Значит, все же, эти твари не бессмертны. Они боятся солнца, и немудрено, потому что солнце их убивает. Безжалостно выжигает с лица земли, и эта безжалостность отдается ликованием в сердце боевой ведьмы Виньеса. Она стоит рядом с Айком, плечом к плечу, и они вместе смотрят на то, как твари, чудовища – настоящие чудовища, из плоти и крови, превращаются в черные лужи, а те, кто порезвее, спешат вернуться в Разлом. Наверное, он и правда доходит до самой Бездны… Но это короткое ликование. Потому что завтра – понимает Тамзин – они придут снова.
Айк убегает – ведьма не сразу понимает, что он задумал, но потом кивает, увидев его карабкающимся на дозорную вышку, выходит из круга – он тут же гаснет, потеряв связь с создателем, и одевается. Одевается, глядя на лес – на стену, выставленную ведьмами Ковена на пути врага. Как ему такой враг? Справился ли? Деревья – там, куда пришелся, видимо, основной удар монстров – черные, перекрученные, как будто их нагрели до восковой мягкости и завязали в узел. Земля черная, маслянисто блестит как черное зеркало. Как те пятна, которые остались после чудовищ, когда их настигло солнце.
Лес не выдержит – вот что понимает Тамзин. Потихоньку, постепенно, от него будут отгрызать кусок за куском, прорываясь все дальше. Его превратят в такое – в черное, обугленное, мертвое. Больше, чем мертвое – оскверненное. И то сердце живого леса, истинного леса, где они с Айком нашли приют, твари тоже найдут. Найдут и уничтожат, и ведьма чувствует невыносимую боль от этой мысли, ей хочется согнуться пополам, как от удара – так это больно.
Она хочет подойтик Разлому. Хочет заглянуть в него, хочет понять, что случилось. Разлому много лет, он был всего лишь глубоким провалом в земле, защищал границу Виньеса. Если бы с ним творилось что-то странное, об этом узнали бы и ведьмы и имперцы. Орду чудовищ не спрячешь… Так что случилось?
От догадки у нее мороз по коже.
Жертвоприношение. Вот что случилось. Магический удар огромной силы – вот что случилось. Кто знает, как на него откликнулась Бездна?
Ты не можешь этого знать наверняка – говорит она себе. Просто не можешь. Может быть, это имперцы, имперские ученые в своих подземных лабораториях. Может, они что-то сделали – и не сумели удержать. Ведьмы не могли не знать о таких последствиях!
Или могли?

Айк спускается с вышки, подходит к ней – уже не похожий на того Айка, с которым она провела ночь в круге, с которым делала это – без гона, без крыльев, без ритуала. Который смел показать ей, насколько совокупление мужчины и женщины – мужчины и ведьмы – может доставлять удовольствие. Может быть это форма с ним это делает, форма напоминает Тамзин что их страны по прежнему враги, а он не только мужчина, узнавший ее так, как никто никогда не знал, но и имперский штурмовик, солдат, боевая единица. Но она все же всматривается в его лицо, пытаясь найти того – прежнего Айка, убедиться, что он все равно где-то здесь, рядом, не ушел насовсем.
Что у них – что? Будет еще одна ночь? Поняв, на что она надеется, Тамзин готова посмеяться над собой.
Вот, значит, как это работает? Тебя трахают ночью и ты только об этом теперь и думаешь? Это что, секретное оружие имперских штурмовиков?
- Нет, не знают. Думаю, что не знают. Лес защищает, видишь? Но долго он не устоит, мне тоже нужно предупредить Ковен. Старшие Сестры должны что-то сделать… наверняка есть способ! Должен быть!
Потому что, если нет… Если способа нет, то это конец. смерть и Виньесу и Сааддату.
- Попробуй предупредить своих. Тут есть машины? Летающие машины? Ты умеешь с ними управляться? А меня сможешь научить?
Идти через лес – долго, очень долго…
А еще это значит, что им надо расстаться. Ничего нового, они собирались разойтись в разные стороны еще вчера, но случилась эта ночь, и теперь Тамзин куда труднее это принять. То, что они разойдутся и больше никогда друг друга не увидят.
- В любом случае, надо убраться отсюда до наступления ночи.
И помоги Великая  Мать тем, кто окажется ночью на пути у этих тварей.
Тамзин восстанавливает в памяти карту этой части Виньеса – несколько опустевших деревень, но в них могли вернуться люди – не все успели найти убежище за стенами столицы…
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

Поначалу Тамзин думает о Виньесе, о том, чтобы добраться до столицы, до Крепости Ковена, но когда Айк объясняет, что она не сможет управлять машиной, меняет планы. Им с Айком не подлететь к городу – их уничтожат. Значит, Убежище Душ.
- Я не знаю, как быстро летают эти машины, но оно находится дальше от Разлома, чем столица. Там живут ведьмы, которые отказались от своей силы. Добровольно. Да, я думаю, мы сможем подлететь туда. Почти уверена.  Мне бы хотелось с полной уверенностью гарантировать тебе безопасность, но…
Тамзин пожимает плечами – но они оба знают, что это невозможно. Он никогда не будет в безопасности по эту сторону Разлома, она по ту сторону. Для Виньеса он враг, имперский пес, для Сааддата она ведьма, и долг любого солдата – убить ведьму. Вот только Айк ее не убил, и она его не убила, и они стали любовниками. Сегодня ночью по-настоящему.

