Librarium

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Librarium » From Pizdec with love » ПИтерЗДЕЦ » Расскажи это лягушкам


Расскажи это лягушкам

Сообщений 1 страница 24 из 24

1

март 2020, спешная эвакуация Ольги Сабуровой.

Ольга Не_Понимаю_Что_Происходит Сабурова & Игорь Идем_Со_Мной_Если_Хочешь_Жить Караулов

меня тошнит от грамотеев
их лицемерия и лжи
да что ж опять кладёшь ты плитку
ложи (с)

0

2

Вынужденное безделье Ольга всегда переносила из рук вон плохо. От того, что за окном весна, слякотная питерская весна, которая мало чем отличается от поздней осени, настроение Сабуровой лучше не становится. Галерея закрыта, спешно закрылось все, что не имеет прямого отношения к жизнеобеспечению города.  Она начинает думать, что правы были те, кто уехал, пока была такая возможность. Кто-то рванул в Финляндию, пока границы не закрыли. Кто-то в Карелию, бронируя на полгода, на год гостевые дома. Она осталась.
Во-первых, потому что не могла бросить галерею. Они четыре месяца готовились к выставке Антона Павловича, Ольга всю душу в нее вложила, и бросить просто не могла, не могла так его подвести. «Его» — Ольга всегда мысленно произносила с придыханием. Ему — даже имя было не нужно. Он — это Он.
Две его картины — подарок любимой ученице — висели на серебристо-серых стенах огромной квартиры-студии, расположившейся на последнем этаже дома, выходящего окнами на Малую Невку и Ждановку. Смелые, пастозные мазки, во всем нервное вдохновение, которое Ольга считала признаком гениальности. На одной — обнаженная женщина, они оба знали, что это она, но, конечно, отрицали любое сходство. На второй — солнце, отражающееся в серой, стальной воде, силуэты зданий.
Во-вторых, потому что ей некуда было ехать.
И не к кому.
Родителей она похоронила больше пяти лет назад, из родни имелась тетка под Смоленском, с которой Ольга не поддерживала никаких контактов. С Игорем она развелась шесть месяцев назад. Ольга привычно прикинула даты — да, ровно шесть месяцев, надо же, как быстро летит время. Год в браке, полгода в разводе.
— Я рад, что ты быстро осознала свою ошибку, — мягко сказал ей Антон Павлович, когда она, объявив о разводе, сидела напротив него, не зная, куда деть руки, как нервная школьница, измучившаяся и благодарная за то, что строгий учитель дает ей еще один шанс.
Ну да, она так и думала об Игоре — как об ошибке. Ее старые знакомые быстро забыли об этом нелепом, курьезном даже браки тридцатидвухлетней красавицы Ольги Сабуровой, администратора картинной галереи «Монжуа» и двадцатисемилетнего Игоря Караулова, а новым знакомым Ольга ничего об этом не рассказывала.
Ошибка… ну да, та ошибка, за которую ей должно быть стыдно, потому что она прекрасно понимала, почему ее потянуло к этому парню, так отличающемуся от ее друзей. Понимала, отдавала себе отчет, но все равно прошла все, весь парк развлечений, от входа, до выхода, от желания, чисто физического влечения, до холодного недоумения и понимания, что это все. Конец. Все закончилось — за один год.

Словом, она вынуждена оставаться на месте, проводить день за днем в своей квартире, спать до полудня, вставать с головной болью, пить кофе до вечера. Пытаться работать — составлять каталог для галереи, мучаясь чувством, что это бессмысленное занятие. Чувством, что все гораздо хуже, чем кажется ей с высоты террасы на крыше, куда она выходит курить. Это ее место для прогулок. В прошлом году в марте здесь уже стояли деревца в больших горшках и Игорь с друзьями — братишками, как он их называл — использовал их вместо пепельницы.
Еще одна из многочисленных причин, почему этот брак был обречен.
Она курит — курит одну за другой, слишком много, слишком нервно, как будто хочет поскорее закончить всю пачку, потому что купить новые будет негде. Курит, кутается в пальто. Тучи обещают снег к ночи, ветер пронизывает насквозь, тот особый питерский ветер, под которым так легко простыть…
Курит, думая о последнем сообщении от Антона Павловича.
— Если мы больше не увидимся, девочка моя, знай, что я одним могу гордиться, тем, что не погубил твою молодость рядом со своей старостью. Прощай, Оличка.

Не погубил… Ольга знала, какой смысл вкладывал в это слово ее учитель. Помнила — ей было девятнадцать, она была влюблена в него, готова на все ради Антона Павловича, и одним дождливым вечером она все же попала к нему в мастерскую, и на утро он так и сказал — я не хочу губить тебя. Заботливо укутал вздрагивающие плечи своим шарфом, вызвал такси, поцеловал в висок…
Любовь, конечно, прошла — но вот это болезненное, что поселилось в ней в ту ночь, осталось, как и убежденность в том, что Долохов гениален. Как вера в то, что она вдохновляет гения. Помогает гению…
Вдохновляла.
Помогала.
И что в итоге? В итоге пустота квартиры, пустота террасы, прохлада мартовского воздуха и закат с террасы, на который она поднимается посмотреть. Нерон смотрел на горящий Рим, а она смотрит на закат над городом. Каждому свое.
И, хотя она точно знает, что не уснет, как только за окнами темнеет, Ольга не раздеваясь ложится в постель — слишком просторную для нее одной — кутается в одеяло.
Говорит себе, что, должно быть, простыла.
Говорит, что завтра ей станет легче и она подумает, что делать дальше.
Или послезавтра — да, лучше послезавтра.
Но не сейчас.
Нет, не сейчас.[icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/13-1591240484.jpg[/icon][nick]Ольга Сабурова[/nick][status]эрмитажная стерва[/status]

0

3

[nick]Игорь Караулов[/nick][status]Нахер - это вон туда[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/12-1591203200.jpg[/icon][lz]<b>Игорь Караулов, 28<sup>y.o.</sup></a></b><br><i>профессиональный бычара из твоего парадного, автомеханик от бога</i>[/lz]Они говорили об этом — Игорь сейчас даже не может сказать, в какой момент эти разговоры из разряда "а что, если" превратились в уже решенный факт, как обсуждение стало все более детальным, потеряло прежний привкус фантазии. Говорили о том, что завод — кажущийся неприступным со своим укрепленным периметром, бетонным забором, металлическими воротами и территорией, которой хватило бы, чтобы разместиться целому городскому району, пусть и в тесноте — станет хорошим убежищем, настоящей крепостью, о том, что там должен быть запас топлива для автономной работы массивных генераторов, сравнимых по мощности с небольшой электроподстанцией, на несколько месяцев, о том, что можно отключить производство, сократив таким образом расходы, и тогда к этим нескольким месяцам можно прибавить еще несколько месяцев...
Конечно, идея оставаться посреди города, который постепенно тонул в панике, была рискованной: многие уезжали, продумывали маршрут, выбирали отдаленные, безлюдные места на картах еще девяностых годов, кто понаглее — напрашивался к друзьям на дачи или попросту объединялись в компании с целью занять какую-нибудь еще не открывшую сезон турбазу, и отток городских жителей в пригороды и дальше достиг, наверное, пиковой отметки для слякотного марта, совсем не радующего ни солнечной погодой, ни установившимся теплом — но Игорю, Павлу и не только им и в голову не пришло оставить Питер. Это был их город — их Питер, и это было бы предательством, оставить город сейчас, когда наступили черные дни. Потомственный петербурженец, чья бабка пережила блокаду здесь же, чуть дальше по улице, похоронив всю свою семью в лютую зиму сорок третьего, Игорь сразу решил, что останется в городе, пока все не закончится.
Правда, на тот момент это "все" казалось чем-то вроде масштабного развлечения, игривой репетицией апокалипсиса, которого никогда не будет — и долгое время все так и было, они шутили на тему вируса, на тему того, как подскочили закачки с торрентов зомби-хорроров, о том, чем лучше мочить дохляков. Никто не ждал, что ситуация будет развиваться — и ухудшаться — настолько быстро, никто не ждал, что так быстро спасение за крепкими высокими оградами "Электросилы" станет не просто темой для болтовни, а реальной возможностью выжить.

Разбуженный Пашкой, Игорь едва смог сгрести себя в кучу, едва проморгался — а тот уже умотал, оставив дверь нараспашку.
Потирая гудящий взъерошенный затылок, Караулов кое-как доковылял в ванную, выкрутил кран с холодной водой на полную, наклонился, упираясь обеими руками в холодный кафель. К горлу подкатил горячий ком, головная боль усилилась — и Игорь поспешно выпрямился. Пыльное зеркало, заляпанное высохшей пеной для бритья, покладисто отразило помятую физиономию, налитые кровью глаза, блестящий на лбу пот.
— Блядь, — сказал сам себе Игорь.
Не хотел же вчера так надираться — думал, просто немного выпьет, шлифанет, так сказать, дурное настроение, сидя перед телеком, но снова надрался в хлам и теперь едва мог мыслить связно.
Вспомнив про воду, удивленно наклонился над совершенно сухой раковиной — воды не было, ни горячей, ни холодной. Так и не вспомнив, обещали ли какие-то работы, Игорь доплелся на кухню, осушил почти залпом половину выдохшейся открытой колы, зато холодной, из холодильника, тут же заморозившей ему желудок и прочистившей мозги.
Собственные мысли казались тяжелыми, мутными, будто глубоководные рыбины, тупо таращившиеся в освещенные окна батискафа, но общую идею Игорь уловил: валить за Ольгой. Встретиться у Ивки.

Уже одетый, он спускается к старому паджеро, припаркованному почти у самого парадного — место блатное, Игорю пришлось отжимать его у нового хозяина, но сейчас ни того мужика, который наладился было ставить свой логан на месте паджеро, ни тачки его жены видно не было: кажется, Игорь не видел их уже несколько дней. Может, уехали?
Уличное освещение, скудное и муторное, не режет глаза; Игорь запихивает спортивную сумку, собранную еще с неделю назад, в багажник, прямо на пыльный коврик, садится за руль.
Руки дрожат, снова накатывает сушняк, но подниматься обратно за водой уже не хочется. Он сглатывает противную тягучую слюну, заводит тачку — если его сейчас тормознут, с правами точно придется попрощаться, приходит и уходит какая-то шальная в своей абсурдности мысль. Игорь ухмыляется сам себе, сдает задом, выезжая со двора на проспект — неожиданно оживленный для второго часа ночи.
Он опускает стекло, надеясь, что холодный март немного протрезвит, хочет включить музыку, но останавливается, когда среди гудков и сработавших по дворам сигнализаций различает другое: выстрелы со стороны горбольницы.
Очередями, блядь, думает Игорь.
Там палят очередями, не жалея припасов.
Инстинкты срабатывают быстрее, чем он успевает отрефлексировать услышанное — паджеро прибавляет скорость, подрезая зазевавшийся форд, выворачивая на сейчас пустую и закрытую реверсную полосу, обходит несущийся навстречу возмущенно сигналящий газик: если Игорь верно понял насчет стрельбы, ментам сейчас не до нарушителей ПДД.

На Ждановке предсказуемо тихо. Игорь думает, что здесь, наверное, будет тихо, когда зомбаки уже сожрут половину города — атмосфера такая, шутил он, когда жил здесь с Ольгой. Атмосфера такая — эрмитажная.
Мои соседи — интеллигентные люди, как-то сказала ему Ольга. Они тебе понравятся, только, пожалуйста, будь приветлив.
Игорь был приветлив — но кто же знал, что в этом доме приняты совсем другие представления о приветливости.

Он выходит из тачки, на автомате ставит на сигналку, мотает головой, едва не подскальзываясь на мокром асфальте. Ухватившись за капот, еще не остывший, присматривается — в свете лампочки над парадным асфальт блестит, будто покрытый глазурью.
Только это не глазурь — это кровь.
Игорь прослеживает за тянущимся дальше в кусты вокруг детской площадки следом. Ему кажется, что там кто-то шевелится, в темноте ничего не разобрать, и тогда — и он обещает себе, что никогда никому об этом не расскажет — он снова открывает паджеро и вытаскивает из-под водительского кресла небольшой увесистый фонарик, утяжеленный свинцовой пластиной. В нем даже батареек нет, Игорь возит его для другого, и сейчас, когда фонарик приятной тяжестью ложится в ладонь, Игорь понимает, внезапно, как будто его с размаху шлепнули по лицу, что это все взаправду.
Эти ролики в интернете. Эти кажущиеся дебильным розыгрышем сообщения.

В кустах что-то шевелится опять, но затихает. Игорь стоит и ждет, по-прежнему держась свободной рукой за капот, и ему кажется, что проходит целая вечность, пока, наконец, в соседнем дворе не срабатывает автосигнализация, заставляя его встряхнуться. В кустах тихо — и тогда он, продолжая следить за этими чертовыми кустами, прется к парадному, понимая, что не дышал, все это время просто, мать его, не дышал.
Домофон работает — и это смешно: Игорь набирает номер квартиры жены, бывшей жены, и едва не улыбается сам себе. Он, случалось, забывал ключи — Ольга терпеть этого не могла, терпеть не могла отвлекаться, бросать свои дела, чтобы открыть ему дверь, и тогда он наловчился звонить в квартиру парой этажей ниже, где жила бодрая для своих семидесяти бабка, любящая потрепаться. Она смолила Парламент и всегда выходила на площадку, поджидая Игоря — он из вежливости поднимался пешком, зная, что она ждет: они перебрасывались парой слов, старушенция спрашивала, когда же Олечка забеременеет, Игорь подмигивал ей и обещал, что они над этим работают. Она смеялась кашляющим старческим смехом, но это был приятный смех, добрый и дружеский, не то что те улыбки и смешки, которые издавали друзья и подруги Ольги. Игорь, может, институтов не кончал, но это быстро выкупил — и сам им тоже не улыбался, а скалился в ответ, как скалятся цепные псы, намекая, что лучше пройти мимо.
— Это я, — говорит он в домофон, когда срабатывает сигнал ответа, не давая Ольге и слова произнести. — Открой.
Не давая произнести ни слова, не представляясь — как будто то, что он оказался под ее парадным глубокой ночью спустя полгода после их развода, было самой нормальной вещью на свете.
Самой нормальной после оживающих мертвецов, после неизвестного неизлечимого вируса, после апокалипсиса, который гниющим заревом вставал над городом.

0

4

Уснуть она не уснула, в конце-концов даже выбралась из постели, подгоняемая нервным, нездоровым беспокойством. Она знала за собой такое. Знала, что не уснет до четырех-пяти часов утра, знала, что завтра ей понадобятся таблетки от головной боли. И единственный способ сделать эту ночь не такой бесконечной, не такой ужасной — включить какой-нибудь фильм, открыть бутылку вина. Возможно, помогло бы поговорить с кем-нибудь, но вот с этим у Ольги была настоящая беда.
Пока Игорь жил здесь, пока они пытались — она пыталась — что-то сделать с их браком, было проще, она могла разбудить мужа, он не возражал, если она его будила. Заняться с ним сексом или просто лежать рядом — и даже если засыпала под утро, то без этого чувства, будто ее, стеклянную, уронили и разбили.
Но Игоря нет, близких подруг — из тех, которым можно позвонить в любое время, даже ночью, нети никогда не было.
Антон Павлович… Он мог позвонить ей ночью… Звонил раньше, звонил, мучаясь мигренью, бессонницей, сомнениями или только что закончив очередную картину, и она вставала, чтобы поговорить с ним, уходила а ванную комнату, чтобы не видеть взгляд Игоря. Он звонил — она никогда, но она звонила ему — днем, после его сообщения. Звонила и звонила, как будто ей снова девятнадцать, и ничего. Ничего.
А самое странное — она ничего не чувствует. Как будто в ней что-то выключилось. За ненадобностью, возможно…
Сигнал домофона заставляет ее выпрямиться в кресле, бьет по нервам — так поздно? Кто может звонить в ее квартиру так поздно?
Мысль об Антоне Павловиче вспыхивает — и гаснет. Нет, конечно, нет. Долохов — изысканный, умнейший, ироничнейший — не стал бы через холодную темноту, наполненную тем страшным, что вползло в город, мчаться к ней. Да и зачем? Чтобы выпить с ней по бокалу вина и констатировать факт, что все кончено, девочка моя, все кончено. Закат нашего мира ярок и зловещ, а нам остается сгореть вместе с ним…

Она идет к домофону, плед волочится по полу. Нажимает кнопку — Игорь. Голос Игоря.
Ольга закрывает глаза, делает глубокий вдох, и — открывает.
Включает бра, висящее над зеркалом, смотрит на себя — бледную себя, светлые волосы забраны в хвост, мятый велюровый домашний костюм — радиаторы в огромной студии почти холодные, для нее, вечно мерзнущей, это настоящая пытка. Не лучший вид, чтобы встретиться с бывшим мужем, с которым не виделись полгода.
И ей бы, наверное, удивиться, его приходу — они не созванивались, не обменивались сообщениями, хотя Ольга чего-то подобного ждала. Но нет. Подписав все документы Игорь просто исчез из ее жизни, как будто его и не было, и это было то, чего она хотела — так? Чтобы его как будто и не было в ее жизни.
Ей бы удивиться — но она не удивлена. Наверное, это в ней тоже выключилось, способность удивляться.
Лифт в доме идет мягко, бесшумно, но Ольга слышит сигнал открывающихся дверей. Слышит, но не открывает дверь.
Ждет.
Ждет, когда Игорь позвонит в дверь. Потом ждет еще долгих десять секунд. И только потом открывает.

