Librarium

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Librarium » Тоталитаризм » Хвосты и крылья » Разлом


Разлом

Сообщений 1 страница 30 из 53

1

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]

Несмотря на не самые радужные прогнозы ведьмы, идут они быстро - лес расступается перед ними, не пытаясь задержать, сбить с пути, и хотя Айк по-прежнему уверен, что не будь с ним Тамзин, вся эта хищная растительность накинулась бы на него, чтобы растерзать, ничто не чинит ему препятствий.
Теперь, когда ведьма отдохнула и восстановила силы, им нет нужды идти след в след по едва намеченной тропинке между зачарованными зарослями - по ее воле растения отступили с пути, дорога прямая и ровная, а не вьется будто узор по ткани, подбрасывая под ноги камни и поваленные стволы, в которых гнездятся насекомые и змеи. Кое-где Айк даже может заметить следы от имперской бронетехники - глубокий отпечаток гусеницы, наполненный застоявшейся водой, обугленный ствол толстенного дерева, верхушка которого срезана выстрелом и лежит у корней, уже повядшая. Удивляет его другое - с наступления прошло совсем немного времени, а этим следам враждебного вмешательства на первый взгляд кажется не меньше нескольких лет; особенно поражает, когда  несколько раз в прогалах расступившегося перед Тамзин леса он замечает тела в истлевшей форме техников и штурмовиков, просто кости в ткани, готовой рассыпаться от первого же прикосновения, однако нашивки еще заметны, хоть и выгорели, будто эти тела провели здесь годы и годы.
Под одной из нашивок красуется номер его собственного батальона, и Айк узнает темно-синюю повязку на запястье скелета.
Они потеряли капрала Боунса в этом марше через лес - была его очередь вести наблюдение, он вылез на броню неуклюжего транспортного шаттла, перешучиваясь с Айком, спускавшимся после окончания своего дежурства, а спустя час его уже не было.
Ни единого выстрела, ни единого звука - никто из смотрящих на транспорте впереди и позади ничего не заметил, пилоты топтеров тоже, как будто Боунс просто растворился в воздухе, но нет, вот он, мертвый, высохший, застрявший в ветвях громадного дерева, чьи корни высоко выступают из влажной, какой-то жирной здесь земли.
Айк поминает Бездну, делает шаг в сторону с тропы, забывая об опасности, но ведьма крепко держит его за руку.
- Он мертв, - просто говорит она.
Айку кажется, что она хочет добавить что-то еще, но нет, просто сжимает пальцы на его руке, и он вспоминает, что этот лес полон ненависти к нему, и думает, что без Тамзин уже занял бы свое место возле Боунса, еще позавчера, когда им пришлось спасаться от атаки крылатых ведьм.

Здесь, под сенью деревьев, жара не так чувствуется, они несколько раз набредают на ручьи, Тамзин, убедившись, что вода чиста и не причинит им вреда, позволяет ему напиться, но много времени на эти остановки они не теряют, торопясь достичь конца леса до темноты.
Солнце клонится к закату, Айк еще держит темп - не хочет уступать ведьме в скорости и выносливости, к тому же, разодранное бедро больше не доставляет неудобства, кроме легкой, лишь немного усилившейся к вечеру хромоты, а в остальном он в полном порядке, и вдруг чаща действительно редеет, а тропа выводит их на широкое плато, изрезанное тяжелыми гусеницами и вытоптанное маршами.
Впереди, в нескольких лигах, виден лагерь Сааддата - светопоглощающие тенты бликуют на солнце, Айк с чем-то вроде облегчения узнает знакомую организацию, щетину турелей и радио-антенн... А затем это облегчение сменяется сперва недоумением, а после и настороженностью.
- Слишком тихо, - говорит он. - Так не должно быть.
Даже если наступление захлебнулось и ударные части разбиты и практически уничтожены, в лагере должно быть полно людей - техников, пилотов уцелевших транспортников, медиков и раненых, которых эвакуировали в первые часы боя, до того, как ведьмы применили свое тайное оружие невиданной ранее силы.
Здесь просто не может быть так тихо - и эта тишина кажется Айку противоестественной, куда более враждебной, чем лес, оставшийся за их спинами.

0

2

Лес послушен, но Тамзин не теряет бдительности, держит его на поводке, как злобное, опасное животное. Это требует сил, но силы у ведьмы есть, хвала Великой Матери, которая до сих пор чрезмерно добра к своей оступившейся дочери. Она замечает следы вражеского наступления – лес хорошо выполнил свою задачу, встал живым щитом между армией Бона-Императора и столицей королевства. Думает о том, что Айк мог и не дойти до стен Виньеса. Легко мог бы не дойти – остаться здесь, не говоря уже о том, что под стенами города он выжил чудом, как и она... И невольно задается вопросом – это случайность, или так предопределено? Тамзин ведьма, она верит в Великую мать, в предопределение, в судьбу. Но, может быть, ей просто хочется в это верить, именно сейчас, с Айком. Потому что если судьба, то они еще увидятся. Когда-нибудь.
Глупые желания. Глупые и опасные, потому что Великая Мать иногда исполняет желания людей, чтобы научить их – не все, чего они просят, им во благо. Ну встретятся они с Айком – так вероятнее всего это встреча произойдет на поле боя, в сражении. Даже если она не вернется в Ковен, она не сможет стоять в стороне, если империя снова нанесет удар по этим землям... И что им с этой встречи, какая радость? Нет уж, пришло время – и хорошо, что пришло, хорошо, что они дошли, живы, и все же не враги. Трудно сказать, кто они друг другу, после вчерашнего, но не враги...
Тамзин подходит к краю леса – за ним выгоревшее плато – останавливается между деревьями. Он дошел, она выполнила свое обещание, а дальше ей идти незачем. Дальше ей опасно идти, потому что плен, мучительная смерть и позор – это то, что ждет ее в лагере имперцев. да и самого Айка, если он вздумает вступиться за нее. За врага Сааддата.

- Тихо? – недоуменно спрашивает она, не торопясь сделать шаг из-под зеленой листвы, которая сейчас защищает ее, и она чувствует облегчения от того, что находится под защитой.
- Возможно, им пришлось бросить все, и перейти на ту сторону. Может, они опасались контрнаступления... Не знаю, Айк. Если хочешь... если сомневаешься... я могу подождать тебя здесь. Никуда не уйду. Если что-то не так, ты можешь вернуться. Или позвать меня на помощь.
Ведьма с опаской смотрит на лагерь, который действительно кажется брошенным, но от него веет чужим. Чуждым. Страшным. И Тамзин чувствует, как тонкие волоски поднимаются дыбом на ее хвосте и вдоль позвоночника...
Там тихо. Но эта тишина может быть ловушкой.
Лес чувствует ее тревогу, чувствует ее страх, шумит за спиной, готовый выполнить то, для чего его создали – уничтожить чужаков. Тянется к Тамзин ядовито-зелеными побегами, чтобы заслонить ее, заслонить ведьму, одну из тех, кто его создал, кто имеет власть приказывать... Тамзин нетерпеливо отводит от груди гибкую плеть, всматривается в лагерь имперцев. Она уже видела его, разными глазами – глазами птиц, мелких зверей и насекомых. Теперь вот может посмотреть вот так, очень близко.

Что это значит? Значит ли это, что война выиграна, раз Империю отбросило за Разлом? Насколько сильны потери Сааддата? Тамзин понимает, что даже примерно не представляет себе, насколько мощным был ритуал, породивший ту волну, уничтожившую наступление. Как далеко она дошла, насколько сильной была... И она не хочет больше быть боевой ведьмой Ковена, но все же невольно мыслит сейчас, как боевая ведьма Ковена, разглядывая пустой лагерь... Поспешное отступление, или что-то иное?
- А лучше не ходи, - предлагает она Айку, против воли радуясь этой задержке. – Подожди, я найду птицу, или какое-нибудь животное и посмотрю их глазами, что там, в лагере. Вдруг тебе опасно туда идти?
Потому что ловушки бывают разные. Потому что Тамзин не верит никому и ничему. Только себе, Великой Матери, да еще имперцу с металлической рукой. Странный выбор, но оно само так случилось, само произошло, и с этим ничего не поделаешь, да и зачем? Они знают имена друг друга и встретятся когда-нибудь в Бездне и она будет рада этой встрече.[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0

3

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]
Айк не знает, как объяснить ведьме, что именно заставляет его так напряженно всматриваться единственным взглядом в раскинувшуюся перед ними военную базу, не знает, как рассказать - лагерь никогда не был и не должен быть таким тихим: должен быть слышен рев двигателей, команды сержантов, перемежающиеся отборной руганью, бравурные марши и обращение Императора из ретрансляторов, вот каким должен быть лагерь, но этот другой и кажется Айку мертвым.
Предположение ведьмы о том, что отступление могло увести все уцелевшие силы Сааддата за Разлом, его мало убеждает - ему не виден отсюда мост, это сверкающее под солнцем сооружение над бездной, зато видно взлетное поле, стройные ряды топтеров, даже не загнанных в ангары. Видны слепящие бликами глаза бока бронетранспортеров, размалеванные победными лозунгами и украшенные гербами Империи. Видны танки чуть в стороне, и высокие башни артиллерии - техника на миллионы кредитов, тонны и тонны бесценного металла и руды, все готово к следующему наступлению, ждет приказа.
Неужели командование увело людей, но бросило здесь всю эту технику?
Такая мысль простительна ведьме, но не ему, уроженцу Империи, с детства выросшему в парадигме, что человеческая жизнь дешевле, чем сложные механизмы, требующие куда больше заботы и внимания.
Так что это просто невозможно - но Айк все равно благодарен Тамзин за ее слова, и куда сильнее благодарен за то, что она предлагает подождать его здесь, на границе плато, предлагает свою помощь, если она ему вдруг понадобится, несмотря на то, что ей это может быть опасно, торчать так близко к военной базе Сааддата.

Он оборачивается, смотрит на нее, стоящую еще в траве, так и не сделавшую этот шаг из леса, тянущегося к ней со всех сторон, только без той угрозы, с которой растения реагировали на его присутствие.
Криво улыбается: она тревожится о нем?
Она так много для него уже сделала - провела его сюда, рискуя, вывела к тому месте, откуда начинается его путь домой, практически к самому порогу Империи, и все еще медлит, чтобы помочь и дальше.
Готова рискнуть, если лагерь все же не брошен, если поблизости остались военные силы Империи, следящие за периметром, или если механизмы охраны лагеря еще работают.
- Нет. Я почти дома, ведьма. Даже если лагерь пуст, за ним мост - и территория Империи.
Он говорит - почти дома - хотя на самом деле до его дома сотни и сотни лиг, но он так давно не был в поселке, в котором родился и в котором похоронил всех, кого называл своей семьей, что теперь не чувствует связи с тем местом. Империя - его дом, его жена.
- Из нас двоих тебе куда опаснее находиться здесь, а тем более ждать - здесь могут быть дроны-разведчики, некоторые могут летать на далекие расстояния и атаковать с воздуха не хуже твоих крылатых сестриц, - говорит Айк, поудобнее устраивая винтовку на плече и глядя ведьме в лицо.
Хочет взять ее за руку, но сам себя останавливает - полно, они даже не любовники. То, что между ними было, было всего лишь проявлением одной из граней ее магии, природы ведьмы.
Это пройдет, повторяет для себя Айк.
- У тебя тоже есть цель - место, куда ты идешь, и я желаю тебе добраться туда как можно скорее и без препятствий, и найти там покой и то, что ты ищешь. Мне... Мне было приятно узнать тебя, ведьма, и хотя я надеюсь, что мы никогда больше с тобой не повстречаемся, я сохраню в памяти твое имя и унесу с собой в Бездну.

На подходе к лагерю он чувствует запах - тот становится все гуще, наполняет ноздри тошнотворной вонью. Чем ближе Айк к периметру, тем яснее он может различить следы боя - пробоины в тентах от выстрелов, нагар на броне техники, кое где брошенные винтовки, даже ножи, и еще лужи крови на утоптанной сухой земле, высохшие, но оттого не менее реальные.
Лужи и полосы, как будто что-то тащили в направлении Разлома, гильзы, мухи, с тихим гудением поднимающиеся с земли, потревоженный Айком.
Ворота распахнуты, с внутренней стороны бронированных металлических створок несколько кровавых отпечатков, и снова следы выстрелов.
Лагерь не брошен - его обитатели перебиты, вот почему так тихо и пусто.
В стороне, между палаток, лежит рухнувший топтер, отчего-то не взорвавшийся, вокруг разбитой кабины уже знакомая Айку картина - кровь и следы волочения по земле чего-то тяжелого. Возможно, тела.
В тени врезавшихся друг в друга грузовых шаттлов Айк замечает то, что сначала кажется ему игрой воображения, но, стоит присмотреться, он понимает, что это не галлюцинация.
Человеческая нога, еще в ботинке, будто вырванная из коленного сустава - вот что он видит.
Айк бродит по этой мертвой базе, гадая, что случилось - но мысль, к которой он все чаще приходит, очевидна.
Это Виньес.
Виньес нанес ответный удар - и даже больше, это ведьмы.
Те, от которых Тамзин укрыла его в лесу. Те крылатые фурии, одержимые желанием убивать - тем же желанием, которым и она была полна в первые минуты после появляения крыльев.
И пока он отсыпался, отъедался, трахался с одной ведьмой, другие напали на лагерь и убили здесь всех, просто разорвали на куски, как она и рассказывала в той своей истории о неудачной Гончей, только здесь смерть пришла за имперскими солдатами.

У длинного ангара притулился топтер-разведчик. Садящееся солнце окрашивает его в цвет крови, бронированное стекло сверкает как горный хрусталь.
Сможет ли он его завести, думает Айк, вспоминая все, что знает об управлении вот такими легкими топтерами, или придется идти пешком?
Сейчас он жалеет, что не принял предложение ведьмы узнать, что с лагерем, впрочем, он все равно пришел бы сюда - иногда путив Империю нет, только через мост.
- Ба! - звучит по-сааддатски, Айк оборачивается, ловя металлической рукой цевье винтовки в боевое положение, но это всего лишь пилот топтера, судя по форме, низкорослый тощий мужчина чуть моложе Айка. Он выходит из штабной палатки с кучей свернутых карт подмышкой, и, завидя пушку, тут же вскидывает руки вверх. Карты сыпятся к его ногам, прямо на землю.
- Спокойно, приятель! - говорит он. - Тоже, поди, весь на нервах? Я едва не обосрался, когда здесь сел, да? Что тут творится?
Айк закидывает винтовку обратно за плечо, пожимает плечами.
- Не знаю. Я только что пришел - шел три дня от Крепости, система связи сгорела, в Бездну ее создателей... Думал, здесь вовсю готовятся ко второму удару, а здесь...
Он умолкает - и так понятно, что здесь.
Пилот расслабляется, кивает с сочувствием.
- От Крепости? Я слышал, там была мясорубка, настоящая бойня... Эти суки из Ковена усттроили резню, а когда мы потеряли связь с базой, то решили, что и здесь все накрылось, ну и, похоже, не ошиблись... Считай, тебе повезло, приятель, что встретил меня здесь - моста-то нет, а я тебя с ветерком подкину прямо между ног подружке...
- Нет моста? - тупо переспрашивает Айк.
Пилот пожимает плечами.
- Все эти суки, я тебе говорю. Вернулись к тому, с чего начали прошлой осенью, вот что. Император в ярости, но что поделать... Говорят, возле Крепости ведьмы применили какое-то супер-оружие? Ты, приятель, вообще-то первый, кого я встречал, кто выбрался оттуда живым... Вот командование будет в восторге - может, что сможешь рассказать...

0

4

Тамзин отступает. Просвет между деревьями медленно затягивается листвой, как болото – ряской.  Лес готов стоять тут и дальше, лес готов защищать Виньес от имперских захватчиков. А ей пора уходить – Убежище далеко отсюда и дорога туда не легка, но все же она не уходит – уйдет, но не прямо сейчас. Она лишь убедится, что с Айком все будет хорошо. Что он действительно дошел, нашел своих и не попадет в беду. Какую именно – Тамзин не знает, но инстинктивно, едва ли не хвостом, чувствует разлитую вокруг разлома опасность. Может быть, дело в том, как на нее действует вид этой имперской техники – холодный металл, угловатые линии, неподвижность, которая в любой момент может смениться ревом, гулом, стрельбой. А может, и не только в этом, но она ведьма и привыкла прислушиваться к такому вот – когда вокруг тебя воздух едва заметно вибрирует от напряжения, как будто хочет что-то рассказать, силится рассказать, но не может.

Ведьма садится на траву, прислоняется спиной к стволу дерева, которое тут же втягивает шевелящиеся корни, закрывает глаза, выравнивая дыхание, а потом начиная дышать в странном, рваном ритме – несколько поверхностных вдохов и глубокий выдох. Ей нужно любое живое существо, способное видеть. Лучше бы птица. Тамзин отпускает свое Ка в небо – но птиц нет, ни одной птицы, ни ворона, ни хищного ястреба, ни мелкой пичуги, глазами которой Тамзин могла бы взглянуть на лагерь и Айка. Тогда она возвращается на землю – не самый лучший вариант, но выбирать не приходится. Видит неподалеку от себя слабую искру, тянется к ней…
Из-под корней дерева, медленно выползает змея с треугольной головой и черной полоской через все длинное, гибкое тело. Раздвоенный язык трогает воздух. Раскручивая кольца она поднимается выше, пока ее глаза не оказываются на уровне глаз сидящей ведьмы, а потом она вздрагивает, шипит, и молниеносно уползает в сторону плато и Тамзин, которая сейчас в голове у этой змеи, которая ею сейчас управляет, отдает команды, видит ее глазами.
Змея ползет очень быстро, быстрее, чем способен идти человек, бросая вперед сильное тело, не обращая внимания на мелкую живность, которая могла бы стать ее добычей – крупных сверчков, песчаных мышей. Змеиное зрение не слишком подходит – змея видит тепло, видит цвета, но контуры расплывчаты, и Тамзин приходится угадывать в этих контурах технику, палатки, брошенные ящики с гербом императора… Она видит Айка, видит, как к нему выходит еще одно живое существо. Но не может понять на таком расстоянии, есть ли для него угроза, к тому же змея глуха, и голоса не расслышать. Но кроме Айка и второго живого, больше живых нет. Но были – змея высовывает язык, он дрожит, когда она пробует воздух на вкус, втягивает его в себя – были. Она чувствует на языке вкус недавней жизни, человеческих тел, пота, крови, страха. А еще она чувствует вкус крови, свежей крови, недавно пролитой.