Она наблюдает за тем, что делает Айк, для нее это так же странно, наверное, как для него смотреть на ее колдовство. Ей, наверное, никогда такому не научиться…
И тут в голову ведьме приходит мысль, от которой столь ощутимо несет Ересью, что ей хочется зажмуриться, как девчонке, и пробормотать литанию Очищения, пока яд Ереси не разъел ее душу.
Жаль – думает она – что Сааддат и Виньес не могут жить в мире, делясь друг с другом тем, что имеют. Они выжили благодаря тому, что помогали друг другу, делились всем, и доверяли друг другу. Сначала вынужденно, а теперь… Теперь это происходит само собой. Так естественно, что Тамзин кажется, что это могло бы быть не только у них. Это могло бы быть у всех.
Детские мечты – вот что это. Детские, глупые, опасные мечты, и если она не будет держать в голове, что вокруг них враги, одни враги, она поплатится за это и Айк тоже может поплатиться…

Но все оказывается не так просто – хотя машина отвечает на манипуляции Айка, как отвечает послушное животное, и Тамзин кажется, что они вот-вот взлетят, оторвутся от земли – и она ждет этого со страхом и предвкушением – оказывается, этого мало. Она не очень понимает, о чем говорит Айк, но уясняет, что из-за неполадок в нем, из-за того, что часть механизма в нем была уничтожена, машина его не слушается, и он ничего не может.
Не может поднять ее в воздух, не может сообщить своим, и Тамзин едва не говорит – пойдем со мной. Пойдем со мной к ведьмам, я позабочусь о том, чтобы тебе не причинили вреда, но закусывает губу.
Он солдат. Она его понимает – есть долг. Даже она не может отринуть этот долг, даже ее уничтоженное яйцо не может заставить ее отринуть свой долг перед Ковеном и королевством. А от Айка не требовали таких страшных жертв. Да и, к тому же, пострадают не Бог-Император или Старшие Сестры. Пострадают в первую очередь простые люди, крестьяне, фермеры, все, кто ляжет спать в своем доме, поцеловав на ночь детей, а среди ночи проснется в Бездне, среди ее тварей, и рассвета уже не будет.

- Я останусь. Если ты не сможешь разобраться с этим до темноты, тебе потребуется защита.
Ей легко дается это решение. Тамзин даже стыдно, насколько легко. Но она не может бросить Айка – раз он не в безопасности.
- Что ты собираешься сделать? Как собираешься исправить… вот это, то что ты сказал. Хочешь сделать себе новый глаз? Я могу помочь?
Она понятия не имеет – чем. Ничего не понимает в этой магии машин, но, если и так, то хотя бы будет рядом, если нужно будет защитить их обоих от чудовищ из Разлома.
В Сааддате сочтут, что это дело рук ведьм.
В Виньесе обвинят во всем имперцев.
Но война не сможет начаться, пока эти твари каждую ночь выбираются наружу. Если не найти решение, скоро вокруг разлома, по обе стороны, будет отравленная пустыня, в которой хозяйничают чудовища.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

Наверное, она первая ведьма, которая видит базу имперцев вот так близко, изнутри, да еще не как пленница. Ей, конечно, любопытно – она оглядывается по сторонам, разглядывая ряды кроватей. В Крепости тоже есть госпиталь а в Виньесе странноприимный дом с лазаретом, в мирное время там лежат бедняки, те, кто побогаче, лечатся сами, у травниц и целительниц. Монахи Единого, в которого верит беднота, тоже кое-что могут, знают самые простые травы, но в основном молятся. Но молитвы это замечательно, только вот только молитвами человека не вылечить, и в Сааддате это, как видно, хорошо понимают. И, кстати, Тамзин, сколько бы ни оглядывалась по сторонам, не увидела ни одного изображения Бога-Императора… а в Крепости изображения Великой Матери на каждом шагу – в камне, в дереве, на рисунках и барельефах. В ее комнате тоже стояла небольшая бронзовая статуэтка, возле которой она молилась – не слишком часто и не слишком усердно, прости, Богиня.

Но если госпиталь и ряды кроватей выглядят более-менее ожидаемо, то на пороге другой комнаты – со странными сиденьями, со странным запахом, с проводами, которые тянутся по полу как змеи, она замирает в нерешительности. Здесь все настолько чужое, что эта чуждость, кажется, вливается в ее легкие с каждым вдохом, вместе с воздухом. Но – напоминает себе Тамзин – она вызвалась помочь и она, наверное, сможет помочь. Должна смочь. Она ведьма при Имени и Силе, она боевая ведьма Виньеса, она не испугается сааддатских еретических машин. А кроме того, в ней так много силы после этой ночи, хотя должно бы быть наоборот, поддерживать Круг, на двоих, оказалось тяжелой задачей, но в ней и правда много силы, как и вчера утром, когда она проснулась в пещере в куче опавших черных перьев.

Айк садится, говорит ей, что нужно сделать, половина слов звучит для нее незнакомо и непривычно. Ретранслятор, шлейфы, нервы. Но основное она улавливает. Разрезать, отсоединить два чего-то там, она это увидит. Вытащить то что вытаскивается и вставить новое. Если сосредоточиться на этом, то задача выглядит более-менее понятной. Ведьма любит понятные задачи. Понятные задачи, четкие инструкции…
- Помолюсь потом Великой Матери, попрошу прощения. Я же помочь хочу, а не убивать, - пытается объяснить она Айку тонкости своих взаимоотношений с Богиней. Я сделаю. Только это будет больно, да? Давай я боль уберу? Это даже не магия, не такая магия. Приборы на нее не отреагируют. Ты просто слушай, и постарайся расслабиться, хорошо? Я не причиню тебе вреда, Айк, клянусь Богиней. Не нарочно.
Не нарочно – она все еще держит в голове тот день, когда он оказался с ней в пещере. Как так случилось, что она не убила его, не покалечила? Царапины она разглядела, трудно было не разглядеть, этой ночью они были совсем голые, совсем близко, но кроме них никаких следов того, что Айку пришлось с ней драться, чтобы спасти свою жизнь, хотя она помнит – смутно помнит борьбу, которая закончилась другим. И хвост помнит, тут же слабо дергается, прижатый к ноге, слабо дергается и теплеет от прилива крови.
Не время – говорит ему Тамзин.
Не время сейчас, как не стыдно?
Хвост виновато поджимается.

Некоторые инструменты, которые Айк приготовил для операции, выглядят привычно – некоторые, не все. Но, наверное, она обойдется теми, назначение которых ей известно. Все малефики проходят общею практику в лазарете, у некоторых просыпается настоящий дар целительства и они остаются там навсегда, надевают бело-красные одежды и, как Тамзин, отказываются есть мясо.
Ведьма начинает петь.
Эта песня похожа на ту, которую она спела зайцу, чтобы заставить его уснуть и умереть во сне, но все же другая, немного другая ритмом и словами. Она заберет боль, эта колыбельная, а под конец подарит сон, который поможет восстановить силы. Она не все слова понимает – это не Древний язык. Это тот язык, на котором когда-то говорили ведьмы. Почти забытый, почти утерянный, а на нем написаны целые книги… Только кто их сумеет прочесть?
Может, кто-то и сумел, - отстраненно думает она.
Откуда-то взялось это заклинание, которое позволило уничтожить кладки? Да не просто раздавить яйца или разбить, это означало бы только смерть плода – ей тяжело об этом думать прямо сейчас – нет. Простая смерть не даст выброса магии, не такой силы. Только мучительная, насильственная смерть ведьмы способна породить такую волну уничтожения…

Острый скальпель в ее руке рассекает зажившую кожу глазницы. Течет кровь. В другое время Тамзин попыталась бы отговорить Айка от этой операции – зачем вставлять в себя новый механизм, он же обходится без этого. Рука ладно, без нее он правда не обойдется, но этот механизм в глаз, зачем? Сейчас, к сожалению, она знает – зачем. Чтобы они могли убраться отсюда до наступления темноты.
Она промакивает кровь, не прекращая петь. Тут правда не магия, тут что-то другое, ритм мелодии, ритм слов. В живых существах все подчиняется ритму. Есть ритм для жизни, есть ритм для смерти…
Наверное, то, что она видит и есть эти два шлейфа, которые нужно отсоединить. Она делает это с помощью двух тонких пинцетов, напрягая зрение, молясь Богине о том, чтобы не допустить ошибки.
Наверное, тут есть какие-то приспособления, позволяющие работать с такими мелкими предметами, но Тамзин ни за что бы ими не воспользовалась. Она и так совершает грех…
Это выглядит как тонкие серебристые нити, едва ли много толще волоса, но они очень прочные, а еще крепко держатся друг друга, и ведьме требуется усилие – усилие и осторожность, и от этого начинают ныть плечи и пальцы, держащие ставшими скользкими инструменты. Но ей удается, и металлическое что-то, оплавленное в середине и во краям с едва слышным щелчком чуть выдвигается наверх, так, что захватить его уже не представляет особого труда. Весь в крови он падает в кювету.
Тамзин, не прекращая петь, смотрит на Айка – как? Он – как?
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

Тамзин поет, не останавливаясь. Но видит, что колыбельная действует. Ее имперец спокоен, боли нет, и это хорошо. Это правильно. Когда она что-то делает для Айка, это очень правильно, хотя почему – она не знает, не может объяснить.
Думать хвостом – вот как у ведьм это называется, напоминает себе Тамзин. Думать хвостом. Позволять хвосту решать. Но она другого и не хочет, тут они с хвостом солидарны. Особенно когда Айк касается ее бедра. Невинное прикосновение, почти случайное, но все же прикосновение. Напоминающее о других прикосновениях.
Напоминающее о ночи, которую они провели вместе.
Отчего-то она не сомневается в том, что Великая Мать ее простит. Удивительная самоуверенность – если уж на то пошло, то она систематически нарушает самую главную заповедь – убей имперца.
Ковен всегда охотно разъяснял юным малефикам, в чем состоит их долг. Чего от них ждет Великая Мать. Вдалбливал это в их юные головы, методично, изо дня в день. На утренних и вечерних воззваниях, на молитвах, во время Ритуала. Но все же Тамзин сейчас чувствует себя гораздо ближе к Богине, чем во время всех этих церемоний.
Кто знает – почему.
Потому что они связаны с Айком взаимным спасением? Потому что она е может позволить ему умереть? Потому что  их короткая история станет тем, что она пронесет через всю свою жизнь? Что скажешь, Великая Мать? Этого достаточно, чтобы ты простила?

Ей по-прежнему приходится продираться через незнакомые слова, но при этом она не может прерваться, чтобы спросить или уточнить  что-то. Айк тоже старается, старается как может, объясняя ей так, чтобы она могла понять.
Стилос – ведьма знает, что такое стилос, ищет и находит похожий предмет, к которому, правда, присоединены длинные и гибкие провода.
Нужно остановить кровь.
Она могла бы остановить кровь колдовством, даже, наверное, не прерывая песню, потому что это другая магия – ловкость пальцев, плетущих заклинание и внутреннее намерение, ментальная формула, которую она помнит наизусть. Но магия и ересь несовместимы. Механизмы Сааддата не работают, если возле них есть магическое поле. Будь иначе, Империя давно бы завоевала королевство.
Она подносит этот инструмент к кровоточащей глазнице Айка и едва не вздрагивает, когда с его кончика срывается искра – пахнет запекшейся кровью, дымом, еще чем-то химическим, но зато кровь больше не течет. Зато у Тамзин дрожат руки.  Это очень странное чувство, странное и пугающее. То, что она делает что-то не с помощью магии, а прибегая к другим силам. К каким? К силам Бога-Императора? Ну, так может, он поможет Айку? Он же ничем не предал Империю.
Только не убил ведьму.
Почистить разъем.
Ведьма проходится по глазнице пинцетом, с зажатым в нем тампоном
Промыть глазницу – повторяет она следующее действие. Промыть глазницу… чем? Айк, догадавшись о ее затруднениях, тянет руку к еще одному инструменту, висящему на крюке над креслом. Тамзин вертит его в руках, потом случайно нажимает на едва заметную выпуклость и он посылает струю жидкости с пеной.  Второй раз у нее получается лучше, и ведьма проделывает это над глазницей своего имперца. Пена растворяет запекшуюся от прижигания кровь, и розовые разводы стекают по его лицу.
Еще раз пройтись тампоном из такого белого, волокнистого материала, похожего на морскую губку, но все же это не она, легче и пахнет иначе…
Поставить новый чип…

Чип – это, видимо, новый глаз, то, что заменит Айку глаз. Это линза, только условно похожая на зрачок, и присоединенный к ней механизм – Тамзин даже думать не хочет, что там. Ее задача – поставить его на место. Всего лишь поставить на место – неужели она не справится, с такой-то мелочью?
Она ухватывает это пинцетом. Это Ересь, да, чистая Ересь. Но помочь Айку – это не ересь. Она в это верит. Может, богиня примет это во внимание, когда будет взвешивать на своих весах поступки и мысли Тамзин?
Колыбельная льется. В ней много куплетов, а когда они закончатся, Тамзин начнет с самого начла.
Тонкие серебристые волоски, чуть тоже паутинки, оживают и тянутся, когда она подносит искусственный глаз в глазницу, потом что-то происходит – тоже сродни магии, и искусственный глаз с тихим щелчком становится на место. Жужжит, мигает зеленым огнем, крутится, сначала по часовой стрелке, потом против. И, против воли, ведьма чувствует что-то вроде благоговения перед чуждой ей силой. Это действительно… действительно впечатляет.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]Непонятные вещи говорит Айк, непонятные и пугающие. Но ему виднее, тут, в имперском лагере, в этом помещении, полном странных приспособлений, ведьма – все равно что ребенок, впервые попавший в лес. Это чувство бессилия непривычно и тревожит. Если что-то пойдет не так – что она сможет сделать? Чем помочь? Воспользоваться магией – но как она сработает здесь, как отзовется в Айке? Как отреагирует на нее этот его новый глаз, поблескивающий в красной глазнице?
Тамзин продолжает петь – кивает Айку и продолжает петь, потому что колыбельную нельзя обрывать, ее нужно допеть до конца. Кивает – поняла.
Два удара.
Если сердце не забьется снова – не запустится – повторить. Подождать час, нужно время.
А если сердце не забьется совсем? Такое бывает? Так бывает?
Не думай об этом, Тамзин, просто не думай об этом сейчас, делай все, что он говорит и как он говорит и все будет хорошо.
Великая Мать, прости, что прошу тебя о таком, но пусть все будет хорошо.

Тамзин отходит к стене, к тому рычагу, на который указал Айк, спрашивает у него глазами – готов ли он – и, получив едва заметный кивок, тянет его вниз. Он идет тяжело, упрямо, требуется приложить усилие. Встает с глухим щелчком, и тут же Тамзин слышит еще один щелчок, и видит, как обмякает в кресле Айк.
Сердце остановилось – она держит это в голове. Айк не умер, это так нужно. Остановка сердца, запуск сердца, чтобы этот искусственный глаз начал работать, чтобы он смог поднять механизм в воздух, чтобы они смогли улететь – подальше от этого места. Предупредить о тварях из Бездны. Он своих – она своих. Иначе погибнут люди. Не имперцы или жители Виньеса – люди.
И, конечно, Тамзин не позволяет себе на такое надеяться, но все же мысль мелькает – может быть эта, новая опасность, сотворит чудо? Заставит объединить силы? Прекратить войну?
Второй сухой щелчок, больше похожий на треск, заставляет дернуться тело Айка, как будто он кукла, которую вдруг дернули за веревочки. Рычаг с тихим гудением поднимается вверх и становится на место.
А ведьма допевает колыбельную.

Тамзин кидается к Айку, трогает, ищет пульс – на шее, прижимает ладонь к ребрам. У нее так сильно бьется сердце, что поначалу ей кажется, что у него пульса нет. Старается даже дышать тише, чтобы не пропустить эти удары, напоминает себе, что даже если нет – ничего страшного, так бывает, ей нужно опустить рычаг еще раз. Но потом выдыхает, тихо смеется, сама пугается этого смеха – потому что это такое облегчение, такое облегчение! Он жив.
Нужно подождать час, он должен поспать, что это – то, что теперь у него в голове – заработало. Поспать, чтобы отдохнуть – эта ночь была для них долгой.
Необыкновенной.
Страшной, но все же – необыкновенной.
Ведьма нащупывает крепления, дергает, потом догадывается покрутить – получается, обруч не так прочно сидит на голове, его можно стянуть, тот повисает на гибком выгнутом пруте. Устраивает Айка в кресле поудобнее. Трогает лоб – влажный, холодный. Тут прохладно, солнца нет – вдруг ему холодно?
Тамзин забирается в кресло, расстегивает куртку, прижимается к своему имперцу. Хвост в штанах недовольно дергается, просит выпустить его наружу, но не время сейчас, не время.

От Айка пахнет чужим, искусственным, немного кровью – но через все это – им. Тамзин уже знает этот запах. Греет Айка, пригревается сама – и, сама не замечает, как начинает тихонько мурлыкать.

Тамзин не спит – чутко дремлет, устроившись на Айке, сторожевой сон, вот как это называют ведьмы. Сторожевой сон, когда тело неподвижно и расслаблено, но сознание чутко реагирует на все, на любой шорох, на любое движение. Это позволяет экономить силы, ведьмы умеют переходить от полнейшей неподвижности к активности за долю мгновения.
Так что, когда Айк приходит в себя, Тамзин понимает сразу, ей даже глаз открывать не нужно, она и не открывает, позволяя себе еще немного этого бездействия. Ей тепло и хорошо вот так, прижавшись к нему, и его запах ее обволакивает, защищает от чужого, неприятного запаха этого места. Ее имперец тоже не торопиться ее с себя ссадить, шевелится, разминает ноги и руки, придерживая ее на себе. Немыслимая картина по меркам Ковена и Сааддата. В чудовищ из Бездны поверят быстрее, чем в то, что имперский штурмовик и боевая ведьма Виньеса могут стать союзниками. Любовниками. Помогать друг другу, а не убивать…