В коридоре горит энергосберегающая лампочка, желтоватая, тусклая. Ольга смотрит на Игоря, Игорь смотрит на нее.
— Ужасно выглядишь, — холодно и очень спокойно говорит она, как будто он вышел из этой двери не шесть месяцев назад, а сегодня утром. — Что-то случилось? Надеюсь, важное? Ты меня разбудил, Игорь.
Странно видеть его.
Странно видеть его здесь.
И первую, иррациональную какую-то, необъяснимую радость что он жив — Ольга тут же глушит раздражением.
Это легко. В Игоре всего слишком, это давит. Он слишком большой, слишком грубый, слишком упрямый. Тот факт, что когда-то это и притянуло Ольгу Сабурову к Игорю Караулову, который был так же уместен в ее жизни, как бутылка дешевого пива в Эрмитаже, она успешно игнорирует. Было и прошло.
Может, у них был шанс, когда она звонила ему из клиники, перед тем, как зайти в кабинет, но у него был отключен телефон, и хорошо, что все так сложилось — решила она, после того, как прошел первый шок от того, что она сделала. Хорошо, потому что лучше им больше не встречаться.
Однако — здравствуйте.[nick]Ольга Сабурова[/nick][status]эрмитажная стерва[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/13-1591240484.jpg[/icon]

0

5

[nick]Игорь Караулов[/nick][status]Нахер - это вон туда[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/12-1591203200.jpg[/icon][lz]<b>Игорь Караулов, 28<sup>y.o.</sup></a></b><br><i>профессиональный бычара из твоего парадного, автомеханик от бога</i>[/lz]В лифте Игорь приваливается к стене, запрокидывает голову, затылком об общивку, закрывает глаза, чтобы свет не мучил. Этажи остаются внизу один за другим - Ольга живет на последнем этаже этой очереди, из квартиры-студии, одна из стен которой сплошь стекло, открывается вид на реку, на город внизу, на золоченый купол Исаакия чуть в стороне. Можно выйти на крышу, сейчас наверняка неочищенную от наледи и снега - в прошлом году Игорь сам почистил крышу, сейчас он сомневался, что какой-то коммунальной службе еще было дело до забот обитателей этой многоэтажки. Можно выйти на крышу, курить там, разглядывая город, весь почти как на ладони, можно было выпивать там с друзьями, жарить шашлыки на мангале, который они обычно возили с собой на дачу - интересно, думает Игорь, ольга вообще выходит одна на эту крышу?
Сейчас, в марте, вряд ли - ветрено, холодно, снег, а ей, вроде, не нравится такая погода. Она ждала лета - и это отдельно бесило Игоря в бывшей жене: она платила за содержание этой чертовой крыши, но при этом выходила на нее от силы раз десять за весь год, и все равно считала это выгодной сделкой. Такой своеобразный компромисс - а Ольга обожала ебаные компромиссы - между городским комфортом и имитацией свежего воздуха, как будто здесь, на высоте десятого этажа в городе-миллионнике, он волшебным образом и правда становился свежим.

Напрасно было думать, что она ждет его - дверь, ведущая в квартиру, закрыта. Игорь тяжело выпирается из лифта, гипнотизируя дверь взглядом, как будто ждет, что она вот-вот распахнется, но этого не происходит. Этого не происходит и после того, как он с силой давит на звонок - и даже слышит отзвуки мелодии там, в квартире, из которой ушел полгода назад, чтобы никогда не возвращаться.
Он знает, что она дома - кто-то же открыл ему домофон, и на короткое мгновение, может, в пару-тройку секунд Игоря посещает мысль, что она дома, но, возможно, больна.
Возможно, заражена - стала такой, как эти твари из интернет-роликов, месяц назад моментально становившихся вирусными, а сейчас уже приевшимися, как заставка бесконечного сериала.
Фонарик оттягивает ему полу зимней куртки, Игорь опускает руку в карман, нашаривая его тяжелую рукоятку, прислушивается: ему кажется, что квартира пуста, но затем дверь открывается, он слышит скрип замка, слышит, как Ольга отступает от дверей, чтобы открыть.
В тусклом свете она выглядит неожиданно другой, чужой, как будто он пришел в дом к незнакомке. Игорь тупо таращится на бывшую жену, пытаясь узнать в ней ту женщину, с которой прожил целый год в этой квартире, но, стоит ей открыть рот, узнавание накатывает как волна: голос, интонация, выражение лица, даже, черт возьми, слабый запах духов, что-то не то японское, не то корейское, Игорь так и не удосужился запомнить название.
Она выглядит усталой, даже измученной, как будто не спала, и даже лед в голосе не может замаскировать это.
Игорь упрямо мотает головой - ну конечно, разбудил. Ну конечно, ужасно выглядит.
- На себя посмотри, - парирует из какой-то детской, ребяческой вредности, обдавая Ольгу запахом перегара. - И да, что-то случилось. Во всем городе, блядь, что-то случилось, и не делай вид, что ты не заметила.
Можно было еще цепляться за иллюзии, что те обещания, которые так щедро раздавали власти и администрация города еще месяц, две недели назад, в самом деле удастся сдержать, но Игорь предпочитал не полагаться на чужие слова. Даже если все в самом деле окажется не так фатально, если город и в самом деле выстоит, пусть так - но Пашка был прав: им лучше переждать на заводе, там, где проще будет обеспечить себе укрытие на тот случай, если слова властьпридержащих окажутся пустым трепом.
- Иди за мной.
Он входит в ее квартиру, как к себе домой - как будто не было ни этих шести месяцев, ни развода.
Не разуваясь, оставляя на светлом полу мокрые грязные следы, слабо подкрашенные розовым, идет дальше, прямо на Ольгу, заставляя ее отступить, через всю квартиру к стеклянным дверям, ведущим на крышу, сейчас плотно зашторенным.
На низком столе возле широкого дивана приглушенно светит экран ноутбука, рядом стоит открытая бутылка вина и высокий фужер - один.
Игорь окидывает взглядом это свидетельство бессонной ночи, но никак не комментирует, тянет плотную, тяжелую штору в сторону, выходит на крышу, оставляя дверь открытой.

Здесь кажется холоднее - снег лежит тонкой подмерзшей коркой, чуть подтаивая днем, чтобы ночью сновь смерзнуться в наледь, крыша непочищена, декоративные деревца в коршках, за которые Ольга тряслась как за детей, убраны до лучших времен.
Игорь подходит к краю крыши, к изящной кованой ограде, будто прямиком из сада за каким-нибудь монастырем, всматривается в сторону центра - туда, откуда слышались выстрелы.
Сейчас, несмотря на расстояние, их по-прежнему слабо, но слышно - как слабо слышны и завывания скорых, неразборчивое рявканье громкоговорителей. В тускло-сером небе мелькают отражения работающих прожекторов - там, вокруг городской больницы, идет настоящий бой, а не просто полицейская акция.
- Слышишь? - спрашивает Игорь, не оборачиваясь, не зная даже, вышла ли Ольга за ним. - Слышишь это? Это стрельба из автоматов.
Это уже в городе - то, что происходит. Происходит прямо здесь, в нескольких кварталах, на улицах, по которым они, быть может, ежедневно ездили на работу, к знакомым, в магазины.
- Собирайся.

0

6

Не то, чтобы Ольга совсем никак не представляла себе их встречу — представляла, конечно, но уж точно не так. Думала, они пересекутся где-то, случайно, разумеется. Она вежливо поздоровается, Игорь, конечно, будет груб — как всегда, впрочем. Но она будет держать спокойно и холодно, и, конечно, на тот момент — на момент воображаемой встречи — Игорь уже не будет вызывать в ней никаких чувств. Даже вот этого — чувства мгновенного и сильнейшего раздражения.
Его манера держаться, то, как он заходит в ее квартиру — как к себе домой, в каком тоне позволяет себе с ней говорить, все это тут же злит Ольгу. Злость закипает моментально, ей даже становится жарко и большого труда стоит не наорать на Игоря. Вот так, банально, вульгарно, пошло наорать. За то, что не разулся, за то, что явился после какой-то пьянки — с красными глазами, с жутким перегаром, за то, что командует. Открыть рот и наорать — ей часто этого хотелось, но это, конечно, неприемлемо. В каком-то смысле это означало бы, что Игорь победил. Она так и не смогла дотянуть Караулова до своего уровня, до уровня своих знакомых, но, хотя бы, до его уровня она не опустилась…

Все это — их развод, было так предсказуемо, и Ольге следовало бы об этом подумать еще до того, как она пошла с Карауловым в ЗАГС, но она тогда не думала. Вернее, думала не о том, и за это она тоже, наверное, мстила Игорю. Потому что он показал ей, что при всем своем внешнем лоске, Ольга такая же баба, как и все, и ей надо то же, что и всем. И вот это — даже не неотесанность и грубость Игоря — оказалось той самой костью, которая застряла у Ольги в горле, так, что не вздохнуть.
На крышу она не выходит — встает в дверях, ежится от холода, ну конечно, сейчас он выпустит из квартиры последнее тепло и ей засыпать под двумя одеялами, мучится, потому что руки и ноги никак не согреть. Все потому что Игорю Караулову нужно ей доказать что-то прямо сейчас, немедленно и этой ночью.
— Слышу, — с вызовом отвечает она. — И что? Стреляют там, а я здесь. Скоро все успокоится, я читала в новостях…
Читала, все верно, и так же как все, наверное, не поверила ни одному слову, потому что их повторяли и повторяли — одно и то же, каждую неделю. Как будто все эти обращения писались под копирку. Все эти призывы оставаться дома и сохранять спокойствие, заверения, что ситуация под контролем, хотя даже Ольга понимала, контроля на улицах города все меньше, а этих тварей, зомби — слово-то какое, отдающее бульварным чтивом — все больше.
Но, конечно, скорее небо на землю рухнет, чем она признает правоту Игоря.
Кого угодно, только не Игоря.
Не после того, как они закончили их отношения, не после того, как он ее ударил. А теперь что, играет в героя, решившего спасти бывшую жену?
Особенно грызет Ольгу то, что Игорь не играет в героя — Игорю вообще такие тонкости не доступны. И он действительно пришел для того, чтобы ее увезти.
То есть считает, что о ней больше некому позаботиться? Что она сама о себе не может позаботиться, так?

— Что значит — собирайся? Ты с ума сошел, если думаешь, что я с тобой куда-то поеду. И закрой дверь, будь любезен. Зайди в помещение и закрой дверь, мне холодно.
Закрой дверь, не командуй, говори тише…
Полгода прошло, господи, полгода — а как будто и нет. Два года и два психоаналитика. Первый дал ей понять — с помощью наводящих вопросов — что на ней, определенно, лежит доля ответственности за неудавшийся брак, и больше Ольга к нему не обращалась. Зато со вторым — с приятной женщиной, похожей на более глянцевый вариант школьной учительницы, у них сразу установилось взаимопонимание. И Ольга считала, что все позади, а к тому что впереди она совершенно готова, но вот, оказалась не готова. К тому, что Игорь ввалится среди ночи и потребует собирать вещи — оказалась не готова.
А еще к тому, что где-то в глубине души она этому рада, под всем этим морем раздражения — крошечный островок радости, потому что он до сих пор о ней думает.
— Не вижу причин для паники… — Ольга выключает ноутбук и относит к раковине бокал и недопитую бутылку вина. — Конечно, если все это затянется, разумнее будет на какое-то время уехать из города, наверное, я смогу уехать с кем-то из своих друзей. Спасибо, что беспокоишься, но напрасно.
Может быть, да, а скорее всего нет, потому что все, кто мог уехать, уже уехали, но Ольга не хочет давать Игорю такой шанс. Сделать ей такое одолжение — взять и спасти беспомощную бывшую жену, как он ее называл — эрмитажную стерву.[nick]Ольга Сабурова[/nick][status]эрмитажная стерва[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/13-1591240484.jpg[/icon]

0

7

Она стоит в дверях, не выходит на крышу - точно, не любит холод, с каким-то тупым удивлением Игорь понимает, что помнит такие мелочи, хотя казалось бы - зачем, для чего.
Стоит в дверях и, разумеется, делает все, чтобы взбесить его - этим упрямством без повода, этим вызывающим тоном, этим взглядом. Игорь даже ждет обязательного - последние три месяца или вроде того их брака - предложения проспаться, но Ольга, возможно, не желает рекомендовать ему ничего, что могло бы принести пользу хотя бы отдаленно.
Но вот чего он не ждет, а оно следует, так это аргумента насчет новостей. Она, видите ли, читала новости.
Читала новости, поэтому то, что на улицах города стреляют очередями, ее не волнует - в новостях же сказали, что все будет нормально. Что ситуация под контролем.
Просто учения. Или, может, еще что-то, настолько же невероятно-новостное.
Как будто эти несколько улиц, которые отделяют угол Малой Невки и Ждановки от северной окраины, где стреляют, действительно все решают.
Игорь с чем-то вроде тяжелого интереса смотрит на свою бывшую, задаваясь вопросом - она нарочно?
Нарочно это делает? Стоит с этим своим видом первоклассной стервы, требует - ну потому что даже если это требование и облачено в форму просьбы, даже сопровождается этим однозначно бесящим его "будь любезен", оно все равно остается требованием - закрыть дверь.
Спрашивает у него, не сошел ли он с ума.
Он - а не она, которая считает, что пара кварталов и домофон защитят ее задницу от того, что разгуливает по городу.
Он, верно, и правда сошел с ума, соглашается мысленно - но только мысленно - с ней Игорь. Сошел с ума, раз приперся за ней - она-то бы уж точно так не поступила.
- Спасибо свое себе знаешь куда засунь? - дружелюбно спрашивает Игорь у спины своей стервы-бывшей, которая ведет себя так, как будто он уже одной ногой на лестничной клетке - убирает бокал с журнального столика, вот-вот спать уйдет. - Хватит этой херни. Собирайся, я сказал. И не переживай, я тебя не на свидание зову. Давай, давай. Бросай эту бутылку, покидай шмотки в сумку и поедем. Нас Пашка с Иванкой ждут, а там разберемся.
Телефон у него во внутреннем кармане негромко брякает эсэмэской - Игорь вытаскивает его, снимает блокировку: это от Пашки. "На месте. Все тип-топ. Как у тебя?"
Как у него, блядь.
Понятно, как. Все через жопу - как обычно.
Не отвечая на сообщение, Игорь сует телефон обратно, снова поднимает взгляд на жену - бывшую жену.
- Ну чего? Оль, вот давай не сейчас, а? Сейчас только не включай вот это свое. Хочешь ждать, пока кордоны снова переместят? Пока твой дом не окажется за чертой и тогда придется бежать сломя голову, не зная, куда приткнуться? Собирайся, правда. У нас все схвачено. Переждем, а там если захочешь - уедешь, захочешь - вернешься, держать никто не станет...
В дверь звонят - Игорь дергается от удивления: третий час ночи, кого принесло?
Не в домофон, а в квартиру - неожиданные гости уже здесь, в доме.
Он все же прикрывает дверь на крышу, просто дергает ее за собой, входя в квартиру, идет к прихожей, обгоняя Ольгу, отодвигая ее в сторону.
На миг останавливается перед входной дверью, но потом все же поворачивает ручку, открывая.

- Здравствуйте, Игорь.
Если соседка Ольги по лестничной площадке - Марина, вспоминает Игорь, ее зовут Марина - и удивлена, встретив Караулова в квартире Ольги спустя полгода после развода и громких выяснений отношений незадолго до, то вида она не показывает. Вообще-то, она вообще ничего не показывает - у нее застывшее, прямо-таки замороженное лицо, как будто, приходит Игорю на ум смешная ассоциация из детства - она решила разом вылечить все зубы и ее обкололи анестетиком.
Марине чуть за сорок, но она всегда хорошо выглядела - молодой, подтянутой, жизнерадостной. Из этих дамочек, которые не теряют задора и он светится у них в глазах, в каком бы возрасте вы их не повстречали.
Сейчас у Марины глаза будто пылью присыпаны, углы рта устало обвисли, даже волосы какого-то яркого оттенка "шампань" сейчас кажутся тусклыми, в седину.
- Здравствуй... те, Марина, - говорит Игорь, который вот сейчас на самом деле удивлен - куда больше, чем упрямством Ольги. - Проходите.
По хорошему, он больше не имеет права распоряжаться в квартире Ольги, но муж Марины работает в городской больнице - кажется, заведующим травматологическим отделением, не так важно - и Игорь рассчитывает, что с ее помощью сможет втолковать Ольге, почему ей нужно засунуть свой норов подальше и уехать с ним.
- Спасибо, - так же заторможенно отвечает Марина и в самом деле проходит. - Здравствуй, Оля.
Они как будто в дурацкой пьесе, ловит себя на мысли Игорь - в одной из этих, модных, где все персонажи как будто сбежали из психушки.
На Марине домашний костюм - практически брат-близнец костюма Ольги, как будто они закупались в одном магазине - на ногах толстые темно-красные носки, а на плечи наброшен огромный цветастый пласток. Она похожа на беженку, думает Игорь, который сегодня - не иначе как с похмелья - слишком много думает.
- Извини за беспокойство, но не могла бы я выйти на твою крышу? Я около двух часов назад вызывала скорую, до сих пор жду - может быть, они застряли в начале улицы, там, где опять копали? Или снова спутали адрес с той, второй высоткой? Можно?
С каждым словом в голосе Марины повышается градус чего-то, что Игорь пока не может распознать - только отмечает, что говорить она стала быстрее, как-то выше.
Она не ждет ответа, идет через комнату к выходу на крышу, Игорь тупо следит за тем, как от ее ног на светлом полу остаются следы - розовые влажные следы.
А когда она берется за ручку двери, ведущей на крышу, то пачкает ту в темно-красном - таком же, как ее носки. Как цветы на ее платке.
Как россыпь небольших пятен на штанах.
- У тебя холодно, - говорит Марина, открывая дверь и прямо в носках выходя на крышу, на снег.
- Я только приехал, не видел никакой "скорой". Вы еще раз пробовали позвонить? - спрашивает Игорь, до которого все никак не дойдет. - Что случилось?
Марина пожимает плечами, не оборачиваясь.
- Надо, наверное, отменить вызов, - на смену нервозности снова приходит прежняя заторможенность.
Может, она под кайфом, предлагает сам себе вариант Игорь. Хрен знает, что ее муж может носить с работы - обезболивающее или еще что.
[nick]Игорь Караулов[/nick][status]Нахер - это вон туда[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/12-1591203200.jpg[/icon][lz]<b>Игорь Караулов, 28<sup>y.o.</sup></a></b><br><i>профессиональный бычара из твоего парадного, автомеханик от бога</i>[/lz]

0

8

Ситуация, однозначно, непростая — признается себе Ольга. Потому что Игорь прав. Ее бывший муж прав — медлительный Игорь, такой, казалось бы, спокойный, но это спокойствие, как выяснила Ольга на своем опыте, поверхностное. Копни чуть глубже, и там столько всего — от нежелания и неумения соблюдать правила, считаться с правилами, до способности ее ударить. Ну пусть не ударить, толкнуть, но она потеряла равновесие и упала, ударилась щекой о край стола, синяк не сходил несколько дней.
Он прав. И это, конечно, нарушение всех правил, потому что она всегда была права — а он нет. И Ольгу такое положение вещей более чем устраивало, что уж.
И тот, самый первый психолог, к которому она пошла после развода, спросил — не считает ли она выбор партнера младше себя и ниже по социальному положению своеобразным ответом властному отцу и не менее властному учителю. Не считает ли Ольга, что он таким вот образом пыталась контролировать хотя бы одного мужчину в своей жизни. Аргументируя свой контроль тем, что она старше и опытнее, и большего достигла.
Разумеется, нет — возразила Ольга. Разумеется, нет.
Но вот сейчас ей нечего возразить, и что уж — да, она хочет сделать так, как говорит Игорь, то есть собрать свои вещи и пойти за ним.
Молча.
Даже не спрашивая куда.
Просто зная, что Игорь о ней позаботится, потому что в нем это есть. Потому что он состоит из каких-то отживших, архаичных правил, норм поведения, ужасно глупых, но их из него не вырвать. Она пыталась, воевала с ним. Ставила условия. Пыталась ломать, поняв, что замечаниями тут никак, не действуют на Игоря ее поджатые губы и осуждающие взгляды. Все пыталась — но без толку.
Это мои друзья, Оль.
Это моя семья.
Оль, не начинай.
Но вот сейчас он здесь — разве не из-за чего-то подобного? Зачем ему иначе к ней ехать через весь город, ночью?
А главное — как ей правильно поступить?