Плохо – понимает Тамзин. У нее уже начинается головная боль – неизбежная расплата за то, чтобы смотреть на мир чужими глазами… Возможно, когда-нибудь она станет настолько сильна, что сможет вселяться в сознание людей, но пока ей об этом и мечтать не приходится.
Плохо – там случилось что-то плохое, и она не хочет, чтобы Айк оставался там, где пахнет кровью и смертью.
Змея подползает ближе, почти к самой ноге Айка, сворачивается в тугой комок, готовая напасть на то, второе существо, если оно захочет причинить вред ее имперцу. У змеи длинные ядовитые зубы и полно яда в железах, сильного яда, и один ее укус способен отправить на тот свет любого.  Такие змеи живут в болотах Мевара, на границе с Пустошами, но ведьмы населили ими лес, чтобы сделать его еще более опасным, еще более непроходимым и страшным. Змее не нравится лес, не нравится холодная земля пол корнями, где ей приходится гнездиться, она хочет в топи, подогретые горячими источниками. И она зла, очень зла, Тамзин чувствует ее злость…

Со стороны это похоже на ответную атаку Виньеса, но если бы такие силы были отправлены к Разлому, она бы услышала, почувствовала – лес бы ей сказал. Если только это не были те самые крылатые ведьмы – хаоситки, которых Ковен спустил с цепи как бешенных псов…
От Разлома по земле тянет жаром – Тамзин его хорошо чувствует. Чешуйки на теле змеи чутко ловят этот контраст между прохладой спускающейся ночи и подземным жаром. Улавливает она и еще кое-что.
Подземные толчки, слабые, едва уловимые подземные толчки, как будто кто-то пытается выбраться наружу, и Тамзин недоумевает – тут никогда не бывало землетрясений. Тамзин недоумевает, а змея нервничает, и погремушка на хвосте дергается, трещит, змея чувствует опасность и Тамзин чувствует опасность, но все еще не может понять, откуда она исходит.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0

5

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]
Он, наверное, смог бы рассказать то, что в самом деле может заинтересовать командование - может, даже самого Бога-Императора, не то что генералов. Смог бы рассказать и про уничтожение кладки - а то и нескольких, и о том, что сейчас Виньес, пожалуй, в довольно уязвимом положении.
Ведьмы уже проигрывали, раз пошли на такую плату за магию, на уничтожение будущих ведьм, и если они откладывают яйцо лишь раз в год, то, возможно, если Сааддат прямо сейчас продолжит наступление по всем фронтам, у ведьм кончатся кладки раньше, чем они создадут новые... Да, это бойня наперегонки - бросать к Крепости все новые силы, все новых и новых солдат как пушечное мясо, заставляя ведьм растрачивать ресурс, который они не могут пополнить прямо сейчас и утрата которого будет означать неминуемое ослабление ведьм через пять, десять лет, коль скоро не выйдет положить конец войне сейчас...
В конечном итоге Империя может победить - собрав под свои знамена всех: не только солдат, но и шахтеров, ученых, медиков, пройдясь частым гребням по дальним провинциям и княжествам, сформировав полки из северян и жителей отдаленных восточных земель, обложив подушной данью Летающие острова и пообещав амнистию всем, осевшим в Пустошах...
Но, наверное, именно этого Айк и не хочет - потому что такая победа на деле обернется поражением и для Виньеса, и для Саддата, кто бы ни победил.
И каким же количеством смертей.
Это решит проблему голода, приходит ему в голову циничная мысль: простое уменьшение количества едоков решит проблему голода.
- Нет, - говорит он, - ничего... Я знаю о том, что произошло, не больше, чем ты. Ведьмы ударили магией такой силы, что вся наша техника вышла из строя, а взрыв довершил начатое... Я даже не знаю, ведьмы ли это.
- Ведьмы, - со знанием дела кивает пилот, сплевывая на сухую землю подкрашенную розовым табачную жвачку. - Ясное дело, ведьмы, больше некому. Им лишь бы побольше нашего брата в землю положить...
Три ночи назад Айк и сам считал так же. Сейчас он помалкивает - все намного сложнее, чем представлялось.
И хотя он знает всего одну ведьму, это ровно на одну ведьму больше, чем знает этот мальчишка, и на короткий момент Айку даже хочется сказать это - нет, не все ведьмы такие, как ты считаешь. Не все такие, как нам рассказывают - как нам врут. Да, у них есть хвосты, а иногда и крылья - но я здесь, перед тобой, живой, потому что одна ведьма трижды спасла мне жизнь за три дня, так что нет, и завали свою пасть, потому что далеко не все ведьмы желают смерти как можно большему количеству имперских солдат.
Но Айк справляется с собой - разве этот пилот его поймет? Разве поверит?
Кто вообще ему поверит, а не решит, что он просто сочиняет байки о том, как поимел ведьму, чтобы получить бесплатную выпивку в трактире.

- Я Ингвар, - представляется пилот, подтверждая догадку Айка насчет того, что он родов из Северных Княжеств, каких-то полтора века назад присоединенных к Империи Богом-Императором, - а ты?.. Ох, чтоб я в Бездне своих не вспомнил, змея!..
Змея - гремучка и правда совсем близко, поднимается на туго скрученных кольцах, ее хвост дрожит, вплетая в тихий свист ветра между натянутым тентом палаток еще и этот звук погремушки. Толстую синтетику ботинков Айка ей не прокусить, но она вполне может дотянуться и выше, а он считает, что уже исчерпал отпущенное ему везение - но все равно, хоть и схватился за винтовку, не стреляет.
Достаточно смертей, сказала ему Тамзин, когда он поймал рыбину и нашел те яйца, и хотя позже она сама попросила лес о зайце, Айк запомнил: после того, что случилось у Крепости, достаточно смертей.
Так что он стреляет рядом, прочерчивая раскаленным лучом короткую линию в утоптанной каменистой земле. Песок плавится от жара лазера и тут же твердеет слюдяной коркой, а Айк отступает, держа змею на виду.
- Терпеть не могу змей, - делится с ним Ингвар, в чьих краях слишком холодно для пресмыкающихся. - Слушай, приятель, так помоги мне, договорились? Вот эту половину я уже обшарил, остался медотсек, я возьму его, а ты проверь по ангарам... Ищи все, что имеет отношение к тому, что могло произойти здесь и возле крепости - бортовые самописцы, полетные карты, уцелевшие навигаторы... Не хочу здесь оставаться, Бездна мне в свидетели, а закат вот-вот - если поможешь, к полуночи окажемся подальше от этого кошмара, а ты доберешься до лазарета, - он кивает на самодельную повязку Айка на глазу и замызганную кровью одежду.
Тени выползают из Разлома, пядь за пядью откусывая дневной свет, превращая пустой лагерь в ловушку.

0

6

Змея – повинуясь воле ведьмы – поспешно отползает в сторону. Тамзин не хочет, чтобы Айк, или тот, второй, убили это существо. В сущности, безобидное, не смотря на яд, испуганное, растерянное, а потому злое, желающее только забраться под корни деревьев поглубже и спрятаться. Змее не нравится то, что она чувствует, те подземные толчки, которые она чувствует,  они несут угрозу, и Тамзин тоже чувствует, что они несут угрозу.
Она заставляет змею отползти подальше и отпускает ее. Сидит некоторое время, зажмурив глаза, чтобы справиться с головокружением. Все эти скачки туда и обратно – то еще удовольствие. Удивительно, но сейчас, когда ведьма в своем теле, она ничего не чувствует, никакой угрозы. Всего лишь вечер, всего лишь близость Разлома и естественный магический фон – все же он был создан ведьмами, в него вкачали много сил, Тамзин тоже внесла свой вклад в его создание.
Больше ничего. Никаких вибраций, никаких толчков, ничего… Но Тамзин склонна верить тому, что чувствовала, когда была в сознании змеи. Змеи, птицы, песчаные псы, болотные кошки – они себя не обманывают, не уверяют, что все хорошо, если чувствуют, что это не так. Они бегут, если чувствуют опасность, нападают, если есть угроза. Прячутся, если опасность так велика, что от нее не сбежать… И Тамзин, конечно, может сбежать и спрятаться, сейчас лес перестал быть для нее врагом, сейчас лес готов ластиться к ней, и тут найдется безопасное место, найдется укромная поляна или дерево, в ветвях которого Тамзин может провести ночь, и лес никого к ней не подпустит, даже если сам Неназываемый выйдет из Бездны… Но есть Айк.
Айк, и она не может взять и уйти, бросив его.
Похоже, это вошло в привычку – не бросать его.
Тамзин колеблется – он не один, там есть еще кто-то, и кто знает… может быть, это все меняет, все уже изменило. Это многое значит, когда ты среди своих, все сразу становится проще. Понятнее. Определённее. Это дорогого стоит. Может быть, даже стоит жизни одной не слишком благоразумной ведьмы…
- Семь Бездн на кон, - повторяет она ругательство Айка и выходит из-под защиты леса.

Лагерь имперцев кажется ей чем-то чужим, чуждым, более чуждым чем лес, который сожрал бы их с Айком, окажись она слабее. Лес – это жизнь, даже такая, голодная, злая, обладающая зачатками сознания. Лес – это хищник, а хищника можно напугать или подчинить себе. А это… это другое. Застывшие, блестящие… И запах. Запах металла, который у Тамзин теперь напоминает об Айке. А еще другие запахи – но все ненастоящие. Ни земля, ни вода, ни воздух так не пахнут. Разве что Бездна. Да, возможно, так пахнет в Бездне…
А еще здесь, совсем близко от Разлома, сильнее чувствуется… это. Не звук, не запах – Тамзин затрудняется дать этому определение, но все же чувствует, как холодная лапа страха проходит сквозь ее кожу, сжимает внутренности, под ребрами, сжимает, впиваясь когтями.
Что-то идет.
Что-то близко.
Тамзин не знает что – новое оружие ведьм, ловушка Сааддата, оставленная для виньесских хвостатых сук, которые, несомненно, сюда бросятся… Не знает, но надо уходить. Им надо уходить подальше, хоть опять в лес, даже лес сейчас будет для них более безопасным местом.
- Айк! – кричит, срываясь на бег. – Айк! Уходи! Уходи !
Она помнит о том, втором, и межу пальцами ведьмы проскакивают искры заклинания, которое она держит наготове, заклинание, способное оглушить, не убить, потому что хватит смертей.Но помнит они и о том, что мужчина, которого она спасла, который спас ее, который трахался с ней – с крылатой ведьмой в поре – он имперец.
Может быть, прямо сейчас он решит, что все это стоит вычеркнуть, решит, что одной ведьмой меньше – это уже хорошо, очень хорошо, что им там дают за убийство ведьмы? Орден? Отпуск? Еще одну металлическую руку?
- Айк!
Солнце садится, тени становятся глубже, плотнее…. И вот уже одна, полупрозрачная, выбирается из Разлома, цепляясь когтями за камни, обретая телесность, а вслед за ней тянутся другие…
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0

7

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]
Они с Ингваром расходятся - тот уходит в сторону палаток, отведенных под полевой госпиталь, торопясь управиться как можно быстрее, Айк, перекинув ремень винтовки через плечо, привычно поддерживая металлическим локтем тяжеленную пушку, шарит по ангарам, собирая полетные карты, бортовые журналы, скидывая все в широкий зев рюкзака, еще хранящего запах пропеченой свинины.
Сейчас не до аккуратности - потом, на новой базе, эти планшеты и карты у него заберут, отдадут тем, кто в этом больше понимает, кто сможет понять, что тут произошло, и Айк не вчитывается, не всматривается, собирает все, что кажется ему более-менее ценным, размышляя о другом.
О том, что ему делать - там, когда он окажется на землях Сааддата, что ему делать? Его личный номер, принадлежность к уничтоженному в наступлении взводу - этого не скроешь, даже если он назовется другим именем, в первом же медпункте его личность установят - биосканирование, индивидуальные номера металлических протезов... И к нему будут вопросы - много вопросов, куда больше, чем задал доверчивый мальчишка-пилот, явно не представляющий себе, чем на самом деле обернулось наступление на Крепость Виньеса три дня назад, знающий о разгроме только с чужих слов.
Его непременно допросят - и едва ли он сможет соврать, если за него примется дознаватель на императорской службе. Пара нейростимуляторов, которые развяжут ему язык - и он выложит все, даже о том дне, который они с Тамзин провели на поляне, когда у нее появились крылья. Выложит все - не только то, что было, но и о чем думал, что чувствовал...
Его, наверное, поначалу сочтут предателем - ему придется постараться, чтобы убедить тех людей, что он ничего не рассказывал... Ничего по-настоящему важного - и его воспоминания будут трепать раз за разом, он будет рассказывать эту историю поминутно, посекундно, под действием нейростимуляторов, делающих его покорным и покладистым.
В конце концов, его отпустят - Айк знает, что не говорил ничего, что ведьма может использовать против Империи, по крайней мере, ему кажется, что ничего не говорил...
Поняв, что он сейчас сам себя загоняет в ловушку, начиная сомневаться, верно ли он все помнит, не применяла ли Тамзин какую-либо магию, чтобы изменить его воспоминания или заставить его болтать, Айк одергивает себя - нет. Они не говорили ни о чем, что имело бы отношение к войне.
Ни о расположении войск, ни о планах - только о яйцах и о том, что Ковен уничтожил кладку, в которой находилось яйцо Тамзин.
Но и это может стать решающим, вот чего боится Айк - прежде он не думал об этом, в эйфории от возможного возвращения домой, а сейчас понимает, что ему нельзя возвращаться на службу, если он хочет сохранить секрет ведьмы.
И их секрет - то, что было между ними: он обещал Тамзин, что никому не расскажет.
Обещал, повторяет мысленно Айк, когда из этих раздумий его вырывает крик - его собственное имя, женский голос...
Он не уверен, сколько раз Тамзин уже позвала его - но точно знает, что это она, все его тело знает, что это она, реагирует на ее голос быстрее, чем он узнает в голове.
Бросая на цеметный пол ангара рюкзак, Айк выскакивает в уличные сумерки, кружась на месте, чтобы понять, откуда доносится зов - между палатками и из-за акустики в ангарах звук искажается, теряется...
Наконец он вроде бы определяется с направлением, ломится туда, оставляя в пыли среди палаток отпечатки тяжелых подошв.
Вылетает левее топтера, к медицинским палаткам - красные кресты в сумерках кажутся почти черными в белом круге на выцветшем хаки - и резко тормозит, тут же скидывая с плеча лямку, перехватывая цевье винтовки отработанным движением.
Это странно - целиться в своего, но сейчас Айк об этом не думает.
Думает только о том, что пилот держит на мушке запыхавшуюся ведьму.
- Эй, - говорит, старательно следя, чтобы голос звучал нормально. - Убери свою пукалку, Ингвар...
У Ингвара в руке - небольшой полуавтоматический пистолет, не чета штурмовой винтовке Айка, пробивающей стены, но даже выстрел из этого пистолета может быть смертельным. Два, три выстрела с такого расстояния убьют кого угодно, даже ведьму.
Ингвар косит на него недоверчиво, бледнеет, его вытянутое лицо северянина вытягивается еще сильнее, когда он понимает, о чем говорит Айк.
Когда понимает, что тот неспроста держит пушку наизготовку.
Зеленый датчик выдает полностью заряженный аккумулятор и готовность к стрельбе.
- Да, - кивает Айк, угадывая непроизнесенный вопрос. - Выстрелишь ты - и я тоже выстрелю. Ты правда хочешь узнать, что от тебя останется, если я выжму спуск? Никогда не видел, какие дыры оставляет лазер штурмовой винтовки?
- Ты... Ты что? - выдавливает Ингвар. - Это же ведьма! Мы получим сотни кредитов! Отпуск! Айк!..
И в этом возгласе столько почти мальчишеской обиды, что Айк в самом деле едва не опускает винтовку - но не опускает.
- Это моя ведьма. Она друг, - поясняет он, но Ингвар будто не слышит - да и неудивительно: мыслимо ли, чтобы имперец, солдат Сааддата, назвал ведьму, одетую в боевую форму Виньеса, другом?
- Она тебя зачаровала! - наконец-то Ингвар справляется с потрясением, на ходу нашаривая какую-то версию, объясняющую сумасшествие Айка. - Да, точно! Ах ты сука, ты сделала это с ним? Специально, чтобы добраться до меня, так? А теперь ты сделаешь это и со мной, заставишь поверить своей лжи, в чем бы она не заключалась, заставишь врать о том, что...
- Заткнись! - рявкает Айк, отбивая предохранитель. - Еще одно слово - и закончишь в Бездне!
Ингвар враз затыкается - едва ли надолго, но Айк пользуется этим моментом.
- Зачем ты здесь? - спрашивает он Тамзин, держа пилота на прицеле. - Почему не ушла, как договорились? Что ты здесь ищешь?
Или Ингвар прав, и этот мертвый лаерь - это дело рук ведьм, а Тамзин теперь здесь, чтобы закончить, убив свидетелей?
Мысль ему не по вкусу, но сейчас прежняя недоверчивость отчасти возвращается к Айку - все становится еще сложнее.