Она дергается на жужжание. Какой-то из механизмов, наполняющих эту комнату, оживает – а от этих творений Бога-Императора Тамзин добра не ждет. Механизм летает медленно, она может до него добраться, прыгнуть, сбить на землю, а потом один магический удар, даже не самый сильный, выведет его из строя, оплавит его металлическое нутро…  Но Айк держит ее, гладит по спине – и Тамзин, недовольно фыркнув, замирает рядом. Она не верит механизмам Сааддата, но своему имперцу верит. Если он уверен, что опасности нет, то и ладно, но хвост все равно недоволен – с этой штукой можно было бы поиграть. Побегать за ней и поиграть, и Тамзин недовольно фыркает еще раз – на этот раз на себя. Откуда такие странные желания, как будто она все еще в поре?
Глупая машина – называет этот механизм Айк. Глупая машина, которая ничего не знает о ведьмах – и ведьма довольно улыбается. Это хорошо. Хорошо, что машины Императора ничего о них не знают.  Сами ведьмы тоже мало что о себе знают, кроме самых старых Старших Сестер, вроде сестры Антонии, ее прежней наставницы.  Но те молчат – а молодые ведьмы, да и не слишком молодые, те, которым по две-три сотни лет, не думают об этом. Какая разница, откуда они пришли? У них власть, у них богатство, у них сила… Ни один король не сядет на трон Виньеса, если ведьмы будут против его кандидатуры. Они играют советниками, герцогами, королями как фигурками на шахматной доске, и наслаждаются страхом и неприязнью, которую сеют вокруг.
А Тамзин хотела бы знать…
По правде сказать, прямо сейчас она хотела бы и еще кое-чего, того, что у них было ночью. Но, наверное, нельзя, да? Нельзя так часто? Айк говорил о том, что мужчины и женщины Сааддата делают это когда хотят, но не могут же они этим заниматься постоянно. Им бы воевать было некогда, занимайся они этим постоянно.
Но хвосту все равно, хвост наливается кровью и пульсирует, посылая горячие сигналы по позвоночнику, только от того, что Айк ее гладит, а она все еще прижимается к нему голой грудью, и, может быть, можно…
Тамзин строго одергивает и себя, и хвост. Нельзя.

- Больше часа, но несильно больше. Было тихо, никого не было. Ни ведьм, ни твоих…
Тамзин все же неохотно отстраняется от Айка, смотрит ему в лицо, осторожно трогает бровь, висок рядом с пустой глазницей, в которой матово поблескивает чужое. Чужое, металлическое. Но чужим для нее это его не делает. У нее хвост, иногда крылья. У него металлическая рука и странный железный глаз.
- Болит? Как ты себя чувствуешь?
Все прошло нормально – говорит Айк, но Тамзин все равно тревожится, не за металлический глаз, который, похоже, успешно встал на место, за Айка. Помнит, что была минута, когда его сердце не билось.
На ее движение опять реагирует эта машина с противным неживым голосом, опять что-то верещит на имперском, и Тамзин, сползая с колен Айка, примеривается, подпрыгивает верх, сбивая на землю этот механизм и придавливает ладонью. Он дергается, как большая мышь или птица, дергается, как живой.
- Можно я его сломаю? – кровожадно спрашивает Тамзин, глядя на Айка через плечо.[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

- Она плохо пахнет. Чужим.
Тамзин дергает плечом, смотрит на механизм, который дергается под ее ладонью, как большой блестящий жук.
В Крепости ведьмы играют в мяч, это жестокая игра, иногда с поля уносят, а если уходишь на двоих, то в синяках. Но такая игрушка ей больше бы понравилась. Летающая игрушка, за которой можно прыгать и ловить. Но это не игрушка, это механизм – чужой. Еще она машина Бога-Императора.
-Чем меньше машин, тем лучше…
Тем лучше для ведьм. Потому что каждая машина – это зло для Виньеса.
Чем меньше ведьм – тем лучше, потому что каждая ведьма это зло для Сааддата.
Айк говорит, что машина лечит, что она не нападает, а лечит – Тамзин неохотно убирает руку и машина, как большой металлический жук, уползает под кресло.
- Ладно. Я не буду ломать эту машину, - Тамзин поднимается, вытирает ладони о штаны. – Извини. Просто… Машины – это враги. Нас так учат. Орудие Бога-Императора. Машины в первую очередь, а потом люди. Мне трудно вот так сразу начать думать иначе.
Она застегивает куртку.
- Ты определенно жив. Тут есть какая-нибудь еда, чтобы ты мог поесть?
Ей трудно так сразу думать иначе, но она научится, потому что эти механизмы – часть жизни Айка, часть самого Айка. А сейчас ей почему-то кажется, что они с Айком часть друг друга. Хотя, конечно, так не бывает.

Они возвращаются в топтер. На этот раз он узнает Айка, или узнает те цифры, которые он вводит, Тамзин не слишком хорошо понимает, как здесь все устроено. Она не торопится сесть в кресло рядом с Айком, чтобы показывать ему направление – с воздуха это сложнее, путь к Убежищу они проделывали по земле, пешком, используя магию только в самом крайнем случае. Ее что-то тревожит. Что-то дергает, как колючка под кожей.
Хвостом чует – так говорят.
Хвостом ведьма чует.
- Айк… Айк, нам надо поторопиться.
Великая Мать ей свидетель, она не знает, почему, но своему чутью Тамзин верит.
Топтер гудит, поднимается в воздух, Тамзин пробирается к креслу рядом с Айком, цепляясь за какие-то ремни и поручни, садится рядом, чувствуя, что ее буквально трясет от того, что она находится даже не рядом с механизмом, с огромной машиной, способной взлететь на воздух благодаря силе еретического бога-императора, в внутри нее. В самом ее чреве.
Все равно, что сойти в Бездну – думает она. Как можно в этом жить? Как можно жить рядом с этим, пускать это в себя?
Ведьма вцепляется в подлокотники кресла, запрещая себе жмурится, запрещая себе смотреть на Айка, чтобы он не увидел, как ей страшно…

А когда топтер разворачивается носом к лесу,  они видят, как он, зеленый в центре и обугленный по краям, расступается, широко расступается, выпуская из себя отряд ведьм. Они верхом на огромных вельмерах, каждый из которых сам по себе – оружие. Гора мышц, покрытых палевой шкурой в черных пятнах, с двумя рядами острейших зубов в мощной челюсти.
Им конец – понимает Тамзин.
- Открой дверь этой штуки, - в машине шумно, ей приходится кричать. – Открой, чтобы я могла высунуться. Я попробую…
Она не знает, что. Но что-нибудь. Что-нибудь, что-то, что не даст их запечь в этой металлической махине как угрей в жаровне.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

Если бы у Тамзин было время – она бы рассказала Айку, что так просто вельмеров не убить, даже сааддатским оружием. Что их природная броня очень крепка, а на теле есть всего лишь пара уязвимых мест. Но она не думала, что они столкнутся с этими существами. Для боя их не используют – берегут. Используют для дальних переездов, экспедиций, потому что они могут не только везти на себе ведьму, и двух, если понадобится, но и кладь. А еще отлично плавают и перебираются через болота. И если на земле они медлительны и неповоротливы, то в воздухе чувствуют себя свободно.
Вельмеры не из этих земель – ведьмы привели их с собой, они из их мира, где бы он ни был, за морем или на далеких северных островах, ныне ушедших на дно. Может быть, поэтому ведьмы так заботятся о них, может быть поэтому ведьме так легко управляться с вельмером. Он не будет слушаться людей, но ведьмы для них вроде матерей. И тем тяжелее Тамзин сделать то, что она собирается сделать…
- Я не могу колдовать внутри этой машины, Айк, мне нужно, чтобы ты открыл дверь, или как это называется… не важно. Открыл и держался так, чтобы как можно больше вельмеров оказалось у тебя за спиной. Я попробую… Попробую заставить их отстать.
Айк соглашается, после короткого раздумья, но не споря – и Тамзин, пока пробирается со своего места к открытому шлюзу, запомнить бы и это слово, думает, что они вдвоем – хорошая команда. Имперский штурмовик и виньесская ведьма.
Отличная – раз все еще живы.

Ей не нравится то, что она собирается сделать – не нравится выступать против своих же. Надеется, что, может, не придется… Но надежды мало. Ведьмы видят машину, ведьмы атакуют машину. Она сама была такой несколько дней назад и ее бы ничто не остановило.
- Слева тросы, - кричит ей Айк, - держись, чтобы не улететь, ведьма.
Тамзин обвязывает себя тросом за пояс. Подходит к самому краю. Под ногами лес, позади Разлом, в воздухе ведьмы, и одну из них, на самом крупном вельмере, ведьма узнает.
Трикс.
Хаоситка Трикс.
Трикс ее тоже узнает.
- Тамзин! – кричит она, радостно скалится, ветер поднимает пряди ее волос, клубок черных змей, черное облако вокруг головы ведьмы. – Тамзин-предательница! Я убью тебя!
Тамзин не слышит – не слышит, но понимает. Как понимает и то, что переговоров не будет. В нее летит огненный шар. Тамзин ставит щит. Ловит взгляд вельмера – у него желтые глаза, узкий вертикальный зрачок, похожий на глаз змеи и маленький мозг. В котором отпечатано, что ведьма – друг, мать, ведьме нужно подчиняться, делать то, что она приказывает.
Трикс приказывает ему лететь и извергать огонь, охотится на эту машину, но Трикс хаоситка, они слабы в мысленном контроле, а вот некромантки отдают этому много сил. Тамзин перехватывает контроль над маленьким мозгом зверя, это сложно на расстоянии, но вельмеры выдрессированы на подчинение ведьмам, много веков рядом с ведьмами, так что у нее получается.

Она приказывает ему повернуть и лететь обратно, лететь прямо на других вельмеров, сбивая их, тараня. От удара пара ведьм вылетает из седла, в воздухе начинается паника, вельмер кидается то на одного, то на другого своего собрата, кусает, бьет крыльями. Ведьма держит над ним контроль, пока может, но топтер быстро удаляется, и нить разрывается…
Тамзин возвращается, отвязав трос – возвращается мрачная.
- Они хорошие. Вельмеры хорошие. Добрые, доверчивые. Великая Мать, надеюсь, я их не сильно покалечила… все равно, что ребенка обидеть. Я думала, удастся как-то иначе, но там была Трикс, хаоситка, она за главную. Она не разговаривает. Она сразу убивает.
Трикс… хаоситка с именем. Выжившая после осады.
Хаоситка, назвавшая ее предательницей.
Значит ли это все, что в Ковене уже известно о ее отступничестве? Скорее всего – да. Скорее всего – так и есть.
Значит, на нее начнется охота…
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

Вопрос Айка ставит Тамзин в тупик – разговаривают ли другие ведьмы, или все они как Трикс.  Конечно, конечно, - хочется ответить ей, но так ли это? Или ей просто тяжела мысль, что кто-то может причинить вред Айку, имперцу Айку, и от этого она готова обмануться и обмануть его?
Их с детства воспитывают в ненависти к Сааддату, и ненависть эта не беспочвенна. Но одно дело ненависть к Империи, и совсем другое – ненависть к людям, к живым людям. Имперцы похожи на виньесцев, это ведьмы ни на кого не похожи. Ведьмы – и Бог-Император.
- Те, к кому мы летим – разговаривают, - наконец отвечает Тамзин. – Они другие. Ты увидишь.
Он будет первым имперцем, который увидит Убежище Душ, скорее всего, единственным. Но, может быть, это станет еще одной ступенькой к пониманию? К пониманию Виньеса. Им легко понимать друг друга, наверное, это как-то связано с тем, что между ними произошло, легко Тамзин и Айку. Но не боевой ведьме и имперскому штурмовику.
Странно, думает Тамзин. Она всю жизнь так себя и осознавала – как боевую ведьму при Имени и Силе, как некромантку. Как часть Ковена, сначала она была очень малой частью, но время шло и ее положение менялось… А сейчас, оказывается, она еще что-то – кроме этого. У нее нет определения, нет названия, но она ощущает в себе эти перемены и они связаны с Айком.[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

- Летим до излучины  реки, затем вдоль нее, я буду высматривать переправу. Когда я провождала сестру Антонию, мы шли пешком. Это было нелегко.
Нелегко, и, чтобы не сбиться с пути, она часто прибегала к другому зрению, высматривая дорогу глазами птиц, возможно, это сейчас им поможет. Они как будто внутри большой птицы. Изрядно потрепанной птицы – воздух внутри остывает, но медленно, на стекле паутина трещин, и Тамзин кажется, что она чувствует, механическое сердце этой птицы работает натужно и с перебоями. Будь эта машина живым существом, Тамзин попыталась бы помочь, смогла бы помочь, но магия и механизмы не совместимы…
А потом на них обрушивается беда. Одна из ведьм ускользнула из устроенного Тамзин хаоса – не Трикс, у этой веснушчатое лицо и рыжие волосы, лицо кажется знакомым, но имени ее Тамзин не помнит, а значит, его нет…
И они падают, падают – Великой Матери надоело бесконечно спасать свою строптивую дочь, вот о чем успевает подумать Тамзин и ждет страшного удара, который, наверное, станет последним, она цепляется за края кресла, зажмуривает глаза… но последнего страшного удара не следует, продравшись через ветви деревьев они оказываются на земле.
Живые.
Оглушенные, но живые.
Что это, если не милость Великой Матери?

- Да, да… Надо торопиться.
Потому что ведьма на вельмере спустится добить их. Добить, а не разговаривать, и она собирается сделать то же самое. Сначала бить, потом говорить.
Они выбираются наружу. У Тамзин все еще гудит голова, наверное, от резкого падения, но она твердо стоит на ногах, особенно, если держится за дерево. У него содрана кора, мутный белый сок пахнет остро и свежо, клейко пристает к ладони ведьмы.
- Я сама, ладно? Попробую все сделать… чтобы никто не погиб.
Этого, по сути, она и хочет – чтобы больше никто не погиб. Ни с той, ни с другой стороны.
Они стоят под сенью деревьев – сразу их не заметить, хотя место падения топтера, конечно, трудно не заметить, и Тамзин сначала чувствует приближение вельмера, потом слышит, как гудит ветер в огромных крыльях.
И, когда он приземляется на поляне, Тамзин бьет оглушающим заклинанием.. Вельмер, менее чувствительный к боевой магии, трясет уродливой головой, а ведьма уже наугад посылает огненный шар, который уходит левее и ударяется в соседнее дерево. Оно начинает гореть. Тамзин отвечает – это выходит само, инстинктивно, вот только тренировали ее против имперцев, а не против своих же сестер. Ведьма сползает с вельмера, зажимая рану в боку.

- Хороший мальчик, - негромко говорит Тамзин, осторожно приближаясь к вольеру.
Это крупный самец с желтой полосой вдоль гребня. Он раздувает огромные ноздри – но инстинкты говорят ящеру, что перед ним ведьма – та, кто имеет право приказывать.
Ведьма тяжело дышит сквозь зубы, смотрит с ненавистью, но досталось оглушающим, потом еще это… Она безвольно оседает на землю, прижимается щекой к траве, настоящей траве, не изуродованной магией и ненавистью.
- Ей помогут в Убежище…  Айк, ша-арди, подойди, только медленно, хорошо? Медленно.
Проходит мгновение и приходит осознание – и Тамзин смущена, прячет смущение, почесывая морщинистую шею ящера.
Ша-арди.
Тот-с-кем-я-хожу-вместе. Пара. Так ведьмы называют свою пару. У Тамзин пары никогда не было, но, наверное, это ближе всего к тому, что у них с Айком… Или нет?
- Мы полетим на этом мальчике, да, золотой мой? Ты будешь хорошим мальчиком? Ты нас отвезешь в Убежище? Там есть озеро, а в озере для тебя много вкусной рыбы.
Ящер фыркает, выпускает из ноздрей пар, дружелюбно бьет по земле хвостом, оставляя глубокие рытвины.
- Садись в седло, - подсказывает Тамзин Айку. – Я привяжу тебя и ведьму к себе заклинанием, мы не упадем. Но на всякий случай держись за меня покрепче.

Слишком большой риск – тут же понимает Тамзин, все же она не просто какая-то травница, она боевая ведьма Виньеса. Была ею. Ее учили оценивать риски, учили рассчитывать последствия, Бездна… ее учили убивать. И выживать.
Оставаться здесь Айку, одному, это слишком большой риск. Если он не успеет починить свое летающее чудовище до темноты, то рискует встретиться лицом к лицу с тварями из Бездны. Кто знает, как далеко они зайдут на этот раз? А если нет, то ведьмы ищут их, прямо сейчас, ищут, чтобы убить. Хотя, есть участь хуже, чем смерть. Для имперцев – подвал некроманта, где их тело будут заставлять подняться снова и снова, и душа не уйдет в Бездну, будет мучиться и страдать. Для ведьмы – лаборатории Империи.
- Я тебя одного не оставлю.
Кажется, она уже это говорила. Может быть, не один раз. Возможно, скажет это снова завтра, или через несколько часов – кто знает? Только Великая Мать ведает будущее. Они обязаны друг другу взаимным спасением, и, наверное это похоже на игру в «кошки и шакалы», чем опытнее игроки, тем дольше тянется партия. Это не игра, конечно, но она все никак не может остановиться – или его остановить. Они помогают друг другу снова и снова, как будто фишки, дошедшие до конца поля и возвращающиеся на начало.
- Айк, пожалуйста. Я сумею тебя защитить. Мы долетим до Убежища, расскажем обо всем, узнаем, есть ли у сестер что-то, что может нам помочь, а потом мы улетим к границам Империи. Вельмеры очень быстрые. С помощью заклинания я сделаю его очень быстрым, почти как твои летающие машины. Айк, я не могу тебя оставить. Не раньше, чем увижу, как ты идешь к своим, живой и здоровый. Пожалуйста.
Им все равно придется расстаться. Уже скоро. Но расставание расставанию рознь. Она будет знать, что Айк жив, у своих – хотя бы у своих. Хотя бы это она может для него сделать?
В Империи будет один имперец, который не будет ненавидеть ведьм. Хотя бы одну-единственную ведьму. Тамзин думает, что это много. Очень много.
Тамзин думает, что, может быть, ради этого все? Ради этого Великая Мать свела их и не дала убить.
- Оставаться здесь опасно. Со мной ты будешь в безопасности. Мы найдем ответы и ты вернешься к своим. Или хотя бы будем знать, что на этой стороне Разлома ответов нет.

Ведьма корчится, истекая кровью – Тамзин наклоняется над ней, плетет заклинание, погружая в сон и останавливая кровь. Ведьма всхлипывает, бормочет проклятия, которые обрываются на полуслове. Это трата сил, но если можно что-то сделать, Тамзин делает, тем более, что она на удивление полна. Великая Мать щедра к ней. Ненависти к своим сестрам Тамзин не испытывает, даже к хаоситкам, даже к Трикс, обещавшей ей смерть. Просто у них теперь разные пути.
Другое дело, что Ковен может не захотеть отпустить некромантку Тамзин, сестру при Имени и Силе идти своим путем.
Вельмер раскрывает зубастую пасть, блаженно вздыхает, крутить тяжелым задом, как игривый кот. Тамзин чешет его шею.
Странно думать, что вельмеры так же не принадлежат этому миру, как и ведьмы. Может быть, они тоскуют по тому месту, откуда они пришли? Может быть, можно туда вернуться? Только куда…
Если бы Тамзин стала Старшей Сестрой – а она бы стала Старшей Сестрой, если бы не погибла в очередной битве, для нее открылись бы тайные кладовые архива. Если бы Тамзин вошла в Круг (лет через сто, не раньше), она бы получила доступ в святая-святых, к самым секретным документам Ковена. Может быть, там она бы нашла ответы. Но вот только никто из ведьм, достигших этой вершины, не торопился объявлять об их Исходе з этого мира на родину. Наоборот, ведьмы делают все, чтобы еще крепче врасти корнями в этот мир.
Воюют, интригуют, колдуют.
Разрывают этот мир на части, вместе с Империей.

- Айк?
Тамзин протягивает руку, пробует улыбнуться.
Если она чужая здесь, в этом мире, то и Айку она должна быть чужой, так?
- Пожалуйста. Давай и это сделаем вместе.
[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]

- Ну что ты, что ты…
Тамзин обхватывает ладонями морду ящера, смотрит ему в глаза – его разум примитивен и открыт перед ней, как книга. Вельмер много раз служил ведьмам, привык подчиняться, но Айк для него чужой, и зверю не нравится, как он пахнет – чужим, не-живым.[nick]Тамзин[/nick][status]Предательница[/status][icon]http://c.radikal.ru/c29/2009/c1/fc651bebebe6.jpg[/icon]
- Айк друг. Хороший. Свой. Не надо бояться. Я рядом.
Добавляет немного Силы к словам, чтобы успокоить, чтобы заставить доверять, и, когда вельмер перестает бить хвостом, чешет его между глаз.
- Хороший мальчик… Не сбросит, все хорошо будет. Я ему сказала, что ты свой.
Почему слушается – спрашивает Айк, но что она может ответить? Магия сложна, но, одновременно, проста. Но объяснить принцип ее работы, да еще имперцу – Тамзин не уверена, что ей такая задача по силам. Наверное, захоти Айк объяснить ей принцип работы своей металлической руки, он бы тоже оказался в затруднении.
- Я могу с ним говорить, и он меня понимает. Я его чувствую, а он чувствует меня, знает, что я его друг, понимаешь?

Но, наверное, не только в этом дело. Да, ведьмы могут проникнуть в разум любого живого существа, а самые сильные даже в разум человека. Могут смотреть чужими глазами, слышать чужие мысли и ничем не выдавать своего присутствия – или же наоборот, полностью подавить волю. Но вельмеры, если верить смутным, обрывочным слухам, которые ходили среди старших сестер, пришли на эту землю вместе с ведьмами, пришли из какой-то иной земли, или иного мира, и именно поэтому между ними такая тесная связь. Именно поэтому вельмеры так непохожи на других животных. Эти слухи – обрывки старых легенд или же просто чья-то фантазия, уцепившаяся грязной паутиной домыслов за стропы веков – привели Тамзин в ужас. Да, ведьмы иные, Тамзин привыкла жить с мыслью об этой инаковости, гордиться ею. Но оказаться чужой, чужеродной не просто горстке простых людей, а всему этому миру… Это принять было трудно.

Она забирается в седло, приподнимается, подавая руку Айку.
- Все будет хорошо, - снова обещает она ему.
Что Айк сказал бы, поведай она ему эту легенду о вельмерах и ведьмах? Или ничего бы не сказал, но подумал, что раз так, то война Империи справедлива, потому что это война не против соседнего королевства, это война против ведьм.
Седло рассчитано на двоих, ведьмы иногда летают парами, одна управляет ящером, другая плетет заклинания, но им все равно приходится постараться, чтобы разместиться, а потом Тамзин привязывает Айка к себе заклинанием, чтобы не дать ему упасть. Он бы, конечно, предпочел что-нибудь вроде троса, но трос может оборваться, а заклинание – нет. Только если ее убьют прямо в воздухе, но это не так-то просто.

Вельмер взлетает неуклюже, подпрыгивает, хлопает крыльями,  и они каким-то чудом поднимают эту неповоротливую тушу в воздух, а воздух это его дом, его стихия, и он уверенно набирает высоту, высоту и скорость, поднимаясь над вершинами деревьев, и вот уже лес расстилается под их ногами, как зеленый ковер.
- Посмотри, - кричит Тамзин Айку. – Посмотри, как красиво.
И это тоже хочет она ему показать. Как красив этот мир, как много в нем… всего.
Иногда Старшим Сестрам удавалось продержаться в сознании птиц достаточно долго, чтобы взглянуть своими глазами на земли Империи. Увиденное их ужасало – машины, машины, машины, перерабатывающие каждый клочок земли, отравляющие воздух и воду. Разве можно жить среди машин? Конечно, если нет выбора, но, может быть, Айк поймет, что выбор у него есть? Что можно остаться здесь. Не солдатом, не имперцем – человеком. Остаться, может быть, с ней – кто знает…
- Иииихаааа, - кричит Тамзин, обмотав поводья вокруг луки седла, привстает на стременах, раскидывая руки в стороны. Ветер бьет в лицо, она улыбается, забыв в это мгновение обо всем, обо всем плохом. О войне, о тварях из Разлома, о том, что она теперь Тамзин-предательница. Остается только чистая радость полета.
Вельмер, чувствительный к настроению всадницы, решает поиграть, и ныряет вниз…