Размышления прерывает звонок в дверь.
Честное слово  — будь Ольга одна, она бы не открыла. Не то время, чтобы открывать. Но она не может показать Игорю свой страх — только не Игорю, поэтому идет открывать, но он оттирает ее с дороги и открывает сам.
Как будто он все еще тут живет — старательно нянчит свое возмущение Ольга.
Как будто может вот так себя вести. Говорить ей, что делать. Открывать дверь. Смотря на нее так, как будто она обуза, но что делать — Игорь Караулов не может бросит бывшую стерву-жену, и это не свидание — он так и сказал — это не свидание! Как будто ей могло бы такое в голову прийти, пойти с ним на свидание.

— Здравствуй, Марина, — здоровается она с соседкой.
Милейшая женщина, никогда бы Ольга не предположила, что Марина может прийти среди ночи, с такой странной просьбой — выти на крышу. Ну да — тут же находит ей оправдание Ольга, потому что Марина ей нравится, нравится своей вежливостью, стильной стрижкой, сдержанной улыбкой, сдержанной доброжелательностью, ничего лишнего, в ней ничего лишнего — балкон у нее выходит на другую сторону.
И скорую сейчас не дождешься…
— Что-то случилось? Тебе плохо или что-то случилось с мужем? — участливо интересуется Ольга — Марина проходит, проходит на крышу, и эти следы за ней — откуда за ней эти следы, она что, наступала в краску?
— С Борисом, — очень спокойно, очень-очень спокойно отвечает Марина.
Слишком спокойно даже по меркам Ольги.
Подходит к самому краю, берется за чугунную ограду.
Снова холодно, снова по квартире гуляет ветер, забирая последние остатки тепла, но Ольга на этот раз не просит закрыть дверь, не возмущается… смотрит на Марину.
Может быть, стоит предложить ей помощь?
Стоит налить ей чаю?
Спросить, как она себя чувствует?
Все эти простые, казалось бы, действия, не свойственны Ольге Сабуровой, но это не значит, что она на них не способна. Способна! Ей бы только решить, что будет самым верным…
А, между тем, Марина перешагивает через чугунную ограду.
— Его укусили. А он укусил меня. Пожалуйста, Ольга, отмени вызов… это уже ни к чему.
И исчезает в ночной темноте. Через несколько секунд раздается отвратительный звук — тело упало на асфальт. Отвратительный, ужасный звук… У Ольги подгибаются колени, она садится на пол, хватает ртом воздух.
Не может быть.
Этого просто не может быть — не в ее доме.
Не в ее квартире.
Не в ее жизни.[nick]Ольга Сабурова[/nick][status]эрмитажная стерва[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/13-1591240484.jpg[/icon]

0

9

[nick]Игорь Караулов[/nick][status]Нахер - это вон туда[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/12-1591203200.jpg[/icon][lz]<b>Игорь Караулов, 28<sup>y.o.</sup></a></b><br><i>профессиональный бычара из твоего парадного, автомеханик от бога</i>[/lz]
Он не успевает на каких-то пару секунд - слишком долго думал, тормозил, неповоротливый, с похмелья, запомнивший Марину как женщину, которая...
Никак не может спрыгнуть с крыши.
И все же она делает именно это, а Игорь не успевает на какие-то пару секунд. Когда оказывается возле чугунной витиеватой ограды, его пальцы хватают только край тяжелого цветастого платка и воздух.
Зимний холодный ветер подхватывает край шали, как будто Игорь, будто тот героический пионер в старых книжках на даче, подает своим галстуком сигнал машинисту.
Внизу припаркованные с этой стороны автомобили взвывают сиренами, в доме напротив вспыхивает окно, другое, третье...
Игорь перегибается через ограду, смотрит вниз, с десятого этажа тело Марины кажется изломанной игрушкой, брошенной наигравшимся ребенком.
Платок под его пальцами неприятно-влажный, липнет к коже - Игорь выпрямляется, смотрит на на руку: кровь.
Он отбрасывает шаль, будто она живая и готова атаковать - глупый, детский какой-то поступок, в котором он сразу же раскаивается, как и в том, как подхватывает с насыпи возле ограды снежок в руку - рядом виднеется светло-розовый даже в темноте отпечаток ноги Марины - тщательно вытирает пальцы, пока они не теряют чувствительность.
Снизу доносятся крики - кто-то увидел тело, раздаются просьбы вызвать полицию, скорую, кого угодно...
- Блядь, - произносит Игорь.
Оборачивается.
Ольга сидит возле двери, ведущей на крышу - сидит прямо на полу, не обращая внимания на холод. Бледная, глаза в поллица - как будто перепила.
Рот раскрыт, как будто она пытается вдохнуть, но не может.
Игорь вытирает лицо - ему кажется, что у него кожа будто резиновая, ничего не чувствует. Это с похмелья, говорит он себе. Это, и дрожь в руках, и то, что он никак не может осмыслить тот простой факт, что Марина Кравцова, жизнерадостная соседка Ольги, только что прыгнула с десятого этажа.
Она хоть сразу умерла, спрашивает себя Игорь.
Или превратилась в...
Снизу снова доносятся крики - теперь намного страшнее: если Марина не повредила мозг, то она встала, думает Игорь с каким-то тупым удивлением. Встала - как эти зомби будто из дурацких фильмов.
Он в три шага оказывается рядом с Ольгой, подхватывает ее подмышки, оттаскивает от все еще открытой двери, сажает на диван, широкий, низкий, неудобный, зато модный.
Захлопывает дверь на крышу, снова возвращается к бывшей жене, наклоняется над ней, чтобы из лица были на одном уровне.
Закрытая дверь отрезает крики с улицы, даже сигнализация звучит едва-слышно: на звукоизоляции застройщик не экономил.
- Собирайся, - снова говорит Игорь прямо в бледное лицо Ольги. - У тебя полчаса. Мы уезжаем.
Не "ты уезжаешь со мной" - мы уезжаем, как будто они все еще живут вместе, как будто по-прежнему есть это "мы" - или хоть когда-либо было.
Встряхивает, держа за плечи - под его пальцами она кажется деревянной, с таким же успехом он мог трясти вешалку с нацепленным на нее костюмом.
- Оль, слышишь? Сейчас ты поднимешься, соберешь вещи как будто едешь за город на несколько дней. Теплые, удобные, но не очень много. Соберешь все, что тебе может потребоваться - расчески, тампоны, мыло, зубную щетку и полотенце. Если есть какие-либо консервы или что-то другое, что можно хранить без холодильника, тоже собери в отдельный мешок. Не трать время даром. Собирайся. Мы уезжаем через полчаса, мне без разницы, успеешь ты собраться за это время или нет.
Полчаса - это много, больше, чем Игорь собирался дать ей вначале - но тогда они еще не были свидетелями самоубийства.
Он не уверен, что она его поняла - и Игорь обхватывает ладонями ее лицо, сжимает с силой, как будто хочет раздавить ей череп, давить до тех пор, пока кости ее черепа не сдвинутся с места, ломаясь и трескаясь. Это самое близкое к насилию, настоящему насилию, из всего, что у них было, как бы Ольга не думала - и Игорь останавливается до того, как его хватка станет по-настоящему болезненной.
- Собирайся. Не думай о ней. Просто собирайся.

Он выходит на лестничную площадку, слышит галдеж внизу, несколькими этажами ниже - слов не разобрать, но по взвинченной, истеричной интонации Игорь догадывается, что соседи обсуждают случившееся. В бетонной коробке подъезда голоса звучат странно-гулко, эхо искажает любые звуки.
Раскрытый дверной проем в квартиру Кравцовых темен и безжизненнен. Игорь давит щекочущее позвоночник чувство, что за ним кто-то оттуда наблюдает, и входит в чужую квартиру, подхватывая от порога вычурную металлическую ложку для обуви, длинную, тяжелую. С ней он чувствует себя увереннее - даже увереннее, чем с фонарем.
Мужа Марины, Бориса, Игорь помнит смутно - помнит, что тот страдал одышкой и лишним весом, помнит, что тот любил несмешные анекдоты про блондинок, а еще помнит, что тот очень любил свою жену.
Его укусили, повторяет Игорь про себя. Его укусили - а потом он укусил свою жену.
На светлом паркете следы ног Марины становятся все четче - Игорь идет по ним, положившись на инстинкт, сжимая металлическую рукоятку ложечки до ломоты в пальцах, прислушиваясь, затаив дыхание.
Он на самом деле не думает, что Игорь набросится на него из темного угла незнакомой квартиры - даже не обдумав это как следует, Игорь убежден, что Игорь мертв: это кажется ему очевидным, этот факт лежит на поверхности, стоит лишь вспомнить, как спокойно Марина стояла на площадке, как тихо в квартире...
Так и есть - кухня освещена, здесь включены все лампы, даже торшер, наверняка до сих пор служивший предметом интерьера. Наверное, кухню пытались превратить в полевую операционную: с порога Игорю в нос шибает острой смесью запахов - спирта, пенициллина, перекиси, крови, даже горящей плоти... Электроплита до сих пор включена, на керамической нагревательной поверхности тлеет кусок срезанной кожи, сорванная явно впопыхах окровавленная повязка, лежит скальпель.
Кровь, кажется, везде - на полу, на плите, на мягком уголке перед балконом, разделяющем кухню на две части.
Игорь заглядывает за диван и натыкается взглядом на Бориса.
Тот явно пытался как-то помочь себе: его укусили в левое предплечье, он вырезал травмированную часть, пытался остановить кровь, наложить повязку, прижечь крупные сосуды и ему кое-что удалось, только зараза осталась. Убила его - а потом вернула к подобию жизни.
Марина, видимо, пыталась защищаться - лицо у Бориса тоже все в крови, особенно рот и подбородок, правая щека и лоб покрыты глубокими царапинами, в глазнице торчит кухонный нож, самый обыкновенный кухонный нож.
Игорь некоторое время смотрит на тело этого человека, в сущности ему почти незнакомого, затем тяжело разворачивается к столу, будто наощупь находит открытую бутылку водки, дорогой, хорошей, пусть и согревшейся. Делает большой глоток прямо из горла - едва ли сейчас его остановит дпс, приходит странная в своей окончательности мысль. Все рушится.
Нужно убираться.
Он со стуком ставит бутылку обратно на стол, чувствуя, как водка горячо прокатывается до желудка, затем переступает через тело и выключает плиту - просто заученное еще в детстве движение, выключай все элетроприборы уходя, погаси свет, проверь плиту.

Возвращается, захлопывая за собой дверь квартиры Кравцовым.
- Ты собралась? - спрашивает из прихожей.
Снизу голоса становятся громче, взволнованнее. Игорь запрещает себе думать об этом, вытаскивает телефон, смотрит на время - им в самом деле нужно поторопиться.
Замечает значок непрочитанного сообщения - это снова Пашка. "Ну ты где?"
"Выезжаем", набирает Игорь, нажимает "отправить сообщение". Индикатор поиска сети показывает одно деление - и это в центре города. Из-за военной техники, что ли, задается вопросом Игорь. Сообщение уходит, он сует телефон в карман. Ему уже жарко в куртке - Игорь нетерпеливо поводит плечами, снимая толстую кожанку.
- Помощь нужна, Оль?

0

10

Собирайся.
Не думай о ней.
Собирайся.
Ольга слабо дергается под крепкой хваткой ладоней Игоря, больших, тяжелых, грубых. Хочет вывернуться, хочет закрыться от этих слов – они падают на нее как камни.
Марина упала с ее крыши. Перешагнула через чугунную ограду и шагнула вниз. Она сейчас лежит внизу, на промерзшем асфальте, уже неделю, а может и больше, никто не скалывает с него лед. И на нее наверняка страшно взглянуть, она на себя не похожа. Что происходит? Что происходит, что люди сами на себя не похожи? Что происходит, отчего доброжелательная, улыбчивая, всегда аккуратная Марина, любившая своего неидеального мужа и итальянскую кухню, решила умереть и сделала это так страшно, так... уродливо?
Ольга знает ответ – это все вирус. Этот вирус. Он все меняет, всех меняет...
Игорь дает ей полчаса. Полчаса на сборы и уходит, слава богу уходит, потому что Ольга не готова собираться при нем. Бестолково метаться по квартире, вытаскивать вещи, сваливать в кучу нужное и ненужное, пытаясь решить, что ей нужно в первую очередь. Не хочет при нем запихивать в сумку личные вещи, не хочет, чтобы он видел ее растерянной и слабой.
Ее он не изменит. Вирус ее не изменит, она о вирусе, а не о Игоре Караулове.

Но все же ей требуется что-то кроме этого, чтобы начать двигаться, чтобы стряхнуть с себя это оцепенение – Ольга наливает в бокал, красивый, тонкостенный бокал на изящной ножке (его придется оставить, как многое ей придется оставить) вино. Рука дрожит, на столе, вокруг бокала, тут же появляется небольшая лужа. Хорошо, что Игорь не видит... Хотя, что он мог бы ей сказать, с учетом того, как от него самого разит перегаром?
Почему он вообще за ней приехал? Больше некого спасать?
Второй бокал вина – и хватит, хватит. Даже если она сейчас вдохновится примером бывшего мужа и напьется до беспамятства, легче не станет. Проще не станет. Ей нужно сделать то, что ей говорит Игорь, даже если для Ольги это решение встает поперек горла. Потому что она не хочет закончить как Марина. Не хочет сделать что-то... неправильное. Окончательно неправильное.
А еще – пусть даже это звучит банальнее некуда – она хочет жить. И пусть стыдится этого своего желания – животного какого-то, мелкого, мещанского, но оно в ней есть и оно  в ней сильно. Она хочет жить. Она не готова выпить на рассвете последний бокал вина, продекламировать что-нибудь из Петрония. Прекрасно подойдет, например: «Минуя нас, судьба вершит дела». А потом покинуть  этот мир, в котором больше не осталось красоты.
Ольга ловит себя на иронии – на нездоровой иронии, которая вполне может вылиться в нездоровую истерику, и заставляет себя сосредоточиться на насущном.
Вещи. Что-то теплое. Самое необходимое. Что-то, что может поместиться в небольшой спортивной сумке, с которой Ольга ходила на йогу и чемодане, с которым она ездила в Марокко – медовый месяц, спешно сокращенный до медовых двух недель, потому что Антону Павловичу нужно было ее присутствие в Питере.
Его укусили. Он не сказал об этом прямо в своем сообщении, но Ольга поняла. Его укусили, он обречен, он думает о ней в эти свои последние минуты... А о чем думает она? О том, что нужно выбрать обувь без каблуков, если придется бежать. О том, что нужно ссыпать в сумку все содержимое аптечки. О том, что из консервов у нее только ананасы, тунец и крабовое мясо. Еще есть оливки. Игорь ненавидит оливки...
Она переодевается – в теплый свитер с высоким горлом, в твидовые брюки, в сапоги для верховой езды – она всерьез собиралась заняться верховой ездой, даже выбрала конную базу за городом, куда будет приятно ездить по выходным, лес, озеро, ресторан с прекрасным обслуживанием, гостевые домики для тех, кто захочет остаться... Еще одни планы, которым не суждено было сбыться.
Нас толе так и лежит черновая версия каталога для галереи с замечаниями Ольги – дело всей ее жизни. Она всерьез так считала, что именно это – дело всей ее жизни... и что теперь? Жизнь показывает, что прекрасно обойдется без галереи «Монжуа», два этажа, стеклянная крыша, два раза в месяц вечера с шампанским, только по приглашениям...
Ольга опустошает зеркальный шкаф в ванной комнате, складывает его содержимое в сумку, потом долго смотрится в свое отражение, как будто пытается оставить в зеркале часть себя. Собирает волосы в пучок, закрепляет шпильками, щиплет себя за щеки, чтобы не быть такой бледной, такой испуганной.
Ну да, подумаешь – всего-то конец света, с чего бы ей выглядеть испуганной.

Игорь возвращается – она как раз заканчивает укладывать  в сумку консервы. В этом есть что-то архаичное, хранить дома консервы, хотя столько супермаркетов в шаговой доступности, но у Ольги это было. Наверное, у всех, кто родился и вырос в Питере, это есть – делать запасы. Память о том, что всегда может случиться голод, передающаяся по крови от бабок и прабабок.
- Я собралась, - холодно отвечает она. – Будь добр возьми вот эту сумку, а я возьму чемодан.
Она еще раз оббегает взглядом свою квартиру, которой она так гордилась, задерживается взглядом на своем потрете – на ее анонимном портрете – достает из встроенного в стену гардероба твидовую куртку на меху – ее вариант одежды для выезда за город со знакомыми.
Не может быть – думает она.
Не может быть, чтобы она сюда больше никогда не вернулась. Просто не может быть.
- У тебя на ботинках кровь.
Она не спрашивает, куда он ходил. Не спрашивает, что видел. Не хочет знать. Просто не хочет.
[nick]Ольга Сабурова[/nick][status]эрмитажная стерва[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/13-1591240484.jpg[/icon]

0

11

[nick]Игорь Караулов[/nick][status]Нахер - это вон туда[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/12-1591203200.jpg[/icon][lz]<b>Игорь Караулов, 28<sup>y.o.</sup></a></b><br><i>профессиональный бычара из твоего парадного, автомеханик от бога</i>[/lz]Будь, блядь, добр, говорит Ольга - как будто у них тут конкурс вежливости и его бывшая стерва-жена намерена взять первое место. Впрочем, это нормально - для Ольги, напоминает себе Игорь, молча подхватывая на плечо сумку, на которую она указывает. Там что-то тяжело перемещается, ему в бедро тычется жесткий край - консервы, понимает он. Она в самом деле сделала, как он сказал - и эта мысль неожиданно его не веселит, конечно, потому что ситуация не располагает к веселью, но приходится по шерсти.
- Не моя, - невнятно отвечает Игорь на слова Ольги о крови на ботинках - и на этом как будто разговор окончен. Она не спрашивает, чья, не спрашивает, где он был - ничего не спрашивает, надевает теплую куртку, поправляет волосы, вытаскивая светлый хвост из воротника.
Может, дело в шоке из-за поступка Марины - но Ольга потеряла желание спорить, а когда Игорь только вошел в квартиру, то был уверен, что ему придется вытаскивать ее отсюда силой.
Не приходится - и если она и замечает на лестничной площадке следы Марины - розовые отпечатки, пересекающие небольшое расстояние между дверями напротив, то вида не подает, катит за собой свой чемодан. Высокие сапоги ступают мягко, они как будто хотят скрыть свое пребывание в этом доме - а внизу по-прежнему кто-то спорит, слов не разобрать, но слышны интонации, нервные, возбужденные.

