Она тормошит и тормошит Игоря. Требует, чтобы он с ней говорил. Не закрывал глаза, не спал. Просит, кричит, принимается плакать, когда Игорь, кажется, совсем уплывает. Плакать и ругаться на него. Прекращает, только когда Игорь вдруг открывает глаза и удивленно спрашивает:
- Ты чего, Оль, ты плачешь что ли? Из-за меня, что ли?
- Нет, - зло шипит она. – Не плачу. Не из-за тебя.
Конечно, не из-за него. Из-за того, что проезд закрыт – та дорога, по которой они ехали, уже закрыта, перегорожена бетонными блоками, и свободен только путь в объезд, а это дольше, а у Игоря кровь. Игорь может умереть. Не из-за нее, конечно, из-за собственной глупости, из-за собственной упертости, она сколько раз ему говорила…
Ольга все никак не может закончить фразу, следит за дорогой, чтобы не пропустить нужный поворот…
Она столько раз ему говорила…
Синеватая подсветка стеклянной крыши бьет по глазам, Ольга бьет по тормозам, машину заносит – «Монжуа». «Монжуа» и она так и не отключила подсветку, когда была здесь в последний раз, и сейчас этот островок электрического холодного света кажется таким чужим среди этих пустых улиц, таким неуместным… а потом она вспоминает – здесь, рядом, проехать до конца улицы, потом повернуть – здесь, рядом, дом, в котором живет Антонин. Дом, выходящий окнами на канал, на гранитную набережную. Дом с высокими потолками, с лепниной вензелей и изразцовой печью, настоящей изразцовой печью, пережившей и революцию, и прочие катаклизмы.
- Сейчас, Игорь, потерпи, ладно? Немного потерпи, почти приехали.
Она тормозит перед кованными воротами, преграждающими въезд во двор, дрожащими руками возится в сумочке, ищет ключи – брелок едва слышно пищит, ворота медленно отъезжают в сторону.
- Сможешь встать? Идти сможешь? Тут немного, два шага…
Окна темные. Темные, мертвые, и надежда, вспыхнувшая в Ольге внезапно, сильно, вопреки всему – погасла. Антонина там нет. Но и другого места нет – в галерее холодно, пусто, нет аптечки, нет ничего, что нужно сейчас Игорю. И, в общем, лучше ему не знать, куда они идут, потому что с Караулова станется лечь вот тут, на мерзлом крыльце, и умереть, но не перешагнуть порог дома Антонина Долохова.
А вот нет.
Нет.
Этого Ольга ему не позволит – и благодарность тут не причем. Они еще не все друг другу сказали. Она еще не все ему сказала. И если он решил вдруг возникнуть в ее жизни эдаким героем-спасителем, пусть примет на себя свою часть вины за то, что она сделала аборт, и несет ее. Потому что так будет честно. Так будет правильно. Но для этого он должен жить, и она все сделает для этого.
Глупец, какой же глупец, неосторожный, наглый, вспыльчивый мальчишка, вот кто он такой.
- Давай. Обопрись, обхвати меня за плечи. Постарайся не упасть, я не смогу тебя поднять. Потерпи, ладно? Совсем немного потерпи.
Она бросает вещи в машине, все, кроме своей сумки. Сжимает в руке ключи от парадной, от квартиры Антонина. Она столько раз сюда приходила, наизусть знает все ступеньки. Каждый завиток на колонне знает, как и историю этого дома. Что-то рассказывал ей Антонин, что-то искала она сама, испытывая почти священный трепет от прикосновения к тому, на чем лежал отпечаток Его бытия. Но сейчас ей не до привычного восхищения.
- Держись, пожалуйста… держись за меня и за перила, хорошо? Десять ступеней. Это же немного, да? Ты же справишься.
Дверь.
Дверь, ключи, открыть, на четвертом обороте ключа нужно его немного прижать пальцем, иначе заедает.
Все. Все.
Они вваливаются в темноту, Ольга рукой нащупывает выключатель, и под высоким потолком, расписанном облаками, наливается теплым желтым светом хрусталь люстры.
И только тут до Ольги доходит, что, может быть, Антонин дома… но уже другой. Мертвый. Бродящий по анфиладе комнат, бывших когда-то частью княжеского особняка. Рычащий. Готовый напасть. А она привела сюда Игоря, раненого Игоря… Но в квартире тишина. Полная, абсолютная тишина…
В салоне – Долохов так называл круглую комнату , выдающуюся вперед, на набережную, подобно фонарю – есть диван, итальянский диван из белой кожи, она договаривалась о доставке, не отвлекая Антонина на такие бытовые мелочи. На этот диван Ольга почти роняет Игоря. Включает свет – слишком ярко, слишком, выключает, задергивает плотные шторы (тяжелый бархат на шелковом подкладе), зажигает напольную лампу. тут же оживают причудливые статуэтки, которые Антонин коллекционировал – из Африки, из Непала… Они стоят на полках, деревянные, каменные, и смотрят, смотрят… Ольге кажется, что враждебно.
- Дай посмотрю, - просит она. – Я осторожно. Игорь, клянусь я осторожно, мне нужно понять, как сильно тебя ранили.
Как сильно его ранили не из-за нее. Не из-за того, что он поехал за ней. Совсем не из-за этого.
[nick]Ольга Сабурова[/nick][status]эрмитажная стерва[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/001a/ce/f5/13-1591240484.jpg[/icon]