Юлия неприятно удивлена. Сочетание фактов не слишком приятное и сулит, в перспективе, лишние вопросы. Разумеется, они разберутся. Юлия Янссен уверена, что нет таких вопросов, с которыми бы они не смогли здесь, в Центре, разобраться – с их-то ресурсами и возможностями, но проблемы им не нужны. И тем людям, которые финансируют их разработки и с нетерпением ждут результатов, тоже не нужны проблемы.
- Полагаю, наши коллеги из медицинского блока сделают все возможное, что Трэвис смог ответить на этот вопрос, Йохим, - сдержано говорит она, придерживая неугомонного Хамбро за плечо.
Медик, Якоб Линней, слышит ее замечание, поворачивается, смотрит неприязненно. Некоторые люди, знает Юлия, склонны видеть сарказм там, где он не предполагался. У Линнея с этим проблемы, это она уже поняла. Как будто тут, в Центре, нечем заняться, только искать возможность его задеть. Как будто все только и мечтают его задеть.
- Я вообще не понимаю, почему он еще жив, - резко отвечает Линней, опять смотрит на Юлию, как будто она лично виновата в том, что Трэвис Ульве еще дышит.
Тадеуш Войцек, чех, второй медик, больше настроен на взаимодействие, и Юлия это ценит.
- У него сильное обморожение, но, возможно, это его и спасло, кровопотеря не стала критической. Что ж, мы забираем этого господина в медицинское крыло. Медведя оставляем вам.
Подмигивает Юлии – они иногда пересекаются в столовой, когда графики совпадают, и Янссен думает, что ему нравится. Ей бы быть уверенной, а потом уже принимать решение, приглашать Тадеуша к себе, или не приглашать.
- Поместите его в карантин? – это Йохим, как всегда не вовремя.
- Зачем? – удивляется Войцек.
Юлия испытывает нечастое для себя желание пнуть Хамбро как следует, но тот и сам понимает, что облажался.
- Бешенство, - предпринимает он попытку выкрутиться. – Нужно предусмотреть все варианты.
- Разберемся, - мрачно роняет Линней – он уже переложил Трэвиса на медицинские носилки.- Давай, Войцек, понесли, хватит языком трепать.

- Ну извини, - разводит руками Хамбро, но виновато поглядывает почему-то именно на Ларссона.
Юлия не удивлена, когда Хенрик Ларссон смотрит на тебя, просто смотрит, даже ничего не говорит, возникает желание извиниться, просто на всякий случай и просто за все, потому что наверняка ты где-то допустил оплошность. Ты еще не знаешь, где именно допустил оплошность, а он знает.
Она – уверена Юлия, нигде оплошность не допустила, ни как специалист, ни как руководитель. Контрольному образцу был поставлен трекер и он был выпущен обратно, в естественную среду обитания. Когда стало ясно, что с образцом что-то случилось, были организованы поиски. Все остальное, она уверена, чистой воды совпадение, и всему найдется объяснение. Трэвис Улве мог отложить вылет, остаться у кого-нибудь из своих приятелей в Лонгйире, пить местный самогон и вспоминать старые добрые деньки. Это два дела, в котором Улве действительно был хорош – пить и трепаться. Мог, напившись, заблудиться, особенно в метель. Мог наткнуться на медведя в пещере – или медведь на него наткнулся. Все, конец истории, никакой интриги.

- Полагаю, у вас не будет возражений, если я заберу образец для вскрытия? – интересуется она у Ларссона.
Из чистой вежливости интересуется, потому что это ее обязанность – забрать, вскрыть, провести тесты, написать отчет. А его, если уж на то пошло, заняться случившимся. Пусть каждый делает свою работу, и мир станет гораздо более приятным местом, так считает фру Янссен, исповедуя философию, которую ей передали ее норвежские предки, стойко переносившие и холод, и шторм, и все жизненные неурядицы. Юлия всеми силами старается соответствовать. Соответствовать куда проще, когда Хенрика Ларссона нет поблизости. Неприязнь отвлекает. Любые чувства отвлекают, но неприязнь - особенно.
Йохан, которому трудно стоять неподвижно дольше минуты, начинает ходить вокруг медведя, заглядывает в оскаленную пасть. Трогает клык пальцем в хирургической перчатке.
- Мне нужны образцы внутренних тканей и содержимого желудка.
- Думаешь, он съел что-то не то?
Шутки во время рабочего процесса Юлии не нравятся, но еще больше ей не нравится, как Ларссон смотрит на Хамбро - как на идиота. На нее он смотрит как на пустое место, на него - как на идиота, как же это невероятно раздражает. Сделать бы  что-нибудь, чтобы стереть вот это выражение усталого, надменного равнодушия с его лица.
Ударить.
Трахнуть.
Ударить, а потом трахнуть, прямо тут, в холодном ангаре, на туше белого медведя.
Юлия вздрагивает, осознав, какие мысли только что пришли ей в голову. Что за бред, как она вообще могла о таком подумать. Ей не нужен секс и тем более, ей не нужен секс с Хенриком Ларссоном. Он последний мужчина на Шпицбергене, с которым она согласилась бы лечь.

[nick]Юлия Янссен[/nick][status]вирусолог, начальник лаборатории[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/3/201137.jpg[/icon]

- Я понимаю, мы все взвинчены, но давайте придерживаться рамок рабочей этики.
Юлии кажется, что это говорит не она. Что эти правильные слова, сказанные правильным тоном озвучены каким-то автоматом, потому что думает она о другом, и ей с каждой секундой все труднее сосредоточиться на своих непосредственных обязанностях. Она думает о том, что с большим удовольствием выставила бы Ларссона вон и запретила появляться в Центре. Что он переходит все границы. Это уже не просто его обычная грубость – это та грубость, которая влечет за собой дисциплинарное взыскание и выговор. Думает, что кто-то должен поставить его на место, почему во всем центре нет человека, который поставил бы его на место? Если он засунет в нее свой хер, поместится ли он в ней целиком?
- Юлия? – это Йохим Хамбро. – Ты в прядке? Я говорю, поместится ли эта туша целиком в лабораторию.
- Поместится, ее с таким расчетом и делали… Отвечаю на ваш вопрос, хер Ларссон. Этот медведь очень ценен. Он единственный самец своего вида, учувствовавший в эксперименте «Зевс». В случае удачи, эксперимент должен был помочь нам повысить популяцию белых медведей. Не только на Шпицбергене.
- И это все еще не ваше дело, - Йохим кажется взвинченным, взвинченным и агрессивным и это на него не похоже.

Медведя заносят в лабораторию, кладут на огромный металлический стол.
- Если вы хотите присутствовать, хер Ларссон, то переоденьтесь в защитный костюм. Йохан, напиши Ичиро и Эми еще раз, они задерживаются.
Они трахаются – приходит ей в голову непрошенная и неуместная мысль.
Они в сауне, голые, скользкие от пота, трахаются.
Какая глупость – Юлия нервно дергает свитер через голову. Почему она думает о таких глупостях? Недостаток секса? Но она из тех женщин, которым секс, практически, не нужен. Но последние четверть часа она думает о сексе чаще, чем за все время, проведенное на Шпицбергене. И даже не о сексе, нет. О трахе. Грубом, животном трахе. И представляет себя именно с Ларссоном – ни с Йохимом, который довольно мил, и даже не с Ичиро, который действительно красив и, пожалуй, нравится ей. Мужчин в Центре хватает, мужчин в Лонгйире хватает, так что с ней сегодня? Сбой гормонального цикла?

- Мы искусственно повысили его фертильность. Для самок белых медведей характерна индуцированная овуляция, это значит, что они должны спариваться по многу раз в течение нескольких дней. Этот экземпляр должен был стать чемпионом…
Йохим, не смотря на то, что был против присутствия Ларссона на вскрытии и его вмешательства во внутреннюю кухню Центра, теперь болтает без умолку. А еще подглядывает за ней – Юлия это замечает, облизывает губы, когда она стягивает джинсы, чтобы переодеться в одноразовый лабораторный костюм. И это тоже странно, тут, в Центре, нет женских и мужских раздевалок и даже нет женских и мужских душевых. Да и через несколько недель напряженной работы становится все равно, кто моется или переодевается с тобой бок о бок.
- Он должен был перетрахать нам всю округу, всех подходящих самок. Вставить как следует каждой, если вы понимаете, о чем я…
Юлия понимает, слишком хорошо понимает, а еще думает, что Ларссон сам похож на белого медведя – огромный, опасный. Такой перегрызет глотку любому – и эта мысль, внезапно, отдается острым сексуальным возбуждением внизу живота, и, вместо того, чтобы натянуть защитный костюм – она расстегивает лифчик. Понимает, что происходит что-то не то…
То…
Она делает что-то не так…
Так…
Йохим поворачивается к ней – у него эрекция.
- Вставить как следует каждой, - бормочет он.[nick]Юлия Янссен[/nick][status]вирусолог, начальник лаборатории[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/3/201137.jpg[/icon]

[nick]Юлия Янссен[/nick][status]вирусолог, начальник лаборатории[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/3/201137.jpg[/icon]

Их двое – двое мужчин в раздевалке, но трахнет ее кто-то один, Юлия это знает. У нее это горит в мозгу как фосфоресцирующая надпись в темноте. Кто-то один. Самый большой, самый сильный, самый злой, и это не Йохим, нет. Она это знает, и он это знает, хотя первым добрался до ее груди, тискает ее, вминая пальцы в мягкую плоть. Знает, и злобно скалится, когда Хенрик Ларссон подходит ближе. Юлия отходит в сторону, давая им больше места -  Хамбро либо будет драться (и будет побежден), либо признает свое поражение и уйдет. Она не собирается вмешиваться, не собирается мешать, она стоит и ждет – ее трахнет сильнейший. Ее трахнет Ларссон и она этого хочет, сейчас ей кажется, она давно этого хочет. И, когда Хамбро сдувается, сдувается еще до первого удара, Юлия тут же о нем забывает – не слушает, что он там лепечет. Смотрит на Хенрика Ларссона.
Она больно бьется затылком о стену, но это не то, что способно ее сейчас отвлечь от самого главного – впустить его в себя, сжать собой, выдоить до последней капли. Когда он подхватывает ее под бедра, насаживает ее на себя, она уже мокрая – полностью готова совокупиться с ним столько раз, сколько он захочет, сколько она захочет, и сейчас эта жажда кажется ей неутолимой. Она хочет его. Его хер в своей дырке. Хочет трахаться с ним не переставая. Но не только это. Ей хочется его царапать и кусать, хочется почувствовать вкус его крови. А еще хочет быть укрощенной, хочет, чтобы он взял ее так, чтобы на не могла пошевелиться, только скулила под ним. Хочет сказать ему об этом – но вместо этого рычит, как будто забыла человеческую речь, рычит, а потом впивается зубами в его плечо, и это такое сладкое чувство – плоти под зубами, такое сладкое – почти такое же, как ощущение его хера, вбивающегося в нее очень, очень глубоко.

Добежать до охраны Хамбро не успевает. Ему навстречу идет Агнешка – на ней разорван свитер, нет брюк. Она идет, пошатываясь, держась рукой за стенку.
- Господи, Йохим, там какое-то безумие, в столовой… Я не знаю, что происходит… Йохим!
Йохим рычит, валит Агнешку на холодный пол, раздвигая ей коленом бедра – трусов не ней уже нет. И нет тут никого, кто составил бы ему конкуренцию за эту женщину, а значит – она его. Агнешка сначала бьется под ним, а потом начинает поощрительно вскрикивать, дергая бедрами.

Юлия вскрикивает, обхватив ногами Ларссона.
Он трахается как заведенный, трахается как животное, сосредоточившись только на одной задаче – засадить ей как можно глубже. Так, наверное, трахаются медведи с искусственно повышенной фертильность. Она не хочет, чтобы это заканчивалось, злит его укусам и царапинами, трется сиськами, подставляет, дразня, горло – такое белое и гладкое. Сжимает его собой внутри, как будто хочет оторвать его хер и унести с собой, унести в себе. Конечно, она никому не дала на этой станции, конечно – она должна была дать ему, сразу, в первую же минуту, как они друг на друга посмотрели. Широко раздвинуть ноги и позволить вбить в нее свой хер. Удивительно, что она не понимала этого раньше, но зато она понимает это сейчас.

В сауне Ичиро и Эмми смущенно отодвигаются друг от друга. Никто из них не понимает, что произошло, все было как в тумане, но вот туман рассеялся, и оказалось, что Эмми стоит на четвереньках, а Ичиро, вздрагивая, кончает в нее.
Они были друзьями.
Она была девственницей.
Эмми поводит ладонью между ног, смотрит на пальцы – уже нет.
Ичиро в ужасе.
- Боже, Эмми, прости, я… я не знаю, как это случилось.

Юлия тоже не знает, как это случилось, но ей сейчас нет до этого никакого дела. Они еще не закончили – не закончили то, ради чего начали.
[nick]Юлия Янссен[/nick][status]вирусолог, начальник лаборатории[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/3/201137.jpg[/icon]

Толчки, рычание, привкус крови во рту. Тяжесть тела мужчины, вбивающегося в ее тело. По праву сильного, самого сильного, и она признает его силу, уступает. Подчиняется. Больше не рычит – скулит, чувствуя подступающий оргазм, свой и его. И кончает, захлебываясь своими стонами, скулежом, вскриками…
Реальность возвращается медленно, неохотно. Больше всего это похоже на тяжелое похмелье (был у Юлии и такой опыт), когда не сразу понимаешь, где ты и что с тобой. Легче всего ответить на первый вопрос. Она в раздевалке лаборатории. Тут свой, особый запах, который ни с чем не спутаешь: пластика шкафчиков, средства для мытья полов с антисептиком. Сейчас к нему примешивается еще один запах – запах секса. Что с ней – вопрос трудный. Юлия смотрит на свои руки – она стоит на четвереньках прямо на полу, под ее ногтями кровь. Слышит тяжелое мужское дыхание у себя на шее, чувствует тяжесть большого тела, чувствует, как из нее выскальзывает член. Первое, что ей приходит в голову – это изнасилование. Она, со всхлипом, отползает в угол, через плечо с ужасом смотрит на Ларссона.
- Что… что…
Что вы со мной сделали – вот что она хочет спросить. Но потом видит глубокие царапины на плечах Ларссона. Следы укусов, наливающиеся красным. Он не мог сделать это с собой, тогда кто с ним это сделал? Юлия в панике смотрит на свои руки. Она с ним это сделала?

Мозг, словно по сигналу, подключает память – это фрагменты, отдельные картины, а между ними провалы, но и этого хватает, чтобы Юлия испытала шок. Они трахались. Это было не изнасилование, разве что бывает взаимное изнасилование. Она и Ларссон трахались. Это можно было осознать, но понять и объяснить это было невозможно.
- Что произошло? – наконец, формулирует она вопрос, подтягивая к груди колени, пряча от его взгляда тело.
Он голая.
Она совершенно голая.
А еще он кончил в нее.
Это как смотреть фильм даже не с середины, а включить его за пять минут до финала. Он ее трахал, он в нее кончил, она смутно помнит, как рычала и кусалась, а потом кончала, когда он швырнул ее на пол и вошел сзади.
Юлия не любит грубый секс, она ничего не знает о Ларссоне, и не хочет знать, но она совершенно точно не любит грубый секс, и всегда требует от своих партнеров использовать презервативы, даже когда использует оральные контрацептивы.

Йохим и Агнешка вваливаются в раздевалку, и, посмотрев на них, Юлия испытывает короткий, острый и стыдный укол облегчения. Чем бы это ни было, это коснулось не только ее и Ларссона.
- Вы тоже?.. – спрашивает Йохим, как кажется Юлии, со злорадством.
Это злорадство, а еще то, что Ангнешка истерически рыдает и еле стоит на ногах, заставляют Юлию взять себя в руки.
Встать.
Пройти к своей одежде.
Одеться.
Спрятать в карман джинсов разорванные трусы.
Медведь в лаборатории пока что явно не самая большая их проблема.
- Вы тоже трахались! – торжествует Хамбро.
- Ты в порядке? – игнорируя мужчин, Юлия подходит к Агнешке, та сползла по стене и сразу стало ясно, что белья на ней нет. – Тебе нужна медицинская помощь?
- Их было пятеро, пятеро! – рыдает Агнешка. – В столовой! Все дрались и трахались! Дрались и трахались!
- Везде, - уточняет Йохим, у него на лице нервная, дерганная улыбка. – Не только в столовой, везде.

Когда что-то происходит везде, Юлия знает, что нужно делать.
- Хер Ларссон, - официально обращается Юлия к Хенрику, игнорируя все, что между ними произошло – пока игнорируя. – В Центре необходимо объявить карантин. Немедленно. Затем взять у всех кровь на анализ. Так же нужно взять пробы воды и воздуха. Агнешка?
Та рыдает, раскачиваясь из стороны в сторону, сверкая голой задницей. На белой коже синяки от чьих-то пальцев – может быть, даже от пальцев Йохима.
- Хамбро, отведи Агнешку в медицинский блок или вызови медиков сюда, если она не может идти.
- А медведь?
- Медведя в морг, в морозильную камеру.
- Медведем надо заняться немедленно, - заявляет Йохим. – Немедленно!
Юлия сама не понимает, как это происходит. Но вот она стоит у своего шкафчика, а вот уже в следующую секунду она прижимает Хамбро к стене, вжимая локоть в его горло. Тот хрипит, смотрит на нее с о страхом. И ей это нравится. Внезапно ей это нравится.
- Я сказала – в морг. Я сказала – карантин. Что не ясно?
Йохим быстро моргает – ему все ясно. Юлия через плечо смотрит на Ларссона. Он будет с ней спорить? Он ее поддержит? Сейчас важно, чтобы он ее поддержал.
С остальным они разберутся потом.
[nick]Юлия Янссен[/nick][status]вирусолог, начальник лаборатории[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/ec/62/3/201137.jpg[/icon]