Лифт спускается медленно, Игорь, повесив Ольгину сумку на плечо, держит свою куртку в руках - ему по-прежнему жарко, хотя лицо и язык уже потеряли чувствительность: глоток водки на старые дрожжи действует так, будто он пил всю ночь. В желудке муторно плещется вода; сейчас бы поесть - чего-нибудь горячего.
Может, махнуть через какой-нибудь круглосуточный мак, думает Игорь, ловит себя на этой дурной мысли и сам себе удивляется: их ждут ребята, какой еще мак.
Потом поест, позже, как доберутся до места.
Кабина лифта - широкая, просторная, дом новостройка, планировка не по советским более чем скромным стандартам - все равно кажется ему крохотной, когда они оказываются здесь вдвоем. Слишком маленькой - и ольгино присутствие невозможно игнорировать. Игорь тяжело переступает с ноги на ногу, задирает голову, разглядывая тусклый светящийся квадрат почти во весь потолок. Лифт вдруг вздрагивает - и продолжает плавно спускаться, и тогда Игорь скашивает взгляд на Ольгу.
Она боялась застрять в лифте. Глупый, детский страх - но она боялась, и однажды они действительно застряли. Не здесь, в совсем в другом, еще семидесятых годов девятиэтажке - застряли на целых три часа, поднимались на день рождения к очередной пашкиной подружке и застряли. Диспетчер не отвечал, Игорь дозвонился до Пашки - тот принялся поднимать на уши ТСЖ, кому-то звонить, что-то решать, пообещав ему, что все будет. Время от времени скидывал эсемески - интернет в шахте лифта не ловил - о том, как продвигаются дела. Ольга хорошо держалась поначалу - начала нервничать только к исходу первого часа. Они везли с собой вино - нехорошо приходить в гости с пустыми руками - вино и коробку каких-то пирожных из кондитерской, которая была популярна в богемной среде художников, с вина и начали. Пили вино - открыли сперва одну бутылку, потом вторую, Игорь продемонстрировал Ольге мастерство орудования ключом зажигания, проталкивая терпко пахнущие пробки внутри длинных бутылочных горлышек. Пирожные - фрукты, шоколад, меренга - хорошо зашли под вино, и потом они трахались - трахались в лифте чужого дома, как будто подростки, не имеющие более подходящего места, и это, пожалуй, было хорошо. Сумбурно, не особенно удобно, скомканно - но хорошо, и сейчас медленный спуск в этом лифте, совсем другом лифте, напоминает Игорю тот случай, и он снова запрокидывает голову, закрывает глаза.
Прошлое есть прошлое.
Бывшие не сходятся снова - да он и не хочет, конечно, не хочет, не собирается даже еще раз проходить через такое, еще раз так подставляться. Со свадьбой они сглупили - но насчет развода она была права: это было лучшим выходом.

Внизу, на первом нежилом этаже, где на бетонной, стыдливо покрытой отделочной плиткой, стене висят почтовые ящики, где выход в помещение с домовым котлом, комнату консъержа и что-то типа кладовой, ключи от которой были у старшей по подъезду, председателя ТСЖ и, разумеется, бессменной консъержки, людно - когда двери лифта разъезжаются, Игорь мельком оглядывает все эти напряженные лица, у кого-то бледные, у кого-то покрасневшие от споров, узнает нескольких знакомых, кивает, ему тоже кивают...
- А тут Мариночка Кравцова, - слезливо говорит им обоим - ему и Ольге, консъержка. Игорь не видел ее, когда пришел - должно быть, Татьяна спала у себя, ее рабочий день не включал ночные смены, но сейчас она здесь, на посту, и в открытую дверь в комнату консъержа виден край стола, на котором пыхтит электрический чайник, лежит пакет с леденцами-подушечками из ближайшего супермаркета, такой старушечьей нищей едой, которая кажется Игорю неожиданной в этом доме, квартиры в котором могли себе позволить только люди, приблизившиеся к верхней границе так называемого среднего класса.
- Ходит, - заканчивает слова консъержки Виктор Алексеевич жилец с четвертого этажа, меняющий жен с завидной периодичностью и каждый раз на все более молодую версию одного и того же типажа: полноватую смешливую блондинку, как будто где-то существует завод, изготовляющий таких по его индивидуальному заказу.
Ходит, значит, думает Игорь.
- Стала этой, - подтверждает его догадку другой Виктор - моложе, представитель золотой молодежи. Ему около двадцати трех - и они с Игорем здесь самые молодые, и это почему-то Игоря сейчас раздражает.
- Вызвали ментов? - не здороваясь, не расспрашивая, уточняет Игорь.
- Вызвали. - Это снова Татьяна. - Сказали, ждите. Приедут и... устранят. Но надо ждать - сказали, все экипажи на вызовах, как освободятся, так сразу...
- Это потому что от нас скрывают реальное положение дел, - встревает тот Виктор, что помоложе - Виктор-маленький, как про себя зовет его Игорь. - Это прорыв - а в новостях ни слова, как будто все нормально.
Игорь идет к подъездной двери.
- Ну ладно, нам уехать надо... Здрасьте, Прасковья Тимофеевна, - здоровается он с той единственной, с которой поддерживал что-то вроде приятельства, когда жил здесь.
Старуха курит, крепко зажимая искусственными зубами сигарету, выпускает дым - Татьяна неодобрительно машет перед лицом рукой - улыбается ему.
- И тебе не хворать, Игорек. Только знаешь, лучше бы вам с Олей подождать наряд. Там ведь не только Марина... Там их штук пять, Виктор Алексеевич говорит. Он как раз выходил посмотреть, отчего сигнализация сработала - и хорошо разглядел и как Марина встала, и как другие пришли - все со стороны детской площадки.
Игорь вспоминает шевеление в кустах, кивает понятливо.
- Прям пятеро?
Татьяна указывает ему на открытую дверь комнатушки консъержа.
- Можешь посмотреть...
Там стоит компьютер, вспоминает Игорь. Компьютер, на который выводится запись с камеры наблюдения над подъездом.
Он всовывается в комнатушку, смотрит в монитор - изображение черно-белое, ночная съемка или вроде того, не четкое, но троих, вяло стоящих почти возле самого подъезда, он видит хорошо. А значит, есть и еще двое.
- Я говорю, нужно самим прорываться! - возвращается к прежнему, как ясно Игорю, спору Виктор-маленький. - Взять вон хотя бы швабры и вперед!..
- Какой вперед! - возмущается Татьяна. - Тут сидим и ладно - ну посидит твоя подружка еще немножко, ничего страшного...
Только сейчас Игорь замечает сжавшуюся на краю диванчика в комнатушке девчонку - лет, наверное, семнадцати, но накрашенную так, как будто она хотела, чтобы ее из космоса заприметили. Черные колготки, джинсовые шорты - это мартовской-то снежной ночью - куцая куртка до талии с ярко-розовым искусственным мехом на капюшоне. Смотрит исподлобья, взгляд жесткий, из-за густой подводки и не понять, что глаза у нее светло-серые, как и волосы, явно крашенные в это "под седину". Она встречает взгляд Игоря со злостью, затем снова принимается строчить кому-то в телефоне.
- Вы не понимаете! - не глядя на Татьяну, высоко и нервно говорит она. - Мне надо быть в другом месте! Давно надо!
Тут Игорь ее понимает.
- Выпустите меня! - девчонка снова вскидывает глаза.
- Ага, - рявкает Виктор Алексеевич. - Чтобы там вас уже шестеро паслось?! Тут сиди, сказано тебе. Нечего было нарушать комендантский час!
Девчонка открывает рот - и тут же его закрывает: понимает, должно быть, что в ее ложь, что ей есть восемнадцать, никто не поверит. Комендантский час ввели еще в феврале - и к концу марта привыкли все: детям до двенадцати лет нельзя было находиться на улице без сопровождения взрослых после семи вечера, до шестнадцати - после девяти, до восемнадцати - после десяти. Что она тут забыла, эта девчонка - почему не уехала домой еще вечером.
Игорь трет щетинистый подбородок, пытаясь понять, что делать. Телефон снова тихо брякает пришедшим сообщением.

0

12

Лифт идет мягко – это не гудящие, дребезжащие лифты в старых домах, которые никто не менял и не поменяют, разве что однажды оборвется трос, и кабина лифта упадет вниз, и кто-нибудь обязательно пострадает. Этот лифт – стальная серебристая коробка с огромным зеркалом внутри, не пугает Ольгу, а если она и чувствует себя неуютно, то вида не показывает. Смотрит на мелькающие цифры, чтобы не смотреть на Игоря – его слишком много. Даже в просторной кабине сразу тесно, даже в просторной квартире Ольги становилось тесно, когда там жил Игорь. Сначала это нравилось Ольге, потом раздражало Ольгу, потом стало просто невыносимым. Особенно невыносимо было, если это был Игорь плюс друзья Игоря. Громкий смех над абсолютно плоскими шутками, воспоминание о каких-то совершенно диких выходках. Оль, с нами посиди, Оль ну ты что… У Ольги каждые такие посиделки, на которые ее Игорь таскал, по пять лет жизни отнимали. Когда же она Игоря пыталась со своими приятелями знакомить, получалось еще хуже… впрочем, это было закономерно. Они слишком разные, совсем разные… хотя сейчас-то что об этом думать. Развод был, ее решение относительно беременности тоже свершившийся факт, который она пережила без лишней сентиментальности. Но вот – поздний вечер, она сделала как он сказала, собрала вещи, и собирается уехать с бывшим мужем. Она в своем уме – спрашивает Ольга у своего отражения. Ты в своем уме, Сабурова?

На первом этаже стихийное собрание жильцов. Ольга таких всегда избегала, общаться с соседями ей не доставляло никакого удовольствия. Она не для того приобрела студию на последнем этаже с выходом на крышу, чтобы испытывать радости коммунального общежития, выясняя, чье место на парковке и почему дворник-таджик не скалывает лед с крыльца. Ольга соседей не любила – просто по факту, исключение составляла, пожалуй, только Марина, которая, по выражению Виктора Алексеевича, «ходила». Даже Прасковья Тимофеевна, совершенно питерская старуха, сухая, острая на язык, не расстающаяся с сигаретой, не пользовалась ее благоволением, впрочем, это было взаимно. А вот Игоря эта мадам, обладательница огромной коллекции каких-то невозможных шелковых цветастых шалей, как ни странно, нежно полюбила. Звала Игорьком и все приглашала испить чаю с ватрушками. Подмигивая при этом совершенно неприлично, как будто к чаю полагалась водка, а к ватрушкам девицы облегченного поведения.
И кстати о шлюхах – что это за милое дитя в шортах? Наверное, гостья Виктора, Виктор Алексеевич отдает предпочтение девушкам иного склада. И, к тому, сразу на них женится.
Разносчиком всех сплетен в доме являлась, разумеется, консьержка. Ольга не сомневается, что на ее счет Татьяна тоже судачит – с другими жильцами, и ее брак с Игорем стал долгоиграющей сплетней. Муж младше, да еще такой… неподходящий.

В сущности, на повестке собрания сакраментальный вопрос – что делать дальше. Ждать приезда наряда, или попытаться прорваться самим.
Прорываться не терпится Виктору и его подружке.
- Я считаю, нужно дождаться наряда, - громко, четко озвучивает она свое мнение, как будто точку в вопросе ставит. – Если, конечно, ни у кого из присутствующих в доме нет оружия. Потому что швабры, Виктор, это просто смешно.
Виктор Андреевич кивает ей благосклонно – дескать, баба умное говорит. Виктора Андреевича Ольга не любит отдельно, за его громкий смех, за молодых подружек, и за то, что он сразу же начал называть ее на «ты», игнорируя холодное «вы». У Виктора, который не Андреевич на лице упрямое выражение.
- Нельзя просто сидеть и ждать!
- Можно, - холодно отвечает Ольга. – Можно, когда это благоразумно. Сейчас благоразумно будет вернуться к себе и подождать наряд.
Она с радостью вернется к себе. С огромной радостью вернется в свою квартиру, а Игорь пусть делает что хочет. Вместе с Виктором играют в терминаторов, прорываясь с помощью швабр и веников.
- У меня есть оружие, - безмятежно заявляет Прасковья Тимофеевна, и Ольга изумлена, пожалуй, даже неприятно изумлена – подозревает, что все случившееся отразилось на психике старухи.
Старуха, однако, улыбается, кутаясь в шелковую шаль – Ольга сразу на глаз определяет что шелк настоящий, и павлины на нем вышиты вручную с невероятным мастерством, только все не может понять, чья она. Не Эрме, не Гуччи, ни что-то подобное… она все хотела спросить, но спросить – значило расписаться в собственном любопытстве.
- Сайга. Разрешение на хранение оружия у меня есть, - добавляет она специально для Ольги.
Ольга пытается представить себе, как сухонькая Прасковья Тимофеевна, не выпуская из рта сигареты, кутаясь в свою сказочную шаль с павлинами, мочит, простите за выражение, зомби из Сайги, и ее разбирает нервный смех.

Милое дитя в шортах, тем временем, начинает рыдать взахлеб – нервы не выдерживают. Виктор кидается ее утешать, та отбивается, называет его мудаком, Ольга сразу становится противно и неуютно.
- Ох, - всплескивает руками Татьяна. – Может валерьяночки накапать.
- Лучше ремня, - холодно советует Сабурова.
- Ремня нельзя, ей, скорее всего, понравится, - блещет остроумием Виктор Андреевич.
Ольга смотрит на него, не скрывая неудовольствия.
- Это шутка, - оправдывается он. – Ну… я плохая девочка, накажи меня…
- Ах, шутка, - цедит Ольга и отворачивается.
Прасковья Тимофеевна, обладательница Сайги и шелковой шали с павлинами, неодобрительно качает головой. У Ольги неприятное чувство, что неодобрение адресовано ей, а не Виктору Андреевичу с его пошлыми шутками.
[nick]Ольга Сабурова[/nick][status]эрмитажная стерва[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/13-1591240484.jpg[/icon]

0

13

[nick]Игорь Караулов[/nick][status]Нахер - это вон туда[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/12-1591203200.jpg[/icon][lz]<b>Игорь Караулов, 28<sup>y.o.</sup></a></b><br><i>профессиональный бычара из твоего парадного, автомеханик от бога</i>[/lz]
Это снова Пашка - "ну вы где?"
Игорь отходит на пару шагов, отворачивается от всей компании, набираает номер. Пашка на нервах - говорит, у ребят смена скоро закончится, а надо еще доехать, к тому же, в городе опять переносят заграждения, оставляя еще какие-то районы в зоне заражени. Запросто застрять, попав под руку вояк и полиции.
- Понятно, - говорит Игорь, думает недолго. - Слушай, езжайте к заводу. Бери Иву и туда - а мы позже подъедем, махну через стошку.
Пашка сопит в трубку, потом хмыкает.
- Ну ладно. Может, и правда, так лучше - и тебе сюда не тащиться, время не терять, все равно потом круг пришлось бы... Иву дать? Она орет, что без тебя не поедет.
- Давай, - соглашается Игорь, слыша на заднем плане голос сестры.
- Игорь?.. Игорь! Да ты где, блин, тут стреляют!..
- Ну-ка успокойся, не вопи. Я Пашке уже сказал и тебе повторяю - планы поменялись, встретимся у завода...
- Что-о-о? - кричит прямо в трубку Иванка.
- Что слышала! - огрызается Игорь. - Встретимся на заводе, так удобней будет, а то мы тут малось застряли...
- Не надо было тебе за ней!..
- Ива! - обрывает сестру Игорь. - Слышала меня? Делай, что Пашка скажет. Слушай его, как меня, чтоб без проблем. Поняла? Поняла, блин? Повтори!
Иванка бурчит недовольно, но повторяет, отдает трубку обратно Пашке. Они наскоро договариваются, что Игорь отзвонит, как будет подъезжать к заводу, и он отключает вызов.
Возвращается как раз к самому интересному.
- Сайга? У кого Сайга? - спрашивает.
Прасковья Тимофеевна, качающая головой, оборачивается к нему - девица в шортах ревет, Виктор-маленький ее вроде как успокаивает, Ольга рядом, со своим фирменным недовольным видом.
- У меня, Игорек.
- И что, стреляете, Прасковья Тимофеевна?
Старуха кокетливо усмехается, оглядывается, где бы затушить сигарету, потом без тени смущения тушит бычок в чашке с остатками заварки на столе. Татьяна захлебывается возмущением, но помалкивает - она вообще старается с Прасковьей Тимофеевной не задираться.
- Стреляла, когда помоложе была, но сейчас и глаза не те, и в руках прежней силы нет. Попаду разве что в стену сарая... Но если кто в армии служил, то, наверное, разобрался бы. Ты же вроде служил, Игорек? Сейчас таких по пальцам пересчитать...
Виктор-маленький делает вид, что подъеб не заметил - он, понятно, не служил, да и что таким в армии делать, согласен Игорь.
- Служил, Прасковья Тимофеевна. Правда, давно...
- Ну, не так давно, как другие, - принужденно смеется Виктор Алексеевич - вот кому точно не хочется связываться с Сайгой и выходить наружу из теплого светлого подъезда навстречу мертвецам.
- Так что, Игорек, если я тебе вроде как одолжу свою Сайгу, ты сможешь нам тут порядок навести? - спрашивает его старуха, сразу к делу - Игорю кажется, что ей вроде как нравится происходящее. - Пока Витенька и правда со шваброй не пошел...
Витенька породистые ноздри раздувает, но его подружка вцепляется ему в шею и отвлекает.
- Давайте посмотрим, что можно сделать, Прасковья Тимофеевна.
Скорая, по словам Марины, которая теперь пополнила мертвую армию снаружи, за два часа не приехала, в городе стреляли - полиция, может, до утра сюда не доберется, а Игорь столько ждать не может.
- Посиди здесь, хорошо? - говорит он Ольге и, не дожидаясь ответа, идет за Прасковьей Тимофеевной, которая уже возле лифта.

Карабин на базе калаша ложится в руки привычно. Прасковья Тимофеевна, раскрыв перед Игорем брезентовый кожух для переноски ружья, теперь чем-то задорно звенит на кухне, через стенку предлагая Игорю не стесняться и получше познакомиться с сайгой, к которой идет и коробка патронов двенадцатого калибра, и несколько сменных прицельных планок.
- Ну как, Игорек, хорошее ружье? - старуха появляется в комнате, неся перед собой поднос - хорошо нагруженный поднос, у нее даже руки дрожат от тяжести: на подносе белая булка с маком, крыжовенное варенье в розетке, на большой тарелке стопа бутербродов с сервелатом, сыром и ветчиной, а сверху еще кружочки помидора. - Может, перекусишь?
- Да ну не стоило, - стесняется Игорь, помогая соседке поставить поднос на стол - массивный, лакированный стол, наверняка перевезенный Прасковьей Тимофеевной в эту квартиру из прошлого ее обиталища, как и вся остальная мебель, добротная, дорогая, поди, номенклатурная.
- Да это десяти минут не займет, к тому же магазины-то все вот, еще работаю. А это все надо поскорее съесть, пока не испортилось, - рассуждает старуха.  - Ты не стесняйся, но уж водочки не предлагаю, тебе еще за руль, так что только чай.
Только чаю Игорь тоже рад - он все равно не завтракал. Быстро управляется с бутербродами, работая челюстью, запивает сладким горячим чаем, даже булку с вареньем напоследок съедает, и правда, как с голодного острова, как мать над ним шутила. Прасковья Тимофеевна сидит напротив в старинном кресле, кивает каждый раз, когда Игорь отпивает из большой синей чашки с золотым ободом, стершимся от прикосновений ртов нескольких поколений.
- Я же знаю, что с похмелья всегда есть хочется - у меня второй муж-покойник, земля ему пухом, любил выпить...
- Так заметно? - спрашивает Игорь, глотая. - Что с похмелья?
Старуха смеется.
- Заметно, заметно. Но это не беда - как же здоровому человеку и не выпить... Ну что, возьмешься пострелять? Ружье должно быть в хорошем состоянии, я его чистила регулярно, даже когда перестала выезжать на охоту...
Игорь качает головой восхищенно.
- Да вы прямо бой-баба, Прасковья Тимофеевна. Амазонка.
Она снова смеется, довольная комплиментом, машет концом цветастой яркой шали.
- В прошлом, Игорек. Могла бы тебе порассказать всякого, я ж тридцать лет во ФСИН отработала, пока совсем не достало, жаль, времени нет... Ну ничего, как все кончится, заезжай ко мне в гости, если захочешь. Заезжай, я тебе всегда рада, хоть вы вместе с Олей, хоть нет.
Игорь смотрит на ружье в руках, решает.
- Не хотите с нами поехать, Прасковья Тимофеевна? Вроде как место есть хорошее, чтобы переждать - забор, генераторы, много хороших людей... Мы вот туда собрались, давайте с нами? Соберетесь, я подожду.
- Нет, спасибо, Игорек, но из этой квартиры я уже только на погост. Хватит с меня, намыкалась, да и толку вам от меня не много будет. Здесь у меня все хорошо - я и припасы с февраля делала, и воды, и еды, и папиросок, так что мне и здесь переждать славно будет. А ты молодец, что за Ольгой вернулся. Ей это надо. Любой бабе это надо.
Игорь в этом, конечно, сомневается - что Ольге от него хоть что-то надо, но с Прасковьей Тимофеевной не спорит, и уговаривать ее не берется - она не слабоумная, и не ребенок, и он это в ней уважает, и то, что она припасы наделала. Она уж точно не пропадет, затворится здесь и выждет, пока зараза не пройдет - не то что те, кто сейчас там, внизу, рассуждают, что надо ждать ментов.

Они снова спускаются вниз, застают оживленный спор между Викторами, но при виде Игоря с карабином этот спор как-то сам собой на нет сходит.
- Игорьку нужен напарник, - бодро заявляет Прасковья Тимофеевна, снова закуривая - как у нее здоровья хватает, думает Игорь. - Чтобы спину прикрывать и по сторонам глядеть. Витенька, может, ты?
- Конечно! - вскакивает Витенька, пытаясь изобразить на лице нечто суровое. Выпендривается перед своей зареванной подружкой, ясно же, но выбирать не приходится - Виктор Алексеевич на улицу явно не торопится, остальные - женщины, а Игорь от идей феминизма далек.

0

14

Только Игорь с Прасковьей Тимофеевной уходят за сайгой, к Ольге боком-боком подходит Татьяна. У нее не седые, но какие-то пегие, жидкие волосы, которые она закручивает в дулю на затылке, закалывая еще и шиньоном, и искусственные черные волосы смешно и нелепо контрастировали с настоящими. Ольга ничего не может с собой поделать, смотрит на нее с легкой брезгливостью. Она еще не старая, но уже какая-то состарившаяся, в голубой кофте, сером платье с белым воротником. Консьержка – как будто ее специально нарисовали для этой роли, с крысиным каким-то личиком, узкими губами и любопытными глазами. Яркий типаж – сказал Антон Павлович. Смотри, Оличка, совершенно бальзаковский типаж. Ее нужно нарисовать. Серебристо-голубой тон, как у Ренуара в «Обнаженной» и вот эта фактура, будет очень фактурно. И Ольга с ним соглашалась, Ольга во всем с ним соглашалась. До конца понимаешь меня только ты одна – сказал Долохов при их последней встрече, в галерее. Только в тебе достаточно чувства и глубины чтобы понять меня, девочка моя. И прижал к губам ее пальцы.
Они стояли вдвоем, на втором этаже, и серебристо-голубой свет лился на них сквозь стеклянную крышу. На ней был серебряный браслет со старинной, потрескавшейся бирюзой, на нем – серебряные с бирюзой запонки, и странно, странно, но ей показалось, что это знак.

- А что, Ольга Сергеевна, вы с Игорьком уезжаете, да? – вкрадчиво интересуется Татьяна у Ольги.
Ольга, любимая ученица Антона Долохова, чувствительна к полутонам. Ей режет ухо это вот «Ольга Сергеевна» и фамильярное «Игорек». Но что поделать, Игорек Игорем так и не стал. Тем более, не стал Игорем Вадимовичем.
Маленькие глазки Татьяны горят любопытством. Ольга припоминает, что она обожает разные примитивные шоу, вроде «Давай поженимся» и «Пусть говорят», смотрит их взахлеб, заедая дешевыми конфетами. Это неприятное чувство, будто она – и ее личная жизнь для Татьяны что-то вроде такого вот шоу, где обсуждают кто с кем спит. Впрочем, наверное, личная жизнь всех жильцов этого дома – и Виктора Андреевича с его одинаковыми  женами-куколками, и Нелли Магда – честное слово, Ольга думала, что это какой-нибудь сценический псевдоним. Тем более, что Нелли соответствовала, высокая, большегрудая, рыжеволосая. Ольга подозревала, что она элитная проститутка или профессиональная содержанка, что-то такое, потому что  к флюидам, испускаемым этой женщиной, были неравнодушны все, даже уличные коты. Оказалось – профессор философии. Воистину, внешность обманчива. К профессору постоянно ходили на дополнительные занятия симпатичные студенты, даже моложе Игоря, и регулярно оставались на ночь. Был еще актер, снявшийся в двух или трех популярных сериалах и его невзрачная жена, был вполне себе благополучный пластический хирург, положительный, доброжелательный, Ольга даже думала обратиться к нему за консультацией по некоторым вопросам. Татьяна точно знала – и сообщила всем ей секрету, что у него имеется любовница. Он посещает ее по вторникам и четвергам, когда жена отвозит их сонную, вечно ноющую дочь то на танцы, то на английский язык.

- Да, мы с Игорем уезжаем, - холодно отвечает Ольга.
Прямо-таки обдает льдом этот совершенно бальзаковский типаж. Обычно у нее это прекрасно получается – дать понять собеседнику, что его вопросы неуместны.
Но тут неожиданно вмешивается Виктор Андреевич, которому, видно, не хочется возвращаться к себе, не смотря на то, что на часах в парадной третий час ночи.
- Правильно, - соглашается он. – Мы с Варварой тоже…
Варвара – напоминает себе Ольга – его новая жена. Прежняя была Дарья.
Что – тоже,  Сабурова не успевает узнать, хотя ей и не интересно. Между Виктором и его девицей возникает ссора. Как-то у них это быстро – с отстраненным любопытством думает Ольга. Только что девица в шортах рыдала в объятиях своего дружка, и вот уже они орут друг на друга, на радость Татьяне.
-Ты должна была мне сказать, что тебе нет восемнадцати!
- Так спросил бы! – визжит девица.
- Дура!
Сейчас он ее ударит – думает Ольга. Или она его. У девицы такой вид, что она может ударить, даже ножом, но, к ее удивлению любовнички, вместо того, чтобы подраться на глазах у благодарной публики, сливаются в страстном поцелуе, со стонами как в плохом порно.
Ольга разочарована.
Татьяна, кажется, тоже.
- Я все устрою, - обещает Виктор. – Я отвезу тебя домой.
- Слышь, Рэмбо недоделанный, как ты ее отвезешь. Ты видишь, что на улице творится? Как ты до своей тачки добежишь, по воздуху, что ли?..

- А вот и ваш Игорек, - сладкоголосо поет Татьяна.
Он не мой – хочется сказать Ольге. Никогда не был моим, и наш брак был досадной ошибкой, которую я быстро исправила. Но, разумеется, молчит.
Возможно, еще и потому, что эта ошибка исправлялась не так легко, как она надеялась.
А если бы она оставила ребенка?
Глупости – тут же говорит Ольга. Глупости.
И что бы она делала с этим младенцем сейчас? Искала бы по городу детское питание и памперсы?
- Игорь, будь, пожалуйста, осторожен, - недовольно говорит она, маскируя под этим недовольством вспыхнувшую тревогу.
- Будет, будет, - смеется Прасковья Тимофеевна, обнимая Ольгу за плечи, и удивительное дело, Ольга не решается стряхнуть ее руку. – правда, Игорек? Жена волнуется, ты уж поосторожнее.
[nick]Ольга Сабурова[/nick][status]эрмитажная стерва[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/13-1591240484.jpg[/icon]

0

15

[nick]Игорь Караулов[/nick][status]Нахер - это вон туда[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/12-1591203200.jpg[/icon][lz]<b>Игорь Караулов, 28<sup>y.o.</sup></a></b><br><i>профессиональный бычара из твоего парадного, автомеханик от бога</i>[/lz]
Ольга просит его быть осторожнее - и это чертовски странно. Прямо-таки невероятно странно - предложи Игорю кто-то составить топ-три самых странных вещей за последнюю неделю, эти ольгины слова заняли бы все три позиции. Впрочем, говорит он себе, она, наверное, просто не хочет здесь оставаться, имея в виду под "здесь" и ольгину квартиру, ставшую, фактически, местом самоубийства Марины Кравцовой, и парадное, в котором сейчас происходит так нелюбимая Ольгой социальная жизнь.
- Ага, - говорит он невпопад, ссыпая в карман патроны к сайге - с дюжину на всякий случай, потому что Игорь не так уж в себе уверен, как демонстрирует. Он не брал в руки огнестрел с самой армии - да и там их возили на стрельбище не так чтобы регулярно. Он может зарядить ружье, может перезарядить - может даже выстрелить, но вот насчет того, что попасть, да еще и по движущейся мишени... С этим у него все нормально было - восемь лет назад, ну пару раз он выигрывал мелочевку в парковых тирах.
На него все смотрят - Викторы, подружка маленького, консьержка, Ольга и Прасковья Тимофеевна, и Игорь чувствует себя очень странно - самозванцем, занявшим чужое место. Хорошо хоть после горячего крепкого сладкого чая и жирных бутербродов перестали дрожать руки.
- Они разбрелись, - подает голос зареванная девчонка, глазеющая на Игоря и своего Витеньку с чем-то вроде восхищения. - Один стоит на краю тротуара напротив подъезда, возле большой черной машины...
- Это моя, - с чем-то вроде гордости говорит Виктор Алексеевич. - Уж пожалуйста, Игорь, не заденьте мой лендкрузер. У меня, конечно, полная страховка, но кто знает, как сейчас работают страховые и автомастерские...
- Нормально автомастерские работают, - буркает Игорь, изучая изображение с монитора. - За нал. Правда, оригинальные комплектующие ждать долго, заводы на карантине...
Виктор Алексеевич цокает языком, но от обсуждения воздерживается.
Витенька с решительным видом застегивает на себе куртку и берется за швабру, в самом деле принесенную Татьяной.
Игорь, напротив, куртку оставляет на узком диванчике в комнатушке консьержки.
Убеждается, что небольшой коробчатый магазин на пять патронов полон - и еще один патрон в стволе, откидывает приклад - эта модификация не стреляет со сложенным прикладом. Не очень-то похоже на охотничий карабин, приходит мысль, слишком короткое дуло. Больше похоже на универсальное оружие.
Но это не тема для разговора, по крайней мере, сейчас - может, после, если он в самом деле заедет как-нибудь к Прасковье Тимофеевне.
- Ну пошли, - роняет Игорь Витеньке.

Дверь парадной открывается медленно, с мелодичным перезвоном сработавшего домофона. Напротив в сером предрассветном свете, едва разбавленном тусклым фонарем в паре метров, в самом деле стоит... Ну, сначала Игорю это кажется человеком, только когда оно поворачивается на звук и двигается, становится понятно, что что-то не так.
Мертвец двигается неторопливо, но целеустремленно, шаркая домашними тапочками по взявшемуся ледком асфальту, который давно пора бы почистить. Бледные ноги покрыты витыми выступающими венами, фланелевый теплый халат в черно-синюю клетку, распахнут, демонстрируя домашние бриджи и майку, заляпанную кровью. Голову это существо держит на плече - глубокая рваная рана на шее не дает выпрямиться как следует, вокруг на бледной коже запеклась кровь. С такими ранами - практически вырванным горлом - никто не может жить, говорит себе Игорь, поднимая сайгу и заставляя себя отнестись к этому существу, как к мишени.
Выстрел в голову, твердили по телевизору и радио доморощенные эксперты еще с февраля. В марте к ним присоединились уже более уважаемые новостные обозреватели, выступал даже министр внутренних дел, в интернете крутили какие-то ролики зомбо-убийств, кто-то даже принялся собирать нарезки, были петиции для организации новой премии "зомбо-убийство недели", "зомбоубийство месяца". Десятки блогеров ринулись поднимать хайп на этой волне, собирать присланные видео - но когда участились случаи гибели самопровозглашенных охотников на зомби при попытке снять эффектный ролик, госдума быстренько встряхнулась и объявила все это незаконным. Даже оппозиция, обычно с радостью хватающаяся за возможность пнуть власти за новое прочтение "срока за репост", сейчас смолчала - понятно было, что каждый самовлюбленный болван, желающий таким образом набрать лайков или подписчиков, и попавшийся живым мертвецам, пополнял их армию, не говоря уж о тех, кто, будучи укушен на съемках, скрывали это, возвращались домой, занимались каким-то самолечением, но в итоге все равно восставали в виде плотоядных тварей и заражали своих домочадцев или рычали в запертых квартирах, пугая проходящих мимо.
Как Борис Кравцов, подумал Игорь и едва сдержал рвущееся наружу плевком возмущение - Борис был врачом, медиком, наверняка разбирающемся в происходящем получше Игоря. Неужели думал, с ним обойдется?

- Не подпускай его близко, - напомнил Игорь Витеньке, который, выставив вперед швабру, будто древнеримский легионер - копье, рассматривал мертвеца.
Затем упер откинутый приклад сайги в плечо, поймал голову мужика в прицел, старательно игнорируя внутренний голос, настойчиво шепчущий, что нужно попытаться как-то иначе... Что-то иначе.
Сайга рявкнула выстрелом, запахло порохом и газом, патрон двенадцатого калибра для охоты на среднюю дичь расколол мужику лоб, разнес мягкий нежный мозг и застрял в черепе, потеряв скорость. Мертвец запнулся, неповоротливый, медленный - может, из-за холода - и также неторопливо, будто уходящий под воду Титаник, рухнул на асфальт. Игорь выдохнул, опуская сайгу, не веря, что справился первым же выстрелом - он все ждал, когда из-под тела покажется кровь, но крови не было.

Витенька вскрикивает, возвращая Игоря в настоящее. Игорь поворачивается, забывая о мертвеце, с которого открыл счет, и снова вздергивает сайгу жестом, который выходит неуклюжим, неотработанным, но все же выходит: к Витеньке совсем близко подобралась другая тварь, снова мужчина, на этот раз полностью одетый, даже куртка на меху. Шапку мертвец, правда, где-то потерял, а может, вообще был без шапки - в любом случае, на этом мертвеце не видно следов повреждения, как будто он притворяется зомби ради смеха. Впрочем, одного взгляда на его лицо - бледное до синевы, отвалившаяся челюсть, затянутые пленкой глаза - достаточно, чтобы убедиться: он тоже мертв.
Витенька отталкивает его шваброй - мертвец покачивается, но прет вперед, вытягивает руки.
- Стреляй! Да стреляй же! - верещит Виктор, потеряв враз большую часть своей самоуверенности.
Игорь прицеливается, делает несколько шагов в сторону от двери парадной, чтобы Виктор не загораживал мертвеца, стреляет. Выстрел вырывает кусок из плеча зомби, разворачивает его вокруг своей оси, но не доставляет никаких особенных проблем. Мертвец возвращает равновесие, продолжает напирать на Витеньку, не обращая внимания на швабру, упертую ему в грудь.
Игорь стреляет снова, на этот раз попадает в голову и мертвец падает, но того чувства, которое посетило его, когда упал зомби в халате, больше не появляется. В кармане джинсов начинает звонить телефон - не эсемес, а входящий вызов, но Игорю не до того: за убитым зомби тянется другой, на этот раз ребенок - девочка лет десяти, подранная до неузнаваемости, светлый шарф пропитан кровью так, что кажется темно-коричневым и свисает до асфальта, и только приглядевшись, Игорь понимает, что за ней тянутся ее кишки.
Это отвратительно - по-настоящему отвратительно, потому что эта смерть грязная, жестокая и бессмысленная, совершенно дикая, и Виктор отшатывается, забывая про свою швабру, отшатывается с каким-то ругательством, и Игорь тоже чувствует растерянность и отвращение.
Во двор влетает полицейский автомобиль - двенадцатая в узнаваемой раскраске. Резко тормозит с визгом, едва не зацепив паджеро Игоря, неаккуратно припаркованный возле темной полосы кустов. Передняя водительская дверь распахивается, из тачки выходит полицейский, тащит с соседнего сиденья укорот - калашников с укороченным прикладом, самое то для ношения в городе.
- Брысь, - говорит полицейский - Игорь мельком выхватывает майорские звездочки на теплой куртке - серьезно, целый майор таскается по вызовам? По ходу, дела еще хуже, чем казалось, потому что с каким это пор майоры покидают теплые комфортные кабинеты ради помощи гражданам?
Но этот покинул - он прижимает автомат к проступающему в расстегнутой куртке животу, выжимает спуск.
Ребенка буквально подбрасывает в воздух короткой очередью, в воронке двора звук мечется, не сразу находя выход, грохочет оглущающе.
Зомби падает, но все еще движется, тянется к Виктору, и тогда майор досадливо сплевывает.
- Ну чего стоишь, бля, Робин Гуд? Добивай.
Игорь добивает.

- Еще есть? - спрашивает майор, подходя ближе - ему лет за сорок, понимает Игорь, и на его мордастом лице отчетливо выделяются следы недосыпа и морщины. - По этому адресу поступил вызов, вы вызывали?
- Мы, - блеет Виктор. - Еще д-д-двое.
Он все оглядывается на ребенка - Игорь, если честно, тоже таращится на этот труп.
- Ну и где они? Точно только двое? - Майор смотрит на сайгу в руках Игоря. - Разрешение есть?
- Есть, - отвечает Игорь уклончиво, не вдаваясь в подробности.
- Добро, - как выясняется, майор не сторонник детальности и удовлетворяется простым ответом. - Майор полиции Уваров. Давайте поищем остальных двух... В доме чисто?
Открывается парадная, все трое резко оборачиваются: это Татьяна. За ее спиной торчит девица, поглядывая на три тела на асфальте.
- На детской площадке, - говорит Татьяна. - Туда, туда - мы на камере смотрели!
- Блядь, - говорит майор. - Ненавижу вот это.
Игорь с ним согласен. Детская площадка отделена от двора с импровизированной парковкой кустами, которые раньше подстригались, а сейчас напоминают когти ведьмы, голые и сбросившие листья. Через сплетение веток видно две ковыляющие фигуры, направляющиеся к парадному - наверняка привлеченные шумом.
- Там Мариночка, - кричит в спину Татьяна.
- Что? Живая? - переспрашивает майор.
- Нет, - отвечают хором Игорь и Виктор, все еще сжимающий швабру.
- Добро, - снова коротко реагирует майор Уваров.
Еще несколько очередей - и все. Все кончено.
Все трое возвращаются в парадное.
- Так, мне нужны ваши паспортные данные, будем оформлять, - отдуваясь, говорит майор, перекидывая ремень укорота через плечо.
Теперь, здесь, среди живых и при свете он снова выглядит обычно - Игорь аккуратно прячет сайгу за стол консъержки, кивает Прасковье Тимофеевне.
- Что оформлять? - недовольно спрашивает Виктор Алексеевич. - Вы же сами все видели...
- Оформлять применение огнестрельного оружия, - поясняет ему Уваров. - Обоснованность. Мне же еще протокол составлять, а вы все подпишете как свидетели - пять трупов это вам не котенка с дерева, хах!

0

16

Камеры, которыми увешана придомовая территория, дают изображение на монитор, возле которого сейчас столпилась группа зрителей в лице Татьяны, девчонки в шортах и Виктора Андреевича. Ольга не спешит к ним присоединиться. Ольга демонстративно вытаскивает айфон, листает  сообщения, хотя новых там нет. Раньше ее день был под завязку забит сообщениями, звонками, приглашениями. Галерея поглощала все ее свободное время. Когда пришлось ее закрыть, Ольга еще какое-то время держалась на плаву, находя себе занятия – занималась каталогом, составляла смету по расширению галереи…
Звонков становилось все меньше, сообщений все меньше. Полноводная река иссякла до тонкого ручейка. Ее знакомые были заняты другим – и ей следовало бы подумать о другом. Даже Игорь подумал – эта мысль неприятна Ольге, как будто у них соревнование, которое Сабурова выигрывала по всем позициям - а потом отвлеклась на секунду, и вот уже бывший муж обошел ее на финише.
Слышатся выстрелы.
Ольга вздрагивает, чуть не роняет телефон, сжимает покрепче пальцы. Нервы – недовольно думает она. Это все нервы.
Прасковья Тимофеевна невозмутимо тушит окурок в горшке с мандариновым деревом, украшающим парадное, щелкает зажигалкой, закуривает. Вот у кого железные нервы. И железные легкие.
Ольга вытаскивает из сумки свои сигареты, пачка почти пуста, чиркает зажигалкой – натыкается на осуждающий взгляд Прасковьи Тимофеевны.
- Это ты зря, девочка. Тебе еще рожать.
- Мне – что?..
- Рожать, - бодро улыбается Прасковья Тимофеевна. – Муж есть, надо ребеночка, а лучше двух.
- Игорек одного вынес, - профессионально комментирует Виктор Алексеевич. – Ай, красава…
Как будто футбольный матч смотрит – с неудовольствием думает Ольга.
- Давай, Игореха, не спи!
Татьяна тоже вносит свой вклад, квохчет, охает. Девчонка грызет ногти, уставившись на экран – переживает за Виктора со шваброй.
Еще выстрелы и удовлетворенное кряхтение Виктора Андреевича.
- Ой, а вот и полиция, - взмахивает руками Татьяна.
- Ну, наконец-то.
Ольга не горит желание покинуть дом, квартиру, которая все еще кажется ей надежным убежищем. Главное, думает она, не выходить без крайней необходимости. Еще у нее есть телефоны доставки еды… в новостях говорят, ч то они все еще работают и доставка по городу бесплатно  - в пределах «чистой зоны», но на самом деле доставка за нал и 50% от стоимости заказа…
Не горит желанием, но полиция могла бы и поторопиться, не так ли. А если бы эти… эти мертвецы были не снаружи, а внутри?
Татьяна выскакивает на крыльцо, кутаясь в кофту, за ней, зачем-то, выходит девчонка в шортах. Она настолько не подходит к этому дому, к этой парадной с мраморным полом, с мандариновым деревом в тяжелой керамической кадке с лепниной, что стоит ей исчезнуть из поля зрения Ольги, как Сабурова тут же о ней забывает.

Майор Уваров тоже не подходит к этой парадной, но ему на это откровенно плевать.
- Мне нужно за документами в квартиру подняться, - недовольно говорит он. – Я на шум спустился.
- Добро, - кивает майор, смотрит на чемодан Ольги и на сумку, стоящую у стены. – А вы?
- Мы собрались уезжать, - холодно отвечает Ольга.
- Угу. Придется задержаться.
И хотя Ольга еще недавно думала о том, как было бы хорошо вернуться в свою квартиру, сейчас она раздраженно пожимает плечами, досадуя на задержку.
Татьяна торопливо освобождает стол, сдвигает в сторону чашку, чайник, конфеты.
- Ой, горе-то какое, Мариночка, такая молодая, жить еще да жить, да как же так…
- Как же так – следователь разбираться будет, - весомо заявляет майор Уваров, достает из папки чистый лист, авторучку.
На плече так и висит ремень  с автоматом. У локтя дешевая вазочка с ядовито-зелеными леденцами-подушечками. На диване – псевдо-плюшевый плед  с каким-то восточным дворцом и всадником, уносящим на своем коне девицу в шальварах. По пледу пошла складка и всадника слегка перекосило.
За его спиной картинка в пластиковой рамке – два пушистых котенка.
Это так пошло – думает Ольга.
Так пошло, абсурдно, что это стоило бы нарисовать.
Майор что-то быстро пишет – казенные фразы. Прибыл на вызов… в количестве пяти штук…
Ольга отворачивается, смотрит на Игоря.
Ловит себя на совершенно абсурдной мысли, что ей хочется подойти поближе к нему, встать рядом.
Это все нервы – напоминает она себе, дергает рукой – забыла о сигарете и она обожгла ей пальцы, догорев.
[nick]Ольга Сабурова[/nick][status]эрмитажная стерва[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/13-1591240484.jpg[/icon]

0

17

[nick]Игорь Караулов[/nick][status]Нахер - это вон туда[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/12-1591203200.jpg[/icon][lz]<b>Игорь Караулов, 28<sup>y.o.</sup></a></b><br><i>профессиональный бычара из твоего парадного, автомеханик от бога</i>[/lz]Пока Уваров методично записывает, кто, кого и куда, Игорь снова отходит - Ольга смотрит на него с неудовольствием, но Игорь это удовольствие умеет игнорировать. По крайней мере, умеет делать вид, что игнорирует - потому что это не так-то легко, и за год он научился только делать вид.
Он отходит за горшок с мандариновым деревом - таким вычурным, подбирает сложное слово - вытаскивает телефон. Неотвеченный вызов, от Иванки. Торопливо перезванивает. Сестра в панике - оказывается, заграждения снова переносят, они с Павлом встряли в кошмарный затор вместе с теми, кто так же хочет покинуть зону, которая вот-вот будет объявлена "грязной".
Игорь понимает, что это значит - полиция самоустраняется, как и городские власти. Ни полицейских, ни солдат, ничего - только мертвецы. И те живые, кто не успел или не захотел покинуть своих домов, предоставлены сами себе. Первыми такими зонами стали районы вокруг некоторых городских больниц, куда свозили зараженных и пострадавших  и где не справились с мертвецами - но постепенно их становилось все больше, они соединялись, сливались друг с другом. Васильевский остров вскоре был полностью изолирован - Благовещенский и Дворцовый мосты круглосуточно стояли разведенными, неразводные были перегорожены тяжелой военной техникой, снятой с колес и посталенной на блоки для большей устойчивости. Метро не работало уже месяц - с той жуткой истории с вагоном, в котором оказалось сразу несколько зараженных. Прежде чем машинист понял, что происходит, поезд остановился аж на двух станциях, выпуская мертвецов на заполненные живыми платформы. Конечно, все удалось быстро взять под контроль, но в основном благодаря возможности наглухо блокировать станции, существующей на случай затопления. По официальным данным, на тех станциях и тоннелях осталось около ста человек - неофициально говорилось, что эта цифра занижена как минимум в три раза.
И вот теперь - северо-запад.
- Хорошо, - говорит Игорь, перебивая сестру, которая начинает повторять одно и то же. - Я все понял, Ива. Не паникуй. Не паникуй давай. Вы проедете. Не бросят же вас прямо там, возле ворот. Вы проедете и окажетесь в чистой зоне. И мы тоже успеем. Все нормально будет, скоро увидемся. Не еби Пашке мозг, и мне тоже давай не еби. Все нормально будет.
Кое-как успокоив сестру, Игорь возвращается к комнатке консъержки, гд расположился майор Уваров. И расположился так надолго, что Игорю не нравится - снятый автомат лежит на диванчике, куртка висит на спинке стула, возле правой руки стоит стакан с горячим чаем в подстаканнике, наверняка поданый услужливой Татьяной. Майор откладывает авторучку, отхлебывает и замечает Игоря.
- А! Вот и герой. Давайте паспорт... Разрешение на хранение травматического оружия имеется?
Игорь подает вытащенный из куртки паспорт, накидывает куртку на себя.
- Так это, не моя сайга, - говорит.
Уваров переводит взгляд с фотографии в паспорте на Игоря.
- Как же так, Игорь Вадимович, чужое ружьишко схватили. А чья?
- Да вот, бабулина, - продолжает косить под дурачка Игорь. - Бабуля попросила, а то и из парадного не выйти
Прасковья Тимофеевна, на этот раз без сигареты, любезно кивает.
- Моя, сынок. А у меня все есть - и разрешение на хранение, и все.
- И что - и все? - переспрашивает майор, явно удивленный видом настоящей владелицы сайги.
- И все, - повторяет уверенно Прасковья Тимофеевна. - Давай я сейчас за всеми своими документиками поднимусь, а вы пока с Игорька и Оли все показания возьмете и отпустите - им ехать надо.
- Всем ехать надо! - недовольно встревает Витенька, за чью руку цепляется девица.
- Никто никуда не едет, пока не закончим, - майор отпивает чай снова и, отставляя подстаканник, принимается писать дальше. - Значит, Ольга Сергеевна, около двух часов Марина Кравцова позвонила вам в квартиру, ей открыл ваш муж - Игорь Вадимович - и она попросилась выйти на крышу... А, да, да, бывший муж, конечно. Я все верно записал? А бывший муж, извиняюсь, в два ночи что у вас в квартире делал?
- Соскучился, - мрачно отвечает Игорь. - Говорю же, мы хотим уехать. Перебраться в другой район, вместе. Марина с крыши сама прыгнула - сказала, что два часа назад вызвала скорую, потому что ее мужа укусили, сказала, что хочет посмотреть, не перепутала ли скорая адрес, или, может, въезд во двор кто-то загородил, тут иногда бывает...
Игорь смотрит на Виктора Алексеевича, который, при своей любви к самым большим внедорожникам, паркуется как восемнадцатилетняя девчонка - криво, косо и неумело.
Тому хватает совести опустить взгляд.
- А потом подошла к ограде, перелезла и прыгнула. Сказала, что скорая уже не нужна, потому что ее муж уже вроде как стал этим, ну и ее тоже укусил, и после того прыгнула. Вот и все. Я потом сходил в их квартиру - они напротив жили - и там муж, мертвый. Он врач, травматолог, вроде, ну и наверное, думал, что как-то себе поможет, только не помог. Она его убила, но, видимо, не сразу. Он так в квартире и лежит. Можете потом посмотреть, только я это, дверь захлопнул, когда вышел. Ну просто.
Сейчас это действие кажется Игорю действительно глупым - он что, всерьез боялся, что мертвый Борис встанет с кухонного пола и пойдет за ним?
- Ах, и Борис Петрович тоже!.. - Татьяна закрывает руками рот.
- Шестой труп, неподтвержденный, - меланхолично кивает майор, корябая ручкой.
- Ну так что, можно нам уже ехать? - нетерпеливо спрашивает Витенька.
- Я скажу, как можно будет, - Уваров продолжает писать, поправляя копирку поровнее под листом.

Наконец это все заканчивается: они все ставят подписи под тремя копиями показаний - четыре листа, на каждом расписаться, расшифровать подпись и дату поставить - смотрят друг на друга с едва ли не сознанием выполненного долга. Девица, подружка Витеньки, у которой не оказалось с собой паспорта, снова ревет - ей светит поездка в отделение. Она тычет в Уварова студенческим, но тому хоть бы хны, Витенька обещает поехать с ней и разобраться. Игорь предполагает, что на полпути к отделению Уваров и Витенька придут к соглашению и последний выкупит свою подружку за приличное - все же целый майор! - вознаграждение.
Зато к ним с Ольгой больше вопросов нет. Он подхватывает сумку, проверяет, на месте ли ключи от паджеро...
- Игорь, Игорь, я что хотел-то, - останавливает его перед самым выходом Викто Алексеевич. Татьяна уже скрылась в своей комнатушке, Прасковья Тимофеввна давно поднялась к себе, майор в сопровождении Витеньки и девицы идет к своей двенашке, а Виктор Алексеевич все мнется. - Мы с Варварой тоже... Уезжать думаем. Я вот присмотрел гостевой домик в Карелии - на восемь человек, у озера. Баня на территории, летняя кухня, охота, рыбалка, а? А, Игореха, что скажешь? Под холодную водочку, да в баньку - а какая там форель, Игореха!.. Два места еще есть - вам с Олькой. Может, с нами, а?
Он смотрит жадно, как-то напряженно - Игорю не нравится. Он поворачивается на Ольгу, и Виктор Алексеевич тоже переключается на нее.
- Оль, давай? Расслабимся подальше от городской суеты, банька, рыбалка...
- Меня друзья ждут, Виктор Алексеевич. Спасибо, но нет, - говорит Игорь.
Баня и водка, конечно, соблазнительно - но куда он от Пашки и Ивы, и остальных?
- Нас ждут, - поправляется. - Пошли, Оль. И так до хрена времени потеряли.

0

18

Все это ужасно медленно. Ужасно медленно и действует на нервы, потому что меньше всего Ольге хочется стоять в парадной, выслушивать причитания Татьяны, которая сегодня явно в настроении поскорбеть. Голосит как по родному – с неприязнью думает Ольга. Конечно, все это трагедия, Сабурова не отрицает – ужасная трагедия, Кравцовы были приятными людьми и хорошими соседями, но таких трагедий сейчас  очень много. Такая трагедия с каждым из них может случиться, и единственное разумное решение, найти безопасное место и переждать. Уехать с Игорем, молчаливо признав тот факт, что ее бывший муж оказался лучше подготовлен к происходящему. Либо – почему нет – вернуться уже к себе в квартиру, закрыть дверь, смыть с пола розовые следы Ольги и сказать себе, что все это дурной сон. Затянувшийся дурной сон, от которого можно спастись в кровати, под  двумя одеялами, под двумя таблетками снотворного…. Но вместо этого она отвечает на совершенно, как ей кажется, бессмысленные вопросы майора Уварова, который расположился в каморке консьержки всерьез и надолго и даже чаи распивает.
- Да, вы все верно записали, - отвечает Ольга, игнорируя вопрос о том, что бывший муж делал в ее квартире в два часа ночи.

Татьяна даже перестает всхлипывать в клетчатый застиранный платок и с интересом смотрит на Сабуровую. Чего, интересно, ждет? Что Ольга признается в том, что Игорь к ней приходит ночами трахаться по старой памяти? У некоторых людей какая-то невыносимо-вульгарная тяга к подробностям чужой личной жизни. Не слишком приятно вспоминать о том, что Ольга сама как-то дала ей повод… Они еще не поженились, возвращались откуда-то… кажется. выбирали Игорю костюм на свадьбу и он весь издергался, а Ольга в те дни была слишком увлечена Карауловым, в таком, достаточно примитивном смысле, и решила не терять время – пока лифт поднимался на десятый этаж, совершенно забыв о камерах а кабине. На следующий день Татьяна, подоборстрастно и гаденько хихикая, пошутила на тему того, что дело молодое, горячее. Ольга была раздосадована, но не слишком, потому что ей нравилось спать с Игорем. Неожиданно нравилось то, что он не делала из секса акт искусства, эдакий перфоманс. Что у них все просто, примитивно даже, зато откровенно и очень напористо…
Господи, о чем она думает – обрывает себя Ольга…
Ах, ну наконец-то можно ехать, у майора больше нет вопросов.
- Он как будто специально, - возмущенно заявляет Сабурова, когда Прасковья Тимофеевна в сопровождении Уварова уходят и лифт уносит их вверх, Ольга слышит мелодичный перезвон сигнала о том, что дверь закрывается, и мягкий, почти бесшумный толчок кабины в шахте.
- Не думаю, что была такая уж острая необходимость нас задерживать.
- Ох ну что вы, Ольга Сергеевна, - ахает Татьяна, большая поклонница любой власти, особенно когда она в форме и при оружии. – Есть же правила… законы…
Ольга пожимает плечами – правила, законы…Татьяна еще на заповеди бы сослалась. Не убий, не укради, не прелюбодействуй. Подхватывает ручку чемодана, смотрит на Игоря так, будто он виноват в том, что их задержали – ну а кто еще? Если бы спокойно дождался наряда – не пришлось бы давать объяснения – почему стрелял, чье оружие и что делал в квартире бывшей жены.
- Идем?

Уйти так сразу не удается. Сегодня решительно все сговорились не давать им уйти. На этот раз это Виктор Андреевич со своим предложением, которое выглядит настолько щедрым, что Ольга тут же настораживается. Дом в Карелии, рыбалка, баня, летняя кухня. Подальше от города, подальше от зараженных, от опасности – с чего такая забота? Они не друзья, никогда не были друзьями, только здоровались, ну и перекидывались парой слов о погоде, если уж этого нельзя было избежать. В «просто так, потому что мы все тут добрый соседи, а Игореха мировой мужик» Ольга не верит. Она вообще не верит в благотворительность. Любая благотворительность имеет смысл только тогда, когда приносит дивиденды. Какие дивиденды надеется получить Виктор Андреевич? С нее – точно никаких. С Игоря? это ей нравится еще меньше. И когда Игорь отказывается, она даже не спорит, не настаивает, не выдвигает ультиматум, дескать, я еду туда где форель и баня, а ты как хочешь.
- Всего хорошего, Виктор, - вежливо прощается она. – Будьте осторожны.
- Да блин… буду… И вы себя берегите.
Они выходят из ярко освещенной парадной на крыльцо. Город не тот, что раньше, думает Ольга, подходя к машине Игоря и укладывая в багажник чемодан. Не тот. Огней меньше. Даже здесь, в центре, меньше огней, а зараженные зоны и вовсе почти в полной темноте.
- Теперь, может, расскажешь мне свой план? – осведомляется она у бывшего мужа, садясь и пристегиваясь. – Где тебя ждут, кто… хотелось бы чуть больше подробностей, раз уж все так вышло.[nick]Ольга Сабурова[/nick][status]эрмитажная стерва[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/13-1591240484.jpg[/icon]

0

19

[nick]Игорь Караулов[/nick][status]Нахер - это вон туда[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/12-1591203200.jpg[/icon][lz]<b>Игорь Караулов, 28<sup>y.o.</sup></a></b><br><i>профессиональный бычара из твоего парадного, автомеханик от бога</i>[/lz]
Стоит Игорю шагнуть за пределы парадной ольгиного дома, как он чувствует облегчение - как будто из слишком тесного костюма выбрался, или с одной из этих ее модных вечеринок в галерее: тихих, занудных, невероятно скучных, где было принято разговаривать приглушенными голосами, потягивая кислое испанское или французское вино, а если и проявлять эмоции, так только перед картинами этого ее художника, Антона Долохова.
Игорю не нравились его картины - и даже не из-за того, что Ольга отзывалась о них только с придыханием и готова была сорваться даже из медового месяца по одной его вежливой - ну конечно, вежливой, "Оличка, разумеется, это не срочно, я не хочу тебя дергать", - просьбе, но и из-за того, что это была мазня.
Мазня, считает Игорь, любитель реализма - ну в крайнем случае, возможно, чего-то вроде собак, играющих в покер.
Его бесили и картины в квартире Ольги - особенно одна, с фигурой обнаженной женщины, крупные, мягкие мазки, излучающие чувственность и, что скрывать, сексуальность. Ольга отрицала это - отрицала что это нарисована она, но с какого хрена бы, так рассуждал Игорь, Долохову дарить ей эту картину? Не пейзажик какой-нибудь, ни всякие там яблоки в серебряной вазе, а это - голую бабу? Ольга отрицала - но могла бы не трудиться: это была она. Конечно же, она - конечно же, блядь.
Впрочем, сейчас в этой женщине, которая устраивает свой чемодан в багажнике его паджеро, сложно узнать женщину с картины Долохова, и дело даже не в высоких сапогах или широкой теплой куртке - она просто другая, и Игорь, забрасывая на заднее сиденье спортивную сумку с едой, смотрит на нее, пытаясь понять, в чем дело.
Может, до нее наконец-то дошло, думает Игорь. Смерть Марины, зомби вокруг дома, такой бытовой приезд майора Уварова, что сделало происходящее только еще более фантастическим - все это настолько не укладывалось в привычную картину мира, что Игорь и сам чувствовал себя Алисой, заглядывающей в кроличью нору.
Он садится за руль, вытаскивает из кармана куртки тяжелый фонарик, кладет его под сиденье, не торопясь отвечать. Пальцы в кармане нащупали что-то еще - он опускает руку в карман, вытаскивает несколько патронов - двенадцатый калибр, к сайге. В свете приборной панели патроны масляно поблескивают, Игорь смотрит на закрытую дверь парадного, но с идеей вернуться и отдать Прасковье Тимофеевне эти пять патронов он расстается - вряд ли они ей так уж нужны, у нее целая коробка, и она не собирается давать бой мертвецам, а вот им лучше бы поторопиться.
Игорь ссыпает патроны обратно в карман - ему кажется, что в салоне повис запах оружейной смазки, с которым не может справиться старый и вылинявший ароматизатор "кофе", болтающийся на длинном шнурке под зеркалом заднего вида - и поворачивает ключ зажигания. Паджеро на ходу - Игорь не как тот сапожник без сапог, и его тачка всегда на ходу, он вовремя меняет масло, перебирает движок, едва тот начинает стучать, фильтры и шланги, так что паджеро, даром что куплен еще отцом, бегает как новенький, не давая повода беспокоиться.
Вот и сейчас ниссан трогается с места плавно, без рывка, и почти бесшумно.
- Пашка и еще несколько парней. Да ты их знаешь - Серый, Санек, Диман Игнатьев с женой, помнишь, Настюха? Мы были на их свадьбе. Ивка, само собой. Ну и там пара-тройка других - мы с ними раньше вместе работали. На "Электростали", я работал на "Электростали", охранником, сразу после армии. Пашка  - там же, только в цеху. Короче, кое-какие привязки остались.
Паджеро выбирается со двора через заснеженный выезд на проспект - проспект, слава богу, чищенный, с этим коммунальщики пока справляются, но Игорь не знает, надолго ли. Вроде, говорили о забастовках - дворникам, всем этим таджикам с лопатами, крпуно не везет: они первыми становятся добычей тварей, затаившихся в снегу после прошедших снегопадов, а при этом требуют с коммунальщиков в три шкуры.
Траффик неожиданно плотный - время четвертый час утра, а движение как в час пик - и хуже того, Игорь слышит выстрелы. Стреляют с нескольких сторон - и с той, куда они направляются. Игорь прибавляет скорость, только поток такой плотный, что больно-то не разгонишься - да что, мать твою, происходит.
- Несколько недель назад, вот когда все только началось, мы вроде как просто трепались насчет этого - завод закрыт на карантин с января, работает только охрана. Трехметровый бетонный забор, крепкие ворота, через которые не проскочишь, ну и бункер, представляешь? Не только заводские помещения, но и бункер - вроде как в военное вреям построенный. А так - столовые, комнаты отдыха, кабинеты администрации, в которых полно диванов и телевизоров, медсанчасть, собственный водопровод и система жизнеобеспечения. Ну и генераторы - короче, все равно, что крепость.... Я не помню, кому в голову пришла эта идея - но ведь хорошее место. Лучше, чем эти квартиры, в которых, чуть что, ты все равно что в ловушке. Ну и короче, пару недель мы потихоньку затаривались жратвой - Диман, он все еще работает старшим охранником, переговорил с ребятами в своей смене... Ах ты блядь!
Черная приора, низкая, тюнингованная так, что живого места нет, подрезает соседний опель и игорев ниссан, неуклюже меняя полосу, но водила внутри не справляется: приору заносит на льду, покрывающем асфальт, тачку кружит, опель таранит чертову приору прямо перед капотом паджеро...
Игорь крутит руль, чувствуя, как ниссан заносит, как колеса скользят, но ему все же выходит развернуть паджеро боком, и вот боком ниссан мягко врезается в капот развернутой опелем приоры.
Удар не сильный, но непристегнутого Игоря неплохо перетряхивает, швыряет на дверь. Он глушит движок, дергает ручку - ну конечно, на двери вмятина, перекошенный запорный механизм не срабатывает.
- Выходи! - командует он Ольге, глядя, как из приоры вылезают два выходца с Кавказа: невысокие, чернявые, возбужденно жестикулируют в свете фар паджеро, один тут же вцепляется в водителя опеля, мужика лет пятидесяти, явно приложившегося обо что-то головой, потому что он вытирает кровь с лысины и явно заторможен, потому что как-то вяло сопротивляется орущему на него представителю братской республики.
- Дай выйти, сейчас я этому козлу его права в жопу засуну! - бесится Игорь, выскакивает из паджеро, обходит его спереди.
От удара все три тачки снесло к обочине, так что движению они мешают, но не особенно - еще две полосы свободны, и другие машины осторожно объезжают, никто даже не останавливается, как обычно это бывает.
- Отпусти его, ты, мудила! - орет Игорь, вмешиваясь в то, как хачи трясут водилу опеля. - Отпусти, сказал!
Кавказцы не шугаются - сверкая глазами, второй, тот, кто не удерживает мужика из опеля, разворачивается к Игорю и как раз вовремя, потому что Игорь хватает его за плечи, глубоко вжимая пальцы в подбитую пехом кожаную куртку, и тянет на себя, отдергивая от мужика.
- Пиздуй отсюда нахуй! - огрызается черный - под широкой курткой он не такой уж и габаритный. Он не слишком хорошо говорит по русски, это звучит как "пызды отсуда", но Игорю пофиг - он этих обезьян терпеть не может еще с детства, когда все эти понаехавшие на районе свои правила устанавливать пытались, девчонкам не пройти было и всем, кто пытался голос поднять, несладко приходилось.
- Сейчас ты у меня отсюда нахуй попиздуешь! - Игорь встряхивает свою добычу, дергает и вписывает мордой в капот опеля, помятый и перекореженный после столкновения с приорой. - Пасть свою разевать еще будешь, недоделок, привыкли, блядь, как в своем ауле ездить!..

0

20

Имена знакомые. И, конечно, Ольга помнит Настюху – назвать Анастастасией ту, с позволения сказать, деваху, язык бы не повернулся. Замуж она выходила весело, в платье, похожем на торт, так низко вырезанном, что приходилось постоянно поддергивать лиф наверх. Прическа у нее тоже была похожа на торт, со всеми этими бусинами, искусственными цветами, залитая лаком… И Игорь потом нудел весь вечер – я тебе говорил, надо было мультиварку дарить, а не эту чертову фондюшницу…
Ива – Ива это отдельная строчка в песне. У них с Игорем все так быстро закрутилось, что с сестрой он Сабурову познакомил сразу в загсе. И одного взгляда Ольге хватило, чтобы понять – это война. Иванка невесту брата совершенно не одобряет. Хотя, ее все не одобряли. В этом смысле они с Игорем идеально подошли друг другу. Его не одобрил ее круг, ее – его друзья-приятели. Только в этом они и сошлись.
А теперь, значит, ей придется провести бог знает сколько времени с этими людьми, смотревшими на нее косо, а они с Игорем уже даже не женаты. Она ему никто, и не может даже одернуть его, попросив вести себя прилично. Так что Ольге уже кажется, что это плохая идея. Самая плохая идея из всех возможных. И непонятно, почему она тянет время и слушает рассказ Игоря о том, как он что там с заводом устроил, вместо того, чтобы потребовать отвезти ее обратно. Потому что это похоже на издевательство – привезти ее на завод к своим приятелям, которых она ненавидела холодной яростью, а они считали ее стервой и сукой. Правда, Игорь бы до такого никогда не додумался, скорее всего, искренне уверен, что все нормально.
Это Ольгу особенно бесило в их недолгом браке. Когда она готова была его убить, Игорь был искреннее уверен, что нормально все, ну что ты, Оль, не заводись.
Оль, не заводись.

Конечно, когда они развелись, Ольга нашла другие поводы заводиться – галерея отнимала все ее время. Но никто, даже самые тупые, непонимающие русский язык строители не бесили ее так, как Игорь. Может быть, потому что Ольга помнила и другое, то, что было у них в самом начале, то, что Игорь ее не только бесил.
Но не поэтому же она сейчас молчит… После развода Ольга с гордостью вычеркнула себя из списка женщин, которые при виде широких плеч и брутальной физиономии начинают делать глупости. Этим, во всяком случае, она уже переболела. Наверное, молчит она потому, что на дорогах творится что-то странное. Плотный поток машин, злые лица, ругань через опущенные окна, когда кто-то кого-то подрезает. Ольга слов не слышит, но выхватывает острым взглядом художника вот это вот – раззявленные рты, резкие жесты, ненавидящие взгляды. Как будто речь идет не о месте на дороге, а, не больше, ни меньше, о месте под солнцем. А вот выстрелы она слышит, и это ее пугает. Одно дело слышать выстрелы, стоя у окна в своей квартире, на десятом этаже, зная, что между миром и тобой высота, прочный стеклопакет и усиленная входная дверь… в машине Игоря Ольга себя в такой безопасности не чувствует.
- Что происходит? – нервно спрашивает она, как будто Игорь должен знать…
Ну конечно он должен знать, кто-то же должен знать!
- Игорь, осторожнее!

Какое «Игорь, осторожнее». Один автомобиль подрезает другой – занос, звук удара, их тоже заносит, Ольга сидит бледная, стиснув зубы, пока Караулов выкручивает руль, а потом и их встряхивает… Она выбирается из машины, тут же хватается за сумку – у нее там ничего нет, ни газового баллончика, ни сайги – привет Прасковье Тимофеевне. Ничего, что можно было бы использовать для самообороны, кроме связки ключей, от квартиры и галереи. В той, прошлой жизни, которая (Ольга не хотела в это верить) осталась позади, ей не нужно было ничего подобного. Она не ходила вечерами по опасным улицам, не садилась в машины к незнакомцам, не нарушала законов и, разумеется, рассчитывала на ответную любезность.
Сейчас на это рассчитывать не приходится, очевидно.
Двое кавказцев – коротконогие, неприятные, агрессивные, орут, жестикулируя. И Ольгу, которая обычно позволяет себе только холодное неодобрение в отношении всех тех, кто «понаехал», чувствует, как ее трясет от злости. Как будто злость, витающая в воздухе – это заразно, как будто она тоже вирус, проникает через легкие, сразу в кровь… Злость сразу на все. На этих кавказцев – что они здесь забыли, в этом городе, зачем приехали, злость на Игоря, который орет, хватает одного из этих – черных, как их презрительно называли приятели Караулова, припечатывает его лицом к капоту.
- Игорь! Игорь перестань! – у нее голос высокий, истеричный, как у жены, господи, как у жены, которая пытается вытащить своего мужа из драки.
Второй кавказец наскакивает на Игоря со спины, как кошка, как психованная кошка на спину большого злого пса, и Ольга делает то, чего от себя не ожидает – начинает лупить этого урода сумкой на длинном ремне, как… как базарная баба какая-то!
Тот матерится на ломанном русском.
[nick]Ольга Сабурова[/nick][status]эрмитажная стерва[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/13-1591240484.jpg[/icon]

0

21

[nick]Игорь Караулов[/nick][status]Нахер - это вон туда[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/12-1591203200.jpg[/icon][lz]<b>Игорь Караулов, 28<sup>y.o.</sup></a></b><br><i>профессиональный бычара из твоего парадного, автомеханик от бога</i>[/lz]
Тот, кого он вписал в капот, тяжело оседает в руках Игоря, вяло крутит башкой. За спиной орет Ольга - у нее высокий, истеричный голос, Игорь даже не уверен, что хоть раз слышал, чтобы она так кричала, так требовательно и истерично одновременно, ее фишка была в другом, она вообще никогда на него не орала, только шипела и обдавала арктическим холодом, но сейчас она вопит, а потом его за плечи хватают короткие лапы с грязными ногтями, дергая, оттаскивая от капота опеля и цепляющегося за него черного.
Игорь передергивает плечами, выдираясь, хватка слабеет - лапы с его плеч отваливаются, он оборачивается... И глазам своим поверить не может: Ольга - его бывшая жена Ольга Сабурова, которую Ивка называла Снежной королевой, когда была в хорошем настроении, и Ледяной стервой, когда была в плохом,  - так вот, эта самая Ольга лупит кавказца по спине своей сумкой, наверняка стоящей больше, чем придется отдать за ремонт всех трех тачек.
Тот матерится на плохом русском, разворачивается, хватает за длинный ремент сумки, дергает - но тут уж Игорь отмирает. Пинает хача по ногам, сбивая на колени, обхватывает за голову, резко крутит, сваливая ублюдка на грязной обочине.
- Отпусти ремень, сука! - рычит зло.

Водила опеля нырнул в спасительный салон, Игорь видит, бросая короткий взгляд, его бледное вытянутое лицо в потеках крови с лысины в свете подсветки экрана - наверное, вызывает ментов, как-то отстраненно приходит и уходит в голову мысль.
- Су-ука! - как-то надрывно вопит опрокинутый на обочину, перекатывается, хочет встать, и Игорь снова его пинает - бьет тяжеленным ботинком под ребра, не давая вздохнуть, не давая подняться. Хватая разинутым ртом воздух, чернявый снова валится в грязный снег, пропитанный выхлопами и реагентом, откатывается, как будто хочет уползти, но Игорь тут же оказывается рядом и пинает снова, вымещая злость на происходящее, злость и, что уж скрывать, страх и неуверенность, загнанные подальше внутрь, но все же поднимающие голову.
Никто не останавливается - ни один человек не останавливается, чтобы разнять, узнать, из-за чего драка, или хотя бы просто поглазеть. Никто не останавливается, просто чуть притормаживают, чтобы обогнуть неровно развернутую ударом приору, отмечая снижение скорости вспышкой габаритов, и это тоже странно - потому что еще месяц назад, думает Игорь, непременно уже собралась бы толпа. Хотя, тут же поправляет он себя, месяц назад в это время ночи на проспекте, ведущем из центра, просто не было бы столько автомобилей.
Он пинает снова - как будто каждый раз, когда его ботинок с силой врезается в упругую чужую плоть, заставляя стонать и кашлять, откидывая черного еще дальше, самому Игорю становится лучше, и он, наверное, зашел бы далеко, очень далеко, если бы не тот, второй, пришедший в себя после удара об капот.

Ольга вскрикивает, зовет Игоря - хочет предупредить, и тогда тот, второй, на ходу толкает ее, с силой нажимая короткопалой лапой на лицо, задевая губы, подбородок.
- Заткныс, сук! - рявкает горец, и когда Игорь оборачивается, ухмыляется. На лице размазана грязь с капота, правая сторона побагровела, губы разбиты, но он все равно ухмыляется.
- Щас я тебя убывать буду, - гортанно предупреждает, наступая.
Игорь тут же теряет интерес к опрокинутому в грязь, расправляет плечи, обегая взглядом пришедшего в себя противника.
- Я уже вызвал полицию! - выкрикивает водила опеля, открывая окно. - Они уже едут! Женщина! Женщина, ради бога, вам лучше отойти...
Черный кидается на Игоря, рыча что-то угрожающее - наклонившись, он хочет уронить Игоря, сбить с ног, а там, возможно, запиннать, используя рабочую технику, и Игорь именно так и считывает его намерение, поэтому тоже наклоняется, упираясь покрепче, рассчитывая взять массой... Расстегнутая куртка не сковывает движений, он ловит хача в захват; они сталкиваются как два пушечных ядра, черный бьет Игоря в живот, затем, обхватив, молотит по спине, по почкам, резко дергает головой, разбивая Игорю лицо.
Игорь стискивает руки, почти отрывая напавшего от земли, швыряет на спину - тот падает, из его правой руки что-то вываливается, блестящее в свете фар и редких фонарей над проспектом. Игорь не тратит время на разглядывание, подскакивает ближе и пинком в голову отправляет хача в нокаут. Его приятель, все еще возящийся в грязи, тут же бросает попытки подняться.
Игорь обтирает разбитый нос и рот, сплевывает кровь в месиво под ногами, разворачивается - под левой рукой что-то тянет, как будто мешает.
- У него нож! - мужик из опеля, высунувшийся из своей тачки, смотрит Игорю за спину. - У него нож был...
- Проезжай, - роняет ему Игорь, не склонный проявлять дружелюбие. - Тачка на ходу? Давай, двигай свое корыто, нам ехать надо, блядь! Дай проехать и жди тут ментов хоть до посинения!
Водила тут же скрывается в салоне, трогает опель - мигая поворотниками и отчаянно сигналя, сдает в сторону, перегораживая еще одну полосу к вящему неудовольствию остальных водителей. Затем опель медленно разворачивается и вливается в движение. Видимо, тоже решил не ждать дпс-ников, а может, вовсе наврал насчет того, что вызвал - в любом случае, Игорь не собирается больше терять время.
Обходит паджеро, дергает ручку у водительского сиденья - заклинило, черт возьми. Дергает сильнее, подмышкой снова что-то отзывается как будто лопается небольшой воздушный шар. Становится жарко, он никак не перестанет потеть - должно быть, с бодуна.
Дверь все же поддается. Игорь тяжело падает на сиденье, пока Ольга устраивается рядом, и заводит двигатель.
Кто-то сигналит сзади, когда паджеро неуклюже сдает назад, но Игорь не обращает внимания - объезжает развернутую приору, прислушиваясь к поведению ниссана, и морщится когда различает негромкое постукивание в движке. Все же не просто так стукнулся, придется разбираться.
- Ты как? - спрашивает коротко у Ольги. - Из сумки ничего не вылетело?.. Охуенно было, Оль. Нет, серьезно - кинулась на него как эта... Ну, эти, такие. С сиськами, помнишь. С сиськами и косами. Мы ходили в оперу.

0

22

Драки Ольга видела, пожалуй, только на экране телевизора, и, надо сказать – сразу же переключала. Ну еще когда Игорь уговорил ее посмотреть пару фильмов, из тех, которые ему нравились. Вот там драк было предостаточно. Драк, криков, крови, выстрелов. Не хватало, как правило, интересного сюжета и здравого смысла. В этой драке, которая разворачивается у нее на глазах, тоже нет сюжета и здравого смысла, но она куда страшнее.
Она настоящая и это Игорь – ее пусть бывший, но муж, пинает упавшего кавказца, отшвыривает от себя второго, который прыгает на него, скалит зубы и прыгает, и в глазах чистое безумие, ни грана цивилизованности. И Ольга прижимает к груди сумку, и жалеет о том, что у нее под рукой ничего нет. Ни кирпича, ни железного лома, ни биты – ничего.
Разумеется, Ольга Сабурова никогда не разделяла убеждений Игоря, называя их «детскими» и «незрелыми». Взрослый, зрелый, состоявшийся человек – снисходительно объясняла она своему мужу, лежа в шезлонге на их крыше – никогда не будет пытаться переделать этот мир. Он сосредоточится на себе, будет вкладывать в свое развитие время и энергию. То же самое относится к ненависти к кому-то… это только показатель того, насколько ты далек от настоящей личностной зрелости.
Но, если принимать самой свое же лекарство, то Ольге пришлось бы признать, что она, получается, тоже очень далека от личностной зрелости, потому что сейчас, в эту минуту, она яростно ненавидит этих двоих. Они чужие, они тут чужие, они занимают не свое место, они опасны… И когда один из этих… из этих – Ольга не может подобрать слово, а потом находит и даже сама удивляется – из этих уродов толкает ее, от ладони, от пальцев пахнет крепким дешевым табаком, она убить готова…
И у Игоря такой вид, такой взгляд – будто он убить сейчас готов этого урода, и Ольга отступает, сама не замечает, как смотрит на бывшего мужа, как смотрит на кавказца, сколько в ее лице сейчас такого… незрелого, если угодно. Примитивного. Хорошо, что не видит, так гораздо легче сделать вид, что ничего особенного не произошло.
Легче – но не особенно, потому что у Игоря нос разбит, лицо разбито, и это действует на Ольгу как ведро кипятка, сначала болезненный, невыносимый жар, потом холод, потом начинают трястись руки, и она видит эту реакцию, фиксирует ее где-то в уме, и даже недоумевает – серьезно, это все происходит с ней? Вот эти непослушные пальцы, вот этот страх – из-за Игоря? Из-за Игоря, с которым она развелась хладнокровно, решительно – как отрезала. И пусть потом были моменты, о которых Ольга предпочитает не помнить, когда давило на сердце что-то невыносимое, что не давало спать ночами, и она писала Игорю сообщения, писала и не отправляла, слава богу, ни разу не отправила, но вот этим, своей решительностью и бескомпромиссностью она гордилась…

Они садятся – Ольга, по привычке, сразу пристегивается, роется в сумке в поисках упаковки с влажными салфетками. У него же все лицо в крови. Просто все лицо в крови… А если нос сломан? Вроде бы он уже ломал нос, кажется, ломал, рассказывал, но у Ольги мысли путаются при виде крови на его лице. И салфетки были где-то здесь, она всегда держит их под рукой…
- Валькирии, господи, Игорь! С сиськами и косами… Валькирии! И вот молчи. Молчи, не дай бог кому расскажешь, я тебя убью, богом клянусь, тебе больно? Где-то болит?
Ольга вытаскивает из сумки упаковку влажных салфеток, сует их Игорю.
- Все нормально?
Она помнит эту оперу, Вагнер «Золото Рейна». Помнит завистливые, какие-то непристойно-липкие взгляды знакомых женщин, когда она представляла им Игоря, и Игорь был невероятно хорош, особенно потому, что молчал.
- Не слишком он молод для тебя? - закинувшись двойной порцией коньяка, поинтересовалась у Ольги супруга заслуженного артиста, разменявшая шестой десяток.
На несвежей шее победно сияло колье от Шантеклер.
- Не думаю, что слишком, - любезно ответила Ольга, впитывая в себя эту зависть как губка – воду.
Игорь даже оценил Вагнера – во всяком случае, валькирий с сиськами и косами запомнил. Возможно, это дало их браку лишние шесть недель.

Они двигаются в плотном потоке машин, но потом он и вовсе замирает. И это не пробка, это что-то другое – Ольга понимает это по истеричным сигналам, по тому, как распахиваются двери машин. Люди выглядывают, переговариваются… и ей все это не нравится. Очень не нравится.
Ольга опускает стекло.
- Я только посмотрю, что там, ладно?
Высовывается.
Сначала ничего не понимает. Дорога перегорожена военной техникой, бетонными блоками. Прожектора, над участком дороги кружит вертолет, гулко, низко рокочет.
- Что происходит? – ей приходится кричать, чтобы быть услышанной, но вертолет быстро улетает куда-то, подальше, и становится чуть тише, хотя бы не закладывает уши от звука крутящихся лопастей.
- Дорогу перекрыли, - отвечает ей мужчина из соседнего автомобиля. На заднем сидении у него женщина с двумя девочками-близняшками. – Надо ждать. Всех проверяют на выезде. Вдруг есть укушенные…
И в другое время Ольга бы целиком одобрила такую предусмотрительность, но не сейчас – потому что Игорь трогает свой бок, а когда отнимает ладонь – она в крови. 
- Ты ранен, Игорь, ты меня слышишь? – Ольга трясет его за плечо. – Игорь! Ты ранен, у тебя кровь. Тебя надо перевязать. Покажи… покажи где…
Она шарит руками под курткой – ремень безопасности мешает, Ольга его отстегивает, плевать сейчас на безопасность, все равно они еле тащатся.  Натыкается на это – горячее, влажное. Нож – вспоминает она – тот мужчина, на опеле, сказал что-то про нож, а она и внимания не обратила…
- Возвращаемся, - требует она, вытаскивая из упаковки целый ком салфеток, засовывая их под свитер, к голому телу.  – Возвращаемся, и пусти меня за руль. Давай, иначе мы никуда не доедем, Игорь, бога ради, хоть раз меня послушайся, пожалуйста.
У нее губы дрожат. Губы, и пальцы, и она убить готова тех кавказцев, вернуться и убить, ну и Игоря заодно, конечно.[nick]Ольга Сабурова[/nick][status]эрмитажная стерва[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/13-1591240484.jpg[/icon]

0

23

[nick]Игорь Караулов[/nick][status]Нахер - это вон туда[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/12-1591203200.jpg[/icon][lz]<b>Игорь Караулов, 28<sup>y.o.</sup></a></b><br><i>профессиональный бычара из твоего парадного, автомеханик от бога</i>[/lz]
Больно? Игорь удивленно косится на Ольгу, следя за дорогой. Почему ему должно быть больно?
Потом шмыгает, втягивая кровавую юшку, слизывая кровь с губ и врубается.
- А... Не, нормально, - Игорь отталкивает пачку салфеток - что он, пидор, что ли? - Да правда, нормально все, убери... 
Паджеро снова подрезают, Игорь матерится, хватаясь обеими руками за руль, избегает очередного столкновения.
Хмыкает.
- Как с цепи соорвались, вот же уроды черножопые, - цедит сквозь зубы.
Адреналин постепенно рассасывается, нервная система сбавляет обороты. Ему почему-то чертовски жарко, хотя печка в паджеро едва работает.
Чертовски жарко, а еще почему-то сидеть неудобно. Игорь ерзает, меняет позу, но становится только хуже, так что когда Ольга отворачивается, опускает стекло, впуская в салон все эти звуки пробки, сверху еще украшенные гулким блуп-блуп лопастей вертолета, скрывающегося в низком, напитанном снегом небе, он торопливо ощупывает себя, откидывая полы куртки.
Думает, может, пропустил удар - но под ладонью отзывается болезненно и жарко, ладонь в крови. Игорь делит внимание между задним бампером впередистоящего крузака и кровью на пальцах, задирает черный влажный свитер, еще не понимая, почему в нем дыра... Майка в крови, разрез пропитался хоть выжимай. Нож, думает Игорь с тупым каким-то весельем. У мудака был нож, точно.

Ольга трясет его, и Игорь понимает, что немного поплыл. Встряхивается, смотрит вниз, на то, как бывшая жена задирает на нем свитер, майку. Смотрит на разрез, темным росчерком контрастирующий с бледной после зимы кожей, на кровавые разводы на животе, на пропитанный кровью пояс джинсов.
- Вот блядь, - выдыхает сквозь зубы, когда Ольга с силой прижимает к порезу целый ком салфеток - болезненно, его аж дергает. - Не дави так!..
Только все равно надо давить - чтобы он тут кровью не истек, как свинья.
Игорь отпихивает ее руку, приподнимается на сиденье, выворачиваясь, чтобы подставить порез под тусклый свет лампочки в салоне - каждое движение отдается в боку, до самой подмышки, выплескивается еще кровь, но не так уж и много. Должно быть, прошло вскользь, раз он все еще не отрубился, потеряв слишком много крови, но, хочет он того или нет, Ольга права: с этим нужно что-то сделать и как можно быстрее.
К тому же он выхватил краем уха, что где-то впереди всех проверяют на выезде - на выезде откуда, думает Игорь вяло - а он весь в крови, и хотя ни распухающий нос, ни порез на боку не похожи на укусы, Игорь достаточно хорошо знает, как работают винтики в силовых структурах.
Нужно поискать другой путь. Перевязать бок и поискать другой вариант.

- Ладно, давай, - нехотя соглашается он. - Вернемся, порешаем с этим и попробуем еще раз. Давай, меняемся местами.
У паджеро вместительный салон, высокая крыша - они даже трахались здесь, помнит Игорь, и не только на заднем сиденье, а вот прямо здесь, отодвинув переднее как можно дальше, Ольга забиралась сверху и у него просто крышу срывало от того, как она запрокидывала голову, от ее груди прямо возле лица, от того, как это было... Это настолько неуместное воспоминание, что Игоря будто водой окатывает - о чем он думает? Как будто на ней свет клином сошелся, так ведь нет, у него были женщины до, и после тоже были, так какого черта его уже второй раз за эту ночь посещают непрошенные воспоминания о том, как им было круто поначалу?
Он отодвигает сиденье, не обращая внимания на настойчивые сигналы сзади - плотный поток, в который они встряли, сдвинулся на целый метр, нетерпеливый мудак, пристроившийся к паджеро сзади на своем бумере, не может пережить то, что уже с минуту не двигается с места. Что удивительно, думает Игорь, так это то, что вторая часть проспекта, встречные полосы, отделенные от их трех узкой раделительной с невысоким бордюрчиком и сугробом на месте летних клумб, сейчас совершенно свободна, как будто все едут из центра прочь, но никто не едет в центр...
Короткая очередь откуда-то спереди заставляет всю пробку сперва инстинктивно замолкнуть, замереть - чтобы тут же разразиться еще более громкими криками, вопросами, шумом.

Игорь вжимается в кресло, помогая Ольге перебраться через него, а потом сам неуклюже и куда менее проворно перелезает на ее пассажирское сиденье, прижимая к боку ворох пропитывающихся кровью салфеток.
- Давай, уходи через разделитель, подвеска высокая, мы пройдем, - уверенно говорит Игорь - эта уверенность полная туфта, чистой воды ложь, но пусть лучше Ольга считает, что они проскочат, чем заранее настраивается на неудачу. - Попробуем махнуть ближе к утру, как все паникеры утащат свои задницы...
Договаривая, он вытаскивает телефон - заряд еще есть, значок сети показывает полную. Набирает Пашку, тот берет трубку после первого же гудка.
Наскоро Игорь обрисовывает ситуацию, говорит, что они приедут утром. Говорит, чтобы Иванка не дергалась. Пашка с сомнением переспрашивает, все ли у Игоря нормально - Игорь лжет и лучшему другу:
- Лучше не бывает, тут просто адская пробка, попробуем вернуться и или поискать другой вариант, или подождать немного... Давай, до связи. Я приеду.
- Принял. Береги себя. Об Иванке я позабочусь, - обещает Пашка.
Игорь отрубает вызов, бросает телефон куда-то в карман куртки и откидывает голову на подголовник.
Хорошо, что не потащил Ивку за Ольгой, думает вдруг. Пашка о ней позаботится.

0

24

В другое время Игорь бы получил целую лекцию о том, что его ксенофобия свидетельствует только о его уровне  развития, который, разумеется, крайне невысок. Что выражение «черножопый» неприемлемо в ее присутствии. В любом приличном обществе неприемлемо. В другое время, но сейчас, после вот этой короткой и жестокой драки, после того, как Игоря пырнули, Ольга совершенно согласна с Игорем – уроды черножопые.
Уроды черножопые распоясались. Ольга готова была их не замечать, у нее получалось не замечать всех этих пока они существовали где-то за границей того круга, в котором существовала Ольга Сабурова. Они не видела их в ресторанах, в которых обедала, на премьерах, куда была приглашена, если замечала из окна автомобиля – отводила взгляд. Сейчас все иначе, все смешалось, все сломалось, все неправильно… и Ольга почти не удивлена, что она тоже ведет себя неправильно. А вот Игорь каким был, таким остался, каких-то перемен она в нем не замечает.
Всегда был готов ввязаться в драку.
Всегда был готов  напомнить уродам черножопым, что они тут не у себя дома.
Господи, да он сумел даже к итальянцу прицепиться на одной из выставок, потом оправдывался – ну чо ты, Оль, ну он же совсем как они, ну ты на его рожу посмотри.

- Терпи, - огрызается она, когда Игорь требует не давить.
Честное слово, ей накричать на него хочется, наорать совершенно вульгарно за то, что он полез в эту драку, за то, что  дал себя ножом пырнуть. Как, наверное, орала бы на него Иванка или другие его бабы, которые были до Ольги и после. Они все в ее мыслях сливаются в одну, у нее обесцвеченные волосы с темными корнями, ногти неестественной длины, покрашенные в кислотный цвет, со стразами и цветами, ноги, торчащие из-под короткой юбки. И, обязательно, низкая и отвислая задница.
Ольга перебирается через Игоря, он перелезает на пассажирское сиденье – на какое-то совершенно безумное мгновение Ольге хочется притянуть Игоря к себе, обнять крепко, сказать что-нибудь – вроде, не смей умирать, ты мне нужен. Но это, конечно, адреналин в крови и вот эта ночь, совершенно абсурдная, как будто вырезанная из какого-то фильма, который Ольга бы точно не стала смотреть. Она и пыталась – пыталась не смотреть, пряталась в своей квартире…

Ольга делает, как Игорь говорит – уходит через разделитель, машину встряхивает, но она справляется. Она вообще справляется – с удивлением думает Ольга, нет, правда, справляется. Наверное, это из-за того, что она просто не может себе позволить, чтобы Игорь видел ее слабой, бездеятельной. Не может ему позволить находиться в этой роли – спасителя, покровителя, защитника.
Они не для этого развелись.
Она не для этого сделала аборт.
О котором он, кстати говоря, не знает.
Ольга знает, как Игорь отнесся бы к такой новости, что она была от него беременна и сделала аборт – он бы разнес все вокруг. Потому что он хотел ребенка, а ребенок уж точно не вписывался в планы Ольги Сабуровой, и они из-за этого ссорились. И из-за этого они тоже ссорились. Разумеется, она об этом ему не скажет.
Почти точно не скажет. Потому что где-то в глубине души Ольга хочет, чтобы он разделил с ней это. И чувство неправильности от того, что она сделала, и ответственность за это. Она же ему звонила, так? Перед тем, как войти в кабинет, сесть в гинекологическое кресло и позволить всему этому с собой произойти. Звонила – его телефон был отключен.

- Надо в больницу.  Игорь, серьезно, тебя надо смотреть и зашивать, наверное, сейчас больницы вообще работают? Дай мне сумку, ладно, не дергайся, сама возьму…
Ольга выбирает момент, когда на дороге пусто – тянется за сумкой, задевает колено Игоря.
Как ее заводил Игорь. Этим, конечно, все и объяснялось – в том числе и их поспешная свадьба.
- Работающие больницы.
- Осуществляю поиск, - отвечает ей смартфон приятным женским голосом, который у Ольги почему-то стойко ассоциируется с голосом медсестры в том кабинете, где ей делали аборт, «Постарайтесь расслабиться. Смотрите на меня».
- По вашему запросу ничего не найдено.
Твою ж мать – думает Ольга – твою ж мать.
- Да что за бред творится! Что, ни одной больницы? Игорь? Игорь?! Говори со мной, слышишь?
Все, что Ольга помнит про кровопотерю, это то, что нельзя засыпать, нельзя закрывать глаза.
- Говори со мной!
[nick]Ольга Сабурова[/nick][status]эрмитажная стерва[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/13-1591240484.jpg[/icon]

0


Вы здесь » Librarium » From Pizdec with love » ПИтерЗДЕЦ » Расскажи это лягушкам


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно