Захотел ее. Что она его женщина.

Но Фрэнк не торопится – разрывает поцелуй. Не уверен в том, что она этого хочет? Не уверен в том, что она готова? Он перебирает ее волосы, и Карен закрывает глаза, откидывает голову, подставляет шею, белую шею в скромном вырезе светлой блузки. Потом нащупывает рукой выключатель, и кузня погружается в темноту.
Она не может заниматься любовью при свете – вот такой вот привет из прошлого. Наверное, дело в том, что там как раз было достаточно света. Там, в прошлом, при свете она делала плохие вещи, ужасные вещи, и теперь Карен не хочет, чтобы на нее смотрели, чтобы ее разглядывали. Даже Фрэнк. Пусть лучше трогает ее – ее всю. И она будет трогать его, в темноте это легче, проще, и она тянет Фрэнка за собой к кухонному столу, туда, где больше темноту, куда не дотягивается желтая дорожка электрического света из гостиной. Сквозь плотные римские шторы можно различить только тусклое святящееся пятно уличного фонаря, Карен опустила их сразу же, как зашла на кухню – в городе еще есть те, кто знают Карателя в лицо. Она хорошо знает его лицо, часто представляла себе это лицо, а вот теперь может его касаться губами, узнавая еще и так. И хочет, чтобы он ее узнавал – сильнее, глубже, не стараясь ее беречь. Не в первый их раз. Может быть, во второй, или в третий... Сейчас Карен верит, что будет второй, и третий, что им хватит этой ночи и на второй, и на третий раз.
У нее узкая юбка, обтягивающая бедра, слишком узкая, слишком тесная, но дотянуться до молнии – это слишком долго, и она тянется к мелким жемчужным пуговицам на блузке, они скользят под пальцами. Карен тянет ткань, теряя терпение, пуговица отскакивает, падает на пол, катится куда-то... куда-то в темноту.
В темноте Карен дышит свободнее, в темноте она может не думать о том, делает она что-то так или не так, а делать то, что хочет, и она стаскивает с себя блузку, роняет ее куда-то – следом за пуговицей, тянется к Фрэнку, тянет его к себе, ближе.

До спальни несколько шагов – ловит она ускользающую мысль. В спальне кровать, тяжелые шторы с цветами, которые она купила внезапно, совсем внезапно, свечи, которые можно зажечь. Свечи с тяжелым запахом инжира, когда она их выбирала – думала о Фрэнке.
Потом. Не сейчас. Во второй или в третий раз...
На Фрэнке рубашка, под ней майка, и Карен тихо стонет от возбуждения, от удовольствия, дотрагивается до его тела – чувствует его шрамы пальцами и губы начинают гореть, так ей нужно поцеловать его. Везде – в темноте Карен Пейдж может все. А темноте с Фрэнком Каслом она может все.
После того, как ее жизнь наладилась, вошла в приемлемые рамки – работа, друзья – она дважды позволяла себе провести ночь с мужчинами. Чтобы убедиться, что с ней все хорошо, что она может, что эта сторона жизни не внушает ей отвращения. Убедилась. Убедилась, что кое-что из прошлого можно использовать и в настоящем, и ее почти случайные любовники были не против продолжить – но она не хотела. Ждала. С Мэттом это было почти то самое. Почти... она это чувствовала, это маленькое, незаметное «почти» и не торопилась, и он не торопился, и они так и не дошли до постели. И хорошо, что не дошли, потому что с Фрэнком – это то, она чувствует, что это то...
Она тянется к его ремню. Торопится, да, но невозможно же остановиться, невозможно...
- Фрэнк, - выдыхает в темноту, в жаркую-жаркую темноту.
И ждет от темноты ответа, вздергивая на себе юбку повыше, собирая ее складками на животе, зато теперь она может шире развести ноги, сесть на стол, шире развести ноги, притянуть его руку туда, где заканчивается темная резинка чулок и начинается горячая, гладкая кожа бедер.
- Пожалуйста...
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

Осторожные, почти целомудренные прикосновения Фрэнка заставляют Карен тихо постанывать, тяжело дышать, ловя ртом воздух, тянуться к нему, всем телом прося большего. Прижиматься грудью к его ладони, ища своим языком его язык. И, вроде бы, вот он – Фрэнк – рядом. Не отталкивает ее, не отстраняется, но и не идет навстречу, и Карен, даже сквозь лихорадку желания, чувствует в нем что-то… что-то, что она принимает за сомнение. За неуверенность. В чем он не уверен, в ней? В себе? В том, стоит ли им продолжать?
Карен хочет продолжать. Она уверена, что им нужно продолжить, что если он даст ей шанс… если даст им шанс…
Все получится – успокаивает она себя – все получится. Не может не подучиться. Он так ее целовал, такие поцелуи не могут быть ошибкой. Такие поцелуи – тяжелые, медленные, глубокие, они как признание. Как обещание – вот этого. Того, что у них сейчас происходит. Она не могла ошибиться. Не в этом. Но, наверное, все же боится что ошиблась в желаниях Фрэнка, только вместо того, чтобы сделать шаг назад, дать ему возможность разобраться самому, понять, чего он хочет – и хочет ли чего-то здесь и сейчас, Карен делает еще один шаг вперед. Два шага вперед. Потому что хорошая, добрая, понимающая Карен Пейдж в своих девичьих, почти монастырских блузках, осталась за границей этой темноты. Эта Карен Пейдж так давно хочет этого мужчину, дольше, наверное, чем сама осознает, что просто не может сейчас отступить. Она так часто отступала, отходила в сторону, отказывалась от того, что действительно хотела – все, чтобы не разбить себе сердце, не позволить разбить себе сердце. Сейчас… сейчас это уже не важно. Хотя бы один раз она перестанет осторожно ходить там, где не больно, там, где безопасно. Хотя бы раз сделает то, что хочет сделать и с тем, кого хочет. Очень сильно хочет.

Она помнит, что нравится мужчинам, помнит, чего они от нее хотели, и готова сделать это, готова сделать это для Фрэнка – с радостью. Эта мысль – о том, что она может отдается в теле горячей волной, она начинается где-то в ямке под голом и стекает вниз, превращается в жар между бедер. Там, где он ее так и не потрогал, но ничего, ничего у них еще будет время – твердит себе Карен, расстегивает на нем ремень, опускается на пол, на колени, чувствуя коленями шероховатость старой, дешевой плитки, расписанной под неубедительный марокканский мотив.
Фрэнк напряжен – всем телом напряжен, и Карен пытается отогнать от себя мысль, что и в этом есть что-то неправильное, как будто она сама… как будто только она этого хочет, а он не знает, как ее остановить, не обидев.
Один маленький шанс, - мысленно просит Карен, даже не знает, у кого просит. У Фрэнка? У того, кто распоряжается их судьбами, кто свел их вместе однажды и не разводит, для  чего-то же не разводит. Один маленький шанс.
Потом, конечно, перестает думать об этом – вообще ни о чем не думает, приспуская с Фрэнка джинсы, сжимая пальцы вокруг его члена, двигая рукой, а потом не выдерживая, забирая в рот, потому что так тоже можно, это тоже – брать, а она этого и хочет, чтобы он ее взял. Чтобы доказал ей, что она не ошиблась, что он хочет. Ее хочет. Что у них это взаимно, одно на двоих, как эта темнота на кухне, как тишина в квартире.
В темноте – это не как то самое, что происходило на свету, на глазах у других. В темноте все по-настоящему, и Карен закрывает глаза, чтобы стало еще темнее, и позволяет этому случаться с ними – горячее, глубже, быстрее.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

Темнота вокруг, Карен кажется, что она сама состоит из темноты, что под горячей кожей вместо крови – темнота. Ей это нравится, нравится, что она как будто и не совсем она – смелее, наверное. Та Карен, с бледно-розовой помадой, с девичьими блузками, с доброй улыбкой – она все еще здесь, и вернется, если  включить свет. Но пока она не хочет возвращаться и ей кажется, что Фрэнку эта Карен тоже нравится – это возбуждает ее еще сильнее, то, что она показывает ему себя еще и такой. Что теперь он знает о ней еще и это. Карен кажется – он сможет понять, кто, если не он? Фрэнк Касл сам вынужден был стать Карателем, ему должно быть знакомо это – знать, что где-то совсем рядом твоя темная сторона, знать, что, может быть, ты и хотел бы от нее избавиться. Но еще тебя всегда будет тянуть туда, в темноту. Ты будешь сопротивляться, будешь отрицать это – но тебя будет тянуть.
Сначала Карен кажется, что Фрэнк ничего не чувствует – к ней. Что его возбуждение под ее губами – это просто реакция тела, не больше, но ее он не хочет. Но потом слышит его низкий стон и отзывается на него, все в ней отзывается на него яркой, короткой вспышкой лихорадочного удовольствия, такого плотского, такого земного... И когда Фрэнк касается ее – по щеке и шее, касается груди – Карен кажется, что это то, это оно. Ей хочется видеть в этих прикосновениях желание и нетерпение и она думает, что это оно есть. Он хочет – хочет ее. Но не задается вопросом, кого именно: Карен или Карен-из-темноты?

Она предоставляет ему решать – как это будет, как это будет у них дальше дальше. Это тоже, если вдуматься, привычка из прошлого, того прошлого, о котором она старается забыть, но которое прорывается вот так, когда она выключает свет. А еще оно прорывается в том, как она это делает – это уже не ласка, нет, это другое. Это не медленно и чувственно, это иначе. Возможно (но Карен, конечно, об этом не думает, никогда не думала) это даже похоже на изнасилование, если можно изнасиловать вот так, ртом, стоя на коленях в темноте, слушая сбитое дыхание мужчины.
Не ее мужчины, нет, Карен понимает, что это для Фрэнка просто остановка в пути, недолгая остановка, и она не Мария, но она бы хотела. Хотела быть его женщиной не только так, в темноте, но и всегда, навсегда. Но это невозможно – навсегда, Карен понимает, что невозможно, они не в комиксе и она не подружка супергероя. Но хотя бы это у них есть – темнота, ее тихие стоны и его тяжелое дыхание. И ее настойчивость, расслабленное горло, горячий язык – все, что она пускала в ход, чтобы быстро, как можно быстрее получить то, что ей было надо тогда, в прошлом, в темном прошлом. Тогда ей нужны были наркотики. Сейчас – Фрэнк. И Каратель.

Она ведет плечом, спуская с плеча бретельку, подается вперед – ртом, грудью в руку Фрэнка, предлагая себя, все, что у нее есть, что она может отдать ему на этой тесной кухне... или в кровати в спальне, но ей по-прежнему кажется, что туда слишком далеко идти. А главное – идти туда придется через желтый свет гостиной, где яркие подушки на диване и Пёс, и им придется смотреть друг на друга, а Карен сейчас этого не хочет. Потом, когда все закончится, но не сейчас.
Нуты прямо ангелочек.
Ангелочек, поработай ротиком, у меня есть то, что ты хочешь.
Карен жмурится от этого голоса, прорвавшегося в ее голове через тишину, жмурится, но не прекращает. Не отпускает Фрэнка, не встает с колен, не говорит, то, что хотела бы сказать – давай, давай сделаем это Фрэнк, я очень тебя хочу. Считает, что это и так понятно – что очень хочет.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

Только когда хлопает входная дверь, а потом слышится приглушенный гул старого лифта, Карен, наконец, понимает, что случилось что-то ужасное. Что-то, чего не должно было случиться. И вот этот звук захлопывающейся двери, он не просто про этот вечер и то, что было между ними на этой кухне.
Он про все.
Карен медленно поднимается с колен, щелкает выключателем. Кухню заливает мягкий свет – следы ужина, пустая бутылка вина, отодвинутый стул... Как будто ничего не было. Как будто несколько минут в темноте ей приснились, или она их придумала. Но это было, было – ее блузка лежит на полу, Карен поднимает ее, рассматривает несколько торчащих ниток на месте оторванной пуговицы, старательно рассматривает, потому что пока она рассматривает тонкую ткань, она может не думать о том, что Фрэнк ушел. Просто ушел. Убежал, как будто случилось что-то страшное, как будто он сделал что-то страшное, чего не должен был делать... Как будто не хотел ее больше видеть, и спать с ней не хотел, прикасаться к ней больше не хотел. И ни слова. Он ей ни слова не сказал. Не остановил – но все равно ушел, как только все закончилось. И это тоже как эхо из той, прежней жизни.
Когда она заканчивала, ей бросали дозу, иногда деньги, и уходили. Молча.

Карен идет в ванную комнату, бросает блузку в корзину с бельем, Пёс поднимает голову, смотрит на нее. Как кажется Пэйжд – недоуменно. И у нее самой такой же взгляд в зеркале – недоуменный. Растерянный. Несчастный. Карен смотрит на свое отражение, касается пальцем припухших губ. Что сказать – ни в одной из ее фантазий о Фрэнке Касле не было такого финала. Карен смотрит на Карен-в-зеркале, Карен-в-зеркале смотрит на Карен Пэйдж – бретелька висит, лифчик сдвинут, обнажая верхнюю часть груди с розовым соском и Карен торопливо поправляет это, как будто боится, что отражение сейчас в чем-нибудь ее обвинит.
В том, что она все испортила.
В том, что она вела себя как шлюха.
В том что... во всем.
Блузка, потом остальная одежда отправляются в корзину с бельем, Карен не уверена в том, что сможет еще раз ее надеть, хоть когда-нибудь, и не подумать о том, что она все испортила с Фрэнком. Сама – винить в этом некого.
Сама – думает она эту мысль, гоняет ее по кругу снова и снова, включая душ, становясь под струи воды. Сама его поцеловала – и все остальное тоже сама, придумала себе...

Кафель мокрый, Карен прижимается к нему лбом, закрывает глаза. Вода течет по плечам, по спине, заворачивается водоворотом, утекая в канализацию. Жаль, что нельзя вот так же смыть с себя все, прошлые ошибки... новые ошибки. Не умеет она жить без ошибок. Как будто сидит в ней какой-то демон разрушения, сидит тихо, а потом выбирается наружу и все рушит, все, что ей дорого. И она не уверена в том, что сможет когда-нибудь от него избавиться.
И не уверена в том, что они когда-нибудь еще увидятся с Фрэнком Каслом.
Но уверена в одном, даже если и так – как прежде ничего уже не будет.
Потому что она все испортила.
Сама – жестоко напоминает она себе, и захлебывается беззвучным рыданием. Сама.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

Каждый раз, когда Пёс идет к двери – это означает, что кто-то стоит у двери, это означает, что через несколько секунд раздастся стук в дверь. Карен каждый раз думает о Фрэнке. Каждый раз это несколько секунд страха, надежды – потом разочарования. Она не ждет, нет – что-то в ней ждет, вопреки разуму, вопреки всему. Но это, конечно, пройдет. На это потребуется время – на то, чтобы вычеркнуть Фрэнка Касла из своей жизни, из своего сердца, но Карен уверена, что справится. Год, два – пройдет время, одним прекрасным утром она откроет глаза и поймет, что может думать о Карателе без душевной боли, без тоски, без сожаления о том, что сделано. Когда-нибудь так и будет – но пока это не так.
Пёс коротко взвывает – в ответ на громкий стук в дверь и в ответ на громкий же голос Дины. Она вся такая – Дина Мадани, сгусток разрушительной, опасной энергии, и Карен бы задаться вопросом, почему ее раз за разом тянет к таким вот людям, что она в них ищет? Но она об этом не думает, она рада тому, что у нее появилась подруга, Карен считает Дину подругой, близкой подругой. А раз так – то Дине можно все, приходить к Пэйдж в любое время, смотреть косо на Пёс, отпускать колкие замечания, на которые Карен не обижается. Каким-то образом Дина сумела заполнить пустоту, которую Карен физически ощущала в себе после того вечера, после того, как Фрэнк ушел – убежал из ее квартиры.
Может, ей просто нужно кого-то ждать? Но Карен не думает об этом, она старательно не думает о многом, но они все равно здесь, эти мысли, вокруг нее, на границе темноты и света, прячутся...
Карен смотрит на ноги Дины, качает головой.
- Тебе нравится над собой издеваться? Выглядит ужасно. Но туфли, конечно, красивые. И Пёс их не тронет, да, моя красавица? У нее новая игрушка – есть к чему приложить зубы.
Пёс понятливо смотрит на Карен, подставляет большую голову в тонких ниточках шрамов – Пэйдж ее ласково гладит. На Дину Пёс смотрит неодобрительно, у них взаимная неприязнь, напрасно Карен говорила собаке что Дина хорошая, Дина своя, сердце Пёс к агенту Мадани не потеплело.

- Дать тебе пластырь? Это, наверное, чертовски больно. Пойдем, поищем тебе обезболивающее, бедная, и, кстати, чтобы ты знала, всегда мечтала быть невысокой и изящной, так что у всех свои проблемы.
Карен сильно подозревает, что боль – это не то, что остановит Дину, не важно, идет речь о туфлях или о чем-то другом. Она очень сильная. Пэйдж была бы благодарна и за половину такой силы духа, которая есть в Дине Мадани.
Но чего нет, того нет.
На кухне ничего не изменилось и содержимое холодильника не изменилось – две банки пива, которое любит Фрэнк, так и стоят на средней полке, Карен купила его и сказала себе, что купила нечаянно. Просто так получилось. Она иногда бывает очень рассеянной. В шкафу стоит бутылка вина, точно такая же, как в тот вечер. Может, поэтому и не открытая.
- Пиво или вино, ничего другого предложить не могу. Пойдет?
Карен щелкает кнопкой электрического чайника, достает себе банку с травяным чаем – для себя.
В реабилитационном центре ее научили, что главное – честность перед собой. Первый шаг – честно признать свои ошибки и не пытаться переложить ответственность за них на кого-то еще. Карен честно признает – в тот вечер она выпила слишком много. Не будь этого, она бы вела себя иначе. Не будь этого, она бы не оттолкнула от себя Фрэнка. Это тяжелая, стыдная мысль, но от нее Карен не прячется – запрещает себе прятаться. Признать и принять, первый самый важный шаг. Она признает и принимает.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

Карен смотрит на то, как Дина себя калечит, расковыривая волдырь, и поспешно отворачивается.
- Зачем тебе отрезать ногу? Ты и сама с этим справляешься. Почему все так несправедливо? Самые красивые туфли всегда самые неудобные.
Беда, объединяющая, наверное, всех женщин мира. У Карен тоже имелась пара туфель, которые выбросить было решительно невозможно, а носить – смерти подобно. Так что Дине она, конечно, сочувствует. Приносит из кухни бутылку вина и бокал, достает из холодильника сыр, ветчину и оливки, добавляет к этому пару кусков холодного грибного пирога. Агент Мадани, как она уже успела понять, жила в основном на агрессии и на кофе, глубоко наплевав на все правильное питание, а иногда вообще на питание, в принципе. Пусть хоть у нее поест что-то, похожее на нормальную еду.
- Если ты как-нибудь задержишься у меня больше, чем на пару часов, я приготовлю тебе обед, Дина. Нормальный, человеческий обед. Подумай над этим.
Ее травяной чай пахнет яблоком, корицей и еще чем-то, медовым, сладким. Чем-то, что не вызывает у Карен болезненных воспоминаний, как запах вина в бокале Дины, как его вкус. Вкус вина для нее сейчас – вкус вины, пусть даже это звучит как строчка из плохого романа.

- Я редко пью, - это, конечно, не ответ на вопрос Мадани о пиве, о Карен не знает, как на него ответить. – Но это мое любимое вино... просто видишь ли, когда я в последний раз позволила себе лишнее, в смысле, выпить лишнее – я позволила себе лишнее с мужчиной. И потеряла хорошего друга. Так что пока воздерживаюсь.
Хорошего друга – интересное определение, вряд ли честное, потому что они с Фрэнком не были хорошими друзьями. Это было другое, но за неимением нужного слова она назвала это дружбой. С другой стороны, назвать это можно как угодно, а боль от потери меньше не станет.
- Пиво осталось с того времени, как он заходил ко мне... иногда заходил. Так что не для кого. Просто так...
Опять не совсем честный ответ – не осталось, было куплено снова. В совершенно слепой, глупой безрассудной надежде, что Фрэнк Касл когда-нибудь опять окажется на ее кухне.
Ну да. Скорее Рождество наступит в июле.
Карен грустно об этом говорить, но и молчать об этом тоже грустно, а так, пока она не называет имен, все, вроде, так и остается ее тайной? Еще одной ее тайной.
- Пёс, кстати, его собака. Была. Он привел, попросил за ней присмотреть, ну вот так девочка у меня и осталась и я этому рада.
Пластырь у Дины и правда с собой, вот бы можно было так и с сердцем – растер его до крови об кого-то, наклеил пластырь и пошел дальше. только вот у Карен нет такого пластыря. Ни у кого нет такого пластыря.
Пёс, как всегда, понимает, что говорят о ней, притаскивает на колени Карен свою новую игрушку, плюшевого зайца, заслюнявленного до сосулек на ушах.
- Спасибо, моя красавица, - благодарит Карен собаку. – Ты добрая девочка, да?
Пёс улыбается своей непередаваемой акульей улыбкой – добрая, ага. Сама доброта.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

- Окей, приготовлю тебе пастуший пирог с сердцем, - покладисто соглашается Карен.
У Дины талант – она ее смешит, не только смешит, но и как будто возвращает ее жизни часть утерянных красок. Карен ею восхищается – это такое восхищение, на границе с девичьим обожанием, как будто ей снова шестнадцать.
- И заметь, это не я написала, - замечает она, и улыбается – не может не улыбнуться. – Я бы никогда не написала такой безвкусицы. Скорее уж что ты выгрызаешь печень у своих врагов, без наркоза, живьем. Это на тебя больше похоже.
Когда Карен и Дина только познакомились – все благодаря делу Подрывника, которое все еще не закрыто, которое все еще висит над городом дамокловым мечом – она была очарована этой силой Дины Мадани, не меньше, чем ее экзотической внешностью. Наверное, даже, немного влюбилась в нее – в хорошем смысле, ничего такого. Они были настолько разные, что даже Карен, которая не умела и не любила самоанализ, понимала – двух более разных людей трудно найти. Внешность, характер, темперамент… но все же они искали общества друг друга, и это было здорово. Правда – очень здорово.

Хотя, подчас, ей нелегко приходится, потому что Дина прямолинейна как танк. Если она почувствует в собеседнике слабое место, то проедется по нему, и даже не вспомнит о том, что упавших не бьют. А у Карен полно этих слабых мест. Иногда ей кажется – она все сплошное слабое место. И ошибки. Не стоит забывать про ошибки.
- Я из Сент-Луиса, - отвечает она, и только потом соображает, что Дина наверняка знает это, Дина наверняка знает о ней все, что можно узнать.
Не все – ну конечно не все.
Она не знает, кем была Карен до того, как стала этой самой Карен Пэйдж, с бледно-розовой помадой и аккуратно уложенными в волны волосами – ничего яркого, ничего резкого.
Не знает, о ком она говорит – о Фрэнке Касле.
Но это нормально – никто не может знать о другом все. Карен даже не стремится к такому. Принимает то, что ей дают, что ей хотят дать, не просит о большем. Только один раз она попробовала иначе – и это закончилось ужасно, просто ужасно.

- Она не чудовище!
Карен нежно гладит морду Пёс, та подставляется, не с фанатичным восторгом, как это было с Фрэнком, скорее, это признание Карен равной себе. Но Пэйдж это вполне устраивает.
- Посмотри, только посмотри – у нее удивительно красивые глаза. Видишь? Смотри, как шоколад по цвету, да? Только еще красивее. Моя девочка – настоящая красавица. У нее самые красивые глаза и самое прекрасное сердце. Она за мной присматривает, да, моя принцесса?
Принцесса гордо смотрит на Дину – ну что, съела? Гордо уходит на свою лежанку, оставляя на коленях Карен замусоленного плюшевого зайца. По мнению Пёс это сокровище способно утешить любую сердечную боль.
- Нет, он не гей, и не священник, конечно, ты ужасные вещи иногда говоришь, Дина, просто… Ну, он, наверное, был не готов. Не знаю…
Она правда не знает. Рассеяно берет бокал. Задерживает дыхание. Делает глоток – боится, что этот вкус унесет ее туда, в тот вечер, в воспоминания о той темноте, о том, как ей было плохо потом – как только может быть плохо женщине, не получившей того, на что она так надеялась. Но нет. Нет. Обходится без этого.
- Это моя вина. Я была слишком настойчива. Мне казалось, что он тоже этого хочет. Но… но, в общем, не сложилось. И поверь, он много раз спасал мне жизнь, я со счета сбилась, сколько раз он спасал мне жизнь.
Карен поднимает глаза на Дину – смотрит растеряно, с грустью и нежностью, и с этой нежностью она ничего не может сделать, ничего. не может забыть, не может вычеркнуть. Повторяет, не для нее, для себя:
- Это моя вина.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

Делить пополам – такое Карен и в голову не приходило, и она тут же отбрасывает эту мысль. Просто Дина не знает всех подробностей, а Пэйдж не готова ими делиться – агент Мадани как бойцовый пес, если почувствует горячее, вцепится зубами и не отпустит, а Каратель это горячее. Горячее не бывает. Но она благодарна Дине за поддержку, конечно, благодарна. Иногда очень нужно услышать, что ты не виновата. Что нужно перестать себя винить.
И хотя она не может делить пополам, не умеет делить пополам, все же задумывается – либо хотел, либо не хотел. Если все свести к этому, если отбросить все оправдания, которые Карен придумала для Фрэнка и все упреки, которые она собрала для себя, то получается... хотел?
- А если... – Карен закусывает губу, смотрит на вино в бокале.
Ей бы прекратить этот разговор, поменять тему, спросить у Дины о ее делах – Карен не выпытывает, нет, но она хороший слушатель, внимательный, искренний. Но ей больше не с кем поговорить о том, что произошло. Нет близких подруг – при всей доброжелательности, Карен умеет дистанцироваться. Нет родственников. Она не ходит к психологу, хотя сейчас, кажется, у всех есть свой психолог, интересно, у Дины есть?

- У тебя было такое... не знаю, как сказать. Ну что у тебя было с мужчиной, а он после этого молча уходил? Даже не то что уходил – убегал... ох, только не смейся, пожалуйста! Если ты будешь над этим смеяться, я расплачусь, правда.
Карен уже готова расплакаться – в том числе и от того, насколько дико это звучит. Что должна подумать о ней Дина? Что она какая-то ненормальная, от которой мужчины сбегают в ужасе после секса? Хуже всего, что так она себя и чувствует и вряд ли вино ей в этом поможет, но и не уже и не навредит, так? К тому же вряд ли она напьется до такой степени, что зажмет свою единственную подругу на кухне возле холодильника.
От этой мысли, которая ее немного развеселила, Карен переходит к другой – а у Дины есть друг? Мужчина? Кто-то, с кем она встречается? Спит? Если да, то какой он? Возможно, такой, как Мэтт – умный, талантливый, безупречно-элегантный, уверенный в себе. Мэтт, кстати, всегда был неравнодушен к девушкам яркой, экзотической внешности, Пэйдж это за ним замечала. И всегда немного тушевалась, зная, что проигрывает, со своей белой кожей и светлыми волосами.
- И нет, это не Мэтт. У меня с Мэттом ничего не было, если он тебе нравится, мы можем как-нибудь пригласить его в бар, хочешь?
Мэтт, конечно, слеп – но Карен знает, что женщины не видят в этом беды. Она так точно не считала это недостатком, скорее, наоборот. С Мэттом ей не пришлось бы выключать свет.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

Карен вино не в то горло попадает и она кашляет, прикрывая рот рукой – ну честное слово, даже дико себе представить такое, она спрашивает у Фрэнка прямо. И как бы она это сформулировала? Тебе не понравилось, как я делаю это ртом? Я была слишком настойчива? Ты не любишь блондинок? А может, она ему не нравится – ну, вот как женщина. В любом случае, правдивый ответ, если он будет, этот правдивый ответ, только разобьет ей сердце, а от него и так остались одни осколки.
- Хорошо, что у меня нет его телефона, - отвечает она, отдышавшись, вытерев губы салфеткой, на белой ткани остался розоватый мазок.
Карен не проводит параллелей, но, как и в случае с Фрэнком, когда в гостях Дина, ей хочется достать все самое лучшее. От чрезмерного проявления гостеприимства Пэйдж Мадани спасает внезапность визитов, а цыпленок с розмарином, которым Карен метает накормить подругу, требует времени.
- Но даже если бы был – я бы не стала ему звонить, Дина. Ушел и ушел. Это его выбор.

Дина, наверное, сейчас скажет, что она трусиха – и будет права. Она трусиха, так что Фрэнку Каслу не грозил бы разговор по душам, даже если бы у Карен был его телефон. Хорошо быть как Дина – думает Карен, которая видит только то, что видит, и знает только то, что знает. Хорошо быть такой сильной, хорошо, когда в тебе столько энергии, что она через край плещется, кажется, что слетает искрами с пальцев. Будь она такой – у нее бы многое было бы иначе, все было бы иначе.
- Правда, прости, что я тебе это все вывалила, как-то не-по дружески, грузить тебя своими проблемами, извини, милая. Но твою позицию я поняла. При встреча задать прямой вопрос, а если он не даст прямой ответ, то что, тогда выстрелить ему в голову? – Карен шутит, конечно, ну а что ей еще остаётся?

Пёс поднимает голову, смотрит на Карен с укоризной, дескать, ну что за глупости, ну кому ты собралась в голову выстрелить? Глупости – Пэйдж согласна, что глупости, но говорить глупости и смеяться лучше, чем молча плакать в подушку, так? Слезами Фрэнка не вернешь, и их дружбу не вернешь. Поэтому Карен допивает вино из бокала, мысленно желает Фрэнку удачи – где бы он ни был, а себе – не знает, чего пожелать себе. Забыть его поскорее, не забывать никогда? Второго шанса? На что? И Карен знает ответ – хотя бы на это знает ответ. На их дружбу – на то, что было до того, как она все испортила. Вот на то второй шанс, и ни на что больше.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

Заслужила ли она это дерьмо? У Карен на это есть однозначный ответ. Да. Она заслужила это дерьмо, и это, и любое другое тоже заслужила. И то что Фрэнк ушел… Как объяснить Дине, что, узнай он о ней правду, он бы тоже ушел, так что все справедливо. Она думала, что если выключить свет, можно позволить себе быть счастливой, а на самом деле все проще. Она пыталась обмануть и его и себя. Может быть, поэтому она одна – кому такое расскажешь? А начинать отношения со лжи, с того, что ты скроешь три года, ужасные  три года своей жизни, заменишь их чем-нибудь безобидным – разве это правильно? Нет. Не правильно.
И ей бы не отвечать на вопрос Дины или придумать какой-нибудь ответ, который закроет тему дерьма в жизни Карен Пэйдж, но ей трудно это сделать, может быть, потому, что правда всегда просится наружу? Она достаточно поработала в «Нельсон и Мердок», а потом в газете, чтобы убедиться в этом – все хотят поговорить о себе, рассказать о себе. Все, без исключения. Ну вот, и она тоже не исключение. Ну и дело в том, что случай с Фрэнком надломил ее в чем-то, и она никак не может снова найти себя – целую, даже не может смотреть на себя в зеркало. Смотрит только чтобы убедиться в том, что все в порядке. Волосы, лицо. Как-то она попыталась смотреть на себя хотя бы десять секунд – не смогла, заплакала на восьмой.

После центра реабилитации она начинала плакать на третьей секунде, так что, можно сказать, это еще не самые тяжелые ее дни, выкарабкается?
- Может быть, и правда заслужила. Я делала плохие вещи, Дина, очень плохие. За них мне до сих пор очень стыдно. Так что да… да, мне до сих пор кажется, что я не заслуживаю чего-то действительно хорошего. Пока нет.
Может быть, со временем все изменится. Может быть, когда-нибудь она поймет, что должна сделать, чтобы все изменилось. Спасти детишек из горящего приюта – Дина умеет в красочные образы. Уничтожить всю преступность в Нью-Йорке. Найти лекарство от рака – хотя, последнее вряд ли.
Бабушка Карен была католичкой, и Карен католичка, но после своей конфирмации никогда не была в церкви. Тем не менее, идея греха и искупления греха прочно в ней сидит, как и понимание того, что от искупления она далека.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

Сначала Карен кажется, что слова Дины – это просто слова утешения. Они не так долго знакомы, но Пэйдж склонна увлекаться людьми, и ей кажется, что Дина Мадани очень хорошо ее знает, что очень хорошо ее понимает. Карен думает, что и она понимает Дину и поэтому им так хорошо вместе, поэтому они и дружат.
У Пэйдж все немного сложно с определением дружбы – в школе у нее не было близких подруг, она была слишком застенчивой девочкой, с такими дружить не интересно. В колледже Карен уже намеренно держалась от всех подальше, быстро поняв, что подруги быстро забывают о тебе ради очередного парня. Была только Рокси – тогда, в те дни, хотя говорят, что у наркоманов друзей не бывает, но с Рокси они дружили, и Рокси ей рассказывала такие вещи, которым в колледже не учат, но может, поэтому она и выжила. Она – да, а Рокси нет. Рокси, проститутка, наркоманка с таким стажем, что было удивительно, как она все еще жива, однажды просто исчезла. Никому до этого не было дела, никто ее не искал – да и кому бы это было нужно? Девушки с улиц пропадали часто, и, несомненно, задержись Карен в этой выгребной яме еще год, еще полгода, и она бы тоже исчезла. Может, убили бы из-за дозы, может, убили бы на очередной съемке, за такие фильмы – где все по-настоящему -  платили много, а Рокси было уже все равно, и она позволяла себя бить, резать, трахать, душить. Что угодно, как угодно, только бы заработать на дозу.
Рокси была жгучей брюнеткой с испанскими корнями и опекала Карен грубовато, но по-матерински. Она, конечно, не потому потянулась к Дине, но все же сходство явно присутствовало.
Но Дина говорит дальше, упоминает центр – так говорят в этих центрах? И Карен смотрит на нее во все глаза. Что это, совпадение?
Карен, может быть, немного наивна, когда дело касается ее лично, но она не глупа, совсем не глупа, и думает о том, что если все это не просто слова поддержки, то вывод один – агент Мадани сумела раскопать прошлое Карен Пэйдж.

Неприятная догадка. Настолько неприятная, что Карен ничего не отвечает на слова Дины о том, что она хороший человек и красивая женщина.
Если знает Дина – то могут узнать и другие, а за Карен остался долг, достаточно крупный, чтобы о нем не забыли, и речь идет не о деньгах или наркотиках, а о жизни. Чтобы сбежать, ей пришлось убить, и это было нелегко. И она думала, это будет в ее жизни один раз, больше никогда, но был и второй раз… значит ли это, что будет и третий?
- Плохие вещи бывают разными, ты не знаешь, о чем говоришь, Дина, или все же знаешь? – осторожно спрашивает она, поставив бокал на стол – кажется, с нее на сегодня уже хватит.
У Пэйдж не так много подруг, чтобы с легкостью и без сожалений их терять. А если она сейчас не спросит прямо, то потеряет Дину Мадани, просто не сможет дальше с ней дружить и гадать – да или нет, знает или не знает. Лучше точно знать, чем догадываться.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

От прямоты Дины хочется спрятаться. Наверное, Карен так и поступала все это время, пряталась, спешно, лихорадочно создавала себе другую реальность, другую себя. Может быть, действуй она более хладнокровно, у нее бы получилось лучше, но когда тебя ведет страх… хотя, не только страх. Карен вело еще и отвращение – к себе. Так что из одной крайности она бросилась в другую крайность, наивно надеясь, что кого-то обманут девичьи блузки и скромный вид Карен Пэйдж.
Не обманули.
Не Дину Мадани.
Значит, она знает. Знает – и видела? Все это – видела?
Все эти почти любительские съемки, ценимые, Карен знала, за натуральность. Там все было настоящее, и грязь, и крики, и стоны. Товар не для всех. Ничего красивого, никто не пытался сделать их красивыми, замазать синяки, или надеть на них красивое белье, зачем? Там другое ценилось. Готовность. Лихорадочная готовность все сделать, все – ради дозы. И что только она в себя не засовывала. Не ловила от этого кайф, нет. Конечно, нет. Это была цена, Карен ее честно платила. До сих платит – отвращением к себе. Потому что это ее испачкало. Изнутри испачкало.
- Я только не понимаю, Дина, правда не понимаю, как ты можешь?
Карен понимает на Мадани взгляд, затянутый пеленой воспоминаний. Тех самых, мутных, ядовитых, отравляющих ее изнутри даже сейчас.

Грязный, продавленный матрас в пятнах. Ее колени, босые ступни – слишком большие, как всегда казалось Карен, большие и некрасивые…

- Как ты можешь после этого со мной разговаривать? Дружить со мной? Я правда не понимаю. Раз ты все знаешь – как?

- Я не могу!
Карен отползает в угол, прижимая острые, худые колени к груди.
Ей показывают пакет с белым порошком. Трясут перед носом, как будто она собака. И это работает.

Может, хватит?
Карен правда на это надеется. Что она откроет глаза одним прекрасным утром, и поймет – хватит. Может, если бы было то утро, с Фрэнком, на которое она надеялась не меньше, чем на ночь с ним… Но все же ясно, правда? Яснее некуда. Она – не то, что ему нужно.
- Выгребла… я не знаю, Дина, не знаю, потому что иногда мне кажется что да, все так, я выгребла, но чаще мне кажется, что нет.
Карен смотрит на свои руки, чистые руки без следа уколов, потом смотрит на Дину Мадани  - с бесконечной усталостью, которую теперь можно не скрывать. Она все равно все знает. Карен этого не хотела, но раз так…
- Я не могу об этом говорить. Ни с кем. О наркотиках – да, я же лечилась, в Центре. Я вылечилась. Я чистая. Но это – нет. Не могу.
Карен с тоской смотрит на опустевшую бутылку.
- Хочешь, схожу еще за одной? – спрашивает она, даже не пытаясь изобразить веселье, или еще что-то такое… ненастоящее. – На углу хороший магазинчик.
Чтобы пережить эту новость, о том, что Дина знает, ей потребуется много вина.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]

Почему бы нет, думает Карен, почему бы нет – это, наверное, хорошая идея. На Манхеттене достаточно баров, с Диной она чувствует себя спокойной, в безопасности, почти как рядом с… ну да. Давай, Карен, договаривай – почти как рядом с Фрэнком. Вот только Фрэнк ушел, и кто его осудит? Она – точно нет. Но, может, и правда пора начать жить дальше? Когда она работала в «Нельсон и Мердок» они частенько выбирались в бар втроем, каждую пятницу, или когда было что отметить… Хорошее было время, думает Карен, переодеваясь, находя лодочки на самом низком каблуке – все равно она будет выше Дины, даже босиком, но знает, что у Мадани это больной вопрос.
Хорошее было время, но почему бы этому времени тоже не быть хорошим? Этому вечеру, этой ночи.
- Очень красивые туфли, - улыбается она Дине, когда они оставляют Пес одну, выходят из дома, чтобы начать свое ночное путешествие от бара к бару. – Очень красивые.

Очень скоро Карен кажется, что это была замечательная идея – лучшая идея из всех возможных. Они пьют – не вино, конечно, вино предполагает тихую музыку и долгие беседы, а вокруг них грохочет то какой-то разудалый ирландский рок, потом еще что-то, от чего у Карен уши закладывает, и она смеется – пьет и смеется. И Дина на чем свет ругает свои туфли, когда они перебираются в другой бар, где уже усаживаются поосновательнее, у барной стойки. На них смотрят, конечно, даже в ночном баре, где есть на кого посмотреть, дело, наверное, в том, что очень необычно они смотрятся рядом, светловолосая Карен, темноволосая Дина…
У всех свои секреты…
Карен думает о том, какие секреты у Дины? Но не спрашивает, конечно. Веселит Дину рассказами о своем последнем интервью, на этот раз ничего такого, никаких убийств, расследований, криминала, никаких продажных политиков, хотя, возможно, и это там есть, если поискать. Всего лишь писатель на пике популярности, «Краеугольный камень богатства», «Краеугольный камень гармоничной личности» проданы огромными тиражами.

- В конце-концов, мне казалось, что если еще раз услышу «краеугольный камень» - воткну ему ручку в колено, честно, Дина, нес свою чушь с таким видом, как будто лично написал Библию, причем за одну ночь.
Карен смеется, отводит от лица светлые волосы. Чтобы рассказывать Дине всю эту забавную чушь ей приходится наклоняться совсем близко, иначе друг друга не услышать. У Дины гладкая, смуглая кожа, четко очерченные скулы, Карен уже нетрезва и ей хочется провести по ним пальцем, такие они красивые – скулы Дины. Еще от нее пахнет чем-то… восточным – деликатно определяет для себя Карен Пэйдж, предпочитающая легкие цветочные духи. Если восток пахнет дымом, мускусом, амброй и, кажется, жженым сахаром – то да, это он.
- У тебя есть парень? - спрашивает она, даже не замечая, что перескакивает с одной темы на другую. – Ты такая красивая, у тебя их должно быть много. Честно, если бы я была мужчиной – я бы на тебя сильно запала. тот парень, у стены, он с тебя глаз не сводит, не хочешь дать ему шанс?
Все заслуживают шанса – думает Карен и едва удерживается от того, чтобы снова не упасть в пучину жалости к себе, но ее поддерживает на плаву текила.
[nick]Карен Пейдж[/nick][status]Он не монстр[/status][icon]https://b.radikal.ru/b41/2002/a7/48436024043d.jpg[/icon]