0

8

Первым на нее, на ее голос выскакивает тот, другой. Он кажется моложе Айка, лицо простоватое, веснушчатое. Таких вот, светловолосых с обветренной красной кожей полно и в столице. Вчерашних мальчишек, прибывших с северных окраин, мечтающих о лучшей жизни вдали от родительских ферм и вони скотного двора.
И Тамзин приходит в голову странная мысль, что если без формы, то кто их отличит, уроженцев дальних земель королевства и имперцев? Кто разберется, кто есть кто? И, наверное, они бы быстро нашли между собой общий язык. Что Ковен, что Бог-Имератор – это где-то там, далеко, чужое и непонятное. А один костер на всех, кусок хлеба и глоток вина, рассказы о холмах, на которых пасутся овцеки, о том, как тоскливо иногда и хочется вернуться домой, открыть дверь и вдохнуть запах горящего торфа, печеного хлеба, вереска и материнских рук – это то, что одно на всех. Наверное, одно на всех, наверное, и у этого мальчишки есть такие воспоминания, которые он бережно хранит... Но сейчас он думает о другом.
- Стой, - кричит он севшим голосом. – Стой!
Тамзин медлит – заклинание лежит в ладони. Одно движение, одно усилие, ей даже не придется его убивать, но она медлит. Ищет глазами Айка. Не хочет, чтобы он счел, будто она пришла закончить то, что тут уже случилось, и Тамзин видит следы того, что случилось, только вот не может понять. Если это были ведьмы – этот вывод сам напрашивается – то где тела. Она видит кровь, она видит следы боя, но не видит тел. Хаоситки не стали бы забирать с собой тела и не стали бы сбрасывать их в Разлом...
- Я не хочу причинять тебе вред, - медленно говорит она и имперец зло скалится, трясет головой.
Ну да, чтобы ведьма и не хотела причинить вред... Скорее солнце сойдет на землю.
- Я тебя убью ведьма, - кричит тот, голос ликующий, и Тамзин не понимает, что он говорит – она не знает имперского, но понимает что да, убьет. Этот убьет, если она только позволит.
Айк... был ли он таким, когда они впервые встретились глазами, там, в руинах, под стенами Виньеса? Был ли он так же одержим желанием убить ведьму? Наверное, да, но Тамзин хочется думать, что нет. Что он другой, она другая. Что, может быть, они оба устали от войны, от смертей и убийств. Надеется на это. Надеется, что он все еще тот Айк, с которым она сидела у костра, которому рассказывала про свое горе, про свое самое большое горе за всю ее недолгую жизнь.

Айк выбегает со стороны зеленых палаток, вскидывает винтовку... но целится не в нее. Вот так вот – не в нее. Она защищала его от других ведьм, а теперь он защищает ее от своего, от такого же солдата, принесшего Богу-Императору клятву – найди и убей ведьму. Найди и убей ведьму, и когда на земле королевства не останется ведьм, Виньес падет спелым яблоком под железный ботинок Сааддата.
Сотни кредитов – говорит мальчишка с обидой, сотни кредитов. Тамзин не знает, сколько это, не знает, сколько это в расчете на королевские кроны, но, должно быть, много.
Но Айк не опускает пушку – потому что она друг.
- Тут опасно, - торопливо говорит она.  – Нужно уходить. Что-то идет. Из-под земли. Я не знаю, что...
- Не слушай ее, – кричит Ингвар. – Я не слушаю ведьму, я не смотрю на ведьму, я не дам ведьме проникнуть в мой разум!
Тамзин не понимает, что кричит мальчишка, различает на имперском только слово «ведьма», но она и не с ним говорит, она смотрит на Айка.
- Я не знаю, что тут произошло. Но тут опасно оставаться. Я могу увести тебя... вас обоих, если нужно. Айк! Я хочу помочь!
Воздух становится холоднее, но подкрадывающаяся ночь тут не причем. Воздух становится холодным и каким-то колючим, каким-то... чужим. Воздух напоен чем-то, что заставляет Тамзин дрожать – это не магия. Или не та магия, которая ей известна, но разве такое возможно? Она боевая ведьма Виньеса, она знает о магии все. Она Младшая Сестра, ей открыто многое, о чем не догадываются другие малефики, она некромантка, она знает о смерти куда больше, чем даже Старшие Сестры... Но это не смерть идет, но и не жизнь.
Первые тени выползают из-за палаток, поднимаются, отряхиваются, на глазах у ведьмы становясь живыми... живыми и опасными, потому что у них и когти, и крылья, и рога, и зубы, и шипы... А еще красные глаза, горящие, как раскаленные угли.
- Бездна разверзлась, - потрясенно шепчет Тамзин, и кидает в одного их этих чудовищ заклинание, которое держит наготове.
Оно замирает. Замирает – но их все больше, одно прорывается прямо через палатку, разрывая длинными когтями брезент, разочарованно воя. Пусто. Нет добычи.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0

9

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]
Айк хмурится, слушая Тамзин - что идет? О чем она говорит?
Но она не атакует, чары мерцающим сиянием лежат в ее ладони, как слепленный снежок.
Ингвар нервничает все сильнее, Айку даже не надо на него смотреть, достаточно ловить краем целого глаза, как тот дергает плечом, перебирает пальцами по рукояти пистолета.
- Заткнись! - снова приказывает он пилоту, когда тот начинает вопить - они разговаривают на общем языке Империи, Тамзин, наверное, не понять, но Айк не сомневается, что направленный на нее ствол она оценивает верно.
Не слушать ведьму, все так.
Не слушать, не смотреть, не дать ведьме завладеть твоим разумом - каждый имперский солдат, каждый житель Империи знает об этом, но Айк три дня провел с ведьмой бок о бок. Завладела ли она его разумом?
- Хорошо, - говорит он Тамзин, снова переходя на Древний язык. - Нужно уходить, я понял.
Он верит ей - конечно, верит, и если это признак того, что она завладела его разумом, то так оно и есть.
Он верит ей, даже когда она говорит, что им нужно как можно скорее бежать отсюда - уходить прочь.

Айк смотрит на Ингвара, мягко поводит стволом винтовки, давая понять, что не хочет стрелять, но по-прежнему не опускает оружие.
- Она друг, - настойчиво убеждает он пилота на общем языке, принятом в Империи. - Она не хочет нас убивать... никого не хочет убивать. Хочет помочь. Она знает больше нас, мы на ее земле, она умеет...
Ему сложно объяснить, особенно вот так, наскоро, когда Ингвар настолько перепуган, то, что ему теперь кажется совершенно очевидным - ведьмы могут чувствовать настроения леса, земли вокруг, и если Тамзин говорит, что нужно уходить, то лучше ее послушать.
Но, в отличие от него, у Ингвара нет оснований верить ведьме - врагу, который может убить тебя в любой момент, врагу, которого тебя учили убивать.
И он продолжает держать ведьму на прицеле, мотает упрямо головой, мальчишка, который мечтает о кредитах, об отпуске. О той славе убийцы ведьмы, которая в Империи откроет ему многие двери.
- Она тебя обманывает! - спорит он. - Она управляет тобой, ты поддался и она может внушить тебе все, что захочет! Хочет, чтобы ты убил меня, а потом разделается и с тобой, Айк!..
Айк морщится - как ему объяснить, что все не так? Что им врали друг о друге - им всем? И в Империи, и в Виньесе - им врут друг о друге с рождения, чтобы они ненавидели и боялись друг друга, чтобы война подпитывалась этим страхом и ненавистью.

Тамзин отводит от них взгляд, смотрит куда-то в сторону, туда, где из-за палаток, низко стелясь над вытоптанной землей, появляется...
Это похоже на туман, лохмотья тумана, которые обретают плоть с каждым мгновением, превращаясь в монстров столь невообразимых, столь же и опасных: с рогами, когтями, оскаленными клыками. Их кажущаяся металлически плотной шкура утыкана шипами, глаза светятся багровым во мраке, из которого они сотканы.
Айк еще глазеет на этих тварей, как вдруг яркая вспышка разбивается об одного из этих монстров, окутывая его золотистым сиянием, и он замирает, останавливается на полпути и больше не двигается, но за ним есть и другие, и вой, полный ярости и разочарования, бьет по ушам, заставляя Айка прийти в себя.
- Что за!..
Он больше не держит на прицеле Ингвара, вообще забывает о пилоте, разворачиваясь к этой новой наступающей опасности, выжимает спуск. Алый луч лазера прорезает натянутый тент палатки, попадает в шкуру одного из чудовищ, того, что обогнало своих товарищей. Оно воет - еще громче, но теперь в этом вое чувствуется и боль, потому что, чем бы оно ни было, оно может чувствовать боль, а значит - Айк цепляется за эту мысль - его можно убить!..
И сейчас он хочет его убить - и продолжает нажимать на гашетку, а чудовище корчится под лазером, его плоть обугливается, трескается, во все стороны брызжет что-то черное и густое, оставляя дымящиеся следы на земле и палатках, прожигая ткань...
Монстр тяжело валится на землю, истекая этой смрадной жижей, Айк ведет пушкой дальше, находя следующую цель, но их много - куда больше двух, может, с десяток, и они огромны, в два человеческих роста, и нет сомнений, что они сожрут, разорвут любого, до кого доберутся.

- Бежим! - выкрикивает Ингвар - он забыл о своем оружии, а может, просто понял, что с пистолетом мало что сделает против этих чудовищ.
Он оборачивается к Айку, кажется еще моложе - просто перепуганный мальчишка.
- Бежим к топтеру! Мы улетим отсюда, скорее! Пусть эти твари и ведьма убьют друг друга, пусть их всех поглотит Бездна!
Он и правда пускается бежать - Айк переводит винтовку на стрельбу одиночными плазменными зарядами, более экономичную, рискуя опробовать такое противодействие этим монстром - заряды плазмы, попадающие в чудовищ, ранят их, оставляя дымящиеся следы, выдирают куски плоти, задерживают, разворачивают, кидают на землю... Не убивают - но все же задерживают, и Ингвару удается добежать до топтера.
Он запрыгивает в кабину, склоняется над панелью управления:
- Айк! - кричит оттуда. - Айк! Скорее!
Айк дергается к ведьме.
- Пошли! - он даже забывает, что с ней нужно говорит на Древнем языке, протягивает ей свободную живую руку. - Пошли! Улетаем отсюда!
Еще один монстр проламывается прямо через палатку, втаптывая ее в землю, обрушивая под себя, мотает рогатой головой, зацепившись за стальные тросы, придающие тентам форму, ревет.
Айк стреляет в него дважды, отбрасывая назад, нетерпеливо машет Тамзин, мол, давай же, давай, затем оборачивается к Ингвару:
- Заводи сраный топтер! Мы идем!
Бледное лицо мальчишки появляется за стеклом, он упрямо сжимает зубы, глядя на ведьму.
- Нет! - кричит. - Только ты! Ведьма остается! Последний шанс, Айк! Последний! Считаю до трех!
Айк скрипит зубами, адресуя в адрес пилота грязное ругательство, отбрасывая еще нескольких чудовищ.
Ингвар заводит топтер, лопасти начинают неторопливо крутится, поднимая над землей утоптанную пыль. К реву монстров прибавляется тихий звук двигателей.
Айк отступает, потому что монстров становится все больше - они загоняют их с Тамзин в сторону ангаров, все дальше от топтера.
Тот вздрагивает, поднимается в воздух, сперва накренившись, потом выравниваясь. Ингвар больше не смотрит на оставшихся в лагере, он наклонился над штурвалом, дергая нос топтера вверх, чтобы как можно скорее набрать высоту...
С кажущейся ленью одно из чудовищ распахивает свои кожистые крылья, бежит за топтером, устремившимся в сторону моста, подпрыгивает, отталкиваясь от наблюдательной вышки, обрушивая ее, но все же задевает хвостовой двигатель топтера когтистой лапой.
Крутанувшись в воздухе, топтер теряет управление и резко идет вниз...
Айк чувствует этот удар об землю, затем взрыв, сшибающий палатки вокруг, перепахивая ландшафт мертвого лагеря. Вслед за языками пламени, жадно пожирающими остатки топлива, над местом падения поднимается густой черный дым, выделяющийся на фоне темнеющего неба.
- Боги, какие же они быстрые! - не может сдержаться Айк. - Нам не убежать! Не уйти!
Сражаться, думает он, остается только одно - принять бой, но сколько здесь этих монстров, и скольких он успеет убить до того, как его винтовка окончательно разрядится?
Те, кого он опрокинул плазменными ударами, тяжело ворочаются, поднимаются на ноги - может, это их немного задержало, но лишь немного.
- Ты сможешь спрятать нас в смерти, как там, от патруля? - спрашивает Айк Тамзин, не переставая держать чудовищ на расстоянии, и вспышки магических атак вторят попадающим в цель плазменным зарядам.
Это даже смешно - они сражаются плечом к плечу, имперский штурмовик и виньесская ведьма, но сейчас эта ирония ускользает, прячется за единственным желанием выжить.

0

10

Чем бы оно ни было, кто бы ни породил этот кошмар – ведьмы или Бон-Император – оно смертно. Эти чудовища смертны, их можно убить, и сейчас Тамзин больше не думает о том, что не хочет больше убивать, не хочет отправлять в Бездну все новые души, потому что эти монстры, на ее глазах соткавшиеся из тумана и теней, это другое. Они не имеют никакого отношения к этому миру... Но нет времени рассуждать, нет времени думать – Айк стреляет в них из своего оружия, она посылает заклинания, огненные шары, каждый из которых находит свою цель и в воздухе тошнотворно пахнет чем-то чужим. Не живой горящей плотью, уж этот запах Тамзин, наверное, запомнила навсегда. Нет. Другим. И кровь у них другая, у этих чудовищ – если это кровь. Едкая, черная, вязкая, она прожигает плотную ткань палаток, и даже землю, кажется, прожигает и заставляет дымиться.
А еще эти твари быстрые, очень быстрые и ловкие, и Тамзин быстро понимает: поздно. Поздно, им не убежать. Они пока удерживают чудовищ на расстоянии, но скоро они их окружат – и тогда конец. До леса далеко, да и ведьма уже не уверена в том, что лес сможет их защитить от этих монстров, вышедших, не иначе, из самой Бездны.
Мальчишка убегает, пока Айк прореживает ряды чудовищ с помощью винтовки, а ведьма с помощью магической атаки.
Тамзин его не винит – тут кто угодно сбежит, потому что вряд ли обе луны Экумены видели хоть что-то подобное с самого начала времен.
Мальчишка бежит к машине – наверное, одной из тех летающих машин, и да, это, конечно, шанс. Подняться в воздух, улететь в безопасное место. Шанс остаться в живых, и Тамзин не раздумывает, когда Айк протягивает ей руку. Как он не раздумывал и не спрашивал, когда она говорила ему бежать, или лежать неподвижно... Но машина улетает без них, мальчишка улетает без них, наверное, из-за нее, Тамзин полагает, что из-за нее. И из-за нее Айк остался, как она осталась из-за него, не ушла сразу в лес. Ладно – думает ведьма – ладно... Им так везло – обоим. Так везло эти дни, может и еще повезет... Может, они смогут спрятаться в одном из сооружений, к которым им приходится отступать, шаг за шагом... а может, это ловушка. Если эти монстры разумны, хотя бы так же разумны как дикие звери, то это вполне может оказаться ловушкой.
Машина поднимается в воздух, тяжело, неуклюже, совсем не так, как поднимаются в воздух птицы, а словно преодолевая что-то. Одно из чудовищ – огромное, с гибким хвостом усаженным шипами, с чешуйчатым гребнем  на спине – прыгает за ним, расправляя крылья. Прыгает и ловит с невероятной легкостью, цепляет летающую машину как кошка муху и обрушивает ее, а потом, как будто желая продемонстрировать врагам свое всесилие, поднимается в воздух, взлетает, завывая, и в этих звуках Тамзин слышится ликование.
И обещание скорой смерти им. Живым.

- Нет. Но попробую другое. Задержи их. Не подпускай к нам. Мне нужно время.
Тамзин не уверена, что это сработает – но разве у них есть выход? Убежать они не могут, спрятаться негде, те строения, что используются здесь для хранения боевых машин, не остановят этих монстров, теперь она в этом уверена. Тот великан с красной чешуйчатой кожей, что сбил летающий механизм, сомнет любое препятствие как карточный домик.
Защитный круг – думает ведьма. Защитный круг, это единственное, что у нее есть в запасе, кроме боевых заклинаний. Некромантия – опасный вид магии. Если ты неопытен или не находишься в гармонии с собой и всеми стихиями, если на тебе недавняя кровь или на небе взошла Черная Луна, не видимая, но делающая все мертвое сильнее... Если все вышло из-под контроля и тебя окружили мертвые – рисуй защитный круг.
Эти твари не мертвые – их можно убить, ранить, оглушить. Но все же, и не живые. Да и разве у них есть выбор?
Она торопливо снимает с себя одежду, бросает на землю.
- Sakralis filis fitamimi daid Perektus oris, kalavizis moris.
Пыль взлетает вверх, а когда оседает, на земле светится зеленым круг.
- Beleum, isi, stratori neies. Falista aprobilis otem.
По кругу, один за другим, как светляки в ночи, загораются знаки, и спроси ее Айк, что они означают, как называются, она бы не смогла ответить, знала лишь о половине, не больше. Знала, что нужно делать, знала, какие слова говорить. Но отчего оно работало, отчего магия, которая разлита в воде, земле, в воздухе обретает именно такую форму – нет, этого Тамзин не знает. Многое утрачено, многое забыто, многое делается выучено – а почему так, а не иначе, и Старшие Сестры не всегда могут ответить...
- Нужна кровь, твоя и моя, - предупреждает она Айка, шепчет сквозь зубы режущее заклинание и на ее запястье и на предплечье Айка появляются глубокие царапины, тут же обрастающие красной бахромой. Она собирает в горсть сначала свою кровь, оббегает круг, стараясь, чтобы на каждый знак попало хотя бы по капле, потом проделывает то же самое с кровью Айка, стараясь не отвлекаться на то, что твари берут их в кольцо, победно вопя. Как охотники. Как охотники, загнавшие добычу...
- Non est belevi nobi fore!
Знаки вспыхивают синим. На мгновение Тамзин видит сияющую призрачную стену, кольцо из света, вот только сможет ли круг их защитить...
- Раздевайся! Бросай оружие, раздевайся, заходи в круг, я прикрою! Быстро!
Твари, будто чувствуя, что добыча пытается найти лазейку, удваивают усилия, Тамзин кажется, что их теперь больше, как будто они лезут и лезут, сплошной вопящей, рычащей волной и несть им числа.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0

11

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]
Большая часть монстров теряет интерес к Айку и ведьме, привлеченная взрывом, пламенем, столбом густого дыма, поднимающегося в темное небо - и, быть может, это шанс, крохотный, почти иллюзорный, но все же шанс
Гибель Ингвара - если он и уцелел при падении топтера, думает Айк, то взрыв и чудовища едва ли сохранят ему жизнь - дает этот шанс тем, кого он хотел бросить в лагере, ставшем западней. Нечего и думать о том, что они смогут убежать - у некоторых из этих монстров, больше напоминающих ожившие ночные кошмары, есть крылья, а еще они сильны и быстры, даже раненые, и Айк знает, что аккумуляторы в его винтовке не бесконечны. Какое-то время он сможет держать тварей на расстоянии, если повезет, то два или три часа - но затем все равно потребуется длительный перерыв для подзарядки, или новые заряженные аккумуляторы. На базе должны быть склады, но пока ему ничего на глаза не попалось, а сейчас - Бездна ему в свидетели - не лучший момент для экскурсии.
Так что когда Тамзин командует, веля ему не подпускать к ним тварей, выгадать для нее время, у Айка не так уж много вариантов - и может, в сломах Ингвара и есть правда, может, она его зачаровала, завладела его разумом, потому что ему не приходит в голову спорить, не приходит в голову усомниться в ее словах.
Он коротко кивает, поудобнее перехватывая тяжелую штурмовую винтовку металлическими пальцами, отступает от ведьмы, чтобы случайно не зацепить ее, и снова переводит огневой режим в лазер: не экономно, зато эффективно.
И открывает огонь по тем тварям, что не отправились проведать жаркое из северянина.

Айк не может сказать, сколько прошло времени - может, пять минут, а может, и полчаса. Металл приклада винтовки в его руках раскалился, он чувствует этот жар у бока, несмотря на майку, и ткань, синтетическая ткань, из которой шьется одежда в Империи, потому что каждый клочок земли используется пол поля, плавится, пристает к коже горячей коркой. Но датчик оружия показывает еше треть заряда, когда левое живое предплечье вдруг пронзает короткая резкая боль - крупные капли крови на порезе набухают, Айк даже не отвлекается: слова ведьмы доходят до него с опозданием.
Он снимает длинным лучом монстра, взобравшегося на ангар и готовящегося к прыжку, и почти сразу же разворачивается вокруг себя, каким-то шестым чувством угадывание приближение еще одного - по тяжелым шагам, по резкому хлопанью кожистых крыльев... Успевает - и чудовище, подкрадывающееся к нарисованному на земле кругу, валится за несколько дюймов бесформенной дымящейся массой, изуродованное лазером с такого близкого расстояния.
Защитный круг вспыхивает холодным синим сиянием, Айк инстинктивно отступает - магия до сих пор кажется ему непривычной и враждебной. Переводит непонимающий взгляд с вещей Тамзин, сложенных прямо на земле, на нее, уже голую, с окровавленными ладонями... По ее коже бегут такие же холодные синие искры - это пугает, действительно пугает, пусть и меньше, чем монстры, атаковавшие базу.
Айк не размышляет о том, зачем нужно раздеваться, почему нужно бросить оружие - просто действует, едва ведьма с кажущейся легкостью принимается швыряться чарами. Он еще пару раз стреляет по самым бойким, окружающим их кольцом, отгоняя от защитного круга, который не выглядит преградой, способной сдержать этих рычащих, вопящих, воющих тварей, и все же дергает ремень, стаскивает ботинки друг об друга, зажимает пушку между колен, бросая лямку, стакивает через голову майку, зацепив ее сзади за воротник... Снова стреляет - но ведьма и правда справляется: ни одно из чудовищ не может добраться до них, но Айку все равно кажется, что заклинания, которыми она разбрасывается, становятся слабее, а синее мерцание вокруг ее тела тускнее, будто впитываясь в кожу.
Он раздевается, даже повязку с глаза снимает, бросает на ведьму короткий неуверенный взгляд - плевать на одежду, но винтовка, она правда хочет, чтобы он бросил винтовку?
А если ее защитный круг не сработает? А если вся эта магия не выстоит против чудовищ? А если... Да мало ли - мало ли этих если, и Айк медлит, так и держа пушку в руках, как будто от этого его жизнь зависит, и ведьме приходится его окрикнуть, подгоняя...
А еще его убеждает другое: один из монстров, подбирающихся к ним под прикрытием ангара, прыгает, когда решает, что добыча почти у него в лапах - но, будто в воздухе есть невидимая стена, воздух перед ним вдруг идет синими искрами, а его отбрасывает, да еще с такой силой, что он, огромный, тяжелый, летит прочь, сшибая собой натянутые палатки, цепляясь когтями и полосуя брезент.
Это решает сомнения Айка, он роняет винтовку, вот сейчас действительно чувствуя себя едва ли не предателем, с опаской переступает через начерченную на замле линию, пока ведьма придерживает чудовищ в стороне. На миг ему кажется, что он шагает в ледяную воду - каждый волос на теле встает дыбом, дыхание перехватывает, в ушах появляется легкий гул, как будто он спустился на слишком большую глубину или взобрался на скалу во время грозы...
А потом его рывком останавливает что-то - и отталкивает, неуклонно, с силой.
Его рука, понимает Айк. Он уже внутри, но правая рука - металлический протез, гордость ученых и механиков, не может преодолеть магический барьер.
Он может раздеться, может бросить винтовку - но он не может оторвать себе руку, и эта мысль заставляет Айка криво ухмыльнуться: магия и техника несовместимы. Хотя бы тут ему не соврали в детстве.
- Нет, ведьма, - говорит он, привлекая внимания Тамзин, кивком показывает ей на руку. - Мне не пройти... Ничего. Попробую найти укрытие в ангарах и переждать, а если не выйдет - постараюсь увести эту свору подальше... Выбей для меня пару минут из этих тварей, я не прошу о большем.
Из-за него она оказалась здесь - пришла предупредить, что здесь опасно, что нужно как можно скорее покинуть базу. Она и не должна была очутиться тут - ей давно нужно было быть в лесу, на пути к тому месту, Убежищу Душ, как она его называла. Это Айк хорошо помнит - что ее не должно было быть здесь. И если уж ее магия не может защитить и его - снова, в который уже раз - значит, его запас везения подошел к концу, и тут нет ни ее вины, ни ее греха.

0

12

Об этом она не подумала – вернее, забыла, что у Айка одна рука из металла, странно было о таком забыть, но, наверное, дело в том, что она стала воспринимать это не как Ересь, а как часть его самого. И даже то животное в ней тоже воспринимало эту руку из металла как часть Айка, и ее запах был частью запаха Айка, и она его приняла... Часть этого принятия до сих пор в Тамзин, ее хвост реагирует на этого мужчину, но это должно пройти. Тамзин уверена, что пройдет...
Но магия не Тамзин. Магия не принимает, выталкивает руку Айка из защитного круга, и Тамзин выскакивает следом, отгоняя заклинаниями этих тварей, которые словно вышли из ночных кошмаров, созданы только для того, чтобы пугать, убивать и разрушать, и следом приходит мысль, страшная мысль – а если они дойдут до Виньеса? Или до любого поселения – без стен, без ведьм? Это даже страшнее, чем армия Сааддата. Чем фурии-хаосики Виньеса. Это страшнее всего, что только можно придумать
И переждать в ангарах не получится, получится только увести их за собой и погибнуть, они оба это понимают, но Тамзин с этим не согласна. Не может допустить такого. Эти три дня они только и делали, что спасали друг друга, даже от своих, это не может так закончится. Она не может войти в круг и дать этим тварям разорвать Айка.

- Нет. Нет, даже не думай, дай мне секунду... Магия не пропускает металл, да, все так, но если ее обмануть? Как лес? Если на металле будет достаточно крови? Вдруг получится? Должно получиться!
Это звучит беспомощно, по-детски, Тамзин сама это понимает. Магия ей ничего не должна, есть ритуал, есть правила, и даже если бы она знала, как это работает, вряд ли смогла бы в нем что-то поменять. Но и принять поражение и оставить все как есть она не может – не может бросить Айка, имперца, недавнего врага, потому что он назвал ее другом, а может потому, что он сказал, что она его ведьма, хотя, конечно, не вкладывал в это тот смысл, который послышался Тамзин. Но она с самого рождения принадлежала только Ковену и Сестрам, и принадлежала бы до самой смерти, и ей хочется быть чьим-то другом. Не безликой частью великого целого. Чьей-то ведьмой, а не только песчинкой в море таких же молодых ведьм. Малефикой, пусть при Имени и Силе, которой можно пожертвовать, разменять – с выгодой, разумеется, Ковен все знает о выгоде - на достаточное количество мертвых врагов, или на достаточное количество яиц, которые она сможет принести в Ковен.
У него на живой руке глубокий кровоточащий порез, и на руке Тамзин тоже. Она меняет тактику, перестает раскидываться огненными шарами, а, вытянув руку, держит невидимую стену, которая сдерживает часть монстров на расстоянии. Это трудно, надолго ее не хватит, потому что этих тварей много, потому что она вложила много силы в создание защитного круга, и потому что она чувствует, что в монстрах из Бездны тоже есть магия... Она собирает кровь со своей руки, мажет кровью металл, который кажется ей сейчас обжигающе-горячим.
- Делай так же. Нужно больше крови!
Если понадобится, она всего его измажет в крови, но не оставит здесь, но времени у них нет. Твари не глупы – во всяком случае, не глупее диких зверей, они обходят Тамзин и Айка по кругу, рыча и крича, и у нее нет сил, чтобы удержать всех.

- Великая Мать помоги нам!
Тамзин обхватывает Айка за шею, зажимая его металлическую руку, покрытую кровавой пленкой, между их телами, прижимается так крепко, как может, и вталкивает его в круг. Чувствует сопротивление, возмущение магии и даже успевает подумать, что это конец, что круг их вытолкнет сейчас обратно, на эти когти, клыки, шипы, на оскаленные рычащие морды чудовищ, и это будет концом их путешествия, он не попадет домой, она не попадет в Убежище, и кто знает, увидятся ли они в Бездне. Может быть, души тех, кто попадает в лапы этих тварей, сгорают навсегда, и для них уже больше ничего нет.
Но круг принимает их.
Еще одно чудо.
Круг принимает, и в то же мгновение на невидимую стену налетают твари. Круг вспыхивает, ожигает. Твари отскакивают – но ненадолго, вид добычи, которая так близко, сводит их с ума.
- Получилось, - выдыхает Тамзин, тяжело опускаясь на землю.  – Великая Мать! Получилось!
Может быть – даже наверняка – это только временная отсрочка, они не смогут сидеть здесь вечность. Но это передышка. И возможность подумать обо всем этом. И еще – возможность рассмотреть этих тварей так близко, что ведьма теперь уверена – они будут ей сниться в кошмарах. Каждую ночь.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0

13

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]Айк даже зажмуривается - и целым глазом, и тем, в котором теперь чужеродным чувствуется часть перегоревшей оптической системы, выжегшей ему глазницу. Зажмуривается, когда ведьма обхватывает его за шею, прижимается теснее, как будто хочет спрятать между ними его металлическую руку...
Наверное, это и правда помогает - по крайней мере, на чужие осколки в глазу защитный круг не отреагировал, только на руку, на металл, не спрятанный за плотью и кровтю, зато сейчас крови на его протезе достаточно, горячей, свежей крови, и плоти вокруг тоже достаточно, потому что ведьма прижимается к нему своим голым телом, и он тоже голый, и где-то на каком-то из уровней восприятия Айк не может не вспомнить тот день у пещеры, когда у нее вдруг отросли крылья. День, когда одежда и в самом деле была им не нужна - и вообще ничего не было нужно, кроме самых простых вещей: вода, еда, совокупление.
Может, дело и правда в том, что она завладела его разумом - потому что он не может выкинуть это из головы, не может перестать думать о ней вот так, особенно когда она прижимается к нему горячей кожей, прижимается так крепко, что он чувствует ее плоский живот, груди, бедра.
А потом снова это чувство - как будто вокруг бушует гроза, а когда он открывает глаза, то они уже внутри, внутри нарисованного ею круга, а повсюду за границей мерцающей магической завесы беснуются твари, напавшие на базу.

Он разворачивается, находит взглядом свою брошенную винтовку - она как раз исчезает под копытом какого-то монстра, который налетает на магическую стену и оглушительно рычит, столкнувшись с преградой. Рычит, скалится - Айк разглядывает его так близко, сто стоит только руку протянуть, чтобы дотронуться.
Но не протягивает.
Кровь - его и ведьмы, их смешанная кровь - шипит, испаряясь с металла его протеза, оставляя в сплаве небольшие следы, как если бы металл окунули в кислоту.
До Айка медленно доходит, что случилось с лагерем - вот эти самые твари и случились.
Он вдруг вспоминает ту оторванную ногу, которую заметил, когда шел между палатками - все обитатели лагеря были разорваны на куски, убиты и... Что? Сожраны?
- Что это? - спрашивает Айк, поворачиваясь к ведьме - она выглядит уже не такой полной сил, как утром, как будто выложилась по полной. - Ты знала. Знала про них, да? Когда пришла сюда, чтобы предупредить - ты знала про них... Это тоже дела твоего Ковена?
И хотя он знает, что она не при чем, не виновата, что ее и саму могли бы разорвать эти чудовища, он никак не может сдержаться от обвиняющего тона - потому что эти твари, это не просто оружие. Не просто винтовка или танк.
Он моргает, раз, другой, от рева за тонкой стеной магии, которая кажется прозрачной и в которую ему очень трудно поверить по-настоящему, как следует, и перестать дергаться, беснуются твари.
Айк вытягивает руку перед собой, живую руку, ладонью вперед - мирный жест в Империи, приходит ему на память сам собой.
- Поняв, что мы недоступны, они уйдут? И сколько времени... Сколько ты сможешь поддерживать этот круг?
У них нет ни еды, ни воды, ни нейростимуляторов - все, что у Айка с собой было, осталось в брошенном в одном из пустых ангаров рюкзаке, а до него сейчас все равно, что до столицы.
Нет ничего - только ее вера в то, что Великая мать ей помогает. Как по Айку, не так уж и много - и разве ее боги не требуют своей дани в обмен на благословение, как в храмах, куда он заглядывал в детстве?

0

14

- Ковен не лечит больной палец, отрубая всю руку, имперец, - резко отвечает Тамзин, отводя от лица светлые волосы, пачкая их кровью.
Ее задевают слова Айка, задевают, куда сильнее, чем должны бы – хотя, ну чего от него ждать? Его всю жизнь учили ненавидеть ведьм, Ковен. И она не станет тратить время, убеждая его в том, что Сестры не чудовища. Возможно и так. Может быть, и чудовища, и она чудовище. Но они защищают свое. Защищают королевство, которому присягнули на верность – а не захватывают чужие земли. А кроме того, Сестры – умные, хитрые и расчетливые. И зачем им, практически, возле своего порога, эта напасть?
- Может, это твой Бог-Император договорился с Бездной? В ваших лабораториях же создают всяких тварей, отчего не этих?
Эти твари беснуются вокруг защитного круга, с клыков стекает черная слюна – или что это у них, что за соки бродят в этих телах. Некоторые – теперь Тамзин может их рассмотреть ближе, так близко, как только возможно, по размеру не больше болотной кошки, но ведьма все равно не хотела бы столкнуться с такой тварью один на один, без магии или оружия Айка. Другие ростом с человека, может, чуть выше Айка, и передвигаются на двух лапах, а верхние, с витыми веревками мышц по красной, черной, нефритовой кожей, похожи на руки. Только вместо пяти пальцев у них по три и каждый заканчивается огромным когтем, по сравнению с которым когти хаоситок так, детские игрушки. Есть совсем огромные. Если такое чудовище атакует городскую стену… Тамзин не хотела бы быть на месте тех, кто будет на стене отбиваться от этих монстров.
И это тоже убеждает ее в том, что это не новое оружие ведьм. Кто создает оружие, которое невозможно контролировать? Только не Ковен – уверена она.

- Я не знаю, что это. Кто это… Никогда не видела ничего подобного. И не слышала о таком. Я была в змее, помнишь, рядом с тобой была змея? Я хотела убедиться, что здесь для тебя опасности нет. И почувствовала это. Животные такое чувствуют быстрее и острее, чем люди…
А могла бы уйти.
Тамзин ежится от этой мысли, прогоняет ее прочь.
Если бы она ушла сразу же, повернулась и ушла, то не успела бы прийти на помощь, даже если бы почувствовала неладное. А может и сама бы не дожила до утра. Ну что лес может противопоставить этим монстрам? Ядовитый плющ? Змей? Земляные ловушки и удушающие своим захватом корни? Все это готовилось для людей, не для чудовищ…
И все же – они живы. Они снова живы благодаря тому, что держатся вместе и помогают друг другу. Совершенно невероятный, немыслимый союз, но очень эффективный, раз они все еще живы.
Тамзин смотрит на Айка, ее взгляд становится мягче. Он назвал ее другом. Об этом она и будет думать.
- Не знаю, насколько его хватит – вроде бы, пока подновляешь его своей кровью, он работает столько, сколько тебе нужно. Я как-то просидела в таком пять часов, когда была ведьмой без имени. Его бы и на дольше хватило. Ты заметил, что эти твари появились как только стемнело? Когда мы вышли из леса, их тут не было, так? Может, они появляются только в темноте? Боятся солнца?
Ну, с этим все просто, чтобы получить ответ на этот вопрос, им всего лишь нужно дождаться утра.

- Садись, Айк-имперец. Или думаешь, они испугаются твоего хвоста и убегут?
В защитном круге достаточно места, чтобы сесть, и даже лечь, не вытягиваясь в полный рост, земля совсем не холодная, даже наоборот, горячее, чем можно было бы ожидать, как будто ее что-то подогревает из глубины. Тамзин садится поудобнее, оплетая хвостом лодыжки. Хвост, самая своевольная ее часть, тянется к Айку, подрагивает кисточкой, как будто просится в руку, и это странно. Уже день прошел, и вечер на исходе, и все уже должно закончиться, все эти замашки дикого животного, ластящегося к своей паре, к своему самцу, но оно, почему-то, никуда не девается. Как будто отгуляв свое, кошка Тамзин решила, что теперь ее место – рядом с этим мужчиной. Насовсем.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0

15

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]
Она умеет превращаться в змею?
Нет, тут же думает Айк - она не так сказала. Она сказала, что была в змее - а может, он просто неверно разобрал Древний язык.
По крайней мере, эти чудовища насланы сюда не Ковеном - это не особенно радует, не особенно утешает, потому что, если всерьез, то какая разница, какой природы смертельная опасность, но Айку почему-то все равно хочется верить Тамзин, когда она говорит, что эти твари не посланы другими ведьмами.
Не ради себя - ради нее он хочет в это верить, потому что он слышит и резкость в ее голосе, ответную, но все же, и помнит то, что она не ушла, а осталась с ним, и даже сейчас, когда счет шел на секунды, она все же рискнула своей жизнью, выскочила из-за магического барьера и помогла ему пройти в защитный круг.
Он оставляет без ответа шпильку насчет лабораторий Империи - наверное, в Виньесе тоже немало рассказывают о тех, кто населяет Сааддат, об их жестокости, еретических экспериментах, о людях, которые и людьми-то не являются, превращенные в ходячие куски железа учеными и мастерами.
А может, и об этом - о генетических экспериментах, о которых сейчас не приянто упоминать в столице, о генетических экспериментах и о том, что, быть может, вскоре не нужны будут металлические протезы, а невероятной силы и скорости можно будет добиться, играя с генным материалом, манипулируя эмбрионами на том уровне, на котором даже магия покажется детскими игрушками...
Впрочем, от того, чтобы всерьез заподозрить, что эти твари, рыскающие по лагерю, но еще не потерявшие интерес к магическому защитному кругу, сквозь который виднеется желанноя, но недоступная добыча, в самом деле выпущены из столичных лабораторий, Айк далек - если и так, то почему здесь, почему на базу Империи? Почему их не выпустили ближе к Крепости, не натравили на ведьм, с падением которых Виньес будет лишь жалким королевством, существенно отстающим в плане научно-технического прогресса... Нет, эти монстры не принадлежат ни Ковену, ни Богу-Императору - но кто они тогда? Что они тогда?
Вполощение чудовищной сущности Бездны? Монстры из древних сказок, которыми сейчас и детей не напугать?

Айк вздыхает. Его чем-то царапает короткий рассказ ведьмы - он пытается понять, в чем дело, но пока не может.
- Может, они услышали нас и пришли? - предлагает он встречную версию. - Не только нас, но Ингвара, его топтер - это тот мужчина... мальчик, пилот. Он прибыл раньше, его послали выяснить, почему лагерь не отвечает на вызовы из штаба...
Айк думает об Ингваре - о том, как тот упрашивал его улететь, бросив ведьму. О том, что улететь он все же не успел - может, подними он топтер в воздух немногим раньше, та тварь не догнала бы его, или вовсе не кинулась бы в погоню...
Он заставляет себя не думать об этом - но ведьма говорит о хвосте, его хвосте, и Айк удивленно хмыкает, а затем напоминает себе о том, что она рассказала:  для ведьм нагота не запретна. Не интимна. Что на многие вещи они смотрят по разному, дают разную оценку.
Может, и для нее в ее словах нет ничего такого, что послышалось ему - нет этого откровенного флирта, прямолинейного выражения интереса, каким был бы любой разговор на столь табуированную тему между мужчиной и женщиной в Сааддате.
Должно быть, она чувствовала себя так же, когда он глазел на ее хвост и болтал о нем, приходит Айк к весьма занимающему его выводу, а потом спрашивает себя, как именно - так же?
Потому что он не чувствует себя смущенным. Не чувствует себя оскорбленным.
Ничего такого.

- Ты-то не испугалась и не убежала, - вполголоса отмечает он, хотя и думает, что стоило бы придержать язык. Она все объяснила - раз в год с ней случаются странные вещи, ей нужно с кем-то совокупиться, на это ее толкает то, что отличает ее от человека, и, если уж на то пошло, простая вежливость требует, чтобы они оба вели себя так, будто того дня с ними не случалось.
Это все магия - и через некоторое время все пройдет.
Так что он садится поблизости - круг не настолько велик, чтобы им можно было сделать вид, будто второго не существует, и это немного действует ему на нервы, ее голое тело действует на нервы, гибкий хвост, который подрагивает, то обвивая ее бледные узкие лодыжки, то вновь отправляется изучать территорию, будто самостоятельное существо.
Ее голая грудь, голые бедра, то, как она отводит с лица прядь испачканных в крови волос - сейчас в ней нет ничего животного, даже хвост уже кажется просто ее индивидуальной особенностью, вроде вычурного украшения, и Айк отводит взгляд, сдвигает ноги.
Это пройдет, он все забудет.
Он металлическими пальцами стирает кровь с предплечья, рассматривая порез - ничего серьезного, хотя жаль, что здесь нет того грязевого озера и растений, которые вылечили раны и опаснее.
А еще жаль, тут же передразнивает мысленно он сам себя, что нет костра, зайца и сока красной ивы.
- Ты потому не залечишь себя? Потому что кровь нужна для поддержания круга? - спрашивает он, находя тему для разговора. - Что случилось тогда, когда ты была без имени? Зачем тебе пять часов требовался такой круг, и что это значит - была без имени?

0

16

Может быть и так, может быть и пришли на шум – Тамзин, подумав, кивает головой. Все может быть. Может, сегодня какой-нибудь день – или ночь – которая случается раз в десять тысяч лет. А может, наступил Армагеддон, и Бездна разверзлась. Она, честное слово, ничему не удивится. Наверное, потеряла способность удивляться…
Айк тоже не выглядит растерянным и изумленным. Злым – да. Злым на этих тварей. Не на нее – как ей поначалу показалось. С ней он даже шутит – подхватывает ее шутку, и Тамзин улыбается довольно, и хвост тоже доволен, тянется к нему, трогает его колено, и снова прячется, обвивая ноги ведьмы. И, вроде как, самое неподходящее время для улыбок и шуточек, место которым, может, только между близкими друзьями, но – вдруг и правда конец времен наступил, и отсюда они отправятся прямиком в Бездну? Что теперь, плакать? Тамзин даже в молитве не видит смысла, потому что Великая Мать читает в ее сердце и слышит ее мысли, и знает, сколь глубока любовь Тамзин и ее вера. И благодарность за то, что они все еще живы – они оба.
- Так я же злая ведьма, - отвечает она Айку, улыбается, с какой-то непостижимой легкостью игнорируя беснующихся тварей за вспыхивающей стеной защитного круга. Тот, кто создавал это заклинание, предусмотрел многое, и, когда одна из крылатых тварей пытается целенаправленно спуститься на них с темного неба – над их головами тоже вспыхивает сияние, у круга есть магический купол, защищающий от атак сверху.
А если бы она не была некроманткой?
А если бы ее стихией был Воздух, или Земля, Вода или Огонь? В их арсенале, насколько известно Тамзин, таких заклинаний нет… но, наверное, есть какие-то другие. Тамзин надеется, что есть, но тот случай, если эти твари все же пройдут лес и выйдут к городу.
- Я злая ведьма, я ем детишек на обед, конечно, я не боюсь твоего хвоста, Айк-имперец.
Ведьма даже слова такого не знает – флирт. Не знает, что оно означает, и что бывает, если женщина и мужчина слишком уж горячо начинают друг с другом флиртовать. Но эта игра – игра словами и взглядами – ей нравится.
- Да, на всякий случай… кругу нужна кровь каждого, кто в нем, не важно, один или десять, так что… потерпи, ладно? У меня сил почти не осталось, если начну залечивать раны, совсем выдохнусь.

Обычно ведьма – любая ведьма и Тамзин не исключение – очень трепетно относится к моментам собственной слабости и тщательно ее скрывает от других сестер. Да и то сказать, малефики, особенно младшие, обычно очень злу друг к другу. Но с Айком ей почему-то легко. Легко шутить, легко признаваться  в том, что она почти всю себя потратила на создание этого круга. На то, что она не знает, что это за мерзость выползла по их души и не знает, что с ней делать, чем ее взять. И она списала бы на то, что это все еще последствия их совокупления, но на самом деле – нет. Это было и до того, это появилось еще в подвале, где они прятались от патруля. Вот только, как это называется? Дружба? Тамзин ничего не знает о такой дружбе. Но, наверное, узнает, если они переживут эту ночь.
Ну и почему бы им не поговорить – о чем угодно. Чтобы отвлечься от тварей, пытающихся нападать на их убежище, кажущееся таким хрупким, ненастоящим.

- Ведьмы не сразу получают Имя, - терпеливо объясняет она. – Это знак отличия, награда, признание. У всех по-разному… у кого-то это случается раньше, у кого-то позже, у кого-то никогда. Нужно полностью раскрыть свой дар, а потом доказать его перед Ковеном, пройти испытания. Проходишь – получаешь Имя, подтверждаешь Силу. Я – единственная некромантка на несколько поколений ведьм, еще я сильная – сильнее многих – и мне оказали честь. Дали имя Черной Королевы и я стала Младшей Сестрой. Это… я не знаю, как это у вас. Это больше всего – разрешенных зелий и заклинаний, доступных разделов в архивах и библиотеках, больше содержание от короля и больше людей под командованием…
Она, вроде как, хвастается – как девчонка хвастается и ничего с собой поделать не может, так ей хочется показать Айку, как она сильна, хороша в своем.
- Ну вот, пока у меня имени не было, я жила сов семи безымянными, в казарме, а заниматься некромантией ходила в подвал, где тела хранились. Там холодно, они долго не портились. Училась. А поначалу сила нестабильна – и как-то я подняла пятерых сразу, слишком много для малефики без имени. И потеряла над ними контроль. Но вот это заклинание – оно первое, чему я научилась, потому что некромантки поначалу часто гибнут, так же часто, наверное, как хаоситки… а я, Айк, очень хотела жить и стать Старшей Сестрой, не меньше… ну и отсиживалась в кругу, пока у тех, восставших, магические связки сами не распались и они не стали снова мертвыми – тихими, неподвижными и очень доброжелательными.
Тамзин тихо смеется. Это сейчас легко об этом рассказывать, вроде даже как шуткой, а тогда ей было очень страшно.
А еще ее смех вроде как добавляет ярости тем тварям, за пределами круга и Тамзин смотрит на них, немного недоумевающе – они правда реагируют на их голоса? На то, что они делают? Что чувствуют?
Об этом стоит подумать – но тут Тамзин замечает, что пока она рассказывала Айку о своем прошлом, хвост ее повел себя в высшей степени нагло и обвился вокруг ноги имперца, поглаживая его кисточкой. Ведьма тут же одергивает его, и тот неохотно уползает, сворачивается полукругом у ее ступней.
- Извини, - смущенно говорит она. – Это сложно объяснить, но иногда он делает то, что хочет. Еще и поэтому мы прячем хвосты. Это все равно, что носит в кармане зверька, не слишком послушного зверька. Очень непросто.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0

17

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]Значит, им можно говорить - шутить об этом - думает Айк. Утром ему так не показалось, утром она держалась куда напряженнее, отстраненнее, сейчас же не сказать, чтобы ее беспокоило - и то, что произошло, и то, что они об этом упоминают, пусть даже вот так, косвенно.
И сейчас ему все больше кажется, что она с ним флиртует - может, это какое-то эхо? Крыльев у нее больше нет, да с крыльями она и вела себя иначе - у него не возникало вопросов, флиртует ли она, потому что тогда было понятно, чего она хочет, и все в нем отвечало этому ее желанию - так животное отвечает другомуу животному.
Сейчас все больше похоже на то, как это бывает между людьми. Айк ловит себя на этой мысли и удивляется - разве это возможно? Между имперским штурмовиком и виньесской ведьмой?
А потом думает о том, что они вступили на эту неизведанную землю, еще когда не убили друг друга там, среди развалин. Когда она прикрыла его от патруля, а он поделился с ней нейростимуляторами.
И он считает ее привлекательной - одетой, когда не видно хвоста, но и раздетой тоже, и, быть может, она тоже находит его привлекательным - из-за магии, путь даже из-за магии.
- В Сааддате нам рассказывают, что злая ведьма может выпустить кровь из зазевавшегося глупца, - фыркает Айк, - нам просто не говорят, что она при этом будет голой... Если кругу нужна кровь - ничего, - соглашается он, снова меняя тему, - делай то, что считаешь нужным.
Это ее магия, ее круг - и ему хватает соображения не спорить с ведьмой, которая спасла ему жизнь столько раз, что он вот-вот собьется со счета.

Пока она рассказывает, то, наверное, перестает следить за хвостом - тот ползет по утоптанной земле к Айку, касается его ноги, икры, бедра, щекотит кисточкой, забираясь выше. Это приятно и возбуждает - слегка, но все же невозможно ошибиться, и Айк знает, что не ошибается.
Ее хвост и ее тихий смех - это, наверное, все еще отзвуки того, что между ними было.
Он не столько слушает, сколько смотрит за ее хвостом - гибким, светлым, частью ее тела.
Айк не трогает его, хотя очень хочет - помнит, как держал его в кулаке, как продергивал через сжатый кулак, потягивал, помнит, как ей нравилось, тогда, когда она вообще хотела, чтобы он ее трогал, трахал, и сама льнула к нему как большое соскучившееся по ласке животное...
И когда она одергивает хвост, как расшалившегося питомца, поясняя его поведение, Айк хохочет - коротко, но искренне.
- Очень непросто, ведьма, да. Любой мужчина поймет тебя - поймет и извинит с легким сердцем. Носить в кармане непослушного зверька, который делает то, что хочет...
Айк трясет головой, отсмеявшись, проводит металлической рукой по запекшемуся порезу на предплечье, смотрит за завесу - но там чудовища, по прежнему чудовища, и в свете двух лун их тени кажутся искаженными, еще более нереальными, кошмарными.
Ему не нравится смотреть туда - не нравится то, что кажется очевидным, когда он смотрит на этих тварей: рано или поздно круг перестанет служить ведьме, и если эти монстры не вернутся туда, откуда они пришли, они набросятся на них и растерзают, разорвут играюче...
Поэтому Айк смотрит на ведьму - на ее хвост, который не может сохранять спокойствие. Она выглядит спокойной - но хвост дергается, светлая, чуть испачканная в крови кисточка светлых волос подрагивает, Айку кажется, в такт сердцебиению.
- Я не против, - говорит Айк то, что у него крутится на языке - и имеет в виду не только это, не только то, что ее хвост снова щекотит ему ногу. - Нет, правда. Я, наверное, привык, ведьма. Привык к тому, что у тебя хвост. И не испугаюсь и не убегу.
Злая ведьма, сказала она - но он не видит в ней злости. Не больше, чем в себе самом. Не видит больше и нечеловечности - ничего.
Наверное, дело в том, что он видел ее слабой, раненой, едва держащейся на ногах и страдающей от боли. Видел голодной, видел сердитой, смущенной, переполненной желанием и печальной. Едва ли это доступно животному - печаль, радость, страсть. По крайней мере, Айку о таких животных ничего неизвестно.
И хотя он знает, почему говорит это - потому что у них, быть может, времени и осталось только до рассвета, и если монстры не уберутся обратно, то рано или поздно ей потребуется поспать, а тогда кто знает, что будет с кругом, завязанным на ее магии, - это не делает его слова менее искренними.
- Я рад, что мы встретились, Тамзин. Рад, что я теперь больше знаю о ведьмах... Пусть даже об одной злой ведьме. Если бы я мог вернуться в Империю и заставить послушать меня, то...
Он встряхивает головой, пожимает плечами и все же не договаривает - едва ли его будут слушать. Едва ли его голос способен что-то изменить.
Но все же, думает Айк, это важно.
- Я бы до хрипоты рассказывал, что с Виньесом возможен мир. Что с ведьмами возможен мир.

0

18

- Я тоже рада, что мы встретились, Айк, - серьезно кивает ведьма. – Рада, что тебя узнала. Мне жаль, что Сааддат и Виньес воюют, жаль, что это не остановить. Не нам двоим.
Потому что есть Ковен, есть Бог-Император, а еще есть ложь, которую им рассказывают друг о друге. Есть убежденность в своей правоте. Может быть, простые люди империи и королевства и делали бы закончить войну, но каждый желал бы закончить ее на своих условиях. Виньес – прогнав захватчиков подальше от своих границ, Сааддат – получив плодородные земли королевства, его леса и рыбные реки. Они зло друг для друга... Может быть, они с Айком одни такие. На обе страны, поделившей между собой весь континент. Виньесская ведьма и имперский штурмовик не убившие друг друга. Сюжет для какой-нибудь песни, или легенды, обязательно с грустным концом. Счастливые финалы закончились еще до их появления на свет...
- Нас не послушают. Тебя и меня. Нам не поверят, объявят сумасшедшими, или предателями, не знаю, что хуже. Только знаешь, о чем я думаю, Айк?
Тамзин смотрит на чудовищ, ярящихся, рычащих за кругом. Те смотрят на них, и в светящихся в темноте глазах почти человеческий ум и нечеловеческая злоба, как будто они впитали в себя всю ненависть, которая за эти годы сочилась из Виньеса и Сааддата, все проклятия, которые они посылали друг другу.
- Если вот это... эта мерзость... не создана Ковеном или имперскими учеными, то у королевства и Империи появился новый враг. На этот раз общий враг. Причем, договориться с ним о перемирии не удастся.
Нужно предупредить – вот о чем думает Тамзин. Нужно предупредить своих. Айку – имперцев, ей – Ковен. Понимание этого ложится на плечи как каменный жернов. Им придется, больше некому. Если переживут эту ночь, конечно. Но пока круг справляется. Знаки горят, и невидимая стена вспыхивает каждый раз, когда очередная тварь пытается ее протаранить. Тамзин напряжена, чтобы не пропустить момент, когда сила круга начнет ослабевать, и подпитать ее кровью. Она не знает точно, как это работает, но предполагает, что есть разница. Защищать от пятерых умертвий, слепо бродящих по подвалу, или от толпы чудовищ... Но она пока оставляет эти мысли при себе, не хочет тревожить ими Айка. Все равно они мало что могут сделать сейчас. Только сидеть и ждать, и изводить себя ожиданием.

Хвост опять тянется к Айку, на этот раз Тамзин его не одергивает – она поняла, о чем говорил Айк, над чем смеялся Айк, забавно вышло, забавно, и совсем необидно. Ну и какое сейчас имеет значение то, что он видит ее хвост? Может, круг рухнет через пару часов. Кто будет упрекать ее в неподобающем поведении – Великая Мать? Да и смысла нет делать вид, будто у нее с Айком ничего не было. Он видел ее голой, он ее трахал – пусть даже она была в тот момент животным. Но это было ее тело. И это тело помнит.
Хвост тянется, обвивает ногу Айка чуть выше колена, прижимается, и успокаивается. И этот покой, который, наверное, испытывает прирученное животное, прижимаясь к тому, кто его приручил, передается и Тамзин. Они либо переживут эту ночь, либо нет, так? Можно кричать, плакать, молиться, проклинать – Ковен, Империю, Бездну, этих чудовищ. Но что толку? Лучше бы им поспать, конечно, но нужно следить за кругом, а к тому же рев и вспышки силы вряд ли дадут уснуть.
Двое демонов затеяли между собой драку – Тамзин толкает Айка локтем, кивает на то, как крылатая тварь рвет вторую, похожую на огромную ящерицу с тремя рогатыми головами на тонких змеиных шеях. Вспоминает про змею, которая помогла ей сегодня, хоть и против своей воли – успела ли она найти убежище? И следом другой вопрос – нападают ли эти твари только на людей, или вообще на все живое?
Ну да, - мысленно пожимает плечами Тамзин.
А еще – откуда они пришли, куда идут и веруют ли в Великую Мать.

- Всегда хотела посмотреть на Летающие Острова, - вдруг, неожиданно для себя самой признается она, улыбается немного смущенно – ну нашла о чем поговорить, самое время.
Хотя, если так подумать – ну отчего нет? Все время их. Сейчас все время их – до утра, или до самой смерти, а Бездне, наверное, не наговоришься, кто знает, что там на самом деле, в Бездне.
- А ты чего-нибудь хотел? По-настоящему? Мечтал о чем-нибудь? Ну, до всего. До этой войны.
До войны, которая, казалось бы, обкатала их по одной форме, одинаковой форме, как двух гладких блестящих болванок. Создала под себя и для себя. Для убийства друг друга. Но, оказалось, все не так... Все не так, как им рассказывали, все не так, как они полагали. И та жизнь, которая была предназначена Тамзин... Она все меньше ей нравится.
Все для Ковена, ничего для себя.
А она хочет и для себя.
И то, что они с Айком сидят так близко и ее хвост обвил его ногу – вещь немыслимая, невозможная – это для нее.  Может быть, и для него тоже. Ей бы хотелось в это верить.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0

19

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]
Может, из-за его слов, может, из-за чего-то еще, но она больше не одергивает хвост, и тот обвивает его бедро неожиданно откровенным жестом, щекоча и не давая забыть о себе, и успокаивается.
Это даже забавно, и Айк думает, что это - она ищет поддержки? Защиты?
Последнее вряд ли, она боевая ведьма Ковена, они на ее земле - даже этот круг нарисовала и поддерживает она, а он лишь пассажир, балласт.
Айк запрещает себе об этом думать - о том, сможет ли он когда-нибудь рассчитаться с ведьмой в этом долге. А если и нет - какая разница, говорят, в Бездне все долг списываются, а, судя по всему, Бездна все ближе.
И все же прикосновение ее хвоста его беспокоит - должен ли он ответить ей? Обнять, привлечь к себе? Или это и в самом деле остаточное желание животного, которым она обернулась в пещере, ничего общего не имеющее с ней сейчас, и любой его ответный жест только посеет между ними отторжение и напряжение?
Айк не хотел бы этого - уж лучше, чтобы это напряжение медленно зрело внутри него, не прорываясь, не мешая им.
Скоро все пройдет, напоминает он себе. Может, уже утром - он проснется и перестанет думать о том, что между ними было.

Драка чудовищ ненадолго отвлекает его - вот бы они набросились друг на друга, не только эти двое, но и все прочие, вот бы рвали, грызли, душили друг друга, позабыв о нем и ведьме... Вот бы удалось уйти, сбежать подальше, пока монстры заняты друг другом, но драка вскоре затихает: то чудовище, что больше похоже на ящерицу, смогло ухватить крылатого монстра за крыло, ударило об землю, хотя одна из его голов висела на распоротой шее, грозя вот-вот оторваться, как слишком тяжелый груз на слишком тонком шнурке... Крылатому удалось вырваться, оставив на земле ошметки из крыла, и улететь, низко, неровно, задевая палатки и теперь молчащие штыри антенн, а ящерица вернулась к кругу и уставилась через синеватое мерцание немигающим тяжелым взглядом, полным ненависти.
Будто Виньес и Сааддат, думает Айк - два чудовища, которые никак не могут поглотить друг друга.
Место драки обильно залито черной кровью чудовищ, которая оставляет на земле дымящиеся лужи, но те монстры, которых не убили, а лишь покалечили Айк и ведьма, уже исцеляются, так, по крайней мере, ему кажется. Впрочем, одно ранено слишком сильно - оно бродит кругами, время от времени задирая к темному небу рогатую голову и издавая наполненные болью вопли, а затем спотыкается, припадает на передние лапы... На него тут же набрасываются твари поменьше, рвут его, грызут - оно пытается отбиться с помощью хвоста, огрызается, но слишком неповоротливое по сравнению с ними, и вот они уже пируют над телом поверженного собрата...

Айк встряхивается, когда ведьма говорит о Летающих островах.
Его тянет в сон - немыслимо, но все же: в прошлую ночь он не смог выспаться, переход до базы через лес тоже не был легкой прогулкой, несмотря на то, что теперь лес слушался Тамзин куда охотнее, так что сейчас Айк ловит себя на том, что начинает дремать, стоит монстрам перестать визжать совсем уж оглушающе.
И, может, магическая защита охраняет тех, кто внутри круга, от монстров, но не от ночной прохлады - и здесь нет ничего, что они могли бы использовать для костра, и ни единого клочка ткани.
Обдумывая ее вопрос, он кладет живую ладонь на кончик ее хвоста на своем бедре, мягко гладит кисточку - как мог бы погладить ребенка или там питомца, свернувшегося на его коленях, забывая о том, что Тамзин рассказывала о хвостах и о том, почему смотреть на них нельзя.
- Я хотел выстроить дом, - признается после долгой паузы.
Перед глазами встает поселок, в котором он вырос - одноэтажные домишки вдоль заброшенного тракта, куда более широкая дорога к шахтам, глубокие следы от проехавших тяжеленных машин, спускающихся в забой, чтобы и дальше вгрызаться в нутро скал, добывая руду, идущую на создание все новых и новых машин...
Чахлые огородики, ручей, лес, который насмешил бы Тамзин, увидь она его...
- Большой, по-настоящему большой, в два этажа и просторной мансардой, а еще террасой на западной стороне, чтобы вечером можно было провожать закат. Большая кухня с выходом в двор, просторные комнаты с большими окнами, красная черепица. - Айк видит этот дом перед глазами, когда говорит о нем. - Там, где я родился и вырос, никто не строил такие дома - материалы приходилось возить из города в нескольких днях пути, слишком дорого, да и незачем - мужчины почти все время проводили в шахте, женщины - на кухне... Но я хотел построить именно такой дом. Я пообещал, что построю его, и хотел сдержать это обещание. Ничего не хотел сильнее, чем этого. Мечтал об этом доме, и даже начал строительство - съездил на ярмарку осенью, купил леса и камня...
Айк передергивает плечами, поднимает металлическую руку, раздвигает пальцы, отливающие серебром даже в темноте.
- Я стал больше зарабатывать, получив вот это. Смог лучше и быстрее работать, чтобы побыстрее накопить на начало стройки. Когда началась война, нашего поселка это почти и не коснулось - шахтеров не призывают на службу, Империи нужна руда, которую добывают в забоях, поэтому для меня мало что изменилось... Я по-прежнему спускался в шахту на два, три дня, на неделю - я уставал, но знаешь, как это бывает: стоило подумать о том, что я заработаю чуть больше кредитов, если продержусь под землей еще один день, стоило подумать, что это приблизит окончание строительства, как силы прибавлялись и без нейростимуляторов. Так что да, ведьма. Я хотел. Я очень хотел построить тот дом.
Он и говорит в прошедшем времени -  с тех пор прошли годы, он давно и не вспоминал об этой своей мечте, не давал себе, зная, что эта радость неотделима от скорби.
Айк роняет металлическую руку на колено, живой проглаживает кисточку ведьминого хвоста.
- Жаль, что у нас нет ничего, что могло бы гореть... Тебе не холодно, ведьма? На Летающих островах довольно холодно, ты знаешь? Все, кто спускается оттуда, носят теплые плащи и куртки.

0

20

Это очень странное чувство.
Айк трогает ее хвост, поглаживает кисточку на хвосте, а Тамзин пытается подобрать слово – она взбудоражена? Возбуждена? Взволнована? Во всяком случае, кажется, она чувствует каждый волосок, и каждый волосок, которого касается Айк, передает по хвосту искры удовольствия. Это очень приятно, оказывается. Она и не знала – и откуда бы ей знать, не смотря на то, что жизнь ведьм проходит вместе, словно в улье, они не трогают друг друга, если не пара, но у Тамзин никогда не было пары, ее никогда ни к кому не тянуло. Во всех смыслах. Не хотелось кому-то доверять свои мысли, не хотелось, чтобы кто-то к ней прикасался. А с Айком хочется, и так сильно, что ведьма спрашивает себя, не вернулся ли гон. Уж очень похожие ощущения – это волнение в крови, пересохшие губы, которые она облизывает, томительное напряжение, но только мягче, гораздо мягче и гораздо приятнее... Она никогда не слышала о том, что гон может вернуться в тот же день, как у тебя отпали крылья, но на всякий случай прислушивается к себе. Нет, острой боли под лопатками нет...
Она много о чем не слышала – думает Тамзин, стараясь не шевелиться, даже не дышать. Ей хочется подвинуться ближе, хочется... хочется странных вещей. Например, она ничего не слышала о том, что мужчина может быть с ведьмой во время ее гона, без зелья и Ритуала, и не погибнуть. Не слышала о том, чтобы ведьма и имперский штурмовик спасли друг другу жизнь, сидели у одного костра, спали в одной пещере. Это больше похоже на сказку, только вряд ли у этой сказки будет счастливый финал. Все счастливые финалы закончились еще до их с Айком рождения.
Про вот таких вот тварей, беснующихся за границей круга, она тоже не слышала. Ни в одной книге, ни в одном фолианте, которые прошли через ее руки, не было упоминания о подобном.
Тамзин смотрит на отвратительные морды, на горящие злобой глаза чудовищ, и удивительно – ей почти не страшно. Какая-то часть души, которая должна бы сейчас застыть в ужасе, словно онемела – но так даже лучше. Даже если это ее последние часы, ведьма не хотела бы провести их дрожащим от страха животным, сжавшимся в тугой комок под защитой магического круга, представляющей, как эти когти и зубы будут ее рвать.
Лучше так – рядом с Айком, слушая его рассказ о доме, который он мечтал построить – обещал построить. И Тамзин тут же думает: кому обещал? Где та – или тот – кому он обещал? Но не спрашивает. Просто слушает его голос.

Ей нравится как звучит его голос, нравится его неторопливость, нравится, как Пйк замолкает на несколько мгновений, чтобы подобрать слово на Древнем. Нравится, как он поглаживает кисточку на ее хвосте – так нравится, что где-то в горле у ведьмы само собой рождается тихое мурлыканье, словно та большая кошка, в которую она превращалась раз в год, где-то рядом, тут, под кожей, не отходит далеко...
Мир изменился – думает ведьма. Мир наклонился и соскользнул со своей оси, и полетел в пропасть, как мячик, пущенный чьей-то небрежной рукой. И она знает, когда это произошло. Когда ведьмы уничтожили свое будущее – яйца в кладке – чтобы покончить с врагом. Что-то непоправимо сломалось, появился разрыв в тонкой ткани бытия... И, возможно, этот мир уже не будет прежним. Но если в новом мире боевая ведьма Виньеса может сидеть рядом с имперским штурмовиком, прижимаясь к нему хвостом, подставляя его под ласку – то он не хуже прежнего?

- Он был бы очень красивым, твой дом. Мне жаль, что тебе не довелось его построить.
Может быть, еще доведется – хочет сказать она, но молчит, потому что – ну когда доведется? Когда закончится эта война, которой нет ни конца и края? Даже если они переживут эту ночь, им придется вернуться к реальности – к той, в которой Виньес и Сааддат воюют, и одна сторона все равно проиграет. Либо погибнет мир, в котором родилась Тамзин, либо Сааддат будет отброшен как можно дальше, и ведьма знала о планах Ковена по созданию магической преграды между двумя странами. Непреодолимой магической преграды, которая, по сути, изолирует истощенную Империю в своих нынешних границах. И, может, там много руды, из которой делают машины, но мало еды, и голод, страшный голод станет наказанием для Сааддата. Хочет она такого для Айка? Нет. Ни для Айка, ни для его детей, если они у него будут.
- У меня никогда не было дома. Ну, вот такого, о котором ты рассказывал. С того дня, как ведьмы появляются на свет, они живут в Школе, под присмотром Старших и Младших сестер. Учатся. За ними наблюдают, чтобы не пропустить пустых – тех, на кого не снизошла милость Великой Матери. Они не могут колдовать. Совсем. Это, наверное, самый первый и самый сильный страх, что ты окажешься пустой. После того, как закончена Школа, нас переводят в Крепость, в казармы. Младшие сестры уже получают свою келью в Крепости. У меня была такая. Но все равно это не дом – там все очень красиво, в Крепости, в кельях, как в королевском замке, но тебя могут в любой момент переселить в другую, получше, похуже. Чего-то своего у нас нет, одежда по рангу, та же форма... Можно, конечно, на жалование купить себе самых дорогих тканей и сшить наряд как у королевы, но зачем? А вот книги, всякие травы, редкие ингредиенты – вот за это любая ведьма убьет, я на это все жалование тратила...
Тамзин улыбается воспоминаниям, той жадности, с которой она тратила свое первое золото, добывая в лавках то, что необходимо для зелий.
- Бани у нас общие, они всегда открыты, трапезная тоже общая, каждое утро общее Воззвание... вот так и выходит, та всегда на виду. Мне, наверное, мой дар так нравился еще и потому, что я всегда могла в подвалы уйти, там, кроме меня больше никого не было, а так бы толкалась локтями со стихийницами на тренировочных площадках...  Водяные сферы бы создавала, огни зажинала... я и сейчас могу, - оправдывается она. – Но его надо магией поддерживать, а мне за кругом следить. Но если тебе холодно... я-то потерплю, у ведьм кровь горячее, и сердце быстрее бьется. Вот, чувствуешь?
Ведьма кладет пальцы на предплечье Айка.
- Горячие. Мне кажется, мы и правда не люди. Но как так вышло – Великая Мать только и знает. Никогда не жалела об этом, но сейчас думаю – наверное, хорошо быть человеком, а не ведьмой.
Она убирает пальцы, неохотно, с сожалением, движение получается медленным, как короткая ласка.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0

21

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]
- Пустое, - говорит Айк на сожаления ведьмы. - Это уже не важно.
Те, для кого он хотел построить этот дом, мертвы - а ему уж точно хватит угла в казарме.
И вновь оказывается, что у них с ведьмой есть кое-что общее - она рассказывает о том, как живут ведьмы, получившие имя, получившие келью, и это кажется ему похожим на быт имперских солдат. У старших офицеров есть отдельные палатки или квартиры, если полк встает в городе, у младших офицеров и рядовых - казармы, вытянутые палатки на шесть, восемь, десять человек. Общие душевые, столовые, утренние построения и прослушивание речи Бога-Императора... Замени одно название на другое - а по сути, все едино, что быт ведьм в Крепости, что будни имперского штурмовика, и его эта мысль неожиданно греет, как будто это в самом деле имеет значение.
- Да, чувствую, - соглашается Айк, когда ведьма касается его руки - живой.
У нее и в самом деле горячие пальцы - может, дело в том, что она колдует, даже прямо сейчас эта магия, не дающая монстрам до них добраться, подпитывается ее кровью и ее силой, и она убирает пальцы, и это движение выходит поглаживанием, и Айку кажется, что у него на коже остается след от ее прикосновения, как легкий ожог, как будто он коснулся раскаленной части одной из тех машин в шахте.
Он ловит ее пальцы железной рукой - на протезе, покрытом многочисленными царапинами и щербинами, потому что даже самый прочный металл не может противостоять времени, пробегает отражение мерцания защитного круга. Айк задерживает руку ведьмы в своей, ожидая, что она отдернет пальцы, что прикосновение железа будет ей неприятно - Ересь, сказала она, когда впервые его увидела. Ересь - да, неживое и живое, сплавленное благодаря усилиям ученых и науки, благодаря знанию, подаренному Императором.
- Мне не холодно. Не рядом с тобой. Ты не видишь?
Бездна его поглоти, да ему жарко - особенно сейчас, когда она так близко, как была весь вчерашний день, когда он чувствует идущий от нее пряный запах леса и трав, который больше не теряется за одеждой. Что бы там не должно было закончиться - для него этого все еще не произошло. С крыльями она или без, он все равно смотрит на ее тело, плечи, острые колени и хвост, лежащий на его бедре.
Может, он тоже не человек, думает Айк - может, протез изменил его, вживленная в зрительный нерв оптическая система превратила во что-то другое.
В кого-то, кому нет дела до ее хвоста, нет дела до того, кем является она - человеком или нет.
Что делает человека человеком, задается Айк вопросом, на который едва ли есть простой ответ - не температура тела, не частота сокращения сердечной мышцы или отсутствие хвоста или металлического протеза.
Он, пожалуй, и сам не знает.
- Разве мы так уж сильно различаемся? Разве, глядя на меня, ты правда можешь сказать, что я другой? Если бы Виньес и Сааддат жили в мире... Просто представь - если бы мы не воевали, разве казались бы различия такими уж важными?
Их не учили бы ненавидеть друг друга - и, возможно, подчеркивали бы общее, а не разницу. И общего куда больше, раз ему хватило трех дней против всей жизни, чтобы увидеть в ведьме... Человека, заканчивает Айк про себя едва ли не с удивлением, когда наконец-то может сформулировать это, засевшее занозой.
Женщину.
Он отпускает ее пальцы, касается металлической ладонью ее лица, сухих губ.
- Ты чувствуешь жажду - как и я. Усталость. Боль. Страх. Печаль. Что еще?
Ее хвост дергается на его ноге, Айк накрывает его живой рукой, обхватывает в кулак, мягко сжимая пальцы, ведя против короткой шерсти, больше похожей на ворс дорогого бархата.
- Это? Ты чувствуешь это?

0

22

Почему тебе не холодно рядом со мной – хочет спросить Тамзин. Почему? Потому что я тебе нравлюсь? Потому что ты видел меня с хвостом, крыльями, видел меня в гоне, и все равно я тебе нравлюсь? И ты бы хотел сделать со мной то, что делают мужчины со своими женщинами, то, о чем ты мне рассказывал?
Столько вопросов, они вертятся в голове, как угри в садке, не ухватить.
Разве мы так уж сильно различаемся – спрашивает Айк, и она кивает, сама не понимая, соглашаясь или не соглашаясь с этим. Ничего не понимая, просто слушая его голос, обращенный к ней, как слушала там, в пещере. Когда ей не нужно было думать, достаточно было чувствовать. Хотеть. Идти к нему, чтобы он дал ей то, что она хочет. И ему не было противно. Но тогда, она знала, это было частью магии, а что сейчас?
Но когда имперец касается ее щеки металлическими пальцами, испачканными в крови (Тамзин остро чует этот смешенный запах, металлический и солоновато-медный), она перестает задавать себе этот вопрос – а что сейчас. Сейчас они здесь, пока еще живы. И ее тянет к Айку, а его – к ней, сейчас Тамзин в этом уверена, хотя и не совсем понимает, что им с этим делать. Неужели, все то же самое, что в пещере, когда она была животным. Неужели такое возможно?
Ее больше не отталкивает его металлическая рука – как, видимо, его не отталкивает ее хвост, он охотно, как кажется Тамзин, позволяет хвосту с ним заигрывать. Может быть, да, может быть, между ними не такая большая разница и они за три дня научились видеть большое за малым, и то, что казалось раньше немыслимым, уродливым, пугающим, сейчас просто особенность. Но рука не делает Айка особенным для нее, другое делает его особенным для ведьмы.
Одно неуловимое движение, едва заметный поворот головы, и Тамзин прижимается щекой к этой металлической руке. Которая сама по себе оружие, она помнит как он, раненый и почти без сил, двигал каменную плиту. Помнит, как он удерживал дикую кошку, в которую она превратилась, не позволяя себя покалечить. Но прижимается без страха и без неприязни. Доверчиво, пожалуй – это же часть Айка.

Что еще она чувствует?
Кулак Айка сжимает ее хвост – это самое личное прикосновение, самое интимное, никто к ней так не прикасался – и, да, она чувствует.
Это.
Выгибает спину – это само происходит, это реакция на ее желание, не такое яростное и раздирающее, как вчера, когда она проснулась, чувствуя, что гон начинается. Другое. Это как сравнить пожар, который сжигает, уничтожая, и костер, который согревает и дарит жизнь. Выгибает спину, почти сводя лопатки, приподнимается, выставляя бедра, ловя ртом воздух. Что происходит за пределами круга – ее уже не волнует, она едва помнит, что происходит за пределами круга. Эти твари из Бездны могут пожрать друг друга, могут выть и скакать, бесноваться и разбиваться о магическую стену, обжигаясь о ее синеватый свет. Самое важное сейчас происходит здесь. На пяточке в несколько локтей, где толком даже не лечь.
- Да. Чувствую.
Ей приходится вспоминать, как говорить, выталкивать из себя слова, потому что в горле пересохло, и губы у нее сухие и горячие, и она облизывает их розовым, узким, как у кошки, языком.
- Айк…
Она выдыхает его имя – в груди зарождается низкий стон, больше похожий на мурлыканье. Ей даже страшно – а вдруг сейчас прорежутся крылья, вдруг ее опять швырнет в то самое, в темное, животное… желанное. Стоит признать честно – желанное, потому что случившееся вчера стало для нее откровением, потрясением, и она бы лгала, отрицая, что хочет пережить это снова. Ту разрядку, которая подарила ей не только телесное наслаждение, но и чувство удивительной свободы.
Хочет. Конечно, хочет.
Его хочет. Айка-имперца.
- Я ничего не знаю об этом, - тихо признается она. – Как оно бывает… Но я хочу узнать. Очень. Покажи мне.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0

23

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]
Она поворачивает голову, трется щекой о металл его руки, без слов признавая его правоту, то, о чем он говорит: это - его протез, ее хвост и магия - не имеет значения.
А потом привстает, когда он сжимает ее хвост, мягко продергивая через кулак. Привстает, качаясь к нему, как будто не может усидеть на месте, выставляя небольшую бледную грудь, гладкие бедра, плоский живот, ловит ртом воздух, приоткрывая губы. Выдыхает его имя - почти так же, как выстанывала его там, в пещере, когда обходилась без слов. Не то его имя, не то гортанный стон, и он думает, вдруг это снова будет как вчера.
Так же пьяно и дико - больше похоже на то, как это бывает между животными в гоне, но не между людьми.
Может, магия снова все решит за них обоих - и он почти ждет, что снова услышит тот звук рвущейся кожи, увидит, как ее зрачки вытягиваются будто у кошки, зажигаются янтарем, подбирается, готовится к тому, что она вновь обзаведется когтями, которыми запросто можно оставить царапины на камнях, обзаведется этой жаждой...
Ее тихие слова о другом.
Ни крыльев, ни когтей, ни этой животной жажды - но в ее голосе звучит желание, и она тяжело вздыхает, как будто в круге вдруг стало совсем мало воздуха, и облизанные губы по-прежнему полуоткрыты.

Айк заводит металлические пальцы ей на шею, под светлые волосы, гладит, спуская руку к лопаткам по четкой линии позвоночника. Разворачивается к ней всем телом, вставая на колени, тянет ее к себе, не отпуская хвост, повторяя то же движение - это самое непривычное, помнить о хвосте, не забывать, но у него пока получается.
- Это не наука, ведьма, - хрипло отвечает он. - Здесь нечего показывать. Это не обязательно должно быть как у других. Не обязательно знать. Тело само говорит, чего хочет, и что делать. Почти как...
Ну да, почти как ее пора - только, наверное, все равно иначе.
Вчера они делали это так, как принято у ведьм - трахались, жадно, даже грубо. Сейчас она хочет, чтобы он показал ей, как это делают в Империи, и Айк притягивает ее еще ближе к себе, прижимает - ее тело к своему телу, обхватывая ее талию протезом.
У нее и правда горячая кожа, ему кажется, она пылает, будто в лихорадке, когда он касается ее виска подбородком, спускаясь ниже, по щеке.
Снова ведет ладонью от середины до самой кисточки, сжимая хвост в кулаке - и ловит ее выдох, закрывая рот, нажимая на губы, чтобы она впустила его язык.
Айк не торопится - не потому что ему не хочется, но потому что в этом есть как раз то, другое, чего не доставало их вчерашнему совокуплению.
Вот этого беззвучного разговора, привкуса того, что они оба выбирают это, делают это по своему собственному желанию, а не потому, что это требует от них магия или природа.
Делают это друг с другом, а не со случайным партнером - Гончей во время ритуала или шлюхой из борделя, куда довелось забрести в увольнении.

В круге тесно - куда теснее, чем это было бы удобно, и если сначала эта теснота ему нравилась, потому что позволяла сидеть к ней очень близко, едва не касаясь плеча своим плечом, то сейчас Айк думает о другом - как им сделать это здесь, на этом куске безопасной земли, где нельзя даже вытянуться в полный рост лежа.
Как сделать то, что они хотят сделать, и не нарушить защиту магического круга, не стать добычей монстров.
Но, наверное, тело само знает - он подается немного назад, для большей устойчивости, садясь на пятки, тянет ее за собой, к себе на колени, верхом. Айк помнит, что там, внизу, она отличается от женщин, к которым он привык, немного, но отличается, больше схожая с животными, но вчера это не помешало, и если помнить об этом, просто позволить телу самому найти правильное положение, наверное, не помешает и сегодня.
У нее от кожи пахнет вперемешку лесом и раздавленными ягодами, Айк осторожно целует ее в шею, возле бьющейся артерии - воспримет ли она это как угрозу? Как нападение?
Ее хвост дрожит в его кулаке, обвивается вокруг кисти, как будто принимает самостоятельное участие в этой любовной игре. Айк притягивает Тамзин еще ближе, потираясь о ее гладкий лобок, спуская металлическую руку ей по спине ниже, до самого основания хвоста, проглаживая выступающие позвонки, поддерживая.
Его уже переполняет желание - от ее близости, от тяжести ее тела, наготы и запаха. От того, как она произносит его имя - как будто пробует на вкус. От того, как дышит.
Даже если им не дожить до утра, это не худший способ скоротать время до того, как Бездна призовет их обоих, если бы только эти монстры за границами круга заткнулись хотя бы на полчаса...
Айк целует ее плечо, упрямый подбородок, подняв голову, ловит ее взгляд:
- Чем дольше делать это, тем больше будет хотеться того, другого, и тем приятнее оно будет. Можно трогать, гладить, целовать друг друга, везде и как захочется, пока... Пока не придет чувство, что тебе нужно другое. Нужно очень сильно, как дышать и даже сильнее. Когда мало просто прикосновений - вот так оно бывает. Но это приятно, а если нет - то нет, и тогда ничего не происходит. Так тоже бывает, и это значит, что нужно сделать что-то по-другому... Или с кем-то другим. С тем, кто найдет, как это - чтобы вам обоим было приятно. Я плохо объясняю, ведьма. Я учил Древний язык по книгам, в которых рассказывалось о других вещах...

0

24

Может быть, это и не наука, но точно целый мир, о котором раньше Тамзин даже не догадывалась. Она знала, что люди совокупляются, думала – так же как ведьмы, для размножения, чтобы обзавестись детенышами. Но ведьмы всегда относились к людям с высокомерной, чуть брезгливой снисходительностью. Малефикам с детства внушали, что даже самая последняя их ведьм выше, чем аристократ при дворе короля. И даже опустевшие ведьмы выходили замуж только за титулованных особ. Этого требовал их статус…
Они просто не знают – думает Тамзин, когда чувствует язык Айка у себя во рту, и когда трогает его язык своим – сначала не слишком смело, но потом все же смелеет, потому что ей нравится, и ей кажется, что и он не против, раз ее не останавливает. Они просто не знают, как это может быть хорошо. Если ты этого хочешь. И если у людей так, то она завидует, да. Это чудесно. В этом нет магии – Тамзин почувствовала бы, будь тут хоть гран магии – но все же что-то есть. Что-то, что зарождается между ними, от их прикосновений друг к другу, и она почти так же остро как вчера чувствует запах Айка, чувствует, узнает, и это с ней что-то делает. Что-то особенное. Что-то хорошее. Правильное.
Ей нравятся его прикосновения, и даже прикосновение его металлической руки кажется желанным. Тамзин этого хочет, хочет, чтобы он ее трогал. Хвост в его кулаке дергается, обвивает его руку, дрожит – и это самая честная, самая откровенная реакция на происходящее, потому что хвост не умеет врать. Может, поэтому ведьмы его прячут? Не потому что это неприлично, а потому, что это честно? Потому что хвост не умеет врать? Показывает – что хочет, и кого именно он хочет. Ее хвост хочет Айка и Тамзин хочет Айка. Как хотела вчера – но без этого животного безумия. Прижимается к нему, и это так непривычно, чувствовать своим телом другое тело, горячее, твердое, живое. Ей хочется гладить Айка, коснуться его языком, попробовать на вкус, узнать заново, уже без магии, без силы гона, которой невозможно сопротивляться. Просто потому что они оба этого хотят.

Еще она чувствует, как под горящим, пульсирующим хвостом выступает липкая влага, и грудь становится тяжелее, и соски твердеют, чем-то это похоже на то, что происходит во время гона, но нет того безумия… и это как подарок. Как подарок Великой Матери. Почему они этим не занимаются? Почему они это никогда не делают, если, оказывается, могут? Почему есть только Ритуал, который так же отличается от того, что у них с Айком, как камень от хлеба? Они грызут этот камень, пытаясь насытиться, но получают только боль и ненависть к себе и к Гончим… а, оказывается, можно иначе.

- Ты хорошо объясняешь, - тихо говорит Тамзин, восстанавливая дыхание после поцелуя.
Она все не может оторваться, никак не может оторваться от губ Айка, от его рта, открывая для себя все новое и новое.
Она обнимает его за шею, сидит почти верхом на нем, чувствуя животом его детородный орган, и сначала колеблется, потом все же опускает глаза, чуть отодвигаясь. Ей хочется смотреть, хочется трогать. Так, как Айк трогает ее хвост, сжимает в кулаке, двигает пальцами, заставляя ее дрожать и приподнимать бедра, и течь липкой влагой, пахнущей мускусом и раздавленными ягодами, и, немного, соком красной ивы.
Можно трогать и целовать друг друга везде и как захочется…
Тамзин хорошо понимает правила, быстро запоминает и быстро учится. Она рогает – сжимает пальцами вот это, горячее и твердое, Айк и тут горячий и твердый, ведет вверх, потом вниз, так же, как Айк делает это с ее хвостом.
- Так? – спрашивает хрипло. – Если я сделаю так, тебе будет приятно? Захочется того… другого? Мне приятно. Очень.
Ей так приятно, что она перестает замечать морды монстров, не слышит их рев,  даже вспышки круга она фиксирует только краем сознания. Они все еще яркие, значит, в нем пока достаточно силы, не требуется подзарядка их кровью.
А вот монстры будто сума сходят. Поняв, что им не пробиться к добыче, начинают вдруг нападать друг на друга. Кусать, жалить, царапать. Рвать. Лезть друг на друга с ревом, с завыванием.
Тамзин не слышит, слишком увлеченная тем, что происходит с ее телом. С тем, как реагирует на ее близость Айк, как дышит, как смотрит. Особенно как он на нее смотрит. Так, что  хочется подставляться под этот взгляд.
Они оба учили Древний язык по книгам, в которых рассказывалось о других вещах. Но Айк знает… И Тамзин льнет к нему с доверчивостью прирученной кошки, желая зайти дальше, еще дальше, так далеко, как только возможно.

В черной, плотной жидкости едва угадывается очертание тела в белых одеждах. По жидкости идет легкая рябь, еще мгновение – и на поверхность показывается голова, потом плечи. Ткань липнет к сухому телу, напоминающему больше скелет, чем человеческую плоть. Вместо глаз – старые уродливые рубцы.
- Я вижу, - визжит она. – Я вижу!..
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0

25

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]
В поселке, где он родился и вырос, когда хотели дать понять собеседнику, что его предложения или идеи откровенно глупы, а то и опасны, предлагали ему вместо этого пойти трахнуть ведьму. Сейчас Айку об этом даже вспоминать смешно - потому что он только этого и хочет. До пересохшего горла, до голода, который зарождается внутри и требует удовлетворения, до того, что любые ее прикосновения начинают обжигать, не принося боли, но дразня - он хочет трахнуть ведьму.
Она смотрит вниз - чуть отодвигается, оставляя на его бедрах липкую влагу, чтобы просунуть между ними руку, касается его там, где он больше всего хочет ее прикосновений, касается, повторяя то, что он делал с ее хвостом. Раз, другой, и он шумно втягивает воздух, подается ей в руку, сжимая в кулаке ее хвост, едва вспоминая, почему они не торопятся.
Потому что она не делала этого - вот так. Ни с кем, никогда не делала этого без крыльев или специального зелья, которым их поят для Ритуала - но тогда ей не нравилось, было неприятно, а Айк хочет, чтобы сейчас, с ним, было иначе.
Чтобы ей нравилось, понравилось все, целиком.
И, может, она и отличается от женщин Саддата, к которым он привык, но на ласки она реагирует точно так же - совершенно так же: выгибается к нему ближе, сбиваясь с дыхания, отвечает на поцелуй, выставляет грудь, затвердевшие, порозовевшие соски, мокнет.
- Очень приятно, - честно отвечает Айк - разве она сама не видит, как ему приятно? Что он уже хочет больше, хочет другого?
- То, что ты трогаешь... Я твердею, когда хочу. Когда приятно. Не появление крыльев, но почти. Похоже.
Не совсем - он более-менее может это контролировать, и комплектом у него не отрастают клыки и когти, но Айку кажется, что это все равно похоже. И что правильным будет показать Тамзин, что они похожи больше, чем ей казалось - что то, что происходит с ее телом во время гона, не делает ее совсем другой и чужой, что изменения, пусть и куда менее заметные или яркие, происходят с телами людей. Даже с телами ведьм - пусть даже пора прошла.

Айк отпускает ее хвост, гладит ее по боку, по животу, касается груди, помещающейся ему в ладонь, сжимает и поглаживает, пока сосок не начинает напоминать розовую крупную горошину, отреагировав на его пальцы, а потом перехватывает ее руку, ту, которой она касается его внизу, мокро лижет ладонь и возвращает руку туда, на свой вставший член.
- Сделай еще, если хочешь. Мне будет приятно, видишь? Без одежды непросто скрыть, насколько приятно и насколько я хочу, - чуть не улыбается Айк воспоминаниям об их прежнем разговоре, том, о хвосте и одежде. - И насколько приятно тебе.
Он снова касается ее соска, обводит большим пальцем розовую ареолу вокруг, гладит, возвращая руку ей на хвост, льнущий к ладони, подрагивающий, как будто его прикосновения замыкают электрическую цепь между ними.
- Можно все, если это приятно. Нет никаких правил, это не ритуал - кроме одного: нельзя продолжать, если один их вас не хочет продолжать. Ты хочешь? Хочешь сделать это без ритуала, без крыльев и зелья?
Ты можешь сделать это без ритуала и крыльев - вот о чем на самом деле спрашивает Айк. Будет ли ей хорошо - или по какой-то еще неизвестной ему причине только раз в год ведьма способна к совокуплению и хочет его?

0

26

Ей хочется сразу и всего. Продолжать это исследование, трогать Айка везде, пальцами, хвостом, языком, и чтобы он говорил ей, как ему больше нравится. А еще хочется, чтобы он ее трогал, чтобы понять, как ей нравится – хотя, ей и так как сейчас хорошо, чудесно ей… А больше всего ей хочется, чтобы у них снова все было. Чтобы он ее взял, как вчера. Все это, конечно, иначе – но все же, много общего, и она, положа руку на сердце, не может сказать, будто в ней сейчас ничего нет от того животного, в которое она вчера превратилась. Есть, и ей кажется, в Айке тоже есть. И они похожи, да, куда больше похожи, чем она думала, и это открытие наполняет ее чем-то…
Радостью.
Да, радостью, такой сильной, что ей хочется одновременно и смеяться и стонать, громко стонать, когда он отпускает ее хвост и касается ее груди, ставшей вдруг такой чувствительной, что каждое прикосновение отзывается чем-то горячим, горячим и приятным, там, под хвостом. Где еще он может ее трогать – спрашивает себя Тамзин, трогая его член влажной от его слюны ладонью, и ей это нравится, сильно нравится, что он такой твердый. Потому что он твердеет, когда хочет. Значит, сильно хочет. Наверное, так же сильно, как она его. И теперь это по-настоящему, никакой магии. Во всяком случае, ей очень хочется в это верить, что это не отголосок вчерашнего. Что это они выбрали. Друг друга.

Они выбрали друг друга для того, чтобы сделать это.
- Хочу, - отвечает она.
Выдыхает, со стоном, когда Айк возвращает руку на ее пульсирующий хвост, который сейчас горячее, гибче, налит кровью. И очень хочет, чтобы Айк его трогал, пропускал через кулак, сжимал на нем пальцы.
А она хочет снова почувствовать его внутри, потому что ведьма помнит – ее тело помнит – как это было вчера. Как хорошо это было вчера.
- Очень хочу.
Без ритуала, без крыльев, без зелья, без Ковена и войны между Виньесом и Сааддатом.
Нет никаких препятствий. Никаких. И уж точно монстры за стеной защитного круга не могут отвлечь ее от того, чего она так хочет.

Ведьма приподнимается, прижимаясь к животу Айка Гладким лобком, откидывается назад, задранный хвост дрожит. Прижимается собой, тем местом под хвостом, которое уже сочится липкой горячей влагой, нажимает – и оно как-то само получается, как будто вот только это и нужно было. Как будто так и нужно было, всегда. И конечно, все было плохо раньше, потому что это было неправильно, а правильно – это вот так.
С Айком.
Стон, глубокий, низкий, вырывается из ее горла, похожий на стон животного, но в нем нет боли, только желание, чистое желание. Она опускается, и член Айка оказывается в ней все глубже, глубже, она его чувствует и чувствует пульсацию своих мышц, обхватывающих его. Эта пульсация в хвосте и спускается ниже, ниже и глубже, и ведьма устраивается удобнее, а потом начинает двигаться. И тело само подстраивается. Как будто знает. А может, и правда, знает.
«Люди всю жизнь живут как звери», - говорили им в Школе. – «Думаю только о том, чтобы набить живот и совокупиться, все только ради этого. Вы другие».
Еще одна ложь. Еще одна огромная ложь, потому что они – она – не другая, раз у них все вот это возможно, и не раз в год, и не под зельем.

Тамзин и Айк этого не видят – но часть тварей все же обтекает защитный круг и тех, кто все еще пытается дотянуться до людей внутри него. Тени движутся к лесу, останавливаются на его границе. Потом одно чудовище бросается на выставленные вперед ветви, рычит, за ним второе, третье… кому-то удается проломиться внутрь, другим не так везет, и вскоре это уже сражение, настоящее сражение между лесом и тварями из бездны, и когда черная кровь монстров льется на землю, она горит и дымится, становится черной и бесплодной.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0

27

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]
Она обхватывает его за шею, приподнимается, пошире раздвигая колени, прижимается - это и похоже, и не похоже на то, как у них все было вчера.
Похоже - запахами, ощущением ее тела, подрагивающего в его кулаке хвоста, мокрой влаги под хвостом, тем, как он сам хочет. Не похоже - потому что они смотрят друг на друга, потому что теперь она, а не животное в ней хочет этого, хочет его, а не любого, лишь бы был член, а у нее пришло время.
А потом она опускается, прямо на нем, опускается, и Айк чувствует каждым дюймом ее внутри, и это тоже и похоже, и не похоже на вчерашнее, и он подводит протез ей на бедра, придерживая ее на себе, помогая опуститься.
Выдыхает, когда она опускается до конца, вторя ее низкому стону, пропуская хвост в кулаке от основания и до пока ему хватает руки, и ее хвост кажется горячим, живым, отвечающим на его прикосновения так же, как все ее тело отвечает, сочась горячей влагой, дрожа в его руках, угадывая ритм, который совпадает с его сердцебиением.
Айк подхватывает ее под бедра протезом, помогая отклониться еще немного, так, чтобы она могла принять его еще глубже - ее физиология не так уж отлична от физиологии сааддатских женщин, чтобы они не смогли бы заняться этим и так, лицом к лицу, а не только как животные, несмотря на традиции ведьм.
Придерживает ее под бедра, насаживая на себя, приподнимаясь вместе с ней, заставляя скрестить ноги за собой.
Смотрит на нее, не отрываясь, продергивая хвост через кулак, поддергивая в том же ритме, в котором движется в ней, с ней, дыша все тяжелее, забывая о том, что они в крошечном круге, за котором беснуются монстры, забывая, что защита вокруг - это создание магии, которое требует внимания и контроля.
Айк не замечает, слишком сосредоточенный на них двоих, на том, как она движется на нем, на том, как он движется внутри нее, проталкиваясь сквозь сжимающие его мышцы, слишком сосредоточенный на том, как она дышит, как стонет, хватая ртом воздух, истекая соком и желанием - и он не замечает за всем этим, как по границе защитного круга усиливается голубое мерцание, искры становятся больше, ярче, заставляя чудовищ держаться подальше, злобно и разочарованно рыча и вопя, но так и не в силах преодолеть защитный барьер.
Под двумя лунами из Разлома лезут все новые и новые монстры - их когти, щупальца, клешни оставляют царапины и следы на камнях, на вытоптанной земле, жуткие вопли разносятся все дальше, и посреди пустого лагеря, все обитатели которого были убиты в прошлые ночи, все ярче сияет магический защитный круг, охраняющий ведьму и имперца.

Это куда лучше, чем было вчера, когда он не мог ни противиться, ни толком захотеть ее, по-настоящему захотеть, как мужчина может хотеть женщину, привлекательную, волнующую его женщину - все вышло грубо, прямолинейно, и хотя он до сих пор полон того сумрачного вчерашнего удовлетворения, сейчас это иначе, может быть, потому что и она хочет его как женщины хотят мужчину, а не как животное в гоне.
И эта мысль его подстегивает не меньше, чем ее движения, стоны и тто, что он может видеть ее лицо. Не меньше, чем то, как дрожит ее хвост - ее самая чувствительная часть тела, которую она от него уже не прячет, и в этом куда больше, чем в иных словах - в его кулаке, под его пальцами.
Он берет ее - не животное в гоне, а женщину, которая захотела ему отдаться, ведьму, которая захотела отдаться мужчине, и вот этим все происходящее лучше, чем было вчера.
Берет без той лихорадочной поспешности, без подстегиваний себя мыслями о том, что стоит ее отпустить, как она попытается его убить - берет не грубо, и она хочет этого не меньше, отдаваясь ему вот так, его рукам, его взгляду, подстраиваясь под этот ритм, в котором они оба двигаются, дышат.

0

28

Светильники, установленные по углам, выхватывают из темноты тяжелое золотое шитье гобеленов, отполированные до гладкости плиты их моржовой кости и серебра. Богатство, богатство которое могло бы прокормить Королевство несколько лет. А среди всего этого богатства двенадцать ведьм – высший Круг, древних ведьм, некоторые из которых помнили Виньес еще не королевством, но княжеством. Древних, могучих ведьм… но они сейчас выглядят всего лишь как стайка перепуганных старух, понятых с постелей, кутающихся в белые просторные ночные одежды. Похожие между собой – старостью, сединой, злостью… Больше всего злостью.
- Видящая сошла с ума, - резко говорит одна, та, что помоложе – от ее висков расходятся черные смоляные пряди когда-то густых волос, резко выделяясь в спутанной седине. – Наглоталась черной воды и сошла с ума. Немудрено – столько лет лежать под водой.
Две ведьмы, стоящие рядом, тут же закивали, поддерживая сестру Мораг – она имеет вес, к тому же, если вдруг скоро придется выбирать главу Ковена, и она вполне может стать следующей.
- Я не верю в чудовищ, взявшихся ниоткуда, - поддакивает она, передергивая худыми плечами.
- Я скорее поверю в чудовищ, чем в то, что ведьма совокупляется с мужчиной без зелья и Ритуала, и он до сих пор жив,- тоненько хихикает вторая, облизывая узкие губы.
- Видящая никогда не ошибается.
- Все когда-нибудь бывает в первый раз, - дерзко возражает Мораг, блестя все еще молодыми глазами на лице, сохранившем былую красоту.
- Не все. Нужно проверить… - седые головы под глубокими капюшонами согласно кивают.
Нужно проверить.
- Кроме того, есть еще Пророчество.
- Какое Пророчество? – вскидывается Мораг.
- Вы еще так молоды, сестра Мораг, - кудахчет глава Ковена, и это кудахтанье означает смех. – Слишком молоды для того, чтобы знать все… Отправьте утром отряд на разведку… Нет, не летучий. Эти хаоситки даже если что-то увидят – не поймут, тупые животные. Обычный разведывательный отряд. Поставьте во главе ведьму посообразительнее.
- Малефика Трикс подходящая кандидатура, - подсказывает одна из сестер. – Новая Младшая Сестра.
- Хаоситка?
- Да, но сильная.
- Пусть так, - кивает глава Ковена. – А то нас постоянно упрекают в том, что мы не отдаем дочерям Хаоса должное.

Чудовищам все равно, что в них не верят ведьмы Ковена. Чудовища лезут и лезут, как будто разверзлось адское чрево и выталкивает из себя все новых и новых тварей. Лезут, но теперь держатся на расстоянии от защитного круга, как будто его свет способен выжечь им глаза, отворачиваются, недовольно, злобно воют.
Тамзин так же не думает о своих прежних сестрах, она ни о чем сейчас не думает – только о том, что они с Айком делают это. О том, как у них все получается, как будто это не их первый раз. Настоящий первый раз. Он придерживает ее под бедра и металл руки кажется таким же горячим как живая кожа. Помогает ей двигаться на себе и двигается с ней, вдвигается в нее, и это очень глубоко и очень хорошо. А еще не отпускает ее хвост – потягивает, сжимает в пальцах, и уже нет даже мысли о том, что они разные – сейчас они идеально подходят друг под друга. Совпадают там, где надо.
Тамзин выгибается сильнее, ловит ртом воздух, который уже не кажется холодным, а кажется горячим, горячим, плотным, наполненным из совместным запахом, и Тамзин узнаёт его… теперь никогда не забудет.
А потом приходит это. То, чем ее наполнял Айк вчера, что давал ей раз за разом, чем кормил ее животное, делая из опасного, дикого хищника ласковую кошку. Если в Древнем языке и есть для этого слово, то Тамзин оно не известно, это не является частью жизни ведьм. Может быть, ни одна ведьма этого не переживала до нее. Но если бы нужно было подобрать слово… Может быть, взрыв? Освобождение?  Полет? Удовольствие? Или все вместе, да, наверное, все вместе…
И она задыхается, дрожит, прижавшись к Айку, пульсируя там, внутри. У нее горит лицо, горит каждый дюйм кожи, она внутри горит и потерялась бы в этом огне, наверное, расплавилась бы, как маленький кусочек металла, если бы не Айк. Его дыхание, его тело, его взгляд – это все удерживает Тамзин рядом с ним, на поверхности, и она цепляется за имперца. Стонет тихо – и в этом стоне и радость, и благодарность… и еще что-то, названия чему Тамзин тоже не знает.
Как много, оказывается, того, чему Тамзин не знает названия.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0

29

[nick]Айк[/nick][status]имперский пес[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/ec/62/4-1600576645.png[/icon]
Неторопливость, осторожная, опасливая неторопливость, с которой они начинали, еще не до конца веря - не друг другу, а себе, наверное, тому, что чувствуют и чего хотят, - что у них получится, сменяется другим: стоит им обоим ухватить этот общий ритм, стоит убедиться, что все получается, что их тела подходят друг к другу, подходят до идеальности, до этого ощущения идеальности, как они начинают двигаться быстрее.
Его искусственная, металлическая рука, ее хвост - всему этому есть свое место, своя роль: Тамзин откидывается дальше, зная, что протез, полный этой чужой искусственной силы ее удержит, не отдергивает хвост, обвивающийся вокруг живого кулака Айка, границы защитного круга мерцают в ритме ее дыхания, все ярче, освещая небольшую площадку между палатками, отгоняя монстров, как будто тем больно, неприятно даже смотреть на эту пульсацию магической защиты.
Она выгибается сильнее, давая ему войти глубже, и Айк тоже тянется к ней, наклоняется, касаясь ее шеи, груди лицом, щекой, губами, ловя ее дрожь - удерживает ее на себе так, как будто хочет стать одним целым, и она тоже цепляется за него, за плечи, за шею, и там, внизу, тоже за него цепляется, тихо стонет.
Айк тянет ее ближе, оставаясь внутри, прижимая к себе, отпуская ее хвост - касается спины, затылка, откидываясь на пятки, раздвигая колени, заставляя ее еще шире развести бедра, обхватывает за талию протезом. Двигается быстрее, не успевая выдыхать, хватает воздух, наполненный запахом ее тела, его тела, воздух с привкусом их совокупления, двигает ее по себе - и тоже находит то самое, падает в него, короткое и острое, поднявшееся в нем от ступней, от пальцев ног, упирающихся в утоптанную землю базы Сааддата, до горла, перехватывая дыхание, заставляя сжать ведьму еще крепче, вдавливая в себя, делясь с ней этой горячей, сильной разрядкой.

- Клянусь Бездной, Тамзин из Виньеса, , - говорит Айк, когда возможность говорить к нему возвращается, когда он восстанавливает способность дышать, все еще держа ведьму на себе, не отпуская, не выходя, прислушиваясь к этому чувству соединенности, теплого довольства, удовлетворенности - и нежелания ее отпускать, - без крыльев ты нравишься мне ничуть не меньше, чем с крыльями, но куда больше мне нравится то, что это ты... Здесь, со мной - ты. Та ты, которая рассказывала мне о традициях и обычаях ведьм, а не та, которая могла подняться в небо благодаря крыльям.
Он гладит ее живой рукой по спине, по плечу, не зная, было ли ей так же хорошо, как и ему - спрашивают ли о таком? Отвечают ли на такие вопросы? Может ли ведьма без крыльев получить удовольствие, даже если хочет этого?
- Это иначе? Без крыльев - для тебя это иначе? - спрашивает Айк.
Она не оттолкнула его, не заставила отпустить - но что он знает о том, как это бывает, кроме того, что она ему рассказала о ритуале, через который проходит каждая ведьма Виньеса и который запоминается неприятным, отталкивающим опытом, если не бойней, когда на ведьму не подействует зелье.
Сейчас у них не было зелья - ни вчера, когда она могла бы убить его голыми руками, выпотрошив как свежую рыбину, ни сегодня, когда с легкостью давала отпор напавшим на них чудовищам. И все же он жив - и Айк с удивлением прислушивается, различая за потрескиванием магического круга и ревом монстров тихие звуки, больше всего похожие на мурлыканье... Тихое мурлыканье довольной кошки, а ее хвост ласково обвивается вокруг его предплечья, задевая порез, щекоча кисточкой локоть.

0

30

Ей хорошо – все закончилось, а ей все еще хорошо. И не хочется, чтобы это заканчивалось. Айк как будто чувствует то же самое, а, может, и правда чувствует. Не отпускает ее, прижимает к себе сильнее, даже когда они больше не двигаются. Но даже когда они не двигаться – это все равно хорошо. Тамзин прижимается крепче к Айку, кладет голову на плечо – ей тепло, тепло и спокойно, и по всему телу разливается приятная тяжесть – как будто волна отступает, оставляя после себя вот это все. Чудесное. Самое лучшее.
Ведьма чувствует себя наполненной, целиком, не только Айком, но силой.  И это уже не совпадение, такой же наполненной, до краев, она чувствовала себя утром. Это позволило ей провести их через лес, создать защитный круг, держать его  - круг горит ярко и сильно, сильнее, чем прежде – так, что монстры держатся от него на расстоянии нескольких шагов. И это тоже не совпадение.
Но она подумает об этом позже, сейчас Тамзин как будто качается на теплых волнах, и сама удивляется, когда слышит это – она мурлычет. Наверное, она и вчера мурлыкала, но это не важно, что было вчера, важно то, что есть сегодня, сейчас. То, что есть сейчас.

- Да… и нет… - лениво отвечает она, не отстраняясь, дышит их общим запахом – и животное, которое она носит под кожей, совершенно умиротворено. Довольно. Благодарно.
- Сейчас я это я, но все же… все же во мне что-то есть от той, другой Тамзин, с крыльями. желание, наверное, и вот это… То, как хорошо. Но знаешь, это странно…
Ведьма неохотно отстраняется, чтобы взглянуть на Айка.
- Если это всегда так хорошо, почему люди не делают это постоянно? Зачем им еще что-то?
Она помнит – делать все, что хочется. И она делает все, что хочется, тянется к губам Айка, делает все то, что он делал с ее губами, ее языком, только в этом уже нет лихорадки желания. Но чистейшее удовольствие.
- Ты мне тоже нравишься, Айк из Сааддата. Не важно, есть у меня крылья, нет – ты мне нравишься.
Хвост расслаблен, льнет к предплечью Айка.
Тамзин смотрит, потом тихо смеется.
- У нас говорят – думать хвостом. Когда делаешь то, что хочется, а не то что нужно – значит, думаешь хвостом. Рядом с тобой, Айк, я думаю хвостом. Вернее, хвост думает за меня.

Ей хочется спать – но она держится. Нужно следить за кругом. Они, конечно, все же разъединяются, но что касается Тамзин – чувство отчуждения так и не приходит. Отчуждения, неловкости, отвращения. Ничего этого нет, есть друге – чувство, что она больше не одна. Что была одна, все эти годы, одна среди многих, а теперь нет. Теперь есть Айк, который знает ее имя, помнит ее имя, не забудет… и не забудет ее, вот такую. Голую, возбужденную, желающую то, чего ведьмам вроде бы не положено желать… Но какая разница? Если он захочет сделать это еще раз, они сделают это еще раз….
- Хочешь – поспи, - в который раз предлагает она Айку, ему-то необязательно дежурить на случай, если круг погаснет.
Но Айк упрямо мотает головой, и они играют в игру, которую только что придумали. Тамзин называет предмет на Древнем, Айк говорит ей, как он звучит на имперском. Они голые, вокруг ничего нет, так что Тамзин обретает специфические знания, но ей нравится.

Небо сначала светлеет – как будто густую краску размывают водой, сначала до грязной серости, потом до серой прозрачности. Звезды гаснут, Обе луны становятся все бледнее. Тамзин все чаще замолкает, вглядываясь в заполненное монстрами пространство. Честно, признаться, она ждет утра. Ждет первых лучей солнца, хотя сама не может объяснить, почему. Наверное, во всех нас сидит это, древнее – свет это хорошо, тьма это плохо. И когда первые лучи солнца пронзают утреннюю серость, случается чудо.
- Смотри, - шепчет Тамзин, схватив Айка за руку. – Смотри! Хвала Великой Матери!
Воистину хвала….
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

0


Вы здесь » Librarium » Тоталитаризм » Хвосты и крылья » Разлом


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно